жирные кактусы, похожие на скульптуры модернистов. За двухметровыми
кактусами угадывались двухэтажные особняки местной знати. Ни одно окно в
них не светилось:
 
   Сицилия засыпает рано.
 
   Телефон Марио я помнил наизусть. Трубка долго молчала. Я уже отчаялся,
когда раздался певучий голос, который я узнал бы из тысячи других:
 
   - Слушаю.
 
   - Антонелла белла *, - выдохнул я. - Может, ты вспомнишь Олега? С
нежным прозвищем Земледер.
   (Да, иначе как земледерами нашего брата археолога она не именовала.)
 
   И снова долгое молчание.
 
   - Антонелла, - сказал я шепотом.
 
   - Откуда ты свалился? - спросила она тоже шепотом. - Из Москвы? Из
Рима? С Меркурия?
 
   - Из Палермо. Из "Золотой раковины". И намерен звонить тебе
беспрерывно, пока не кончится виза. Позови, пожалуйста, к телефону Марио.
 
   Трубка сотряслась от всхлипываний.
 
   - Святая мадонна, он в госпитале бенедиктинцев.
   А до этого чуть не умер в Солунто. Господи, как он мучился, как бредил!
Но слава богу, остался жив. - Она опять зашептала: - Я переехала сюда, к
нему, потому что мама без Марио совсем сдала.
 
   Я спросил:
 
   - Ты не помнишь его диагноз, Антонелла? Может, нужны какие-то лекарства?
 
   - Белла (итал.) - прекрасная.
 
   - В том и ужас, что никто ничего не знает. У нас это называется
просто-эпидемия. Многие уже умерли, ты, верно, слышал. Это чудо, что я в
тот день не поехала с Марио в Сигону. - Она всхлипнула.
 
   - Можно ли навестить Марио в госпитале?
 
   - Только по воскресеньям, с четырех до шести.
   В другие дни монахи не пускают. У них там строго.
 
   - Воскресенье послезавтра. Давай встретимся в три, возле картинной
галереи? Вместе съездим к Марио.
 
   - У галереи? Возле фонтана "Трех лилий"? На нашем любимом месте? Ты не
забыл? "*- печально спрашивала она.
 
   - Я ничего не забыл, Антонелла белла, - сказал я. - Если понадобится
моя помощь до встречи, звони в "Золотую раковину". Но учти: завтра почти
весь день я буду на раскопках. Спокойной ночи!
 
   - Узнаю тебя, Земледер. За эти годы ни одного звонка, ни строки, а
желаешь спокойной ночи, будто мы расстались лишь вчера. Остроумно. Кому
спокойной ночи} мне или себе?
 
   - Средиземному морю. Ты, кажется, окрестила его землеобъятным, помнишь?
И куда можно уйти по лунной дорожке, не забыла?
 
   ^- Оставь этот тон, Земледер! - Она повысила голос, и он слегка
задрожал: - И запомни: землеобъятное море давно смыло все наши следы.
Остались лишь твои потуги на остроумие. Продолжай веселиться. Чао!
 
   Она повесила трубку и больше на звонки не отвечала.
 
   Я вернулся в гостиницу. Несколько пожилых плотно сбитых господ, видимо,
из Западной Германии, похохатывали у телевизора с экраном на полстены. В
ресторане играл сразу на пяти инструментах кудрявый человек-оркестр. Я
отказался от заказанного молока и пошел к Учителю. Он тоже смотрел
телевизор.
 
   - Вы, Олег, кое-что потеряли, - сказал учитель,- Только что показывали
несколько фото инопланетян.
 
   - Которые бесчинствуют по всему острову на радость газетчикам? Ну и
потеха. На что они похожи?
   На сосиски? На осьминогов? На велосипеды с гусиными лапами?
 
   - На существа в скафандрах. Двуногие. Двурукие.
   Одноголовые. Оседлавшие "летающую тарелку" довольно изящных форм. -
Учитель показал руками подобие эллипса.
 
   - Само собою. Пришелец без "летающей тарелки" - что ведьмочка без
помела.
 
   - Увы, Олег, вы правы, - сказал Учитель, "^- Здесь полный трафаретный
набор. Вблизи "тарелки" и мотор у автомобиля глохнет, и желтые пятна на
трав$ от нее остаются, как будто... - Он задумался недоговорив.
 
