ла, Титов поднялся с кресла. Несколько  секунд
они, улыбаясь, смотрели друг на друга, затем профессор  молча  пожал  руку
Титову. Они вышли на балкон. Отсюда, с высоты третьего этажа,  были  видны
корпуса лабораторий. Сразу же за оградой института начинался лес.
   Среди  высоких  сосен,  подступавших  к  самой  территории   института,
виднелись жилые дома, а левее, там, где лес становился  гуще  и  уходил  к
самому горизонту, лежала прямая просека, устремленная к видневшейся  вдали
железнодорожной станции.
   Сюда уже не доносился шум  столицы,  и  загородная  тишина  прохладного
майского  утра  только  изредка  нарушалась   низкими   трубными   звуками
проносящихся за лесом электропоездов.
   - Хорошее утро, Федор Федорович!
   -  Утро  чудесное,  -  вздохнул  полной  грудью  профессор.  -  И  утро
великолепное, и вы меня обрадовали сегодня, Иван Алексеевич. Хорошо! А вот
только... только вот письмо это меня огорчило. - С полного  розового  лица
профессора сбежала улыбка, глаза потемнели, и он пристально  посмотрел  на
Титова. - Да, огорчило.
   - Чем же, Федор Федорович?
   - Уже были факты откровенного интереса к работам Зорина со стороны не в
меру любопытных людей.
   Титов задумался - да, судьба такого  открытия  должна  быть  в  крепких
руках!
   - Тревожно, конечно,  Федор  Федорович.  Но  знаете,  после  встречи  с
капитаном Бобровым у меня осталось  впечатление,  что  он  очень  толковый
работник. Охрана работ Зорина организована надежно.
   - Вы правы, Иван Алексеевич, но не только в этом дело.
   Сибирцев оперся руками о перила балкона  и  помолчал  некоторое  время.
Легкий  ветерок  шевелил  его  мягкие,  почти  совсем  седые  волосы.   Он
пристально всматривался в показавшееся над лесом пятно:
   - Видите, самолет летит!
   Самолет приближался, слышно было характерное стрекотание его мотора,  а
вскоре можно было определить, что низко  над  лесом  пролетал  У-2.  Титов
недоуменно  посмотрел  на  профессора,  стараясь   определить,   чем   мог
заинтересовать его "кукурузник".
   - Вы никогда не задумывались, Иван Алексеевич, над тем,  что  могло  бы
произойти... - Сибирцев поднял голову, проводил взглядом  прошумевший  над
крышей самолет и обернулся к Титову. - Что могло бы произойти, если бы вот
такой тихоходный, вооруженный одним пулеметиком самолет вдруг появился  во
времена, ну, предположим, во времена наполеоновских войн? Не задумывались,
а?  -  Веселые  морщинки  окружили  темно-серые  глаза  профессора,  и  он
хитровато посмотрел на Ивана Алексеевича.
   - Задумываться не задумывался, Федор Федорович,  но  очень  легко  могу
себе представить, что если бы "кукурузник" появился при Наполеоне, то  мог
бы деморализовать все его полчища, а может быть и решить  исход  огромного
сражения.
   - Вот-вот, вы представляете, какую бы панику мог наделать скромный У-2!
Но все дело в том, что во времена Наполеона не мог появиться  самолет,  да
еще в одной  какой-нибудь  стране.  Такие  открытия  подготовляются  общим
уровнем знаний, общим развитием науки и техники. Изобретения одного и того
же порядка возникают почти повсеместно.
   Титов начал понимать профессора, и по мере того,  как  он  догадывался,
что хотел сказать Сибирцев, лицо его становилось все более серьезным.
   - Не исключена  возможность,  Иван  Алексеевич,  что  работы  подобного
направления проводятся  не  только  в  нашей  стране.  Они  подготовлялись
предварительными изысканиями десятков  ученых,  общим  продвижением  науки
вперед. Да, подобное открытие могло быть сделано и в других странах. И  не
это  страшно,  -   страшно   то,   что   овладение   методом   воздействия
электромагнитных колебаний на процессы, протекающие в живых клетках, может
не только служить человеку, помогая ему в его извечной борьбе с  природой,
не только облегчать создание огромного количества материальных  ценностей,
но и может стать орудием угнетения, порабощения и эксплуатации.
