овах не было. В основном  -  отдельные
слова и междометия. "Да", "Нет", "Не хочу" - вот в таком духе. Правда,  на
меня это так тяжело  подействовало,  что  я  вот  и  сам...  заболел.  Но,
собственно, я все это сразу же рассказал подполковнику... Еще до того, как
мы оказались на этой галере.
   Я  не  сразу  понял,  что  подполковником  он  назвал  Борича;  видимо,
дрим-инспектор именно так ему представился. Впрочем, по  табели  о  рангах
это вроде бы соответствовало.
   - Ничего, - утешил его Борич. - Истина от повторения не  тускнеет,  это
очень давно сказано.
   - И еще... - проговорил Зурилов как-то нерешительно.
   - Не стесняйтесь, говорите все, что приходит в голову, - поощрил его я.
   - Понимаете... Если можно, я хотел бы задержаться здесь подольше.
   Я не совсем понял его и поднял брови.
   - Не хочу просыпаться, - объяснил он. - Там, наяву. Пока еще  не  хочу.
Там я чувствую себя очень плохо. Там я тяжело болен, это неприятно, знаете
ли. И непривычно. А здесь...
   И он согнул обе руки, напрягая бицепсы, и выразительно потряс кулаками.
   - ...здесь я словно вернулся в молодость...
   Я кивнул. Это ощущение было знакомо каждому из нас.
   - Ничего, - утешил его Борич. - Мы будем  вас  придерживать,  насколько
это окажется в наших силах. Я уже говорил вам, что вы очень пригодитесь  в
нашем деле. Но кстати: вы рассказали нам еще не все.
   - По-моему...
   - Вы забыли сказать - что именно он пел.
   - А-а... Да, совершенно верно.  Арию.  "Вспоминая  Эвридику...".  Глюк,
"Орфей в аду", по-моему.
   - Ну как? - спросил меня Борич.
   - М-да, - сказал я. - По принципу: на безрыбье и рак  -  рыба.  Хорошо,
допустим.  Допустим,  он  действительно  здесь.  Каким  способом  мы   его
обнаружим - или он нас? В этом лабиринте, да еще и в темноте...
   - А вот для  этого,  -  произнес  Борич  назидательно,  -  у  нас  есть
первоклассный - в данных условиях - следопыт.
   И он театральным жестом указал на Зурилова.
   Я только усмехнулся.
   - Да-да, - согласился директор несколько смущенно. - Видите ли, у  меня
сейчас  прекрасная  настройка   на   его   подсознание.   Это   совершенно
естественно: ведь тема, которую разрабатывает мой институт, - наша  с  ним
общая, мы целый день работали вместе и думали,  и  чувствовали  совершенно
синхронно и синфазно, по сути дела, дублировали друг друга. Конечно,  если
бы он, проснувшись, занялся другими делами, а  я  -  своими  другими,  эта
настройка пропала бы. Но ни  он,  ни  я  -  так  получилось  -  не  смогли
перенастроиться, поскольку очень быстро лишились... ну, вы понимаете.  Так
что сейчас у нас очень хороший  контакт  -  на  интуитивно-подсознательном
уровне.
   - И вы его ощущаете?
   - Слабо, но все же четко. Уверен - он неподалеку.
   - А если мы пойдем на поиски и будем приближаться к нему или  удаляться
- как поведет себя сигнал?
   - Как любой сигнал: будет усиливаться или ослабевать.
   - А как насчет направления?
   - Ну вы же понимаете: подсознание - не рамочная антенна и  не  локатор.
Но поведение сигнала и здесь поможет.
   - Все ясно? - спросил меня Борич.  -  В  таком  случае  -  шагом  марш.
Направление - на Груздя. И еще одно. Гляньте-ка на берег, только не  очень
высовывайтесь. Видите?
   Мы выглянули, но не сразу поняли, что имел в виду Борич.
   - Ящик, ящик, - подсказывал он нетерпеливо. - Тот, который  мы  помогли
доставить до места.
   Это и в самом деле представляло, наверное, интерес. Тени успели вскрыть
тару, которая тут же стала таять, как до конца испарился уже привезший нас
сюда корабль. Прибывшего в упаковке  царя  теперь  водружали  на  какое-то
подобие паланкина. Вероятно, монарх этот успел наделать  всяких  дел,  уже
пребывая в Пространстве Сна; иначе зачем его стали бы переправлять в Аид?
   - Любопытно, как бытовая деталь, - сказал я. - Или  ты  увидел  в  этом
что-то другое?