   - Позвольте докончить за вас, Учитель, - сказал я. - Как будто вылился
желток из яйца ихтиозавра.
   Размером с летающее в небе озеро. С ликами великих археологов. Не так
ли?
 
   Странно, но на упоминание о летающем озере Учитель ничего мне не
ответил.
 
 
                                   * * *

   В два часа ночи я вышел у себя в номере на балкон.
   Белая подкова "Золотой раковины" лежала на склоне холма, сбегавшего к
заливу. В свете молодого месяца серебрились купола тутовых, лимонных,
гранатовых деревьев вперемешку с кактусами. Слева, где петляла бетонная
дорога, возвышался Драконий мыс. Он и впрямь походил на дракона,
припавшего пастью к морю. Десяток деревцев с искривленными от ветра
стволами - скорее всего маслины-смахивали на драконий гребень.
   Море выдыхало запах водорослей, медуз, пенящихся волн. Волны катились к
зеву дракона из времен странствий Одиссея и его сотоварищей, времен
Фемистокла и Ганнибала, Пуннческих войн, немыслимых триумфов цезарей на
колесницах, запряж„нных львами, времен, в водовороте которых рождались и
гибли вожди, наложницы, сатрапы, палачи, смотрители маяков, предсказатели
будущего, мудрецы, умерщвляющие сами себя по повелению сатрапов,
предпочитая изгнанию к берегам Ойкумены, земли обитаемой, - смерть. Волны
накатывались, как римские когорты, взбрызгивая темную влагу.
 
   Тою порой миротворно слетал Одиссею на вежды 
   Сон непробудный, усладный, с безмолвною смертию сходный.
 
   Быстро (как полем широким коней четверня, беспрестанно 
   Сильным гонимых бичом, поражающим всех совокупно, 
   Чуть до земли прикасаясь ногами, легко совершает 
   Путь свой) корабль, воздвигая корму, побежал, и, пурпурной 
   Сзади волной напирая, его многошумное море 
   Мчало вперед...
 
   Далеко над морем вспыхнула и погасла, как перегоревшая лампа, молния.
Мне почудилось, что она высветила в небе исполинских размеров лицо, чьи
черты не раз я угадывал в тревожных снах. Я вгляделся в ночной простор - и
вот в молнийном мгновенном высверке природа снова запечатлела в небе черты
Снежнолицей. Мне не нужно было свидетелей. Достаточно, что Снежнолицую
видел хотя бы Дракон с изуродованными телами маслин вместо гребня.
 
   ...Почему образ утраченной красавицы не давал мне покоя все эти годы,
как будто не владыка крепости на изгибе реки, а я лишился ее живой
колдовской притягательности? Дважды погибшая, разметенная селевым валом по
урочищу Джейранов, валом, перемешавшим ее плоть с осколками горных пород,
ракушками, ветвями барбариса, мертвыми змеями, божьими коровками, сурками,
ящерицами, стрекозами, - почему она навязчиво оживала в моей памяти?
Вернее, из хаоса воспоминаний не сама она оживала, а восставала ее
красота. Ее мертвая красота...
 
   Пусть так. Мертвая. Отчего же живая ее сестра,красота земная, та, что
обступала меня, как светящиеся колонны берез в весеннем лесу, отчего, эта
животворная красота как бы пятилась перед навязчивым видением Снежнолицей,
плывущей в своей хрустальной ладье вниз по реке времен?
 
   Что подразумевал гений, подверженный припадкам падучей болезни, когда
прорицал: красота спасет мир.
   Спасет, но как? Спасение предполагает действие, волю, противоборство
воинству зла. Красота же изначально пассивна, смиренна. Она ждет
поклонения, восторга, возвеличения, ждет, наконец, обладания ею, дабы
повторить все в тех же прекрасных формах самое себя...
   А если не в столь прекрасных? Почему так тревожат, оскорбляют видимые
изъяны в совершенной красоте?
   Допустим, Снежнолицая была бы горбуньей... Или колченогой карлицей. Или
восьмипалои... Красивый ребенок, рожденный даже двухголовым монстром,
воспринимается как нечто само собой разумеющееся, как исправление природой
собственной ошибки. Но Венера Милосская, родившая двухголового монстра! О
нет, тут не утешишься, что, мол, живет и от красавицы урод, тут в другую
вселенную улетает от дерева семечко, туда, в пугающую тьму...
 
