- там готовятся... Да, если окажется, что Никитин запутан
в каком-то темном деле, - это лишний раз подтвердит мои опасения.
   - Сергей, у меня есть опасение надолго остаться в трусиках. Кроме  них,
мне бы хотелось надеть на себя еще кое-что.
   - Прости, Миша, прости - увлекся. Сейчас я тебе солью.
   Бродовский с наслаждением стал плескаться над  тазом,  моя  лицо,  шею,
руки.
   - Так чего же опасаешься ты? - спросил Бродовский,  фыркая,  отдуваясь,
смывая мыло под струйкой воды:
   - Опасаюсь, чтобы нас не застигли врасплох. - Резниченко подал  Михаилу
полотенце  и  с  увлечением  продолжал:  -  Я  считаю,  что  нужно  срочно
готовиться к борьбе. Формы борьбы становятся очень своеобразными. Во  всей
предыдущей истории войн не было и намека на что-либо подобное. Сражения на
суше - это самые древние  сражения  в  истории  человечества.  Как  только
человек  стал  осваивать  водную  стихию,  начались  сражения  на   морях.
Появились подводные лодки и самолеты, сражения  начались  под  водой  и  в
воздухе. Но еще не было сражения в мировом эфире. Теперь оно готовится.
   Бродовский  стал   одеваться   медленнее,   прервав   одевание,   сидел
неподвижно, внимательно следил за  Сергеем.  Резниченко,  часто  откидывая
назад мягкие, слегка вьющиеся волосы, ходил  из  угла  в  угол  и  со  все
возрастающим увлечением говорил о делах, которые, как  видно,  его  больше
всего занимали.
   - Михаил, мы знаем друг друга с детства.  Мы  немало  сделали,  работая
вместе. Никто не может помочь мне так, как ты. Никому, кроме  тебя,  я  не
могу довериться. Пойми, с тобой мы сможем делать чудеса. Вместе  мы  можем
осуществить идею "защиты" и стать во главе института. Да, да, и не  только
института. Ты подумай, что может дать нам  создание  защитной  аппаратуры!
Михаил,  оставь  безнадежную  возню  с  биоксином,  с  идеей   выращивания
невиданных урожаев. Ты талантливый радиофизик и вместе с тобой  мы  сможем
создать оружие нового типа. Грозное, могущее,  способное  в  любой  момент
отразить  готовящееся  нападение.  Способное  противостоять  врагу,  когда
начнется борьба в эфире!
   - Все это очень серьезно, Сергей. Над  этим  надо  подумать.  -  Михаил
старательно расчесывал свои черные, непослушно свивающиеся в кольца мокрые
волосы и поглядывал  на  все  еще  продолжавшего  расхаживать  по  комнате
Сергея. -  Надо  подумать.  Если  ты  хочешь,  мы  еще  вернемся  к  этому
разговору, но знаешь, свою работу я не оставлю никогда. Мы еще не добились
результата. Но я уверен - добьемся. Обязательно добьемся, у нас  в  стране
будут выращивать по три-четыре урожая в год!
   Резниченко остановился посреди комнаты.
   - Но ведь пойми, поля надо защищать, надо защищать людей, работающих на
этих полях, надо защищать страну!
   - Надо.
   - И ты?..
   - И я думаю, Сергей, что об этом уже позаботились.
   Резниченко медленно опустился на стул. Еще никогда, с  первого  момента
возникновения его идеи защитной аппаратуры, ему не приходила в голову  эта
простая и ясная мысль. "Что же это? Что он сказал? А ведь и правда... Нет,
нет! Это было бы чудовищно. Ведь тогда рухнуло  бы  все.  Все  мечты,  все
надежды. Не может быть! Кто  мог  сделать  это?  Кто?  Ведь  это  было  бы
известно!"
   - Сергей, позволь мне взять галстук. - Резниченко подскочил со стула  и
освободил прижатый его широкой спиной галстук.
   - Ты, значит, считаешь?.. - еще раз услышать  эту  трезвую  мысль  было
слишком страшно, и Резниченко  изменил  вопрос:  -  Ты  считаешь,  что  не
сможешь бросить свой биоксин?
   - Нет,  Сергей,  не  смогу,  -  твердо  ответил  Бродовский,  продолжая
трудиться над галстуком. - Не смогу.  И  не  смогу,  пожалуй,  работать  с
тобой.
   - Со мной? Я не понимаю тебя, Миша, твой тон... Может быть, я  позволил
себе что-нибудь в разговоре... Может...
   - Нет Сергей, ничего особенного. Мне только  больно  было  услышать  от
тебя одну фразу.
