ачнем  невольно  ломать  свои   же   графики,  где-то  чего-то  не
додумывать,  чего-то  не учитывать, в  результате нам покажется, что решение
есть, поскольку мы что-то поняли, хотя  на  самом деле решения у нас  еще не
будет, потому что свои догадки не успеем всесторонне испытать и на сжатие, и
на  излом, и на  разрыв - и начнем действовать, а это может оказаться смерти
подобно не в переносном, но в  самом буквальном смысле слова. Так  что лучше
не идти на  обострение и с самого  начала просить времени столько,  чтобы не
восстановить против себя всех. Армия-то мы армия, но, как говорится, армия и
народ едины. Согласен? Такая уж селяви, любезный мой подполковник.
     - Не пойму: что же ты предлагаешь конкретно?
     - Да обойтись самым простым способом: уничтожить все на месте.
     - Подорвать?
     - Слушай, а  почему  бы  и нет?  - сказал  он, воодушевляясь. - Минимум
затрат -  и времени, и работы. Заложить у ворот  заряд и рвануть.  Выигрыш в
любом  случае.  Сам  подумай:  если   там   действительно  заминировано,  то
подземелье, конечно, обрушится - тем  лучше для строителей: не придется рыть
котлован, и  грунт мы им так уплотним - лучше  не надо. Поблизости нет вроде
бы ничего такого, что могло бы пострадать. А? Что молчишь? Думаешь?
     Ничего  я  не думал. Мне было просто  досадно.  Узкие специалисты - а к
таким принадлежу  я  - обычно  хорошо знают  своих  товарищей по  профессии,
достигших  такого же или  еще более высокого уровня мастерства;  знают, если
даже  никогда  не служили  вместе. Существуют  задачи, для  решения  которых
достаточно выделить взвод  пиротехников под командой  лейтенанта,  и задачи,
которые можно доверить единицам из  специалистов Вооруженных сил. То,  что к
этому делу привлекли Лидумса, было естественно: он служил в этом округе, тут
было его хозяйство. Но  какого черта понадобилось вызывать меня,  оторвав от
работы  в  лаборатории, от (как предполагалось)  свежих листов  диссертации,
если  речь идет  всего лишь  об  уничтожении  на  месте? Задача  не  сложнее
кроссворда из "Огонька" ...
     - Не знаю, - сказал я наконец. - Мне не нравится.
     -  Ну, конечно.  Слишком просто, да? Ниже нашего  ученого  достоинства?
Так, что ли?
     - Нет.  Просто не люблю  принимать  решения без достаточных  данных. Не
люблю спешить.  А ты  торопишься.  Словно на тебе уже сидят и  строители,  и
власти, и все на свете.
     -  Слушай!  - сказал  он. - Так  ведь строить-то надо! Это я и  без них
понимаю. Тебе, конечно, легче, - ты человек пришлый...
     - Из Америки, что ли? - сердито спросил я.
     -  Ладно, извини. Что же,  тогда давай доложим  оба,  как каждый из нас
понимает  это дело. Генерал,  насколько я  понимаю, нас ждет. А потом сходим
под заправимся. Какова она  ни на  есть,  жизнь,  а принимать пищу время  от
времени нужно. Хозяева, может быть, и оставили на нас в столовке расход, но,
честно говоря, хочется чего-нибудь такого - не табельного. Так что приглашаю
в ресторан.
     - Согласен, - сказал я решительно. - Сменим обстановку, а то мы сегодня
все время в стенах, то в одних, то в других.
     - Ну,  стен  нам  и сейчас  не миновать,  -  усмехнулся он  и  усы  его
выразительно встопорщились.
     - Ну, там хоть будет попросторней.
     - И людно.
     - И накурено. И шумно. И пестро.
     - И много женщин, - сказал он.
     - И все с мужчинами, - сказал я.
     -  Ну,  -  он  развернул плечи, - что  мы, не отобьем,  что  ли?  Такие
молодцы!
     - Гвардия! - сказал я.
     - Но отбивать мы не станем, - предупредил он.
     - Они нам ни к чему, - согласился я.
     - Просто посидим и поговорим.
     -  Ты  все  еще  не  танцуешь?..  Дьявол! -  Нас  сильно  тряхнуло,  мы
ухватились за скамейки, чтобы не оказаться на полу. - Нет,  он нас живыми не
довезет... Так что же насчет танцев?
     - Только под градусом, -  сказал я. - А градусы у меня все в прошлом. А
ты?