   - Думаю, что его сейчас понесут куда-то в центр  местного  значения,  -
сказал он. - Царям даже в таких условиях воздается почет.
   - Ну и что? Мы же не из правящей династии.
   - Подозреваю, - сказал Борич, - что направление движения - наше и их  -
совпадет, хотя бы на некоторое время.
   - Почему?
   - Хотя бы потому, что где центр - там и охрана посолиднее. И  наверняка
существуют какие-то средства защиты. Если это подтвердится -  может  быть,
мы сойдем за свиту и проскочим без забот. А?
   Я усомнился: слишком уж мы не походили на тени. Но возражать  не  стал:
Борич достаточно часто оказывался прав. Сказывался его богатый опыт.
   - Ладно, пошагали, - согласился  я.  -  Не  забудем  только  изобразить
приличествующую случаю скорбь.
   И мы двинулись в путь.


   Мы сделали все возможное, чтобы нас можно было принять за тени;  однако
получалось это не очень-то хорошо, в особенности у Зурилова, который никак
не мог точно воспроизвести подсказанную нами формулу.  Правда,  это  и  на
самом деле не очень легко, поскольку произносится она на  языке,  фонетика
которого нам совершенно чужда, а сам язык исчез с лица  Земли  так  давно,
что никаких следов его не сохранилось. Впрочем, я вообще  не  уверен,  что
это земной язык.
   Тем не менее, замешавшись в приветственно-траурную процессию, некоторое
время - и расстояние - нам удалось пройти  без  помех.  Зурилов  постоянно
вертел головой, уточняя, наверное, курс на Груздя, но мы, похоже, шли  без
отклонений.
   До поры, до времени.
   Неприятности начались,  когда  засеянное  каменьями  поле  кончилось  и
открылась широченная равнина, покрытая низким туманом,  над  которым  были
видны лишь наши верхние половины, что же касается теней, то  они  и  вовсе
сливались с ним. Какое-то время нам казалось, что мы  по-прежнему  следуем
за процессией - пока Зурилов не пробормотал:
   - По-моему,  мы  остались  одни  -  они  то  ли  свернули,  то  ли  еще
что-нибудь...
   Мы остановились и стали вглядываться в серую муть.  Было  очень  трудно
различить в ней вообще что-либо,  потому  что  туман  не  был  однородным,
местами становился почти прозрачным, местами сгущался,  и  такое  сгущение
вполне  можно  было  принять  за  тень  -  но  в  следующий  миг  сгущение
рассасывалось, и становилось ясно, что это не фигура вовсе, а просто так.
   - Хрен с ними, - проговорил Борич. - Как сигнал?
   - Очень хорошо, - заверил Зурилов.
   - Тогда веди прямо по волне. Все  равно  тут  никого  не  видно.  Авось
пройдем.
   Но через секунду-другую оказалось, что "не видно" вовсе не значит,  что
тут и на самом деле никого нет.
   Сперва возник голос. В глухой тишине он показался  особенно  громким  и
грозным, так что мы невольно вздрогнули.
   - Остановитесь! Во имя вашей безопасности - остановитесь!
   Голос шел ниоткуда - и, казалось, со всех сторон сразу.
   Мы, переглянувшись, лишь ускорили шаг. Опыт подсказывал, что попасть  в
движущуюся цель всегда труднее, чем в неподвижную.
   - Стойте! Это последнее предупреждение!
   И, как бы в подтверждение сказанного, в каком-нибудь десятке метров  от
нас ударила молния. Мощная и аккуратная, без ветвей и отростков -  прямая,
как стрела. Это явно говорило  об  ее  искусственном  характере.  Кажется,
владелец голоса был не из болтунов.
   - Стоп! - скомандовал я, принимая игру на себя.
   Мы остановились.
   - Ну, что теперь? - крикнул я в пространство, стараясь, чтобы мой голос
звучал как Можно нахальнее.
   - Ваши усилия напрасны, - послышался ответ. - Дальше вам не пройти.  Но
мы не хотим уничтожить вас. Поворачивайте назад и идите  к  воде.  Там  мы
дадим вам возможность вернуться в светлый мир.
   - Черта с два они дадут, - пробормотал Борич  негромко.  Я  был  с  ним
совершенно согласен.
   - Мы согласны уйти, - возгласил  я  в  ответ.  -  Но  только  вместе  с
Груздем. Пусть он подойдет к нам - и мы сразу же двинемся к берегу.
   После секундной паузы со всех сторон донеслось:
   - Я не знаю, о чем вы говорите. Не знаю  никого  с  таким  именем.  Мое
предложение останется в силе еще две минуты. Потом мы вас истребим.
