ющих грехи душ, не так ли?
     Он потянулся за бутылкой  "Фор  Роуз",  налил  мне  еще  один  полный
стакан. Потом продолжал:
     - С самого начала ты храбро, очень храбро переносил  свое  несчастье.
Не далее как вчера вечером я говорил Кейту, что ты так достойно держишься.
Но в глубине души ты очень несчастен, и время от времени эта боль  дает  о
себе знать. Это не твоя вина. Просто так устроен мир. Мой брат Уилф утонул
в проливе однажды ночью восемнадцать лет назад, и уж поверь мне,  я  очень
тяжко переживал это многие месяцы.
     - Миссис Саймонс говорила мне сегодня,  что  она  тоже  видит  своего
покойного мужа.
     Джордж улыбнулся и посмотрел на Кейта, который как раз был занят тем,
что наполнял бокала новой порцией пива.  Кейт  тоже  улыбнулся  и  покачал
головой.
     - Не  переживай  из-за  того,  что  наболтала  вдова  Саймонса.  Ведь
известно, что она... - он многозначительно постучал себя пальцем по лбу.
     - Старый Саймонс хлебнул с ней лиха, - добавил Кейт. - Он рассказывал
мне, что она  как-то  раз  продержала  его  всю  ночь  на  дворе  в  одних
кальсонах,  потому  что  он   хотел   воспользоваться   своими   законными
супружескими  правами,  а  у  нее  почему-то  в  дыре  не  свербело.  Как,
по-твоему, нормальный мужик вернулся бы к такой женщине, а уж тем более  -
дух?
     - Не знаю, - ответил я. Я чувствовал себя  все  более  потерянным.  Я
даже начинал сомневаться, действительно ли я видел в саду Джейн. Да и была
ли это на самом деле Джейн? Мне было трудно в это поверить и еще труднее -
точно припомнить, как выглядело ее  лицо.  Оно  было  удлиненным,  как  на
картинах Эль-Греко, с потрескивающими от электричества волосами.  Были  ли
эти волосы только электрическими скоплениями, огнями святого Эльма, как их
называл Кейт? Он говорил, что они мигают, как горящий газ.
     Я допил второй стакан и поблагодарил за третий.
     - Если выпью и этот, то не доберусь домой даже на четвереньках.
     - Хочешь, проводим? - предложил Кейт.
     Я потряс головой.
     - Если там что-то есть, Кейт, то я должен сам с этим справиться. Если
это дух, то в таком случае - этот дух мой, и никому до этого дела нет.
     - Ты должен поехать в отпуск, отдохнуть, - сказал Джордж.
     - То же самое мне советовал и отец Джейн.
     - Он прав. Нет смысла сидеть одиноким сычом  в  этом  старом  доме  и
размышлять о прошлом. Ну, пожалуй, ты все же справишься!
     - Ясно. Спасибо, что выслушали. Мне на самом деле это очень помогло.
     Джордж кивнул в сторону бутылки.
     - Для успокоения нервов нет ничего лучше виски.
     Я пожал им обоим руки и отправился к выходу, но в холле повернулся  к
ним.
     - Еще одно, - сказал я.  -  Вы  не  знаете  случайно,  почему  раньше
Грейнитхед назывался "Восстанием Из Мертвых"?
     Кейт посмотрел на Джорджа, а Джордж на Кейта. Потом Джордж сказал:
     - Этого никто точно не знает. Некоторые  твердят,  что  поселенцы  из
Европы назвали так это место, поскольку собирались тут начать новую жизнь.
Другие болтают, что это просто название, такое же, как и  другие.  Но  мне
лично больше всего  нравится  версия,  что  название  было  дано  в  честь
Третьего Дня после Распятия, когда Христос восстал из гроба.
     - Не думаете, что речь шла о чем-то другом?
     - Например, о чем? - спросил Джордж.
     - Ну... о чем-то таком, что я сегодня пережил.  Миссис  Саймонс  тоже
вроде бы столкнулась с тем же. И Чарли Манци из лавки.
     - Чарли Манци? О чем это ты говоришь?
     - Миссис Саймонс сказала мне, что Чарли Манци  грезится  его  умерший
сын.
     - Это, значит, Нийл?
     - Ведь у него же был единственный сын.
     Джордж надул щеки в знак удивления, а Кейт Рид протяжно свистнул.
     - Эта баба и впрямь свихнулась, - заявил он. - Ты  вообще  не  должен
слушать ее треп, Джон. Ничего  удивительного,  что  тебе  теперь  являются
привидения, если ты с ней поболтал. Ну, ну, тут еще тебе  и  Чарли  Манци.