     - Танцую. Но редко. Если женщина  очень нравится и хочет  того. Ну, раз
нам  все  ясно,  мешкать не  станем...  - Машина  замедлила ход,  завернула,
остановилась. - Шагом марш - на доклад.
     - С песней, - сказал я.
     - Это еще не тот доклад,  - предупредил Лидумс,  - это предварительный.
Так что не  вибрируй от страха. Вот  когда в курсе твоих мыслей окажется все
начальство,  и  окружное, и  здешнее гражданское  -  тогда воистину начнется
"смешались в кучу кони, люди". Ну, вперед.
     - Вперед, - согласился я, понемногу при помощи таких вот необязательных
слов выжимая из себя усталость. - Только вперед, до самого конца.


V

     В штабе было тепло, и  очень кстати: после  промозглости подземелья  по
телу нет-нет да  и пробегал  озноб. Мы прибыли  к  начальнику гарнизона, как
были  - в комбинезонах, майор позволил нам  только обмахнуть  сапоги. О  нас
доложили, и Лидумс вошел первым; меня пригласили только минут через пять, на
что я  нимало  не обиделся:  генерал хотел сперва услышать того,  кто  был в
более  близких служебных отношениях  с ним. Я  бы и сам  так  сделал на  его
месте.
     Войдя,  я  увидел  на  лице начальника  гарнизона выражение сдержанного
недовольства.  Может быть, он  полагал,  что  именно  так следует  встречать
младших в звании, потому что -  кто перед богом не грешен, царем не виноват?
- но не исключено, что он заподозрил нас, а в первую очередь меня, в желании
перестраховаться. Наверное, в какой-то степени оно так и  было. Но рисковать
можно,   играя  десять  втемную:  ну,   проиграешь   пятеркой   больше,   не
смертельно... Однако  после  того,  как я  представился,  генерал  заговорил
дружелюбно :
     - Полковник Лидумс считает, что объект целесообразнее  всего уничтожить
на месте. Вы тоже так полагаете?
     - С оговорками, товарищ генерал, - сказал я. Он слегка нахмурился:
     - Я вас слушаю.
     - Мы пока еще не знаем,  что находится в подземелье. Догадок может быть
много,  разгадка - лишь одна.  И она может оказаться  настолько  не  в  нашу
пользу, что уничтожать  объект на месте получится чересчур опасно. Нам нужно
хотя бы приблизительно знать, что и  как там заложено - если что-то заложено
вообще.
     -  Да, - сказал генерал, - полковник доложил мне. Но вы согласны с тем,
что уничтожение на месте - самый быстрый способ ликвидировать ситуацию?
     - Несомненно, - согласился я.
     -  И что, принципиальных, подчеркиваю:  принципиальных  возражений  тут
быть не может? Я чуть замешкался с ответом, и генерал добавил:
     - При  такой  постановке вопроса  вряд ли кто-нибудь  получит повод для
претензий. И мы решим все быстро и кардинально.
     В конце  концов,  может  быть,  они и правы?  Для  меня  время, которое
потребуется для выяснения всех обстоятельств, - это лишь какое-то количество
размышлений, запросов  и  ожиданий. Но для большинства - это деньги,  планы,
простои, неприятные разговоры...
     - В таком случае, - продолжал  генерал, - я сразу же дам команду, чтобы
вам предоставили все, что потребуется для подготовки и осуществления взрыва.
     -  И  все  же,  товарищ генерал, - я  решил  не отступать,  -  остается
необходимость проверки, уточнения ...
     - Понимаю. Но полагаю, что эти действия можно вести параллельно.
     Он был прав, конечно; и кроме  того  (он ничего не сказал об  этом,  но
понять  можно  было  и  так) -  на городское руководство произведет  хорошее
впечатление, что  какие-то  работы начнутся  уже  немедленно.  Это  и  будет
соответствовать представлению людей гражданских, что в войсках все  делается
немедленно. Словно бы в армии не надо думать, СЛОЕНО бы любая ситуация у нас
уже заранее предусмотрена, если не  уставом, то  во всяком случае изложена в
одном из наставлений по соответствующей службе...
     -  Товарищ  генерал, -  сказал я отчетливо.  -  Все  необходимое  будет
сделано в самый краткий возможный срок.
     - Надеюсь, - сказал он. - Хорошо. Идите. И помните: более важной задачи
у вас никогда не было.
     Это  еще как сказать,  -  подумал  я. Хотя  -  кто  знает? И мы,  четко
повернувшись, вышли из кабинета.