   - Мы обдумаем ваше предложение! - крикнул я. И повернулся к  Боричу:  -
Это не тени. Тени безгласны.
   - Согласен.  Но  здесь  не  может  быть  никакого  оружия:  Аид  прочно
заблокирован от него.
   - Не совсем так. Молнии -  как  все  прочее,  что  не  является  только
оружием, - здесь действуют. Пример налицо.
   - Можем ли мы получить что-то подобное?
   - Попробуй найти формулу.
   - Что просить?
   Я думал лишь мгновение:
   - Генератор инфразвука. Походный. Это не оружие.
   - Н-не знаю... - сомневаясь, пробормотал он. - И потом - как ввести его
в формулу? Там нет таких терминов...
   - Проси тихий звук страха. Это ты можешь перевести  на  -  на  что  там
нужно переводить?
   - Словно ты сам не знаешь. Нормальная латынь.
   - Даю... если только пробью блок.
   - Они же пробили!
   - Может быть, вместе?
   - Верно. Давай.
   Мы стали спиной друг к другу, прижались, взялись за  руки.  Зурилову  я
скомандовал:
   - Сядь. Спрячься в туман. Ну!
   Он скрылся. Борич шепотом произнес формулу - чтобы я усвоил.
   - Готов?
   - Да, - ответил я. - Обратный счет, начинаем в ноль. Три, два, один...
   Формула прозвучала. Мы вложили в  призыв-все  силы,  какие  еще  у  нас
оставались.
   Но мы потратили их не зря.
   В следующее мгновение я ощутил в руке знакомую рукоять.
   - Есть!
   А еще через миг прозвучало:
   - Две минуты истекли! Вы подписали свой приговор!
   И снова ударила молния - на этот раз ближе. Где-то под ногами испуганно
пискнул Зурилов:
   - Меня, кажется, тряхнуло!
   - Заткни уши пальцами! - велел я в ответ. И нажал на  стартовую  кнопку
генератора.
   Если я и рисковал, то только самим  собой:  излучение  могло  ввести  в
состояние ужаса и меня. Правда, сзади  генератор  был  достаточно  надежно
экранирован.
   Я медленно повел диффузором, поворачиваясь на левой  пятке  и  описывая
прибором окружность.
   В первые секунды казалось, что ничего не происходит.  Но  я  знал,  что
эффект проявляется не сразу. Борич тоже присел  в  туман  и  заткнул  уши,
чтобы волновой луч не задел его.
   Откуда-то - кажется, по-прежнему со всех  сторон  -  донесся  негромкий
стон. Вернее, стоны - разной высоты и тембра.  Мне  даже  показалось,  что
один из голосов принадлежал женщине.  Но  во  мне  не  проснулось  никаких
угрызений совести: сейчас все, кто окружал нас, были врагами. Да и - после
жертвоприношения детей, которое  продемонстрировал  мне  Инка-Дремин,  мои
понятия о жестокости сильно изменились.
   Я повернул большим пальцем  регулятор  излучаемой  мощности.  Стоны  не
только повторились в усиленном варианте; они  к  тому  же  локализовались.
Теперь было ясно, откуда  они  доносятся.  И  я  направил  диффузор  туда,
крикнув своим:
   - Вставайте! Держитесь за мной. Идем на прорыв!
   И мы пошли,  почти  побежали,  катя  перед  собой  вал  неслышного,  но
внушающего страх, а порой и убивающего инфразвука.
   Впереди слышался уже не стон, но исступленный крик.
   - Остров! - крикнул Борич. - Осторожнее!
   - Мне их не жаль, - ответил я на бегу.
   - Груздь! А если он там, с ними? Ты же не хочешь убить его!
   Я убавил мощность. Кто бы там ни был, сколько бы их ни таилось в тумане
- все они наверняка были уже выведены из строя.
   Мы чуть не налетели на них: они скрывались в слое тумана.  Нас  вовремя
остановил совсем уже тихий стон изнеможения, раздавшийся едва  ли  не  под
нашими ногами.
   Их было шестеро, все - без сознания.
   - Разгони туман хоть немного, - попросил я.
   Борич произнес формулу. Их стало  видно.  Я  занялся  осмотром.  Прежде
остальных - женщина; она и вправду тут оказалась,  уж  не  знаю  -  зачем.
Женщина была молода и красива, и смотреть на нее доставляло  удовольствие.
Только смотреть: помочь ей сейчас я ничем не мог, да и, наверное, не  имел
права: она была из числа врагов. Я отвел глаза от  ее  лица,  лишь  увидев
боковым зрением, как Зурилов, всмотревшись,  вдруг  кинулся  к  одному  из
лежавших. Прижал его голову к груди:
   - Профессор! Профессор!