   - Заранее прошу прощения. Я, наверное,  оговорился,  я  и  не  думал...
Поверь, Михаил, и в мыслях не было тебя обидеть!
   - О нет! Ты не обидел меня и не оговорился, к сожалению.
   - Ничего не понимаю.  О  какой  фразе  идет  речь?  -  начал,  наконец,
нервничать Резниченко.
   - "...Мы можем стать во главе института".
   - Михаил!.. - Резниченко почувствовал, как краска заливает его лицо,  и
не мог сообразить, что ответить Бродовскому.
   В двери постучали.
   - Сергей, Михаил! - донеслось из-за дверей. - Да скоро ли вы, наконец?!
   - Идем, идем!
   Бродовский быстро надел пиджак,  мельком  глянул  в  зеркало,  еще  раз
поправляя галстук, и они перешли в столовую.


   Кроме Резниченко и Лены, Бродовский ни с кем не был знаком,  но  как-то
сразу  сумел  завоевать  симпатии  всех  гостей.  Веселый,   подвижной   и
остроумный, он везде успевал: открывал консервы и бутылки, менял пластинки
на радиоле, устанавливал на столе цветы, и все это,  казалось,  проделывал
одновременно.
   За  ужином  всякий  раз,  как  только  беседа  грозила  стать   слишком
академической, забавные рассказы Бродовского оживляли ее.
   Начались танцы, и  Михаил  успевал  танцевать  со  всеми,  кто  на  это
отваживался. С Женей Беловой он  изобразил  что-то  фокстротистое  и  даже
довольно уверенно, хотя и  далеко  не  по  правилам,  прокружил  в  вальсе
престарелую жену профессора Журавского.
   В течение всего вечера Женя с интересом наблюдала за Михаилом, и у  нее
сложилось впечатление, что он старался не разговаривать с Леночкой  и  что
ему не так уж весело, как это могло показаться окружающим.
   Жене не сиделось в залитых светом и наполненных шумом веселья комнатах,
и она частенько уединялась на веранде. Все ее думы были там,  в  маленьком
домике с закрытыми ставнями. Что делает сейчас  Андрей?  Что  с  ним,  что
происходит вокруг него? Захотелось вынуть  письмо  и,  в  какой  уже  раз,
вчитываясь в непонятные, взволнованные и такие дорогие строки, постараться
разгадать, что же с ним!
   - Женька, ты опять убежала! - окликнула сестру Лена, выходя на веранду.
Лена была радостно возбуждена. Такой  Женя  не  видела  сестру  с  момента
приезда. - Нехорошо уединяться, Жека.
   - Не до веселья мне сейчас, Лена.
   - Понимаю, - тихо ответила старшая, и  лицо  ее  на  минутку  сделалось
серьезным, но  вот  на  нем  снова  вспыхнула  радостная  улыбка  -  через
раскрытые окна на веранду донесся дружный смех.  -  Это,  наверное,  опять
Михаил. Если бы не он, у Сергея сегодня была бы очередная скучища.
   - Лена!
   - Да, девочка.
   - Когда он  пришел,  когда  ты  увидела  его,  то,  кажется,  смутилась
немного.
   - Смутилась?.. Может быть.
   - Ты ему нравилась?
   - Да, даже больше. Переживал, бедняга, - я видела все это, понимала, но
что я могла поделать? Как сейчас помню, приехал он к нам  на  дачу.  Вечер
чудесный был - весна. Так не хотелось огорчать его  и  надо  было  сказать
последнее слово. Я  спросила  его:  "Ты  меня  очень  любишь?"  -  "Люблю,
говорит, безумно люблю!" - "Ну вот, говорю, я так же люблю другого".
   Сестры помолчали. Потянуло  вечерним  свежим  холодком,  и  Лена  зябко
поежилась.
   - Это был Сергей? - тихо спросила Женя.
   - Ну, конечно же.
   - Елена Андреевна!
   Белова вздрогнула и обернулась к вошедшему на веранду Титову.
   - Вы меня напугали.
   - Не может быть! Ведь мы с  вами  ничего  не  боялись  даже  в  "святая
святых", - рассмеялся Иван Алексеевич. - О чем это вы тут  в  полумраке  с
сестренкой мурлыкали? Все, небось, амуры.  Ну,  ну,  не  буду  затрагивать
нежные струны.
   На веранду вышел  Сергей  и  еще  кто-то  из  гостей,  Всем  захотелось
подышать прохладным вечерним воздухом, освежиться.  Здесь  становилось  не
менее шумно, чем в комнатах, и Женя уже порывалась встать и  уйти,  как  к
ней подошел Титов. С первых же  слов  он  сумел  расположить  ее  к  себе.