   Быть может, прекрасное - это зеркало, отражающее юность мира, радость
осознавшей себя живой материи? А уродливое - предвестье распада, гниения,
угасания жизненных сил, безобразия странницы с острой косой - смерти...
Нет, тут какое-то противоречие непостижимое. У истоков златокудрой юности
мира не было вообще красоты: кипящая лава, мертвый пепел, остывающие
камни, чад и смрад. Красота, видимо, прибывала, нарастала вместе с ростом,
совершенствованием живой природы, пока не расцвела в человеке...
 
   Расцвела, но отчего мы ищем канон красоты в той же Древней Греции?
Почему в поисках идеала прекрасного беспрестанно оглядываемся назад,
допытываемся ответа у Рублева, Леонардо, Рафаэля. Так что есть Красота? И
почему ее обожествляют люди?..
 
   Я вернулся в номер, запер дверь на балкон, задернул зеленые занавески.
Уснуть уже не удастся, это несомненно. Лучше всего, пожалуй, пойти
побродить по берегу. Но внезапно вместе с мыслью о море мной овладела
тревога: показалось, что в комнате я не один.
   Я зажег верхний свет. Сходил в ванную. Открыл шкаф.
   Заглянул под кровать. Под диван... Разумеется, никого.
   Впрочем, немудрено и встревожиться: эпидемия, госпиталь в Солунто и
госпиталь у отцов-бенедиктинцев, лицо Снежнолицей над морем, инопланетяне
- на первый вечер в Палермо многовато...
 
   Ладно. Пришельцы так пришельцы. Я включил настольную лампу и решительно
придвинул к себе зеленую папку. Вырезки были заботливо разложены по датам.
Первое сообщение гласило:

                          ЗАГАДОЧНЫЕ ПОДЖИГАТЕЛИ?

   Луиджи Сатриано, владелец небольшой оливковой рощи в предместьях
Агридженто, вчера пополудни позвонил к нам в редакцию и сообщил
ошеломляющую новость. Он готов поклясться на Священном писании, что
минувшей ночью видел над своей рощей "летающую тарелку". По его словам,
"тарелка" вначале показалась со стороны залива, слабо мерцая в небе. Затем
она зависла над рощей, осветила узким лучом света одну из олив, которая
сразу же задымилась. Сатриано (он спал в саду) побежал в дом, разбудил
жену и трех своих сыновей. На их глазах дерево вспыхнуло, после чего
"тарелка", издававшая слабый шум, как от вентилятора, удалилась опять к
заливу. Пламя удалось сбить стру„й воды из шланга, но дерево оказалось
загубленным.
 
   Наш корреспондент немедленно выехал к месту происшествия.
Действительно, одна олива в саду Сатриано обуглена. Никаких следов
инопланетян не обнаружено.
   Сатриано (он в твердой памяти и здравом уме) слово в слово повторил
таинственные обстоятельства прошлой ночи. Полиция ведет расследование".
 
   Дальше подобные истории посыпались, как лепестки с увядшей розы.
"Тарелку" видели в нескольких местах, главным образом над глухими
селеньями - и обязательно глубокой ночью. Чаще всего - четырежды - она
появлялась над Сигоной - уже после, эвакуации жителей. Здесь она однажды
подожгла миндальное дерево, вслед за тем преспокойно скрывшись. В
обширной, полной противоречий статье престарелый профессор-микробиолог
доказывал, что единственная причина странной эпидемии - безответственное
поведение пришельцев из другого мира. "То, что разбойничьи полеты
неопознанного летающего объекта зафиксированы несколько позже вспышки
безумия в Сигоне, - писал он, - еще ничего не доказывает. К тому же
существует история, рассказанная доном Иллуминато Кеведо. Почему никто не
хочет принимать его сообщение всерьез?
   Как бы не пришлось нам всем расплачиваться за подобную душевную
глухоту".
 
