ем:
   - Смотрите - вон та роща...
   Я посмотрел. Для того, чтобы оценить обстановку,  тренированному  глазу
понадобились две секунды.
   - Не годится, Степ. География не совпадает. Тебе кажется, что это  наши
места, знакомый лесочек, но ты не учел освещения.  Светило  не  наше.  Это
вообще не Земля. Так что...
   - А разве?..
   - Разве. Тут маленькая неосторожность - и попадаешь куда дальше, чем  к
черту на рога. А следующий проход через Узел будет  -  кто  знает,  когда:
завтра - или через миллион лет...
   Он только коротко вздохнул. Я снова смотрел в правую сторону.
   Однако  через  полчаса  мне  показалось,  что   подвертывается   что-то
приемлемое.
   Девица - или молодая  женщина  -  в  длинном  белом  платье  сидела  на
скамеечке на берегу пруда или небольшого озера. Вечерело, и  ее  сложенный
зонтик лежал рядом. Широченные поля шляпы не позволяли разглядеть лицо. Но
меня оно и не интересовало. Пруд окружали  знакомые  деревья.  И  закатный
свет  был  наш,  средних  земных  широт,  и  облачка  соответствовали,   и
архитектура дома, что виднелся по ту сторону воды...
   - Туда, - сказал я решительно.
   Он рванулся. Потом обернулся на миг:
   - Спросят - где тебя искать?
   Я ответил, уверенный, что так и будет:
   - Где-то между тринадцатым и четырнадцатым. Не знаю  только,  долго  ли
там пробуду. Да и не меня им надо искать, а мою дочку:  за  нее  -  взыщу.
Все. Беги. Только смотри - на эту девицу не отвлекайся. Тем более что  она
может оказаться неизвестно кем: тут все же Пространство Сна...
   Он кивнул и лихо влетел в микроконтинуум почти на  пределе  возможного.
Уже оттуда глянул на меня - и то ли мне показалось,  то  ли  действительно
подмигнул. И скрылся вместе с миниконом.
   Я облегченно вздохнул и принялся высматривать -  теперь  уже  для  себя
самого - выход, который привел бы меня к цели с наименьшей потерей времени
и энергии - что здесь, в ПС, практически одно и то же, потому что  одно  с
легкостью переходит в другое.
   Ну что же - прощай, Приморский вокзал.



ВТОРАЯ ЗАЩИТА

   Париж тех времен оказался куда меньше, чем я думал, и привычной издавна
Эйфелевой башни, разумеется, не было и еще много столетий не будет -  хотя
с того места, где я стоял - на берегу Сены, внизу, у самой воды,  в  сотне
метров от Нового моста, я ее и в наше время не увидел  бы.  Зато  Нотр-Дам
уже существовал; но отсюда и его не было видно. Да он  меня  сейчас  и  не
интересовал: съездить в Париж и увидеть собор можно и наяву, а вот никаких
следов Груздя я там в Производном Мире  не  обнаружу,  это  уж  совершенно
точно.
   А здесь они могли найтись. Должны были.  Обязаны.  Иначе  какого  черта
меня сюда вызывали?
   Я нетерпеливо переступил с  ноги  на  ногу.  Борич  явно  опаздывал.  Я
поднялся наверх, на берег.  Непривычные  для  меня  каблуки  скользили  по
булыжнику. Я тихо ругался и скоро стал бы ругаться в полный голос, если бы
не заметил спешащей ко мне фигуры - как полагается, в шляпе с  плюмажем  и
коротком плаще, который сзади слегка задирала длинная шпага.
   Ну наконец-то. Сейчас я скажу ему пару слов. Пусть только подойдет...
   Он подошел -  и  я  не  сказал  ему  ничего  из  заготовленных  изящных
выражений. Потому что это был вовсе не  Борич.  То,  что  человек  обладал
совершенно другим лицом, ничего не  значило:  мне  не  раз  уже  случалось
упоминать, что в Пространстве Сна мы  можем  принимать  самые  неожиданные
обличья. Но - нутром или подкоркой - мы всегда ощущали своих, и для  того,
чтобы  опознать  даже  и  незнакомого  сотрудника,  нам  чаще   всего   не
требовалось показывать метку на руке или называть имя,  под  которым  тебя
знали в Институте, во всей Системе. Это был совершенно  чужой  человек,  и
приблизился он, похоже, с недобрыми намерениями.
   Однако поздоровался он вежливо, сняв шляпу. Я ответил тем же.
   - Прошу извинить, - начал он. - Я знаю, что вы ждете тут не меня.
