Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
аз
встреченный мною здесь, в ПС, совсем недавно...
Солдаты, кто в шинели, кто в бушлате, нахлобучив ушанки, сидели лицом
по движению, нахохлившись, удерживая между коленями "АК" и "СКС". Дула их
были заткнуты тряпочками: шел снег, и надо было предохранять каналы
стволов от хлопьев, которые потом станут водой. То один, то другой из
сидевших время от времени смахивал матерчатой варежкой снег с лица.
Прошла пулеметная, потом - минометная рота, каждый расчет со своим
оружием располагался на боковых лавках уральского "козлика", станкач или
"миномет-82" - посредине.
Затем - полковая батарея-57, орудия на автомобильной тяге, зачехленные,
со снятыми, конечно, прицелами.
Сохраняя дистанцию, своим ходом пролязгал танковый батальон, расходуя
драгоценный моторесурс. На одной из башен я заметил номер машины, он был
203.
Я не знаю, откуда они шли, куда и зачем. Похоже, то было время, когда
уже закончилась корейская война и не успела начаться ни одна другая.
Впрочем, комдив Борисов погиб задолго не только до корейской, но и до
Большой войны. Здесь, однако, было Пространство Сна, в котором он с
успехом мог бы командовать и римским легионом.
Когда я провожал взглядом хозроту и кухни, исправно дымившие,
пространство, в котором это движение происходило, оказалось уже так
высоко, что я невольно испугался: на таком подъеме колеса могли и
заскользить, и всю колонну снесло бы прямо на меня. Потом улыбнулся: для
них там плоскость оставалась плоскостью. И снова опустил глаза.
Легкий катамаран скользил по спокойной воде, лениво поднимавшейся и
опускавшейся, словно грудь крепко спящего человека. Солнце светило справа.
Катамаран был полинезийский - трое сидели только в одном челноке, вторую
опору составляло, как мне показалось, заостренное спереди бревно. Один был
вооружен, похоже, острогой, но может быть, то был просто шест. Двое
гребли. Да, верно: то был шест, и третий сейчас налаживал парус. Идиллия
была полной. Вплоть до мгновения, когда из воды вырвалось сразу несколько
- три или четыре - щупалец. Одно вцепилось в борт, второе, а затем и
третье обхватили заднего гребца. Он закричал - я явственно услыхал крик.
Двое бросились к нему, но ближнему пришлось самому вступить в единоборство
с четвертым щупальцем, тому же, что был в носу, просто нельзя было сразу
добраться до заднего, слишком узким был челнок. Я напрягся. Неожиданно
ощутил в руке что-то вроде гарпуна. И кинулся вперед. Плоскость слегка
пружинила под ногами, помогая разбегу. Уже подбегая, я понял, что опоздал:
они поднялись слишком высоко, такой прыжок был мне не под силу, разве что
с шестом - но для такой цели мое оружие не годилось. Я сделал то
единственное, что оставалось: размахнувшись на бегу, метнул гарпун,
подражая копьеметателям из олимпийской сборной. Гарпун беспрепятственно
влетел в тот микроконтинуум, на миг завис над катамараном - и это было
последним, что я смог там увидеть: не успев погасить скорость, я с разбегу
влетел в следующее пространство, занявшее тем временем место морского
простора.
КАБИНЕТ
Я оказался в просторном и великолепно обставленном кабинете с
антикварным, но выглядевшим, как новый, письменным столом, еще одним
столом, низеньким, между двумя креслами - для беседы, и третьим - длинным,
зеленым, для заседаний, со стильными стульями той же эпохи, что и бюро, -
похоже, от Мельцера, а также с диваном с бронзой и резьбой. Ноги невольно
затормозились в ворсистом ковре.
Но разглядеть это великолепие повнимательнее не было времени. Потому
что главным сейчас оказался явно не сам кабинет, а находившиеся в нем два
человека.
Первый из них - в прекрасно сшитом деловом костюме со строгим галстуком
- в этот миг медленно поднимался из-за письменного стола, вытягивая перед
собой левую руку, в то время как пальцы правой бесцельно шарили по
столешнице. Лицо, свидетельствовавшее, что лучшие годы человека остались в
прошлом, выражало одновременно удивление и страх. Рот медленно открывался,
глаза все более расширялись.