VI

     Мы  уселись  в неуютном ресторанном зале. Было  полно,  но не  шумно  -
высокие потолки скрадывали звук. С первого взгляда можно было  подумать, что
ресторан  оккупирован интуристами,  но  это были соотечественники,  одетые в
большинстве  куда заграничное  иностранцев, во всяком  случае  женщины. Пока
Лидумс заказывал, я осматривался, вживаясь в обстановку.
     Интересного  ничего  не  было,  только  одна пара  привлекла  внимание:
молодая, очень  красивая  женщина с надменным,  немного капризным выражением
лица (лет двадцати пяти,  прикинул я) и с нею мужчина  раза в два старше, не
очень видный,  одетый  неброско, но  что-то  от  богемы чувствовалось в нем;
какой-нибудь преуспевающий деятель  культуры с клюнувшей на  деньги девицей,
наверное. Они негромко переговаривались, я не слышал о чем, но руки помогали
понять, они лежали  на столике,  ее  и его,  одна  в  другой. В  их  сторону
посматривали, но  они не  обращали  внимания  - видимо, привыкли. Она что-то
сказала, он улыбнулся ей, и  я вдруг понял, почему они  вместе, и понял, что
деньги тут ни при чем - по этой улыбке и  по тому, как женщина  распахнулась
навстречу ей;  мне  стало вдруг обидно - обидно за себя, за  все,  что могло
быть,  и чего  не случилось. Наверное, обида эта нашла выход в моем взгляде;
человек ощутил его, поднял глаза на меня, и я увидел в них спокойную печаль,
что дается пониманием жизни. Мы были примерно одних лет, и я пожалел, что не
научился смотреть так на все окружающее.
     -  Ну, - сказал  Лид мне, слегка  выкатил глаза и шевельнул  рыжеватыми
усами;   они  у  него   словно  жили  самостоятельной   жизнью,  шевелились,
топорщились, вставали дыбом и выражали  не меньше, а. порой и больше слов. -
Что-то ты мне не очень нравишься. - Он никогда не стеснялся в таких случаях;
не молчал, правда,  и тогда, когда  было за что похвалить. - Так сколько лет
мы не виделись?
     -  А  черт его  знает, -  сказал  я.  - Не помню.  Вместе  не  служим с
шестьдесят третьего.
     После шестьдесят третьего мы с ним,  конечно, встречались,  но мельком,
все собирались посидеть и поболтать, но то у него не получалось со временем,
то  у  меня.  Наверное,  так можно  всю  жизнь  прособираться  на встречу  с
человеком - и не собраться.
     -  Ладно, - сказал он. - Вот мы, наконец, и поболтаем. Рассказывай, что
у тебя нового. И не таращи глаза на чужих дам.
     - Я просто так гляжу.
     - Осматриваешь подземелье?
     - Почему подземелье?
     - Ах, черт, - сказал он.  - Да... Привязалось. Интересно, что  все-таки
там было? Прелестно, если  бы  там оказался,  скажем,  угольный бункер.  Или
котельная. Или слесарная мастерская. Или, например, подпольная типография.
     - Подпольных типографий, думается, здесь не было, - усомнился я.
     -  А котельные  не заглубляют на двадцать  метров. И ворота  в  них  не
делают из легированного сплава.
     - И не императорская усыпальница, - предположил я.
     Лидумс кивнул:
     - Склепы были в другом месте. А если, допустим, какая-нибудь  секретная
тюрьма службы безопасности?
     - Это  если бы служба безопасности находилась в  доме сверху. А где она
располагалась у них действительно? Ты знаешь?
     -  Знаю, -  сказал  он.  - Тут, в  центре. Не годится. Ну,  а почему не
предположить чего-нибудь попроще? Скажем, склад взрывчатки?
     - Тогда уж скорее винный погреб.
     - Вряд ли, - вздохнул он не без сожаления. - А почему не склад?
     - Возьми хотя бы подъездные пути. По-твоему, туннель  приспособлен  для
транспортировки  бомб и снарядов? На  руках их там,  что  ли,  носили?  Куда
подгоняли машины? Да и какой идиот станет  располагать склад боеприпасов под
жилым домом, в населенном районе? Брось. Да вообще: мы сюда отдыхать пришли,
или?..
     -  Ты прав,  - согласился  он. - Отдохнуть,  поговорить за  жизнь.  Ну,
рассказывай, что у тебя нового. Я усмехнулся.