   - Вы не ошибаетесь, шевалье, - подтвердил я.
   - Вы ждете даму.
   Я лишь пожал плечами.
   - Я жду ответа, шевалье!
   Я приосанился:
   - По какому праву, шевалье, вы требуете у меня ответа?
   Он нахмурился.
   - Вам это прекрасно известно.
   - Мне не нравится ваш тон! - попытался осадить  его  я.  Мне  вовсе  не
хотелось сейчас драться. Я должен был дождаться Борича.
   - Я не собираюсь менять его! - заносчиво ответил он.
   Вместо ответа я  обнажил  шпагу.  Он  -  свою.  Площадь  была  замощена
брусчаткой, ее окружали островерхие дома. Светила луна. Не выжидая,  я  из
третьей позиции сразу же сделал выпад. Он взял четвертую и тут же ответил.
Я уклонился вправо - движение естественное, когда держишь шпагу  в  правой
руке; он, однако, ожидал этого и пошел на повторный выпад,  демонстративно
показывая, что готовит удар в голову - рубящий, а не укол,  шпага  у  него
была военная, узкий палаш, а не дуэльная рапира. Такую же, кстати,  держал
в руке и я. Примененный им финт был давным-давно известен: заставить  меня
взять пятую защиту, повернуть кисть -  и  бить  в  грудь.  Поэтому  вместо
защиты я отскочил назад, и, пока он после выпада возвращался в  стойку,  в
свою очередь, кинулся  в  атаку  и  попытался  захватить  его  оружие;  он
отступил, я шагнул вперед. Несколько секунд мы пританцовывали друг  против
друга, не скрещивая  клинков,  острия  шпаг  описывали  маленькие  орбиты,
каждое движение шпаги заключало в себе вопрос, на который тут же  следовал
ответ  на  том  же  безмолвном  языке:  "Я  и  к  этому  готов,  хочешь  -
попробуй..." Дышалось  легко,  воздух  был  прохладным  и  чистым.  Где-то
стукнуло окошко, захлопываясь. Он первым не  выдержал  неопределенности  и
бросился  вперед  с  неожиданным  криком  победной  ярости;  годится   для
устрашения слабонервных, не более того. Налетая, он концом шпаги выписывал
в воздухе фигуру вроде скрипичного ключа; тоже хорошо для начинающих,  кто
еще не научился понимать, что не из любой позиции  можно  нанести  удар  в
каждое мгновение, но лишь из  немногих;  например,  сколько  ни  грози  он
сейчас ударом в лицо, но попытайся он осуществить эту атаку - и я в  нырке
ударом снизу разрублю ему руку. Так что этих угроз  я  не  боялся,  а  как
только клинок его замирал в действительно опасной позиции - я своей шпагой
тут же отклонял его от линии, и противнику приходилось  начинать  сначала.
Клинки  звенели  гулко,  набатно,  такие  звуки  они   издают   только   в
Пространстве Сна.  Шли  минуты.  Наконец  мне  надоел  этот  танцкласс;  я
имитировал внезапную, без  подготовки,  флешь-атаку,  он  третьей  защитой
отбил мой клинок вправо вниз и сделал подставку - и тут, как я и надеялся,
мне удалось из первой позиции все-таки осуществить мельницу, захватив  его
шпагу круговым движением  своей.  Его  оружие  вырвалось  из  руки,  шпага
взлетела высоко и, кажется, больше вообще не вернулась  на  землю,  только
сверкнула недоразвитой молнией в лунном свете и погасла.
   Может быть, следовало пожалеть его. Но я не из жалостливых.  Мне  нужно
было сделать выпад и нанести удар быстрее, чем он убежит, и я был готов  к
этому. Однако он совершил неожиданное: отступил на два шага и поднял руки:
   - Достаточно, шевалье. Благодарю вас. Вы меня убедили.
   Я невольно остановился в последнее мгновение. Но не опустил шпаги.
   Мой противник вынул из  левой  перчатки,  из  длинной  краги  сложенный
листок бумаги и протянул мне:
   - Просили передать.
   - Благодарю вас, шевалье, - ответил я машинально, разворачивая  бумажку
и в то же время уголком глаза продолжая наблюдать за ним. Чтобы  успокоить
меня, он отступил еще на шаг и заложил руки за спину. Хотя последнее вовсе
не всегда является признаком добрых намерений.
   Я прочитал: "Жду в замке Шенонсе".
   Подписи не оказалось, но то была рука Борича.
   Я поклонился:
   - Весьма обязан вам.
   Он молча поклонился в ответ и исчез.