   Нашлась среди вырезок и история Кеведо. Действительно, дон Иллуминато,
владелец фотоателье, поведал корреспонденту журнальчика "Ты и я" кое-что
любопытное. Он, дон Иллуминато, ночевал у племянника в Сигоне за сутки до
землетрясения и рано утром уехал в Палермо. Конечно, Святой Джузеппе мог
на него и разгневаться, но ничего не попишешь: днем возвращалась на
пароходе из Неаполя его, дона Иллуминато, жена. Уезжал он в полной
растерянности. Еще бы: страдая бессонницей, глухой ночью он вышел в сад и
здесь заприметил висящий в небе аппарат. Из него вылуплялись тускло
светящиеся шары размером с футбольный мяч и, разносимые ветром, оседали на
Сигону. Долго ли это длилось, он не помнит. В голове у него все спуталось,
стали слышаться разноязыкие голоса, как будто в черепной коробке дона
Иллуминато включился транзистор. Он не мог двинуться с места. Когда
аппарат с хвостом шаров исчез, Кеведо на ватных ногах вернулся в дом.
Будить он никого не стал, чтобы его не сочли за безумца.
 
   Сообщение Кеведо заслуживало самого пристального внимания, тут
микробиолог попал в самую точку.
   Я достал из чемодана чистый блокнот и написал на первой странице:
ПРИШЕЛЬЦЫ. ДОН ИЛЛУМИНАТО КЕВЕДО. Время для выводов еще не настало.
Возможно, что-то подскажут таинственные снимки, упомянутые Учителем. Утром
они появятся во всех газетах...
 
   Да, плох Учитель, основательно его подкосило. Как бы не пришлось
увозить в Москву, думал я. Но сразу же поправил себя: э, нет, брат,
никакая сила не заставит раньше срока вернуться с раскопок этого великана
с нервами из стальной проволоки. Ни сила, ни хитрость.
   Казалось, он излучал мощное поле доброжелательности, о которое
разбивались любые попытки завести с ним какую-либо психологическую игру.
Он и сам предпочитал прямые действия, чуждаясь обходных маневров, а тем
более розыгрышей. Тогда совсем не понятно, что за загадку он мне задал,
перед тем как я с ним попрощался на ночь... Да, о летающем озере ни
слова...
 
   Ладно. Дочитаю зеленую папку до конца. Потом попробую увязать события в
Сигоне с появлением Снежнолицей над морем. Потом, если удастся,
часокдругой все же подремлю. А о загадке Учителя подумаю по пути в Чивиту,
сей сад приязни и развлечение души короля Рожера, светлокудрого
предводителя норманнов.
 