Говоришь, он видел Нийла?
     - Вот именно, - подтвердил я. Мне стало стыдно, что я поверил  всему,
что мне наболтала миссис Саймонс. Я не мог понять, почему я вообще  слушал
ее вздорный бред и почему я решил сесть в ее  машину.  Видимо,  я  слишком
промок, или был пьян, или же попросту свалял дурака.
     - Послушайте, - обратился я к Джорджу и Кейту. - Мне пора.  Но,  если
разрешите, Джордж, я забегу к вам завтра утром по пути в свою лавку. Вы не
имеете ничего против?
     - Милости прошу, Джон. Ты можешь великолепно позавтракать с нами.  Мы
с женой делаем такие славные  старинные  гречневые  лепешки.  Она  готовит
тесто, ну, а мне приходится выпекать их. Непременно забегай, Джон.
     - Спасибо, Джордж. Спасибо, Кейт.
     - Будь осторожнее, слышишь?



                                    9

     Я вышел из дома номер семь и снова оказался под моросящим  дождем.  Я
свернул направо, собираясь вернуться домой, но через  минуту  остановился,
заколебался и посмотрел в сторону главного шоссе,  где  стоял  дом  миссис
Саймонс. Было без нескольких минут десять, и я подумал, что миссис Саймонс
не рассердится, если я нанесу ей визит. Наверняка у нее мало друзей.  Мало
кто теперь жил у главного шоссе, соединяющего Салем с Грейнитхед.  Большую
часть старых домов уже разрушили, чтобы освободить место для бензоколонок,
супермаркетов и лавок, торгующих забавными сувенирами  и  живой  приманкой
для рыб. Прежние жители Грейнитхед также съехали, слишком старые,  слишком
измученные и  слишком  бедные,  чтобы  переселиться  в  модные  прибрежные
резиденции, обступившие Салемский залив.
     Дорога заняла у меня добрых десять минут. Наконец я добрался до  дома
миссис Саймонс - большого каменного здания  в  федеральном  стиле,  изящно
оформленного, с рядами запертых ставней и фигурным двориком с  дорическими
колоннами. Сад, окружающий  дом,  когда-то  был  ухоженным  и  старательно
спланированным, но теперь одичал и зарос сорняками. Деревья не подстригали
лет пять, и они опутывали ветвями стены, как некие паукообразные создания,
цепляющиеся за одеяния прекрасной принцессы. Однако красота этой принцессы
канула в Лету, что я  заметил,  проходя  по  протоптанной  среди  сорняков
тропинке. Резные балконы поржавели, в полопавшейся стене змеились  длинные
трещины, и даже декоративная корзина фруктов над главным входом  в  сад  -
наиболее примечательная особенность творений Макинтайра - была  выщерблена
и загажена птицами.
     Ветер с Атлантики гулял по саду, посвистывая возле углов дома, и  бил
ледяным холодом прямо в спину.
     Я вошел по каменным ступеням во дворик.  Мраморные  плиты  пола  были
выщербленными и потрескавшимися, с дверей главного входа  краска  облезала
полосами, как будто  дерево  отваливалось  кусками.  Я  потянул  за  ручку
звонка, в глубине дома  раздался  приглушенный  звон.  Я  начал  энергично
потирать руки, чтобы согреться, но на ледяном ветру это было нелегко.
     Ответа не было, поэтому я позвонил еще раз, а затем постучал. Рукоять
дверного молоточка была сделана в виде головы химеры, с кривыми  рогами  и
разинутой пастью на разъяренном лице. Один ее вид мог бы перепугать любого
даже  средь  бела  дня,  и  вдобавок  молоток  производил  глухой,  хмурый
замогильный звук, как будто кто-то стучал по  крышке  солидного,  красного
дерева, гроба.
     - Ну, пожалуйста же, миссис Саймонс, - вполголоса поторапливал  я.  -
Не буду же я здесь торчать всю ночь.
     Я решил попробовать в последний раз. Я дернул  за  звонок,  заколотил
молоточком в дверь и даже завопил во всю глотку:
     - Миссис Саймонс! Прошу вас! Есть кто дома?
     Ответа не было. Я повернулся и спустился по ступеням дворика.  Может,
миссис Саймонс  отправилась  к  кому-то  в  гости,  хотя  я  не  мог  себе
представить, куда она могла пойти в такой час и в такую погоду.  Однако  в
доме нигде не горел свет, и хотя в темноте мало что можно было  разобрать,
мне казалось, что занавески на втором этаже не задернуты.  Значит,  миссис
Саймонс не смотрела телевизор и не спала в спальне наверху.