   Я не спросил у него, где этот замок находится. Все равно добираться  до
него мне придется теми способами, что приняты в методике ПС, а не  верхом;
пешком или на каком-нибудь ковре-самолете.



САД В ЛУННОМ СВЕТЕ

   Нигде так не ощущается одиночество, как тихим вечером в  полнолуние  на
обширной поляне, чьи пределы размыты мраком, в котором  тонут  все  заботы
минувшего дня. В светлое время они надежно защищают нас от наплыва чувств;
заботы поддерживают, словно костыли, и, хоть на несколько часов  лишившись
их, мы начинаем испытывать неуверенность в себе. И  тут  становится  нужен
еще кто-то - хотя бы потому, что,  когда  людей  становится  двое,  заботы
возникают сразу же, и жить становится привычно.
   Вот почему я, неторопливо ступая по белеющей в  лунном  свете  дорожке,
бессознательно просеивал через себя всякий  звук  и  малейшее  движение  в
поисках чего-то, указывающего на присутствие другого человека. А услыхав в
стороне негромкий разговор, решительно свернул в его направлении, даже  не
подумав о том, что, когда двое разговаривают  поздним  вечером  при  луне,
появление третьего собеседника может не принести им никакой радости.
   Тем не менее так оно и оказалось, и я спохватился лишь тогда, когда,  с
треском проломившись сквозь кустарник, увидел сидящих рядом на не успевшей
еще остыть каменной скамье двоих - мужчину и женщину. Им явно не следовало
мешать - но уже поздно было, повернуться и скрыться оказалось бы не лучшим
выходом: так поступают лишь, увидев нечто, оскорбляющее какое-то из чувств
или норм поведения. Так что я, остановившись, кашлянул, переступил с  ноги
на ногу и молвил:
   - Привет. Добрый вечер.
   Сказано это  было,  разумеется,  на  языке  Пространства  Сна,  где  (в
посещаемых нами плоскостях) все, как правило, понимают  друг  друга,  хотя
каждому кажется, что он объясняется на своем  родном  -  или  на  каком-то
другом из известных ему наречий.
   -  Привет,  -  не  сразу  ответил  мне  мужчина,  а  женщина  и  вообще
промолчала. Я не мог разглядеть их лиц - луна стояла у  них  за  спиной  -
неразличимые эти лица были  обращены  ко  мне,  как  бы  изучая  возникший
феномен,  и  надо  было  немедля  найти  формулу  оправдания  и,   получив
информацию, исчезнуть столь же стремительно, как я здесь возник.
   - Прошу извинить меня, но я заблудился... Вы не скажете, я так выйду на
дорогу?
   - Дорог много. Какая интересует вас, шевалье?
   Ага. Я медленно повернул голову. Холмистая местность,  поросшая  лесом.
Несмотря на поздний час - тепло.
   - Мне, собственно, нужно попасть в замок Шенонсе.
   - Если месье пойдет налево и поднимется, то с гребня увидит  дорогу,  -
сказала женщина. У нее было приятное контральто, и я пожалел,  когда  этот
голос перестал звучать.
   Мужчина, это чувствовалось в его интонации, усмехнулся:
   - Не думаю, что это та дорога, которую шевалье ищет. Потому  что,  смею
уверить, в замке вас никто не ждет. Хотя бы по той причине, что  владельцы
его сейчас в Париже, при дворе Его Величества короля.
   - Весьма вам обязан, месье. И еще раз - простите за бесцеремонность. Но
мне нужно попасть в замок; я надеюсь,  вы  поверите  мне  на  слово  и  не
заставите предоставлять доказательства.
   Сказав это весьма  решительным  тоном,  я  повернулся,  чтобы  уйти.  В
пространстве  я  уже  сориентировался,  не  было   еще   полной   точности
относительно времени. Но тут мужчина окликнул меня:
   - Ради Бога, простите и вы меня, месье, но мне  показалось...  Скажите,
пожалуйста: вы ведь дример из второго Бюро?
   Я не ожидал,  что  в  те  времена  люди  уже  слышали  об  Операциях  в
Пространстве Сна. Но здесь было именно это Пространство, а я ухитрился  на
минутку забыть об этом.
   - М-м... Шевалье очень догадлив.
   - Барон де Бур, с вашего позволения. Однако  догадливость  тут  ни  при
чем. Просто-напросто я  имею  прямое  отношение  к  ОПС.  И  нахожусь  тут
совершенно не случайно - как вы уже наверняка поняли.
   "Бывают в жизни шутки, - подумал я. - Иногда странным образом получаешь
ориентир во времени".