Каким-то особенным спокойствием и отеческой теплотой веяло  от  его  слов.
Худощавый, стройный, с большими, глубоко врезавшимися складками у  рта,  с
седыми висками, с  двумя  крупными  вертикальными  морщинами  на  лбу,  он
казался не по летам молодым. Не то умные, светящиеся  добротой  глаза  его
молодили, не то голос - мягкий, ласковый - делал его гораздо моложе  своих
лет, только Женя чувствовала, что говорит с ним,  как  со  сверстником.  С
ним, жизнерадостным, открытым и простым, легко было  говорить,  ему  можно
было поведать самое сокровенное, самое дорогое.
   Веранда опять опустела, и Титов с Женей  уселись  в  плетеных  креслах,
поставленных в уголке, беседуя тихо, задушевно.
   Титов говорил о себе. Лаконично, с  хорошим  русским  юморком  и  очень
образно. За короткими и меткими его фразами вставали картины пережитого, и
Жене казалось, будто она шагала вместе с ним по  дорогам  войны,  вошла  в
Германию и побывала у развалин Браунвальда. Когда он говорил о затопленных
подземельях, о замученных фашистами людях,  в  голосе  появлялись  гневные
нотки. А когда вспомнил о жене... Он понимает, что прошло уже  много  лет,
что чудес не бывает, но до сих  пор  при  воспоминании  о  Кате  сжимается
сердце. До сих пор перед глазами стоит ее маленькая  фигурка  в  промокшей
мешковатой шинели. Пропала без вести, а может быть, и она была там? Может,
изверги и ев...
   - Не надо, Иван Алексеевич, не надо! - Женя  схватила  его  большую,  в
узловатых венах руку и долго держала ее в своей, маленькой и  теплой.  Так
хотелось сказать ему что-то, так нужны были слова утешения!
   - Вы до сих пор любите ее? Вы до сих пор помните о ней, до сих пор  она
заполняет ваше сердце. Как это хорошо! Какое же светлое чувство - любовь!
   И желание, чтобы Иван Алексеевич не возвращался к так  волновавшей  его
теме, и непреодолимое стремление излить ему все, что  накопилось  в  душе,
оказалось сильнее овладевшей  ею  за  последние  дни  скованности,  и  она
заговорила о себе, о своей большой и тяжелой любви. Иногда самое заветное,
интимное трудно бывает высказать близким, и вдруг  совсем  мало  знакомому
человеку скажешь все, откроешь, облегчишь душу.
   Женя  говорила  сбивчиво,  порывисто,  поспешно.  Хотелось  так   много
сказать, и боялась: вот-вот войдет  кто-нибудь,  прервет,  помешает  и  не
удастся закончить разговор, который был нужен, облегчал и начинать который
снова уже не захочется. Титов слушал внимательно, молча, и его  молчаливое
внимание было очень дорого.
   - Вот и все, - тихо закончила Женя.
   - А письмо?
   Словно от прикосновения к чему-то  очень  неприятному  по  телу  прошла
дрожь, и кровь бросилась в лицо. Только тут  она  поняла,  что  в  течение
всего рассказа почему-то старалась не упоминать  о  письме.  Теперь  этому
по-отечески расположенному к ней человеку было стыдно соврать.
   - Какое письмо?
   - Не надо, Женечка. Не говорите того, что вам не хочется. Будет  время,
когда вы сами захотите  придти  ко  мне  и  прочесть  письмо,  которое  вы
получили от Никитина четыре дня тому назад. Может быть,  это  будет  нужно
вам и ему. Тогда приходите. Я  выслушаю  вас  и,  если  смогу,  постараюсь
помочь.
   Титов встал с плетеного кресла.
   - Иван Алексеевич! - Женя протянула Титову несколько сложенных вчетверо
листков. - Иван Алексеевич, вот!


   Гости разошлись, и на веранде остались только "свои" - Михаил и  сестры
Беловы.
   - Михаил Николаевич, вы просто очаровали Наталью Филипповну. Когда  это
вы успели? Смотрите, чтобы профессор Журавский не вызвал вас на дуэль!
   - О, это было бы сенсационно, разумеется, и доставило бы вам, женщинам,
большое удовольствие.
   - Женщинам? - удивленно переспросила Женя.
   - Ну, конечно, - засмеялся Михаил, искоса посмотрев  на  Леночку.  -  А
знаете, смешно бы это  выглядело  теперь!  Вы  подумайте,  раньше  дрались
каменными  топорами,  потом  на  шпагах,  на   пистолетах,   а   теперь...