     Я обошел дом, чтобы проверить, нет ли света в окнах сзади. Лишь затем
увидел "бьюик"  миссис  Саймонс,  запаркованный  перед  открытыми  дверями
гаража. Двери гаража раскачивались и стучали на ветру, но нигде не было ни
одной живой души. Никакого света, никакого звука. Только дождь,  монотонно
стучащий по крыше автомобиля.
     Ну что ж, неуверенно подумал я, может,  кто-то  за  ней  приехал?  Во
всяком случае, это не мое дело. Я развернулся, чтобы  уйти  совсем,  когда
неожиданно заметил краем глаза белый блеск в одном из окон второго этажа.
     Я повернулся и, замерев, напряг зрение, щурясь из-за дождя. С  минуту
ничего не происходило, а потом блеск появился снова, такой мимолетный, что
мог быть чем угодно -  отблеском  фар  проезжающего  автомобиля,  молнией,
отражающейся в окне. Потом блеснуло еще раз, и еще: упорное мигание теперь
длилось  дольше,  и  я  мог  бы  поклясться,  что  замечал  лицо  мужчины,
поглядывающего на меня из окна.
     В первую секунду мне захотелось убежать.  На  самом  деле,  при  виде
мигающей Джейн в саду я как-то  смог  справиться  со  страхом,  но  затем,
вернувшись домой, тут же поддался  панике,  помчался  к  входной  двери  и
понесся по Аллее Квакеров, как перепуганный заяц.
     Но теперь я расхрабрился чуть больше. Может, Кейт и Джордж были правы
и сегодня вечером я видел только огни святого Эльма  или  какое-то  другое
естественное явление? Кейт говорил, что видел их сотни раз -  так  что  же
удивительного в том, что я увидел их дважды подряд?
     Была еще одна причина, которая удерживала меня  от  бегства,  глубоко
спрятанная причина. Дело было в моем сложном чувстве к Джейн.  Если  Джейн
на самом деле явилась передо мной как порожденный электричеством  призрак,
то в таком случае мне хотелось бы узнать о таких явлениях  побольше.  Даже
если она  не  могла  вернуться  ко  мне  в  физическом  облике,  наверняка
существовал способ связаться с ней и, может,  даже  поговорить.  Возможно,
вся эта болтовня о медиумах и вращающихся столиках имеет  какой-то  смысл?
Может,  душа  человека  это  не  что   иное,   как   совокупность   слабых
электрических токов, составляющая его личность,  отделяющаяся  от  тела  в
минуту смерти, но все еще сохраняющая единство,  все  еще  функционирующая
как человеческий разум? А если разум несет в себе также прообраз тела,  то
разве не возможно, что время от времени тело показывается в виде  мигающих
нематериальных электрических образований?
     Такие мысли клубились у меня в голове,  когда  я  стоял  перед  домом
миссис Саймонс. Я даже попытался открыть защелку кредитной карточкой,  как
это делают  взломщики  в  кино,  но  защелка  даже  не  дрогнула.  Видимо,
старинные, девятнадцатого века, замки не реагируют на  пластик  двадцатого
века. Я обошел дом с другой стороны, огибая скрюченные, оплетенные  дикими
розами деревья, цепляющиеся ветвями за стены, и  наконец  нашел  небольшое
окно в подвал. Оно  было  защищено  металлической  сеткой,  но  в  соленом
морском воздухе железо проржавело, и достаточно  было  пару  раз  дернуть,
чтобы сетка уступила.
     Неподалеку, на заросшей садовой тропинке, лежала слепая  облупившаяся
голова мраморного ангела. Я поднял ее, подтащил под стену дома и бросил  в
окно, как пушечное ядро. Раздался звон лопнувшего стекла  и  глухой  стук,
когда голова шмякнулась о пол подвала. Я убрал пинками оставшиеся осколки,
после чего сунул голову в окошечко, чтобы увидеть, что находится внутри.
     Там царила полная темнота, было явно сыро, пахло  плесень.  К  запаху
плесени примешивалась особая вонь гнилья, которая  всегда  присутствует  в
старых домах, поскольку камень и дерево за долгие годы  так  пропитывается
эссенцией минувших событий, что на них как будто остается  осадок  грусти,
горькая селитра гнева и прокисшая сладость радости.