   - Ах, значит, вы  и  есть  дрим-драйвер  Остров?  -  снова  вступила  в
разговор женщина, голос ее сделался еще более низким и мягким, он  как  бы
существовал  самостоятельной  субстанцией,  некая  независимая   атмосфера
возникала, иной воздух, которым можно было дышать даже с удовольствием; но
возможно, что с этим воздухом проникала в кровь и некая  отрава.  Впрочем,
она и без того была разлита кругом, в весне юга Франции. - А я  столько  о
вас слышала...
   Она не назвала себя - видимо, была уверена, что уж ее-то  должны  знать
все на свете - или, во всяком случае, в обширном круге,  центром  которого
она себя полагала - а возможно, на самом деле была. Я таких не  люблю,  но
уважаю, как вообще уважаю людей, уверенных в себе. Я  постарался  ответить
так, чтобы разговор не перешел случайно на  какую-нибудь  серьезную  тему:
лишние подозрения мне сейчас совершенно не были  нужны.  Вроде,  например,
разговоров о том, как я оказался в этой глухомани...
   - Я просто испуган, мадам, потому что не  знаю  -  от  кого  именно  вы
слышали, и в зависимости от этого - что это были за истины - или небылицы.
   - О, не бойтесь: от дримеров вашего Бюро - а они  все  вас  боготворят.
Вчера мы наблюдали в просмотровой нашего Бюро  за  вашими  похождениями  в
Аиде; я встречала вас и раньше, но вы меня, разумеется, не  замечали,  вам
было не до того. Скажите, такие переживания сильно утомляют?
   Я и так, конечно, узнал бы ее - минутой раньше или  позже,  как  только
увидел бы ее лицо. Тем более непонятным было -  с  какой  целью  она  сама
напоминает об этом эпизоде: там ведь она выступала на стороне  противника.
Каков был ее замысел?
   - Луиза, - перебил ее мужчина. - Не кажется ли тебе, что  месье  Остров
спешит?
   - Собственно, - процедил я, пытаясь обдумать дальнейшие действия, - мне
хотелось не только найти дорогу к замку, но и пообщаться с природой...
   - Вы так настроены на общение именно с природой? - в голосе женщины мне
почудилась насмешка.
   - Вы полагаете, человек не является частью природы?
   - Браво, браво, - сказала она.
   Лицо ее по-прежнему оставалось в тени, и я не мог разглядеть не  только
выражения его, но и самих черт; наверное, на сей раз ее сделали  дурнушкой
какой-нибудь, - хотя я чувствовал, что это не так: совсем иной была манера
ее поведения.
   - Ну, нам пора, - проронил мужчина. - Боюсь,  нас  спохватятся,  а  мне
пора находиться на дежурстве...
   - Тебе, Пьер-Поль, действительно пора спать, - в ее  голосе  прозвучала
скрытая насмешка. - А я еще не устала. И тоже хочу пообщаться с природой.
   Пьер-Поль, кажется, огорчился. Он  потоптался  немного  на  месте,  но,
видимо, ослушаться не мог. Он пробормотал "доброй ночи" и нехотя  зашагал,
поднимаясь по отлогому склону.
   - Садитесь, месье, -  предложила  Луиза.  -  Или,  может  быть,  просто
Остров? Занимайте свободное место.
   - Надеюсь, что никому не во зло, -  проговорил  я.  Мне  стало  хорошо:
начиналось некое приключение. Легкое,  без  последствий,  как  раз  такое,
какое  нужно,  чтобы  окончательно   прийти   в   себя   после   множества
сверхпрограммных происшествий, из-за которых я только сейчас приближался к
настоящей работе, к цели поиска.
   Но мои слова - а может быть, и не слова, но интонация,  с  которой  они
были произнесены, - не понравились женщине.
   - Это покажет будущее, - произнесла она неожиданно холодно.
   Я сел и попытался ненароком заглянуть ей в лицо. Она чуть  отвернулась.
Но я все-таки успел. Интуиция оправдалась:  она  была  той  женщиной,  что
почудилась мне среди чужих дрим-оперов в Аиде.
   - Я вас знаю...
   Наверное, мне не следовало говорить этого.
   - В лунном свете все видится обманчиво, - возразила она. - Обождите  до
завтра - чтобы не переживать разочарований.
   - Не приучен откладывать, - сказал я.
   - А я не приучена уступать.
   - Потому и остались?
   Она взглянула на меня очень серьезно:
   - Я осталась для того, чтобы выполнить поручение моего Мастера.