Представьте себе -  взвиваются  в  воздух  два  истребителя  и  начинается
воздушный бой. Они входят в пике, делают самые невероятные фигуры  высшего
пилотажа, стараясь зайти в хвост друг другу и р-р-р-расстрелять  соперника
из своих пулеметов. Очередь за очередью сверкает в  воздухе,  и,  наконец,
один из них падает сраженный! Эффектно, а?
   Женя улыбалась, слушая Бродовского, смотрела пытливо то на него, то  на
Лену и думала: "Какой он веселый и хороший, наверное, а вот не  понравился
Лене. Жаль!"
   Лена сидела молча, мяла маленький  платочек  в  руках  и  старалась  не
встречаться взглядом с Михаилом. Сергею явно не нравилась веселость друга,
и он постарался придать разговору более серьезное направление:
   - Как успехи твоей экспедиции, Михаил?
   - Вы были в экспедиции? - живо подхватила Женя.
   - Где, когда? Расскажите.
   - Я ездил в экспедицию к Солнцу.
   - Вы опять шутите.
   - Нисколько. Мы забрались в горы со своими приборами как можно  повыше,
чтобы быть поближе к Солнцу.
   - Ну, - усмехнулась Лена, - приблизились вы не намного!
   - Да, не намного, но нам уже не так мешала толща атмосферы.
   - А разве вам очень мешает атмосфера нашей старой планеты?
   - Очень, Женя. Она не дает  возможности  исследовать,  как  полагается,
диапазон радиоволн, который излучает Солнце. Вы же знаете,  что  Солнце  в
очень широком диапазоне излучает радиоволны. Из этой  разнообразной  гаммы
мы стремимся вычленить именно те излучения.  которые  влияют  на  развитие
растений, на те или иные процессы в организме человека.
   - Рост растений? Разве вы, радиофизик, занимаетесь стимуляторами роста?
   - Вот это, кажется, самое юмористическое, что есть в Михаиле, - вставил
Резниченко, который,  казалось,  мрачнел  по  мере  того,  как  возрастало
веселье в его доме.
   - Юмористическое?
   - Ну, конечно. Ведь ты радиофизик и вдруг, увлекся растениями!
   - Да, на данном этапе  растениями.  И  это  увлечение,  думаю,  понятно
каждому - растения покрывают почти всю поверхность Земли, растут в  реках,
морях  и  океанах.  И  продукты  питания,  и  стройматериалы,  и  основные
энергетические запасы нашей планеты - все это результат  жизнедеятельности
растений. С доисторических времен и до  наших  дней  все  усилия  человека
направлены на то,  чтобы  в  результате  _выращивания_  растений  получать
нужные ему продукты. Ускорение роста - вот чем надо овладеть. И, я уверен,
мы овладеем.  Радиофизики  помогут  растениеводам,  научат  их  управлять,
стимулировать рост и получать невиданные урожаи.
   - Стимуляторы роста, как тебе известно, уже практически применяются,  -
сухо заметил Резниченко.
   - Это не то!
   - Как не то? Уже есть препараты, повышающие  урожайность  до  двадцати,
даже до пятидесяти процентов.
   - До двадцати, пятидесяти процентов! Ты же знаешь - я хочу, чтобы можно
было получать три, четыре урожая в год!
   - Михаил! Ты рассуждаешь как дилетант!
   - Подожди, подожди,  Сережа!  Это  очень  интересно!  -  глаза  Леночки
блестели. - Если есть хоть какая-нибудь возможность осуществить это...
   - ...то это поможет "усовершенствовать растения".
   - Да, поможет! И ты напрасно иронизируешь.  Получая  в  год  три-четыре
поколения  растений,  и  можно  ускорить  ведение  работ  по  направленной
изменчивости.
   - Лена, ты опять со своими мечтами о свекле, из которой можно  выжимать
подсолнечное масло! - вмешалась Женя. - Михаил Николаевич  начал  говорить
об интересных вещах, а  вы  с  Сергеем  не  даете  ему  досказать.  Михаил
Николаевич, пожалуйста, рассказывайте, что вы хотите сделать?
   - Он и сам еще не знает, - буркнул Резниченко.
   - Может быть, но я уверен - мы на правильном пути. Добавлять активаторы
в  почву  или  обрабатывать  ими  семена   -   старо.   Активаторы   роста
вырабатываются  в  клетках  растений.  Они  необходимы  для  деления,  для
увеличения  массы  живой  протоплазмы,  так  же,  как  для  питания  нужен
хлорофилл,  который  образуется  _только_  под  влиянием  луча  света.  Вы
понимаете, почему я привел такую аналогию: хлорофилл и стимуляторы?