   Через открытую дверь балкона послышался телефонный звонок,  и  Сибирцев
поспешил в кабинет.  Титов  постоял  некоторое  время  в  нерешительности:
остаться ли ему на балконе или последовать за профессором?
   Федор Федорович окончил разговор по телефону  и  пригласил  заведующего
лабораториями в кабинет.
   - Я уверен, Иван Алексеевич, -  продолжал  Сибирцев,  когда  они  вновь
уселись за столом, - что вы  совершенно  правильно  поступаете,  тщательно
подбирая и  просматривая  всю  иностранную  литературу,  в  которой  может
проскользнуть что-нибудь по этом  вопросу.  Как,  в  последнее  время  вам
ничего не попалось интересного?
   - Не попалось, Федор Федорович.
   -  А  вы  не  читали  в  "Америкэн  дайджест  сайнс"  статью   инженера
Крайнгольца "Методы обнаружения биологических излучений"?
   - Не читал, Федор Федорович.
   - Жаль, - густые брови Сибирцева  быстро  приподнялись,  -  обязательно
прочтите. "Америкэн дайджест сайнс" вы затребовали?
   - Нет, мне казалось, что "Американская наука" печатает уж слишком много
ненаучных статей.
   - Не спорю. В этом журнале  печатаются  статьи,  далекие  от  передовой
науки, но мы должны, Иван Алексеевич, очень внимательно присматриваться  к
тому, над чем работают ученые там. Вот, например, статья  Крайнгольца  для
нас может быть очень интересной. Так что видите, - рассмеялся профессор, -
даже "Америкэн дайджест сайнс" бывает полезно читать. Больше  того,  совет
мой - не гнушайтесь и менее солидными органами буржуазной печати, иногда и
псевдонаучными журнальчиками: в них проскальзывают такие вещи, которые  за
границей люди  пишут  в  погоне  за  блефом,  за  сенсацией.  И  частенько
выбалтывают в них больше, чем хотелось бы их хозяевам.
   - Непременно воспользуюсь вашим советом, Федор Федорович,  -  улыбнулся
Титов, - непременно.
   - Ну вот и прекрасно, а теперь  давайте  займемся  темой.  Выкладывайте
подробненько, как прошли последние испытания.
   Титов  рассказал   профессору   о   завершающих   испытаниях,   показал
осциллограммы и характеристики прибора. Сибирцев внимательно  просматривал
материалы и по мере того, как он изучал их, лицо его все больше  светлело.
Титов почувствовал, что "зачет" он сдает успешно.
   Зазвонил телефон.
   После того как Сибирцев окончил разговор и осторожно положил трубку  на
рычаг, он еще несколько минут сидел молча, потом поднял глаза на Титова и,
показав на телефон, тихо сказал:
   - Обнаружен еще один человек, который в свое время тоже, надо полагать,
побывал в этом проклятом месте.
   - В Браунвальде?
   Сибирцев молча кивнул.
   - Где сейчас больной?
   - В клинике института радиофизиологии. Я свяжусь с ними и,  как  только
представится возможность, надо будет туда проехать...
   Тяжело опираясь на подлокотники  кресла,  профессор  поднялся  и  снова
подошел к балконной двери. Его глаза долго всматривались в сизую дымку над
лесом,  с  лица  сошли  веселые  морщинки.  Титов  привык  считать  Федора
Федоровича более молодым. А на самом деле...
   Как бы опровергая мысли Титова,  старый  профессор  живо  повернулся  к
нему, лицо его вновь осветилось улыбкой, и он весело сказал:
   - А я могу сообщить  вам  и  нечто  приятное.  У  вас  будет,  наконец,
электрофизиолог. Егоров, Петр Аниканович. Молодой, правда, но  рекомендуют
как способного сотрудника. Рады?
   -  Ну,  еще  бы!  Некоторые  темы  просто  невозможно   проводить   без
электрофизиолога. А Браунвальдом давно пора заняться вплотную.
   - Да, не везет нам с Браунвальдом. Такая нелепая смерть предшественника
Протасова. Протасов...
   - Я думаю,  что  новому  сотруднику  придется  поддерживать  контакт  с
Пылаевым. Изучение больных Браунвальда поможет ему в его работе.


   От разговора с Егоровым у  Титова  осталось  впечатление,  что  молодой
ученый еще колеблется в выборе места работы, а это меньше всего устраивало
заведующего лабораториями. Титов привык,  чтобы  его  сотрудники  были  не
только  хорошими  исполнителями,  но  целиком,   органически   входили   в
творческие изыскания, работали с увлечением, а главное, - по призванию.