   - Вот как? В чем же оно заключается?
   - Я могу - и должна предложить вам помощь. Наше Бюро  заинтересовано  в
благоприятном исходе вашей миссии.
   - Какое же бюро - если не секрет?
   - Я не уполномочена отвечать на такие вопросы. Да  и  какое  это  имеет
значение?
   - Имеет. Но раз вы не можете ответить - считайте, что вы ничего мне  не
говорили. Во всяком случае, я уже забыл о вашем предложении.
   - То есть вы отказываетесь от помощи?
   Я решил повести себя понахальнее:
   - Есть одна помощь,  от  которой  я  не  отказался  бы.  Весна  и  тьма
способствовали бы... Но боюсь, что вы отвергнете мое предложение.  А  ведь
это было бы так прекрасно, вам не кажется?
   - Высший балл за догадливость. Но мне нужно обдумать  ваши  слова,  как
следует. Так что сидите спокойно, дышите воздухом.  И  ждите,  пока  я  не
снизойду.
   - У меня может не хватить времени.
   - Значит, вы недостойны.
   Мне следовало встать и уйти, но со мной  происходило  что-то  странное.
Как будто я переставал быть  самим  собой.  Я  попытался  выставить  блок.
Однако, похоже, опоздал.
   - Ну послушайте... - начал я. Но она немедля перебила:
   - Не будьте такой жестокой. Моя жизнь проходит  в  суете  и  постоянном
риске, сама профессия делает меня одиноким - но ведь я такой  же  человек,
как все другие, черт возьми, и неужели же я не заслуживаю хотя бы  крупицы
того, что в нормальном мире принято называть  счастьем?  Да  и  вам  самой
разве это не доставит радости -  знать,  что  в  вашей  власти  -  сделать
другого счастливым?..
   Теперь она приблизила свое лицо  к  моему  так  близко,  что  я  ощутил
прикосновение подвитых, надушенных усиков, рука уже  обвивала  мою  талию,
другая лежала на колене  и  опускалась  все  ниже,  одновременно  быстрыми
движениями пальцев подбирая подол моего платья все выше. Нужно было, может
быть, крикнуть о помощи, сделать какие-то резкие движения, оттолкнуть его,
отбиваться, но он уже  припал  губами  к  моей  шее,  впился,  голова  моя
закружилась, истома прошла по телу, его рука была уже  куда  выше  колена,
прикосновение ее было не просто приятным - из него исходила жизнь,  другая
рука сильно сжала мою левую грудь. Мне уже не хотелось сопротивляться,  не
осталось никакой воли, не осталось окружающего мира, ничего больше - кроме
него и моего желания,  могучего,  всепобеждающего  -  ощутить  его  всего,
отдаться, впустить его в мое существо, - в  этом  сейчас  было  счастье  и
смысл, только в этом. "Тогда еще не носили белья", - мелькнуло  в  голове,
когда я ощутила его пальцы уже во мне... Он  действовал  умело,  не  терял
времени, не искал удобного места  -  опрокинул  меня  на  эту  же  широкую
каменную скамью, рванул шнуры корсажа  -  мои  груди  обнажились,  ощутили
мягкое прикосновение лунного света, подумалось: "Ах, если бы он  догадался
раздеть меня совсем..." Но он спешил и лишь задрал подол повыше; ноги  мои
в нетерпении раздвинулись сами, он налег,  но  еще  медлил,  в  пору  было
кричать: "Ну же! Ну! Умираю..." Кажется, вечность прошла, пока он  наконец
не вошел в меня; мои  руки  обхватили  его,  стиснули,  чтобы  никогда  не
отпустить, никогда, никогда. Это  длилось  вечность;  мы  оба  извивались,
кричали, наконец он изверг в меня свое горячее семя, и мне показалось, что
я теряю сознание. Он что-то бормотал мне на ухо, не понять  -  что,  да  и
неважно было, во мне снова пробудилось желание - и в нем  тоже.  Его  руки
ожили, и на этот раз я уже радостно открывалась  ему,  никакого  смущения,
никакой сдержанности не осталось,  только  великая  жажда  его  тела,  его
поцелуев, его семени, - всего, что хоть как-то было связано с  ним.  Снова
накатило беспамятство, но и сквозь него мне  слышались  мои  стоны.  Когда
глаза мои ненадолго открылись, ночь уже побледнела - ночь,  какой  еще  не
бывало в моей жизни. "Отныне я - твоя  раба,  -  подумалось,  -  пойду  за
тобой, побегу, поползу, полечу - на край света,  любого  света,  только