     Я вытащил голову и полез в окно подвала  ногами  вперед.  Я  разодрал
штанину на колене о торчащий из фрамуги гвоздь и громко выругался в глухой
тишине.  Но  спуск  оказался  очень  легким.  В  отдаленном  углу  подвала
послышался шорох и возбужденный писк. Крысы - злобные и  опасные  грызуны.
Если верить традиции, то крысы, живущие в  Грейнитхед,  были  беглецами  с
тонущих кораблей. Я прошел через подвал на ощупь, вытянув руки, как Слепой
Пью из "Острова сокровищ" Стивенсона.
     Я прошел по периметру весь подвал, пока наконец не нащупал деревянный
поручень  и  каменные  ступени.  При  каждом  моем  шаге   крысы   пищали,
подпрыгивали и поспешно убегали.
     Дюйм за дюймом я добрался по лестнице до дверей подвала  и  нажал  на
ручку. К счастью, она не была заперта на ключ. Я открыл ее и вышел в холл.
     Дом миссис Саймонс построили в те времена, когда Салем был  пятым  по
величине портом в мире и шестым по богатству городом в Соединенных Штатах,
поскольку собирал одну двадцатую таможенных поступлений в  государственный
бюджет. Холл тянулся через весь дом, от главного входа до  задних  дверей,
ведущих в сад. Вдоль одной стены бежали великолепные резные ступени.  Хотя
на мне была обувь  с  мягкой  подошвой,  мои  шаги  по  черно-белому  полу
отдавались эхом и возвращались  ко  мне  из  темноты  множества  гостиных,
пустых кухонь и окруженных галереями лестничных площадок.
     - Миссис Саймонс? - закричал  я,  слишком  тихо,  чтобы  меня  кто-то
услышал. И мой собственный голос тут же эхом вернул мне: "Миссис Саймонс?"
     Я вошел в большой зал, высокий, пахнущий пылью и лавандой.  Мебель  в
нем была старомодной, но  не  антикварной;  обычная  традиционная  мебель,
снискавшая  популярность  в  середине  пятидесятых  годов,  приземистая  и
дорогая, якобинская, по моде Гранд Рапидс [Гранд Рапидс, штат  Мичиган,  -
центр мебельной промышленности США]. На другой стороне зала я увидел  свою
собственную бледную физиономию, отраженную в зеркале над камином, и быстро
отвел взгляд, прежде чем меня снова начал охватывать страх.
     Внизу миссис Саймонс нигде не было. Я заглянул в столовую, где  пахло
дымом  свечей  и  прогорклыми  грецкими  орехами.  В  кладовую,   которая,
несомненно, была последним криком моды во времена, когда строился  дом.  В
старомодную кухню с белыми мраморными столами. Потом я  вернулся  в  холл,
сделал глубокий вдох и начал подниматься по лестнице на второй этаж.
     Я был на середине пути, когда снова увидел бело-голубое  свечение  за
дверями одной из спален. На секунду я застыл, вцепившись рукой  в  перила,
но я знал, что нет смысла тянуть дальше. Или я сейчас узнаю, что  означают
эти электрические импульсы, или мне следует бежать  отсюда  со  всех  ног,
забыв о мистере Саймонсе, Нийле Манци и обо всем подобном, в том  числе  и
Джейн.
     - Джон,  -  заговорил  знакомый  шепот  прямо  мне  в  ухо.  Я  снова
почувствовал  шевеление  волос  на  голове,  уколы  медленно  нарастающего
страха. Из-под дверей спальни еще раз блеснул свет.  В  абсолютной  тишине
были  слышны  лишь  приглушенные  треск   и   гудение,   которыми   обычно
сопровождаются мощные электрические разряды. Веяло ужасающим холодом.
     - Джон, - услышал я снова, но на этот раз невыразительно,  как  будто
два голоса шептали хором.
     Я добрался  до  верха  лестницы.  Лестничная  площадка  была  устлана
ковром, когда-то  толстым,  теперь  вытертым.  На  стенах  кое-где  висели
картины. В царящей здесь темноте я не видел, что на них  изображено.  Лишь
местами из темного масляного фона выступало чье-то бледное лицо, но  я  не
замечал ничего больше, а свет зажигать не хотелось, чтобы не  переполошить
того, что так блестело и мигало в спальне.