   Что  не  устраивает   Егорова,   как   заинтересовать   его   тематикой
лабораторий?
   - Признайтесь, Петр Аниканович, - с улыбкой говорил Титов, обращаясь  к
электрофизиологу, - вы, кажется, не очень-то жаждете попасть к нам?
   - Нет, нет! Почему же? Я думаю... - Егоров смущался все больше. Белизна
его лица, свойственная рыжеватым людям, быстро  сменилась  румянцем.  -  Я
думаю, что, работая у вас, под вашим руководством...
   - Петр Аниканович, - Титов решил помочь молодому ученому, очевидно,  из
деликатности не находившему в себе смелости прямо ответить  на  вопрос,  -
больше всего мне хотелось бы, чтобы вас по-настоящему увлекла наша работа,
всерьез. Примерно так, как в оставленной вами лаборатории.
   Егоров  заулыбался,  поправил  очки,  толстыми  стеклами   прикрывавшие
близорукие глаза, и с подъемом сказал:
   -  О,  там  проводились  интересные  изыскания.  По  правде  говоря,  я
надеялся, что и после окончания  аспирантуры  смогу  продолжить  в  другом
месте начатую там работу.
   - Где же, если не секрет?
   - Буду откровенен с вами, Иван Алексеевич. Больше всего мне хотелось бы
работать в институте радиофизиологии. Тем более, что именно там,  как  мне
известно, широко используют аппаратуру Зорина. А моя мечта работать в  той
области науки, которая может применить это открытие!
   - Вы когда-нибудь видели аппаратуру Зорина?
   - Нет, Иван Алексеевич, не видел.
   Титов порывисто встал с кресла.
   - Тогда пойдемте, товарищ Егоров.
   Выйдя из кабинета, они быстро прошли по  длинным  коридорам  института.
Щупленький, низкорослый  Егоров  едва  поспевал  за  складным,  подтянутым
заведующим лабораториями.
   Они поднялись на третий этаж и через широкую застекленную дверь вошли в
электронно-вакуумную лабораторию.
   По лаборатории Титов шел медленно,  иногда  останавливаясь  на  минутку
около стоящих за монтажными столами вакуумщиков, одетых в белые халаты.
   В конце зала возвышался каркас, обтянутый крупной металлической сеткой.
Внутри каркаса находился растянутый на амортизаторах громадный  стеклянный
сосуд причудливой формы.
   Здесь происходило испытание законченной установки.
   Титов остановился, заложил за спину руки и кивком головы указал Егорову
на метавшееся внутри огромного стеклянного  сосуда  голубоватое  свечение.
Казалось, в сосуде бушевала энергия, стараясь вырваться из крепких объятий
стекла и металла.
   - Так, значит, это и есть...
   - Нет, нет, товарищ Егоров, - улыбнулся Титов, -  не  это.  Это  прибор
АС-3, который проходит сейчас  сдаточные  испытания.  Он,  надеюсь,  очень
пригодится вам, если вы согласитесь взяться за разработку предложенной вам
темы. Ну, а теперь пойдемте дальше.
   Титов подошел к небольшой, обитой металлическими листами двери в  конце
электронно-вакуумной лаборатории, вынул из кармана ключ,  открыл  дверь  и
пропустил Егорова вперед.
   Здесь царил полумрак. Окна были зашторены плотной  черной  материей,  и
только откуда-то сверху лился мягкий сиреневый свет.
   Посреди почти пустой просторной комнаты возвышался постамент из  хорошо
отполированного  дерева,  на  котором  стояла  выполненная  в  специальных
лабораториях  последняя  модель  аппарата  Зорина.  Откинув  хромированные
застежки футляра  и  приподняв  обтекаемой  формы  крышку  прибора,  Титов
уверенными, четкими движениями пальцев извлек  из  него  небольшую  темную
трубочку.
   - Вот основная часть прибора - его  сердце!  -  Титов  приподнял  перед
собой трубку и некоторое время задумчиво смотрел на нее. - А сейчас я  вам
покажу, с чего начал Зорин.