     -  Считают,  -  начал  я,  -  что  квазары   -  все-таки   естественные
образования.  Так  что  вряд  ли  стоит  интерпретировать  их,  как  систему
сигналов, содержащих информацию о чужом разуме.
     Когда-то мы любили говорить с ним на  такие темы; оба  мы считали  себя
несостоявшимися  физиками,  хотя ни  он, ни  я  никогда и  не пытались стать
физиками;  армия  крепко держала нас  с самой молодости, и  чем  дальше, тем
труднее становилось представлять  свою жизнь вне ее: армия  - не  профессия,
это образ жизни, охватывающий все стороны твоего  физического и психического
бытия - если ты, конечно, не случайный человек в ней. Но тем не менее физику
и астрономию мы с ним любили, и  говорили на такие темы много, с горячностью
и бескомпромиссностью дилетантов. И сейчас я сделал  попытку с самого начала
повернуть  разговор  в  эту  сторону:  там,  где  мыслишь   астрономическими
категориями, для личных тем не  остается места, настолько ничтожными кажутся
они но сравнению  с ленивым величием  мироздания. Но  со  времени последнего
такого разговора мы стали куда старше, и Лидумс на мою уловку не поддался.
     - Об этом поговорим в другой раз, - сказал он, - и не прекословь. У нас
еще  будет  время порассуждать  обо всем, чего  мы  не знаем, а сейчас черед
того, что мы знаем. - Он ухмыльнулся, как всегда, когда ему казалось, что он
сострил; острить он любил, но  юмор его,  хотя и обладавший  пробивной силой
подкалиберного снаряда,  "отличался" легкостью и гибкостью  тяжелого  танка.
Только указывать ему на это не  следовало: можно было спорить с ним по делу,
но все, что касалось его юмора,  было неприкосновенным. -  Излагай, как твои
дела. Где Светлана, где парень, чем ты занят в своем хозяйстве, и прочее.
     - Я  уже пять лет  один,  - ответил  я. - Вот  тебе  и весь  сказ.  Все
здоровы, все благополучны. Каждому хорошо так, как есть на деле.
     - А если и  не  хорошо, то никто этого не показывает, - кивнул он. - Вы
оба всегда были упрямы. Почему все случилось?
     - А черт  его знает, - искренне  сказал  я. - Случилось  вроде  бы  без
повода, вроде  бы неожиданно. Я потом пытался понять, когда же это началось.
И  нашел.  Началось  тогда,  когда   она   впервые  представила  себе  такую
возможность. И высказала это вслух. А потом ...
     - И не было никаких причин? Я пожал плечами.
     - Наверное, были ...  Я был сильно влюблен однажды. Может быть, даже не
влюблен, а - больше.
     - Долго?
     - Да. Но там ничего не было. Знаешь, как у нас на это смотрят ...
     - Знаю.
     -  Ничего не  было. Во  всяком  случае, с той стороны  никому  ничто не
грозило. И не это было причиной.
     - Что же?
     - Не знаю - если говорить о нас. А если вообще - думаю, что  догадался.
Развитие наших психологии, мужской и женской, шло с разной скоростью. Мы еще
не  разучились командовать,  а  они  уже  разучились  подчиняться.  И  найти
равнодействующую  поведений  трудно.  Поэтому и детей рождается меньше,  чем
надо бы. Лет  через двадцать  -  кого мы  будем  призывать  в армию? Но кому
интересно рожать, если мысль  о  почти неизбежном  расхождении  взглядов  на
жизнь присутствует, явно или скрыто, уже в самом начале союза? Правда, тогда
кажется, что  это скоро пройдет, притрется - желание официально и без  помех
лежать в одной постели оказывается сильнее всего. То, что называют любовью и
что в девяти случаях из десяти ею не  является. А если говорить  конкретно о
наших женах  - им приходится  куда  труднее, чем всем  прочим. Да что я тебе
объясняю...
     - Так что сейчас ты один.
     - Да.
     - И как?
     - Спокойно, - сказал я.
     - На ковре стоял?
     -  Не без  того. С батальоном расстался. Но  как специалист уважения не
потерял. Вот сижу, изобретаю. Как принято говорить - творческая работа.
     - И не тянет в строй?
     - Иногда ... Тянет, наверное, не в строй, а в молодость. А она прошла в
строю. Теперь их уже никак не разделить.
     - А это твое одиночество - не подводит?
     - Теперь - нет.
     - Не запивал?