   Повернулся к нам. На лице  его  был  восторг.  Глаза  влажно  блестели.
Похоже, он переживал минуту счастья.
   - Мы нашли его! Нашли! Да вы понимаете?!
   Это и в самом деле был  Груздь.  Хотя  он  не  очень  походил  на  свои
фотографии - там он  был  чисто  выбритым,  в  смокинге,  кожаной  куртке,
деловом костюме или лабораторном халате. Но и любой из нас вряд ли был  бы
узнан сейчас даже близкими знакомыми.
   - Да, - согласился я.  -  Вроде  бы  он.  Попытайтесь  привести  его  в
чувство.  А  я  займусь  прочими.  Если   они   всерьез   отключатся,   то
автоматически ускользнут неизвестно куда.
   Из  остальных   четверых   трое   оказались   постоянными   обитателями
Пространства Сна. И лишь один был,  как  мы  -  из  Производного  Мира.  К
сожалению, на нем не было никаких признаков,  по  которым  можно  было  бы
установить - из  какой  он  страны,  из  какого  Бюро.  Рисунок  на  левом
предплечье был - все то же наше изогнутое дерево, - но без  инициалов  или
номеров.
   "Ну, все, - сказал я, хотя и не вполне удовлетворенно. - Дело  сделано.
Суп сварен".
   И позволил себе немного расслабиться.
   Это было преждевременно.
   В следующий миг начал медленно исчезать Зурилов. Так  исчезает  снивец,
когда начинает просыпаться в Производном Мире, когда возвращается в явь.
   Меня это, впрочем, не обеспокоило: дело свое он сделал.  Груздь  был  с
нами, и оставалось лишь решить - как выйти самим и вывести его отсюда.
   Ближайшее будущее показало, что я ошибался. Потому  что  Груздь  открыл
глаза. Он пришел в себя.
   И его не стало.
   Он исчез.
   Но не так, как Зурилов: не как человек, просыпающийся наяву.  Будь  это
так, я и Борич вздохнули бы с великим облегчением.
   Он исчез сразу - так, как меняют микроконтинуум люди, перемещающиеся  в
Пространстве Сна.
   То ли испугался нас, приняв за врагов. То ли правильно понял, кто мы  и
зачем, и не захотел оставаться с нами.
   Не захотел возвратиться в Производный Мир.
   Я словно оцепенел: таких неудач у меня еще  не  бывало.  И  не  заметил
вовремя, что туман начал  стремительно  рассеиваться  и  в  одной  стороне
горизонт стал все сильнее наливаться  оранжевым  светом.  Борич  увидел  и
оценил это первым.
   - Новая плоскость! - крикнул он, дернув меня за рукав. - Идет на нас!
   Это было очередное взаимопроникновение нашего континуума в другой,  или
другого в наш -  все  едино.  На  нас  надвигалась  линия,  разделяющая  и
соединяющая разные миры, как всякая граница. Линия - катализатор  чудес  и
катастроф.
   - Берегись!
   Он заколебался  и  начал  превращаться  во  что-то;  я  даже  не  успел
разобрать - в какое существо.
   Уже откуда-то издалека до меня донеслось:
   - Ищи меня в Париже!..
   В следующий миг я остался один. Но ненадолго.
   Подхватило и меня... Завертело, понесло, превращая не знаю во что.
   Только не в того, кем я был до сих пор.



СХВАТКА

   Очень  соленая  вода  окружала  меня,  словно  я  стал  вдруг  огурцом,
предназначенным для закуски под стопку водки. Вода лилась в рот, заставляя
ощутить собственную тяжесть, и одновременно выталкивала, не позволяя пойти
ко дну.
   Отфыркиваясь, я всплыл, работая  передними  и  задними  ластами  скорее
инстинктивно, чем намеренно. Поднял голову  на  длинной-предлинной  гибкой
шее. Разинув донельзя зубастый рот, откусил здоровенный кусок воздуха.  Он
оказался вкусным, душистым и  теплым.  Удовлетворенный,  я  стал  поводить
головой над поверхностью воды, чтобы увидеть и схватить рыбу: мне хотелось
есть.