   Титов подвел Егорова к большому шкафу, достал оттуда эбонитовую  доску,
покрытую прозрачным колпаком, склеенным из  толстых  листов  органического
стекла, и указал на  видневшийся  под  колпаком  приборчик.  На  небольшом
шасси, с лампами нескольких каскадов усиления, был  укреплен  каркасик  из
тонких алюминиевых уголков, поддерживающий  темную  трубочку  величиной  с
сигару.  От  контактов,   укрепленных   на   концах   трубочки,   отходили
разноцветные проводники. Все было  так  примитивно  и  просто,  так  плохо
вязалось  с  только  что  виденными  совершенными  приборами,  что  Егоров
недоуменно взглянул на Титова.
   - Вот это, товарищ Егоров, - Титов положил свою сильную широкую руку на
угол  прозрачного  колпака,  -  вот  это  точная  копия  первого  прибора,
собственноручно сделанного академиком Зориным, сделанного уже очень давно.
   Егоров  поправил  очки,  несколько  раз  плотно  сомкнул   веки   своих
близоруких глаз и наклонился к колпаку,  пристально  рассматривая  прибор.
Незначительный  с  виду,  грубовато   выполненный,   похожий   скорее   на
лабораторно  выполненную  схему,  чем  на  уже  отработанный,  компактный,
продуманный во всех мелочах аппарат.  Да,  это  была  первая  модель,  еще
несовершенная, сделанная руками самого изобретателя. Но при  помощи  этого
прибора удалось то, на что многие годы тщетно тратили свои усилия  десятки
ученых всего мира. Зорин впервые в  истории  науки  сумел  своим  прибором
зарегистрировать излучение живых организмов, дать количественную, а  самое
главное - качественную характеристику этого излучения.
   С неизъяснимым восторгом  молодой  ученый  рассматривал  каждую  деталь
прибора, и его охватило особенное, трепетное чувство от сознания того, что
он  стоит  сейчас  у  аппарата,  изобретение  которого   открывает   новые
неограниченные возможности в развитии биологической науки.  Он  выпрямился
и, щуря близорукие глаза, обратился к Титову:
   - Вы знаете, Иван Алексеевич, я сейчас чувствую  примерно  то  же,  что
много лет тому назад, в политехническом музее, когда смотрел  на  покрытую
вот таким же пластмассовым колпаком модель грозоотметчика Попова. Я  долго
стоял у экспоната и  думал:  какой  огромный  путь  проделало  изобретение
великого русского ученого!
   Титову понравилась аналогия, проведенная Егоровым, и он  подумал,  что,
действительно, в конце прошлого  века  скромный  приборчик  только  принял
сигналы, посланные из соседнего корпуса, а теперь...
   - Теперь радиоволны, - продолжал Егоров, - облетают  весь  земной  шар,
уже посланы на Луну и скоро будут завоевывать межпланетное пространство!
   Егоров внезапно остановился, взглянув на Титова и заметив на  его  лице
суровые складки. Ему стало неловко от того, что он увлекся.  Быстро  надев
очки, он еще раз взглянул на Титова и  теперь  рассмотрел  в  его  веселых
умных глазах такое искреннее внимание и сочувствие, что решил продолжать.
   - Да, вот и это открытие, - Егоров прикоснулся тонкими белыми  пальцами
к прозрачному колпаку, - позволит сделать многое и ляжет  в  основу  новых
отраслей науки. Открытие - какое замечательное слово! Ведь оно означает не
только то, что кто-то изучил новое явление, нет,  если  это  по-настоящему
большое  открытие,  оно,  как  правило,  _открывает_  новые  пути,   новые
возможности!
   Титов  с  удовлетворением  отметил,  что  электрофизиолога,   очевидно,
удастся увлечь творческими заданиями лаборатории. А восторженность...  это
со временем пройдет.
   Гораздо хуже, когда ее нет у молодого ученого.
   - А вы не думаете, Петр Аниканович, что подобные  открытия  могут  быть
использованы не только на благо человеку, но и во вред ему?
   Редкие рыжеватые брови Егорова удивленно поползли вверх.
   - Во вред?!
   Титов молча кивнул,  водворил  на  место  модель  и  рассказал  Егорову
кое-что об охотниках за изобретением Зорина.
   Еще во время Отечественной войны некоторые зарубежные  ученые  усиленно
интересовались  открытием  Зорина.  При  посещении  института  они   очень
пространно и пышно говорили о содружестве  великих  народов,  борющихся  с
фашизмом, о необходимости международного объединения ученых и вместе с тем
довольно нескромно расспрашивали именно о  тех  открытиях,  которые  могли
иметь   стратегическое    значение.    Одному    проворному    американцу,
подвизавшемуся в каком-то  весьма  сомнительном  амплуа  консультанта  при
представителе союзного командования, пришлось даже очень быстро исчезнуть.