   - Откровенно говоря, нет.
   - Растения сами для себя вырабатывают стимуляторы роста. Вы  понимаете,
так же, как сами вырабатывают хлорофилл!
   Бродовский помолчал, ожидая, что кто-нибудь из слушающих продолжит  его
мысль.
   - Ну и что же? - нетерпеливо спросила  Женя.  -  Какое  все  это  имеет
отношение к четырем урожаям в год?
   Бродовский не мог без волнения  говорить  о  своей  идее.  Он  встал  и
зашагал по веранде. Его лицо раскраснелось, глаза стали строже.
   - Да ведь поймите, так же, как хлорофилл образуется в клетках  растений
за счет энергии лучей красной части спектра, так и синтез биоксина,  может
быть, находится под контролем лучистой энергии! А следовательно,  применяя
излучатели, можно вызвать в клетках растений более интенсивное образование
стимуляторов роста, ускорить рост растений. Управляя излучением, мы  будем
управлять ростом и развитием растений!
   - Ерунда! - отрезал Резниченко.
   - Сергей! - укоризненно сказала Лена.
   - Ерунда, говоришь? - Бродовский опустился на ступеньки веранды.
   - Конечно! В  науке  и  практике  ты  не  найдешь  подтверждений  твоим
домыслам. Откуда ты взял, что биоксин  образуется  под  влиянием  лучистой
энергии?
   - По аналогии. Энергия световых лучей идет на  образование  хлорофилла,
ультрафиолетовое излучение стимулирует  образование  витамина  Д,  энергия
митогенетических лучей вызывает клеточные  деления.  Согласитесь,  друзья,
что очень многие, пока неизвестные нам процессы совершаются в клетках  под
влиянием электромагнитных колебаний. Теперь, пользуясь  открытием  Зорина,
мы должны изучить это влияние, найти ключ к управлению ростом и  развитием
растений. Почему так медленно совершаются процессы  роста?  Могут  ли  они
протекать быстрее? Могут! Растет же бамбук по 70 сантиметров в сутки, и за
две недели достигает гигантских размеров, каких  достигали  в  мезозойскую
эру исполинские хвощи и папоротники.
   - Минуточку, - прервала Бродовского Женя, - а почему в  ту  эпоху  были
такие огромные растения и  животные?  Подумать  только,  атлантозавр  имел
одиннадцать метров в высоту и сорок метров в длину.  Ведь  эта  движущаяся
махина  была  величиной  с   трехэтажный   дом.   Динозавры,   ихтиозавры,
мастодонты, по сравнению с которыми современные слоны  кажутся  карликами!
Какое обилие гигантов! И ведь всем им, в конечном счете,  доставляли  пищу
растения, и какие гигантские растения! Почему же природа была так щедра  в
то время?
   -  Что  же  здесь  удивительного?  -   рассудительно   ответил   вместо
Бродовского Резниченко. - На Земле тогда были более подходящие условия для
развития - избыток пищи, теплее было.
   - Теплее? - перебила Женя. - Теплый климат и  хорошая  почва  и  сейчас
есть во многих местах земного шара, но это  еще  не  ведет  к  образованию
таких гигантов,  какие  существовали  миллионы  лет  тому  назад.  Что  же
изменилось с тех пор?
   - А я вам скажу. Изменилось самое существенное - состав атмосферы.  Да,
да, - горячо продолжала  Лена,  -  я,  кажется,  поняла,  в  чем  дело.  В
результате жизнедеятельности растений  увеличилось  количество  кислорода.
Под влиянием солнечной радиации в верхних слоях атмосферы образовался слой
озона. Когда в атмосфере не было столь  "плотного"  ионизированного  слоя,
поверхности  земли  достигал  более  широкий   диапазон   электромагнитных
колебаний.
   - Браво, Лена! Ты становишься ярой последовательницей Бродовского!
   - Как тебе не стыдно, Женя! - смутилась Белова.  -  Шумишь  и  сбиваешь
меня. Я и так, кажется, наговорила кучу глупостей. Но знаете, друзья,  мне
как-то очень ясно представилось, что ведь действительно в то время за счет
энергии  электромагнитных  колебаний,  излучаемых  Солнцем,  в   растениях
гораздо успешнее могли синтезироваться стимуляторы роста.
   - А теперь?
   - Какая-то часть этих лучей и теперь  проникает  сквозь  ионизированный
слой, но уже меньшая. Растения приспособились к новым условиям, и формы их
изменились.
   - Правильно, Лена. Вот и  нужно  вновь  дать