Второй - рядом с высокой, резной дверью, одна створка которой еще
двигалась, закрываясь, - был в темных брюках и короткой, до пояса, кожаной
куртке. Обе руки были вытянуты вперед на уровне глаз, и ладони сжимали
большой пистолет - я не успел определить, какой именно, но смахивал он на
старый "люгер".
Прошло мгновение прежде, чем я узнал его: это был Степ. Значит, он
выпутался все-таки из Туннеля и добрался до самого Узла?
Но размышлять на эту тему было некогда.
В то мгновение, когда руки и оружие словно окаменели в воздухе, я
кинулся - точнее, нырнул - вперед. Я не успел дотянуться, но мой крик,
раздавшийся одновременно с выстрелом, заставил стрелка дрогнуть, и пуля
прошла мимо.
Человек за столом остался в той же позе, словно окаменел. Зато
нашедшийся круто повернулся ко мне, согнулся в поясе, не сгибая рук, давая
мне возможность заглянуть - снизу вверх - в черную бездну пистолетного
ствола: все, что я успел, пока он поворачивался, было - откатиться на два
шага в сторону, но для него это оказалось, пожалуй, даже выгодно: не все
любят стрелять в упор, многим нужна пусть маленькая, но дистанция. Для
оправдания в собственных глазах.
Я уже видел, как его длинный, тонкий палец, лежавший на спусковом
крючке, напрягся и начал едва уловимо сгибаться.
Моя вытянутая нога все же сработала на долю секунды быстрее. Все еще
лежа, я отбил руки Степа вверх. Пуля ушла в потолок, сам же он утратил на
миг равновесие и вынужден был сделать шаг назад. Этого времени мне
хватило: стрелок не успел еще сообразить, куда я девался, еще только
поворачивал голову, когда я уже оказался у него за спиной, левой рукой -
сгибом - захватил его шею, правой же схватился за пистолетный ствол. С
"люгером" так можно поступать без особого риска, точнее - именно с этой
моделью.
Я знал, что последует сейчас с его стороны: попытка ударить ногой
назад, по моей голени, а если удастся - по колену. Выше он не мог бы
достать, потому что ростом уступал мне. Не размышляя, я захватил его
правую ногу своей, в то же время не сводя глаз с объекта покушения.
Он, похоже, сумел уже прийти в себя: начал снова опускаться на стул, а
рука его, прежде судорожно шарившая по столу, теперь уже совершенно
осмысленным движением скользнула вниз, к среднему ящику. Я был уверен, что
там он найдет еще кое-что, кроме скрепок, карандашей и плитки шоколада.
Через секунду-другую роль мишени могла сыграть уже наша скульптурная
группа.
Опередить его могло только слово. И я крикнул ему:
- Стоять смирно!
Я угадал. Сработал безусловный рефлекс, и хозяин кабинета на миг застыл
изваянием.
Только на миг. Но мне хватило и этого времени, чтобы прошептать на ухо
Степу, которого я крепко обнимал - правда, совсем не так, как обнял бы
любимую женщину:
- Ты, идиот! Я - Остров, где твои глаза!
Отпущенный мне миг истек, и рука человека за столом снова двинулась в
путь. Пристрелить его сейчас было бы легким делом даже для младенца. Но
этого-то я как раз и не хотел.
Вместо того, чтобы вырвать из рук нашего парня оружие, я рванулся,
увлекая его с собой, в том направлении, откуда пятью секундами ранее
возник сам.
- Быстро! Прыгаем!
Мой партнер перестал, кажется, хоть что-то соображать и покорно
подчинился моей команде.
СТЕП
За пролетевшие секунды площадка, с которой я стартовал, успела уже
опуститься, но всего метра на два с половиной, так что прыжок оказался
совершенно безопасным. Наверху тот мужик, похоже, справился со своим
столом. Его выстрел прозвучал запоздало, пуля ворвалась в наше
пространство и тут же исчезла: видимо, направления "сюда" и "отсюда" не
были равноправными; пуля, выпущенная отсюда, наверняка долетела бы до
цели, как это недавно сделал мой гарпун, или что это еще там было.