   Я увидел ее уже через несколько секунд. Шея  плавным  движением  вывела
голову на нужную позицию - и,  резко  разогнувшись,  метнула  ее  в  воду,
словно это был камень. Мои челюсти сомкнулись, удерживая отчаянно бившуюся
в зубах рыбу. Я не знал ее названия - плезиозаврам это ни к чему,  -  зато
хорошо помнил, какова она на вкус. Движением шеи я подбросил ее в воздух и
поймал - чтобы сразу  проглотить.  Это  удалось.  Но,  глотая,  я  заметил
неглубоко в воде еще одну тень. Она  была  намного  больше  рыбы  и  плыла
быстрее. Инстинкт подсказал мне, что  это  -  враг.  Опасный.  Смертельный
враг, находившийся сейчас в значительно более выгодной позиции.
   То был ихтиозавр - ящер, как я, но обликом уподобившийся рыбе.  Он  мог
не переводить дыхания дольше, чем я, и поэтому его возможности под водой -
то есть там, где находилось мое тело, не защищенное никакой броней, - были
намного больше моих. Я мог атаковать его лишь сверху, из воздуха;  но  при
этом мое самое уязвимое место - шея  -  становилось  удобной  мишенью  для
нападения. Тут самое важное для меня было - не промахнуться, нанести  удар
в самое слабое его место - в тонкую часть тела, туда, где начинался хвост,
похожий на рыбий, не такой, как у меня: длинный, хорошо приспособленный  к
тому, чтобы резко менять направление движения. Я должен был схватить его с
первого раза, потому что на второй удар у меня могло не хватить времени.
   Сейчас шея моя и верхняя часть тела находились над водой; крутизна моих
гладких боков была слишком большой, чтобы он мог вцепиться в них.  Значит,
он будет стремиться схватить меня за один из  ластов  -  или  за  хвост  в
средней его части, чтобы нанести серьезную рану, а кроме того  -  помешать
мне маневрировать. Потом ему оставалось бы ждать, пока я не потеряю  силы,
истекая кровью. Поэтому я  обязательно  должен  был  ударить  первым  -  и
безошибочно.
   Я сильно заработал ластами и хвостом, все быстрее направляясь навстречу
ему. Я должен был показать уверенность в своих силах  -  их  у  меня  было
достаточно - и полное отсутствие страха. И не  только  показать,  но  и  в
самом деле не испытывать его.
   В ответ ихтиозавр тоже увеличил скорость. Он летел на меня, лишь слегка
изменив направление. Мне стало ясно: он не  будет  ждать  моей  атаки,  но
нападет сам; и, судя по направлению - не на ласты или хвост: сильный  удар
своим хвостом позволит ему выброситься из воды более чем на половину длины
его тела и вцепиться именно в мою шею - в случае удачи это означало бы мою
гибель.
   Но мне уже стало ясно, каким способом можно избежать такого конца.  Это
знание сидело глубоко во мне, и мне не пришлось искать его,  оно  возникло
само и заставило повиноваться ему.
   Исполняя эту волю древней памяти, я дождался мгновения, когда  страшный
враг оказался в том  месте,  откуда  ему  нужно  было  начинать  бросок  -
промедлив, он вынырнул бы уже за мной, и его грозные челюсти  схватили  бы
лишь воздух. Но расчет сидел в его памяти так  же  прочно,  как  мой  план
действий - в моей, и он начал решающее движение вовремя.
   Но одновременно с ним начал действовать и я.  Легким  движением  хвоста
повернулся так, чтобы находиться к нему не боком, а грудью. И одновременно
нырнул, не изгибая шеи, но напрягая ее и ударив ею по воде; это  было  так
же, как если бы в воду обрушилось высокое подмытое водой дерево. Возникшее
волнение воды качнуло его, нарушая точность броска; я же  погрузил  голову
еще ниже, так что она оказалась  под  нападавшим,  и  обратным  движением,
разгибая шею, вонзил  зубы  в  его  тело  именно  там,  где;  хотел:  близ
хвостового плавника. Стремящаяся вверх масса ихтиозавра была очень велика,
и он увлек меня за собой; не будь я готов к этому, он сломал бы  мне  шею.
Но я снова заработал ластами и хвостом и помог ему подтащить меня  поближе
к поверхности. Тем временем я впивался в его тело все глубже и  глубже,  и
вода вокруг нас все более мутнела от его крови.
   Неимоверным рывком ему удалось вырваться из моих челюстей и  отплыть  в
сторону. Там он, уже не решаясь напасть сам, ожидал, наверное, моей атаки.
   Но мне теперь спешить было незачем. Его мощное сердце продолжало  гнать
кровь, и с каждым его ударом все больше ее вытекало в  воду.  И  с  каждым
ударом сердца он слабел.
   Наверное, почувствовав это, ихтиозавр бросился на  меня.  С