     - Когда  понял, что такая угроза есть -  бросил напрочь,  завязал,  как
говорят. Забыл вот предупредить тебя, чтобы на меня не заказывал.
     - Ладно, дело добровольное... И больше закабаляться не думаешь?
     Я хотел  ему сказать, что чуть не закабалился однажды - но в  последний
момент  испугался, и  всю  жизнь, наверное, буду жалеть об этом; было  это в
Риге,  но служили мы тогда  уже в  разных местах и виделись редко. Однако  к
чему ему были такие детали? И я ответил кратко:
     - Нет. Не думаю.
     - Ну, ладно, - сказал  он, отчего-то вздохнув. Помолчали, пока официант
размещал на столе принесенное. Потом официант стал наливать из графинчика, я
прикрыл  свою  рюмку ладонью и налил в  бокал минеральной. - Давай, - сказал
Лидумс, - за встречу.
     Мы чокнулись, выпили каждый свое. Он вкусно поморщился, я почувствовал,
что хочу есть. Некоторое время было не до разговоров.
     - Ты поэтому такой? - спросил он, когда мы утолили первый голод.
     - Какой? И - почему?
     - Не такой, - сказал он с  таким выражением, словно слова эти содержали
откровение. Я пожал плечами.
     - Время прошло ...
     - Мне ведь с тобой работать, - проговорил он, пристально глядя на меня.
- Работа, как ты понимаешь,  может оказаться нешуточной. Так что я хочу быть
уверен. Хочу понять: что с тобой? Переживания после Светланы? Или она чем-то
донимает?  Неудачная любовь?  Неприятности  по  службе?  Здоровье?  Короче -
отчего ты такой... снулый?
     - Ни в одном глазу, - снова попытался я уйти от сути разговора.
     -  Не  финти,  мася, -  употребил  он  одно из  его  любимых, им  самим
изобретавшихся словечек, которые, каждое в отдельности, ничего  не выражали,
но без  которых близким друзьям невозможно было его представить. - Может, ты
просто  устал  без женщины -  если ее и на  самом деле у  тебя нет? Давно не
трогался тельцами? - Это снова был его лексикон. - Я  заметил, как ты глядел
на ту кинозвезду...
     - Она артистка?
     - Не знаю, кто она. Впервые  вижу.  Но - могла бы. - Он хищно шевельнул
усами. - Отвечай, шнябли-бубс.
     Он употреблял свои словечки чаще, чем (как мне помнилось) раньше - и не
потому,  что  пара рюмок, выпитых  сейчас,  подействовала на  него:  в  этом
отношении он был железным. Он  просто хотел, чтобы я снова почувствовал себя
в тех временах, когда мы  были вместе, молодые и беззаботные (хотя тогда нам
казалось, что  забот  у нас сверх мэры, и  может  быть,  так оно и было,  но
плохое  обычно  забывается  быстрее);  чтобы я  снова стал легким на подъем,
готовым  на любое дело, пусть наполовину авантюрное, где успех гарантировали
лишь отчаянная  решимость, азарт и натиск  - таким, каким  я и был когда-то.
Да, дело предстояло веселое, и он хотел иметь надежного напарника.
     - Хвораешь ты, что ли? - начал он  снова. - Какой-то ты  все же кислый.
Может,  обиделся, что  я  тебя встретил  без цветов?  Так  видишь  ли, я  до
последнего момента и не знал, что тебя прикомандировали.
     Я лениво  поразмыслил:  обидеться или не  стоит? Но  в конце концов, мы
действительно не встречались кучу  лет, и  за это  время случилось множество
такого, о чем Лидумс не знал. Так что я лишь пожал плечами:
     - Я в норме.
     - Странная какая-то у тебя норма стала, - буркнул он. - Или зубы болят?
Расскажи о своей тоске, и мы тебя сразу вылечим. Найдем средство ...
     - Спасибо, доктор Лидумс, - поблагодарил  я, давая  понять, что прошлое
не забыто. Мы когда-то звали его доктором за любовь к  медицинским советам и
консультациям, которые он предоставлял охотно и в неограниченном количестве.
- Но пульс у меня нормальный.
     - Ну,  ладно, - вымолвил он медленно, с расстановкой  и, пожалуй,  даже
угрожающе; но  это была просто такая  манера. - Тогда, может быть, поболтаем
немного  о  деле? Спокойно, неофициально, без протокола, в  порядке бреда...
Хотя бы насчет моей гипотезы относительно  склада. Кто сказал,