Я выпустил парня из объятий, и он какие-то секунды стоял, очумело глядя
на меня, словно я был по меньшей мере уссурийским тигром. Потом
пробормотал:
- Остров... Это правда ты?
Вопрос только подтверждал его неопытность. Конечно, выглядел я сейчас
совершенно не так, как в Институте, где он только и мог меня видеть. Но
мы, кадровые дримеры, распознаем друг друга в любом облике, тут
срабатывает скорее подсознание, чем что-либо другое. Ему до этого было,
похоже, еще далеконько.
- Да вроде бы, - ответил я. - А ты - Степ. Тот самый, что ухнул в
Туннель Узла. Ты хоть слышал, как я орал тебе из Института, когда ты
проваливался все глубже?
Он кивнул. То, что я назвал его, кажется, помогло ему прийти в себя. И
тут же он страшно рассердился.
- Слушай, - сказал он острым голосом, - ты какого черта мне помешал? Я
же дело делал!
- Где это: в Туннеле?
Он очень серьезно покачал головой:
- Да нет. Из Туннеля я тогда выбрался. Вернулся в ПМ. Попросил новое
задание. Получил. А ты мне все испортил. Вот сейчас.
Я качнул головой:
- Плохо делал. По правилам, любую форму насилия мы в ПС применяем
только для самообороны. А ты хотел пристрелить его.
- Вот еще, - ответил он таким тоном, словно втолковывал ребенку, что
совать пальцы в электрическую розетку некрасиво. - Мне надо было только
припугнуть его - чтобы он там, в ПМ, проснувшись, вспомнил - и сделал для
себя выводы. Такое и было у меня задание. Я отлично стреляю, не то что
многие. Вот и прогнал бы пулю около самого его уха, чтобы он
прочувствовал. А потом сделал бы ему словесное предупреждение насчет его
дел там, в яви. Ты мне сорвал операцию, понял?
Может быть, так оно и было. Но с этими молодыми бывает всяко: порой
оружие начинает владеть ими, а не наоборот.
- Ну ладно, - сказал я ему, делая вид, что сожалею. - Прости, коли так.
- Да чего уж, - буркнул он. Потом вдруг оживился, поднял на меня глаза:
- Постой, постой. Ты сказал - ты кто?
- Остров.
- Ну да, я только сейчас сообразил. Теперь вроде узнаю... Так у меня к
тебе дело.
- Ин-те-ресно... - протянул я, не очень веря.
- Мне сказали: когда выполню поручение - попробовать найти тебя и
передать...
В это я поверил еще меньше.
- Вот уж точно, - поддакнул я. - Никого получше не нашли. Что у нас там
- эпидемия гриппа в Институте, или еще что похуже?
Странно - он не обиделся.
- Да нет... - Казалось, он даже слегка смутился. - Может, я немного не
так сказал. Такое говорили всем, кто уходил на задание: если кто-нибудь
тебя встретит, то передать.
Это было более убедительным.
- Давай, - поощрил я его. - Сыпь орехи.
- Значит, так. - Степ помолчал, сосредоточиваясь. - Велели сказать две
вещи. Первая: твою просьбу выполнили...
Просьбу! Ничего себе! Не просьба это была, а оперативное задание. Вот
тоже нашли словечко...
- ...Данные по Груздю действительно оказались там, где ты и
предполагал. Их суть: около трех лет тому назад контролеры начали отмечать
заметный регресс устойчивости его психики. Анализ показал, что явление
связано не с нервно-психическими, а с чисто физиологическими процессами в
больших полушариях головного мозга, что, в свою очередь, относится к
отдаленным последствиям кровоизлияния в мозг, перенесенного объектом в
возрасте тридцати лет. Предполагалось, что он совершенно восстановился, и
в последующие десятилетия перенесенное заболевание на его здоровье и
деятельности не сказывалось - вплоть до указанного момента...
- Так... - пробормотал я, горько сожалея о том, что не могу порыться в
биографии Груздя и посмотреть - какому этапу его деятельности
соответствовал этот регресс.