   -  Американец  бежал,  -  задумчиво  продолжал  Титов,  -  бежал  столь
поспешно, что его не успели расспросить как следует, откуда у  него  такой
повышенный интерес к открытию Зорина. Да, Эверс бежал. Но дело  еще  не  в
этом. Ему ничего не удалось выведать, но как раз в те дни  исчез  один  из
сотрудников института - инженер Протасов. До сих пор неизвестно,  не  стал
ли он жертвой этого  повышенного  интереса  к  открытию  Зорина.  Известно
только, что  Протасов  выехал  в  филиал  института  в  Петровское.  Перед
отъездом он заходил к Зорину, на его московскую квартиру, а  дальше  следы
теряются. Никто не видел его ни на московском вокзале, ни в  пути,  ни  на
станции в Петровском. От Москвы до Петровского несколько  сот  километров.
Трудно сказать, где произошло несчастье.
   Следственные органы проделали огромную работу, разыскивая  исчезнувшего
инженера, но им так и не удалось ничего установить. А что если он  унес  с
собой хотя бы частицу открытия Зорина?! Вам теперь понятно,  надеюсь,  как
важно, в чьих руках будет судьба такого открытия. Кстати, Петр Аниканович,
если вы решите работать у нас, вам придется быть  чрезвычайно  осторожным.
Весьма вероятно, что вместе с тематикой Протасова  вы  получите  и  другое
"наследство". Могут и вами заинтересоваться. Это не испугает вас, надеюсь?
   - Никак! С детских лет неравнодушен к приключениям.
   - Вот как!  -  Титов  несколько  критически  посмотрел  на  маленького,
щупленького Егорова. - Ну, в таком случае, вы поможете мне  разобраться  в
одном довольно сложном деле.
   - Я?
   - Да, вы, - улыбнулся Титов, - но об этом позже. Теперь вы увидели, что
и у нас вам придется иметь дело с открытием Зорина, и я надеюсь, ни о  чем
не будете сожалеть. Не так ли?
   - О, нет! Я уже и сейчас не жалею -  вижу,  что  здесь  можно  заняться
весьма интересными делами, ну, а что касается  моего  желания  работать  в
институте радиофизиологии...
   - Имейте в виду, работая здесь, вам придется поддерживать очень крепкую
связь с этим институтом.
   - Да что вы говорите!
   - И для начала, - Титов посмотрел на часы, - давайте съездим в  клинику
этого института.


   До сих пор оставалось невыясненным, как могли уцелеть несколько человек
из  тех,  кто  побывал  в  лапах  фашистских  извергов,  проводивших  свои
кошмарные эксперименты в Браунвальде.
   К приходу частей Советской Армии гитлеровцы уничтожили все, что некогда
находилось  на  так  называемом  "объекте  55".  Части,  которые   первыми
ворвались в расположение "объекта", нашли груды  еще  дымящихся  развалин,
исковерканные взрывами сооружения и затопленные подземелья. В  подземельях
были обнаружены десятки трупов людей, погибших при затоплении.
   Расследованием специальной комиссии было установлено, что на  "объекте"
проводились  зверские  эксперименты  над  живыми   людьми,   насильственно
угнанными гитлеровцами из временно оккупированных областей.
   Изуверы довольно тщательно  сумели  скрыть  следы  своих  преступлений.
Кроме того, что работами на "объекте 55" руководил доктор Тиммель,  ничего
установить не удалось. О дальнейшей судьбе Тиммеля также  ничего  не  было
известно. Не известно было, кто сотрудничал с ним и чем именно  занимались
там фашистские "ученые".
   Комиссия по  делу  о  зверствах  в  Браунвальде  установила  проведение
невероятных  по  своей  жестокости  операций  над  десятками  впоследствии
затопленных в подземельях людей. У одних  были  удалены  различные  центры
головного мозга, у других мозг оказался в значительной части обнаженным. У
большой группы людей не нашли следов операции, но их  сведенные  страшными
судорогами тела и выражение ужаса, застывшее на лицах даже  после  смерти,
указывали на то, что и они еще при жизни  подвергались  каким-то  страшным