     Я долго стоял перед ее дверьми. Чего ты боишься? - допрашивал  я  сам
себя. Электричества? Так в этом ли дело? Ты перепугался электричества?  Не
надо,  ты  ведь  только  что  сам  для  себя  выдумал  прекрасную  теорию,
объясняющую  существование   духов,   электрические   матрицы,   импульсы,
образования, кучу подобного вздора,  а  теперь  боишься  открыть  дверь  и
посмотреть на несколько гаснущих искорок? Ты сам веришь в свою теорию  или
нет? Ведь если не веришь, то ты вообще не должен был  сюда  приходить,  ты
должен был нестись в ближайший кабак, ведь  это  единственное  место,  где
тебя наверняка не будут посещать никакие духи.
     Я взялся за ручку двери и в  ту  же  секунду  услышал  пение.  Тихое,
тихонькое, но достаточно выразительное, чтобы кровь стыла в жилах:

                     Мы выплыли в море из Грейнитхед
                     Далеко к чужим берегам...

     Я закрыл глаза и как можно быстрее открыл их из  страха,  что  кто-то
или что-то появится, пока я не буду видеть.

                     Но нашим уловом был лишь скелет,
                     Что сердце сжимает в зубах.

     Я невольно откашлялся, как будто должен был провозгласить тост. Потом
нажал на ручку и осторожно открыл дверь.
     Раздался оглушительный треск, ослепительно блеснул свет. Двери  резко
открылись, вырывая ручку из моей руки. Я стоял на пороге с открытым  ртом,
утратив дар речи, неспособный двигаться, я всматривался в то, что  было  у
меня перед глазами.
     Это была огромная, богатая спальня с  большим  занавешенным  окном  и
резным ложем с балдахином. Напротив, в  углу,  стояла  мерцающая,  слепяще
яркая фигура мужчины с широко распростертыми руками.  Воздух  вокруг  него
дрожал и потрескивал, насыщенный электричеством,  конвульсивно  извивались
голубые молнии, как черви на сковороде. Лицо мужчины было длинным и худым,
удивительным образом искривленным, глаза казались двумя  черными  пятнами.
Но я видел, что он смотрит на потолок. С необъяснимым  чувством  страха  я
также поднял взгляд.
     Там  висела  большая  люстра  на  двенадцать  рожков  со   множеством
хрустальных подвесок и дюжиной позолоченных подставок для свечей. К  моему
удивлению,  люстра  качалась  из  стороны  в  сторону,   а   когда   треск
электричества  утих,  я  услышал  звон  хрустальных  украшений,  резкий  и
немелодичный, будто кто-то пытался их стряхнуть, как яблоки с дерева.
     На люстре, растянувшись, что-то лежало. Нет, еще хуже.  Кто-то  лежал
на люстре. Механически я сделал два или три шага  вперед  и  уставился  на
потолок, совершенно ошеломленный, не веря своим глазам.
     Это была миссис Саймонс.  Каким-то  чудом  цепь,  на  которой  висела
люстра, пробила ее насквозь, и теперь она лежала лицом вниз на  двенадцати
разветвляющихся плечах, дергаясь и дрожа, как рыба на сковородке, цепляясь
за  подсвечники  и  хрустальные  подвески,  изворачиваясь  в   непонятной,
невероятной муке.
     - Боже, Боже, Боже, - лепетала она. Из ее рта текли струйки  крови  и
слюны. - Боже, освободи меня,  Боже,  освободи  меня,  Боже,  Боже,  Боже,
освободи меня.
     Я посмотрел расширенными глазами на мигавший призрак, который все еще
стоял на другой стороне спальни с поднятыми руками.  На  лице  мужчины  не
было   улыбки   или   гнева,    только    какая-то    хмурая    непонятная
сосредоточенность.
     - Сними ее! - закричал я ему. - Ради Бога, сними же ее!
     Но мигающий призрак игнорировал меня, как будто мои слова  совершенно
не доходили до него.
     Я снова посмотрел на миссис Саймонс,  которая  всматривалась  в  меня
вытаращенными глазами из-за висящих подвесок.  Кровь  закапала  на  ковер,
сначала капля за каплей, потом все быстрее, пока не хлынула ручьем. Миссис
Саймонс сжала хрусталики, которые  лопнули  в  ее  руках.  Обломки  стекла
прошили ее ладони и вышли с обратной стороны.
     Я отступил на пару шагов для разбега, подпрыгнул, пытаясь достать  до
люстры и сорвать ее с потолка. На первый раз мне удалось только схватиться
одной рукой. Секунду я висел на люстре, а потом вынужден был ее отпустить.
На второй раз захват мне удался лучше.  Я  медленно  раскачивался  туда  и
назад, а надо мной миссис Саймонс содрогалась, истекала  кровью  и  молила
Бога о спасении.
     Раздался треск, и люстра