- ...Регрессивные явления наблюдались в течение приблизительно одного
месяца, после чего началось неожиданное, поскольку он ни к кому не
обращался и не прибегал ни к медицинской, ни к какой-либо другой помощи, -
неожиданное улучшение, весьма стойкое, и в таком состоянии объект
продолжал функционировать вплоть до наступления летаргии.
Степ отбарабанил все это единым духом, закрыв глаза. Если бы и я
смежил, как говорится, вежды, то возникла бы полная уверенность в том, что
я слышу не мальчишку, а Тигра Подземелья: его интонации, манера речи,
слова... Но кто излагает - неважно, куда значительнее то, что именно таких
данных я и ожидал. Почему? Сам не знаю: никакой ясной концепции по этому
поводу у меня не успело возникнуть. Тоже подсознание? В таком случае, что
и откуда оно принимает?
- Это было, значит, первое, - сказал он, открыл глаза и перевел
дыхание.
Я не стал ему говорить, что он прекрасно исполнил роль дрессированного
попугая. Наоборот, решил поощрить:
- Блеск. Молодец. Гони второе.
- Второе - о том, что была короткая связь с Боричем. Через подсознанку.
Железка выдала, что он в Луях, там горячий след, с тобой связь не
устанавливается, просит по возможности передать, что будет ждать тебя там.
- Он перевел дыхание, выпалив все это единым духом, подумал, вспоминая -
не упустил ли чего, и облегченно закончил:
- Вот вроде все.
На сей раз это были его, Степа, слова и его манера.
- Хорошо бы подробности, - попросил я. - Луев этих было, как-никак,
восемнадцать штук, серийный товар, и размазаны они по столетиям, как сопли
по стене. Луи - какой номер?
Он нахмурился: то ли потому, что не знал номера или забыл, то ли ему не
понравилось мое слишком вольное рассуждение о французских королях.
- Номера вроде не называли. Может, затерялся при передаче или железка
не справилась с дешифровкой...
- Жаль. Ну ладно - и на том спасибо. Теперь все?
Он кивнул; но так медленно и неубедительно, что пришлось схватить его
за плечи и основательно встряхнуть:
- Ну, что еще у тебя за душой?
Он нерешительно поморгал глазами. Я стиснул его плечи покрепче, так что
он даже поморщился, но не сделал попытки вырваться.
- Давай. Теряешь время. Что ты еще должен передать?
Он потряс головой:
- Передать - ничего. Но я слышал, как там говорили...
Чувствовалось, до чего ему не хотелось говорить что-то, что было у него
на душе.
- Ну? О чем они говорили?
Наконец он решился.
- О твоей дочери.
- Что именно? Что?
- Она спит. Не просыпается. Хотя из наших никто...
Странно, но я не очень удивился. Я был предупрежден, что противники не
обойдут девочку вниманием, но надеялся, что наши, даже не получив от меня
такой просьбы, сумеют каким-то способом защитить ее. Не сумели, значит.
Нет, я не удивился; просто ощутил пустоту там, где располагалось мое
кью-сердце.
- Уснула давно?
- Они заговорили об этом, когда я засыпал - наверное, думали, что уже
не услышу.
"Сукины дети, - подумал я. - Неужели они такого мнения обо мне?" - Я
понимал, конечно, что какие-то меры там принимаются и, может быть,
кто-нибудь уже пущен по ее следу. Но все же это непростительно. Ладно,
вернусь - разберусь.
- Спасибо, что сказал. Куда ты теперь?
Степ, думается, почувствовал себя совсем хорошо, облегчив совесть -
как-никак, одно задание из двух было выполнено, неплохой процент, да к
тому же, пожалуй, более сложное из них, - и стал оглядываться, словно
только что сообразил, что он не у себя дома.