 
                              6. Сны о Сигоне 
 
   - ЗОНА, СЛЫШИШЬ МЕНЯ: Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ЛЕТЯЩЕГО УРОДА В ЛИЦО!
   - РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ?
   - ЭОНА, КАК Я ОКАЗАЛСЯ ПОСРЕДИ НОЧНОГО НЕБА, ПРЯМО В ВОЗДУХЕ, РЯДОМ С
 КОЛПАКОМ ТРЕУГОЛЬНОГО САМОЛЕТА?.. ПОЧЕМУ Я НЕ ЧУВСТВУЮ ВЕТРА? КАК Я
 ЛЕЧУ?.. ПОЧЕМУ НЕ ВИДНО ЛИЦА ПИЛОТА СКВОЗЬ ЕГО ШЛЕМ?
   - ЕГО ГЕРМОШЛЕМ ОТСВЕЧИВАЕТ. МЕНЯЮ УГОЛ ЗРЕНИЯ И ОСВЕЩЕННОСТЬ...
   - ПРОСТУПИЛ ПРОФИЛЬ... ЭТО ПРОФИЛЬ ЧЕЛОВЕКА... ЗНАЧИТ, ТЫ ОШИБЛАСЬ,
 ЭОНА: ЭТО НЕ ИНОПЛАНЕТЯНИН. ВИЖУ У ПИЛОТА И НОС, И ПЛОТНО СЖАТЫЕ ГУБЫ...
 ПОДО МНОЮ - ОГНИ БОЛЬШОГО ГОРОДА... В ЦЕНТРЕ ВЫПЛЫЛ В ГОЛУБЫХ ЛУЧАХ
 ГОТИЧЕСКИЙ СОБОР. ОН ПОХОЖ НА ЗАСТЫВШИЕ СТАЛАГМИТЫ. ПО-МОЕМУ, ТАКОЙ ЖЕ
 СОБОР Я ВИДЕЛ В КЕЛЬНЕ.
   - ЭТО К‚ЛЬНСКИЙ СОБОР.
   - НО ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ МЕКСИКА И ГОРОД ЛАРЕДО, ЕСЛИ ПОД НАМИ - КЕЛЬН?
   - ПОД ВАМИ УЖЕ ДОРТМУНД. ВПЕРЕДИ БРЕМЕН, КИЛЬ,СЕВЕРНОЕ МОРЕ.
   - ЭОНА, ЧТО ЗА СГУСТКИ ШЕВЕЛЯЩЕЙСЯ ТЬМЫ МЕЖДУ ОГНЯМИ ГОРОДОВ?
   - МЕСТА КОНЦЛАГЕРЕЙ В ПРОШЛУЮ ВОЙНУ. ЭТО ЗДЕСЬ СДИРАЛИ С ЛЮДЕЙ КОЖУ НА
 СУМОЧКИ И АБАЖУРЫ. ПОМНИ: СГУСТКИ НЕ РАССЕЮТСЯ НИКОГДА.
   - ПОЧЕМУ ПИЛОТ НЕ ШЕВЕЛИТСЯ? ОН НАКЛОНИЛСЯ ВПЕРЕД, БУДТО ВИДИТ ОДНОМУ
 ЕМУ ИЗВЕСТНУЮ ЦЕЛЬ...
   - ЭТА ЦЕЛЬ - СКАЛЫ БЛИЗ НОРВЕЖСКОГО ГОРОДА НАРВИКА.
   - ВЫХОДИТ, ОН ПРОЛЕТИТ НАД ДАНИЕЙ И ШВЕЦИЕЙ? И НАРУШИТ ВОЗДУШНЫЕ ГРАНИЦЫ
 ТРЕХ СТРАН?
   - ДЛЯ АТОМНЫХ БОМБ ГРАНИЦ НЕТ.
   - ЗНАЧИТ, ОН НЕСЕТ АТОМНУЮ БОМБУ?
   - НО БОМБА НЕ ВЗОРВЕТСЯ, КОГДА ЧЕРЕЗ СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ ОН РУХНЕТ НА СКАЛЫ
 НАРВИКА. ОН НЕ СМОЖЕТ НАЖАТЬ КНОПКУ, ИБО УЖЕ СЕЙЧАС МЕРТВ. ОН ЗАДОХНУЛСЯ
 ЕЩЕ ПРИ ВЗЛЕТЕ: ОТКАЗАЛА СИСТЕМА СНАБЖЕНИЯ КИСЛОРОДОМ.
   - ЗОНА, НЕУЖЕЛИ ОН МОГ ПОЛЕТЕТЬ В ДРУГОМ НАПРАВЛЕНИИ И ВЗОРВАТЬ ПАРИЖ
 ИЛИ ЛОНДОН?
   - И МАДРИД. И РИМ. И ПАЛЕРМО.
   - НО ТОГДА ГРЯНУЛА БЫ ТЕРМОЯДЕРНАЯ ВОЙНА...
   - А ЧТО СДЕЛАЛ ЛИЧНО ТЫ, ЧТОБЫ ВОЙНА НЕ ГРЯНУЛА?
 
   Утром, когда мы завтракали у Учителя, пришел подтянутый мужчина лет
пятидесяти, светловолосый, в чуть затемненных очках. Историк и археолог
Зденек Плугарж оказался первым заместителем Сергея Антоновича.
 
   - Первый и единственный, поскольку места трех других заместителей
теперь вакантны, - улыбнулся Зденек, и улыбка смыла с его лица черты
некой, поначалу мне представившейся, сухости. По-русски он говорил почти
без огрехов, но медленно, как бы взвешивая слова на невидимых весах. Пока
мы пили кофе, он докладывал Учителю о финансовых проблемах экспедиции,
советовался по части раскопок.
 
   - Ну, в час добрый, - сказал наконец Учитель. - До Чивиты два часа
пути, будет время обо всем договориться. За меня не беспокойтесь,
поработаю с отчетом. При любых неожиданностях звоните. А вы, Олег,
захватите фотоаппарат: вдруг щелкнете "летающую тарелку", а? - И он хитро
подмигнул.
 
   Пан Зденек в задумчивости протер платком очки.
   ...В древности на этих просторах шумели густолиственные буковые леса, и
сладко звенел сахарный тростник, и мельницы рокотали на непересыхающих
реках.
   Когда Платон наведался в Сицилию, она, должно быть, показалась ему
земным благословенным раем. Здесь вполне можно было основать его
республику - образцовое государство, где цари были бы философами, а
философы - царями. Но не понял юного мыслителя сиракузский тиран Дионисий,
продав его в рабство...
   И во времена ал-Идриси пел еще, как лесная арфа, остров, и ручьи
струились подобно волосам наяд.
   Но стоило людям - якобы для своих неотложных нужд - начать вырубку
лесов, и в короткий срок земной рай обратился в каменистую пустыню.
Природа, как гордая красавица, не прощает насилия: когда над нею
надругались, она кончает особой. Шахтные отвалы, зияющие пасти карьеров,
затопляемые перед плотинами поймы рек с живыми лесами и их обитателями -
стрекочущими, прыгающими, ползающими, - это поминки по природе. Но что-то
затягивается тризна на матушке-Земле. И мало кто отваживается на Западе
сказать честно и прямо, так, чтобы услышали все толстосумы; мир у роковой
черты. В погоне за наживой барышники погружают на дно морей продукты
атомных распадов, спускают в реки ядохимикаты, цинично выставляя на
берегах Рейна трехметровые буквы: ВАОЕМ УЕКВОТЕМ! - КУПАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО!
Планета настолько нашпигована бункерами с оружием - и химическим и
бактериологическим, - что хватит отравить всю солнечную систему, будь она
населена.
   Не пора ли опомниться, забить во все колокола: ведь другой Земли у нас
нет. Значит, надо ее спасти...
 
   Вот о чем мы говорили со Зденеком, когда наш пикап "феррари" нырял с
холма на холм, пробиваясь на юг. Мы говорили о первой в мире карте
звездного неба, начертанной резцом в римских катакомбах, на гробнице
патрицианки Присциллы (весною там побывал мой спутник). О гробнице
Вергилия в Неаполе, где побывал я. Об этрусках. О финикийцах. О связях
древних славян с Сицилией, настолько глубоких, что в Палермо существовал
даже Славянский пригород, подробно описанный - во времена Владимира
Красное Солнышко! - странником Ибн-Хаукалем в "Книге путей и государств".
И наконец мы заговорили об Учителе, о его будущей экспедиции в Гималаи, на
поиски Беловодья, куда Зденек был уже приглашен. Мой спутник легко
цитировал русские и китайские летописи, даже легенды староверов из
Бухтарминской и Уймонской долин, даже показания некоего Марка из
Топозерской обители, якобы побывавшего в Беловодье. И я снова про себя
удивился таланту Учителя окружать себя людьми глубокими, многознающими,
далекими от пронырства, торгашества и суеты. Казалось, как в древних
житиях, он очертил вокруг себя незримый круг, куда не могла проникнуть
никакая нежить и нечисть. Увы, о себе самом сказать такое я не мог...
 
   - Я удивился, признаться, вашему быстрому приезду, пан Преображенский,
- сказал Зденек, не поворачиваясь от руля.
 
   - Зовите меня, пожалуйста, просто Олегом, - отвечал я и, когда он
кивнул, спросил: - В каком смысле - удивились?
 
   - Видите ли, Олег, позавчера Сергей Антонович рассказал мне сон.
Сначала он летел над Землей, как в ракете. Ракета остановилась в небе. Из
круглого, очень большого окна он увидел реку. Над рекою стоял туман. Вы
один сидели на раскопанном холме. Сообщили, что найдена сибирская Троя. И
Лунный календарь на бивне мамонта. Профессор просил вас приехать в
Палермо. И назавтра вы уже здесь. Тоже в ракете с большим окном?
 
   - Совпадение. Я не верю в вещие сны. Виза была готова еще неделю назад,
- сказал я, бросив быстрый взгляд на Зденека. По его лицу нельзя было
определить, шутит он или^подозревает нас с Учителем в сговоре., Со своей
стороны, в сговоре следовало бы заподозрить их мне; спер