Вокруг было все то же, что и до него: микроконтинуумы восходили и
закатывались, неведомый город с высоченными, непривычных очертаний
строениями и гигантской скульптурой спящего льва на Громадной площади
приближался сейчас к зениту нашего мирка, длинная и широкая платформа
мчалась невысоко над холмистой морской поверхностью, оставляя по левому
борту небольшую (казалось отсюда) марсельную шхуну, справа же,
кабельтовых, как я прикинул, в пяти - четырехмачтовый барк, шедший
почему-то лишь под передними парусами крутой бакштаг правого галса. Я не
успел подумать - с чего бы такая осторожность, как взгляд мой уже
перепрыгнул в следующий мир, где в полутемной комнате двое на ковре,
похоже, только что вошли во вкус... И тут Степ дернул меня за рукав,
должно быть, ему стало неудобно подглядывать. Или, может быть, пожалел,
что это не он там.
- Куда я теперь? (А я и забыл совсем, что спросил его об этом.)
Понимаешь, Остров... Я вспомнил - там еще вот что сказали, сам Тигр
говорил: если тот, кто тебя встретит... если ты скажешь, что тебе нужна
его помощь, то сразу же поступить в полное твое распоряжение.
- Весьма любезно, - сухо прокомментировал я, подозревая, что все
сказанное было только что измышлено экспромтом.
- Тебе же понадобится помощь, верно? Ты должен найти и дочь, и Груздя.
Я бы мог...
Ну вот. Я так и думал. Хотелось спросить - при себе ли у него носовой
платок - чтобы он хоть сопли себе вытирал без моей помощи. Но я не сказал
этого: обидеть мальчика легко, но это будет грызть его если не всю жизнь,
то, во всяком случае, много-много лет. Но не тащить же его с собой в лихие
микроконтинуумы, где и такие далеко не новички, как мы с Боричем, бывает,
еле выкручиваются. Одно дело - прибыть к кому-нибудь во сне, что-то
показать или внушить мысль, и совсем иное - схватываться с противником,
что не слабее тебя, выступать, по сути, кандидатом на постоянное
жительство в Аиде...
- Помочь мне ты, пожалуй, можешь, - проговорил я, делая вид, что
обдумываю его предложение. - Да, точно. Хорошо, что я на тебя вышел.
Он сразу собрался, как говорится, в комок:
- Я готов.
- У меня связи с Институтом нет, - сказал я. - На уровне сознания. А
железка, бывает, сильно врет. У тебя какой возврат?
Он моргнул, предчувствуя неладное.
- Четыре часа. Но я могу...
Я жестом остановил его:
- Не надо. Там будут только лишние волнения - за тебя. Сколько ты уже
израсходовал?
- Половину.
- Значит, через два часа по яви ты будешь в Институте. Теперь
сосредоточься. Запоминай слово в слово. Передашь Консилиуму или, в крайнем
случае, самому Тигру. Готов?
Подчиняясь моей воле, он несколько секунд постоял молча.
- Готов.
- Тогда поехали.
Я медленно, выделяя каждое слово паузами, продиктовал ему то, что
следовало передать в Институт. В качестве его памяти я не сомневался:
плохо запоминающих у нас не держат.
- Еще раз?
- Не надо. Записано.
- Повтори.
Он повторил без единой ошибки.
- Хорошо. И скажи еще вот что: когда найду Груздя, постараюсь
переправить его в ПМ. Но сам не вернусь - пока не разыщу дочери. Так что
пусть обеспечат нормальный уход за телом. Запомнишь?
Он кивнул, проглотив комок.
- И - счастливого пути.
Он вздохнул. Снова огляделся.
- А как я - отсюда?.. Где мы вообще?
Он был тут впервые. Не удивительно: я - тоже. Но я успел уже понять,
что к чему.
- Мы - в Большом Узле. Отсюда - выходы практически в любой
макроконтинуум, если не сразу, то с немногими пересадками. Тебе откуда
проще попасть в явь?
- Ну - поближе по времени и пространству...
Он еще не был ходоком на дальние дистанции.
- Ясно. Давай поищем. Твоя полусфера - левая. Увидишь подходящее -
сразу говори.
В поле нашего зрения было примерно восемь десятков выходов в
микроконтинуумы; через каждые пять-шесть секунд начинали возникать новые,
старые уходили за горизонт. Замечать и оценивать надо было быстро, долго
разглядывать не приходилось: можно было что-то упустить. В безмолвном
напряжении мы провели более получаса. За это время он лишь однажды
подтолкнул меня локт