алось длительной прелюдии, никто из нас не мог
бы ее долго выдержать.  Мы  оба  по  разным  причинам  были  долго  лишены
сексуальных партнеров, что отнюдь не пошло нам на пользу. Напряжение между
нами нарастало лавинообразно, пока наконец  мы  не  хотели  ничего,  кроме
прямого, острого, бескомпромиссного сношения.
     Я вошел в нее. Она была горячей, влажной и стонала при каждом толчке.
Мне казалось, что моя голова лопается, но этот взрыв все длился и  длился.
Джилли обвила меня ногами, чтобы я мог входить еще глубже, впилась ногтями
в мою спину и глубоко укусила меня за плечо.
     - О Боже, глубже, милый, еще глубже! - молила она. Я обнял ее бедра и
вошел в нее, насколько мог, так, что она начала стонать, кричать и  мотать
головой по подушке.
     Я чувствовал первые судороги оргазма, нарастающие в ее упругом  теле,
предсказывающие близкое землетрясение. Она  выговаривала  какие-то  слова,
которых  я  не  мог  понять,  тонким,  задыхающимся  голосом,  как   будто
одновременно молила и проклинала. Ее глаза были плотно прикрыты,  на  лице
проступало напряжение. Ее пышные груди порозовели, а соски были стоячими и
твердыми.
     Именно тогда, на самом краю оргазма, я открыл глаза, посмотрел на нее
и застыл. На лицо Джилли, как светящаяся  холодная  маска,  было  наложено
другое лицо: лицо Джейн, неподвижное,  с  ввалившимися  глазами,  мигающее
угрожающим электрическим блеском.  На  одну  ужасную  секунду  я  перестал
понимать,  в  ком  нахожусь,  в  Джилли,  в  Джейн,  или  у  меня   вообще
галлюцинация.
     Джилли заморгала, и ее открытые глаза,  полные  удивления  и  страха,
выглянули из темных ям в наэлектризованной маске лица Джейн.
     - Джон, милый, что творится? Джон!
     Я открыл рот, но не мог  выдавить  ни  слова.  Глаза  Джилли  придали
видимость жизни посмертной маске Джейн. Это было самое ужасное  зрелище  в
моей жизни. Лицо Джейн напоминало нарисованный портрет с живыми глазами. И
она была так холодна. И так невозмутима. Так неподвижна. И так обвиняюща.
     - Джон, мне холодно. Джон!..
     Раздался ужасный гул и треск. Все окна в номере как будто взорвались.
Сильный  сквозняк  раздернул  занавески.  Воздух  загустел  от  блестящих,
вращающихся, острых как бритва  осколков  стекла.  Я  сжался,  всем  телом
прикрывая Джилли, но несмотря на это морозное дуновение  настигло  меня  и
просыпало дождь осколков на мою  спину,  бедра  и  ягодицы.  Постель  была
порезана на куски, из продырявленных подушек пух вздымался как снег.
     Я ждал с закрытыми глазами,  пока  не  утих  звон  бьющегося  стекла.
Холодный мартовский ветер влетел через окна  и  трепал  страницы  журнала,
который я оставил на телевизоре. Я посмотрел на  Джилли.  Она  снова  была
собой, не Джейн или кем-то еще, хотя ее лицо было бледно от страха и сбоку
на лбу появилась небольшая ранка.
     - Вылезай из-под меня, - прошептал я.  -  Осторожно,  вся  постель  в
стекле. И у меня куча осколков в спине. Наверняка ничего серьезного, но  я
не могу пошевелиться, пока ты их не вынешь.
     Под влиянием шока и ужаса глаза Джилли наполнились слезами.
     - Что  случилось?  -  спросила  она,  дрожа.  -  Я  не  понимаю,  что
случилось.
     - Видимо, я  переусердствовал  с  оргазмом,  -  ответил  я,  стараясь
говорить беспечно.
     - Ты весь дрожишь, - шепнула она. - Не шевелись.
     Она смогла выскользнуть из-под меня. Потом сказала:
     - Лежи спокойно. У тебя на спине штук двадцать осколков. Но все  они,
вроде бы, врезались не слишком глубоко.
     Она нашла свои туфли и пошла в ванную за ватой  и  полотенцем.  Потом
села рядом со мной на постели и начала извлекать  из  моей  спины  осколки
стекла. Крови было немного, но ранки побаливали, и я облегченно  вздохнул,
когда она вытянула последний кусочек, торчавший из внутренней стороны моей
левой ляжки.
     В дверь постучали. Кто-то закричал:
     - Извините! Вы здесь? Это помощник управляющего.
     - А в чем дело? - крикнул я.
     - Нам сообщили, что в вашем номере был слышен  какой-то  шум  и  звон
разбиваемого стекла. Все ли у вас в порядке?
     - Минутку, - ответил я. Джилли нашла мои брюки. Я  вытряхнул  из  них
стекло, натянул их и на цыпочках подошел  к  двери.  Я  приоткрыл  ее,  не
снимая цепочки, и выглянул. Помощником управляющего был высокий мужчина  в
смокинге,  с  очень  блестящими  черными  волосами  и  в  очень  блестящих
лакированных черных туфлях.
     - Я купил сегодня моей кузине  комплект  бокалов,  -  объяснил  я.  -
Сувенир из Салема. Но, к несчастью, ноги у меня запутались в халате, когда
я их нес. И, к тому же, я налетел на стол.
     Заместитель управляющего посмотрел на меня проницательным взглядом.
     - Надеюсь, вы не покалечились?
     - Покалечился? Нет. Нет, нет. Не покалечился.
     Он помолчал, потом заявил:
     - Вы позволите мне заглянуть в номер?
     - В номер?
     - Если вы не возражаете.
     Я глубоко вздохнул. Не было смысла блефовать дальше. Если заместитель
управляющего хотел заглянуть в номер, то я не мог его удержать.
     - Честно говоря, - сказал я, - у нас были хлопоты с окнами. Но  я  за
них заплачу. Если вас это устраивает.



                                    16

     Мы поехали  домой  к  Джилли  на  Витч-хилл-роуд,  с  видом  на  парк
Галлсус-хилл.  Квартирка  была  маленькой,  но  в  ней  царил  педантичный
порядок. На выкрашенных в белое стенах висели оправленные в  рамки  эскизы
платьев, в красивых белых португальских горшочках росли  кусты  юкки.  Мои
ранки чуть саднили, но все они были чисты, и только одна из них, на плече,
еще не закрылась, и из нее продолжала сочиться.
     - Выпьешь вина? - спросила Джилли.
     Я сел враскорячку на покрытый бежевым покрывалом диван.
     - Предпочел бы двойное шотландское, если можно.
     - Извини, - заявила она, возвращаясь из  кухни  с  большой,  покрытой
изморозью бутылкой "Пино Шардонне", - но все мои знакомые пьют вино.
     - Только не говори мне, что они еще и вегетарианцы.
     - Некоторые, - улыбнулась она.
     Она поставила на столик два бокала на высоких ножках и села рядом  со
мной. Я взял бутылку и налил нам обоим до краев. Раз  уж  я  приговорен  к
вину, подумал я, то по крайней мере не должен быть ограничен в объеме.
     - Как ты думаешь, сколько тебе надо будет заплатить в "Корчме любимых
девушек"? - неожиданно спросила Джилли.
     - Наверно, несколько тысяч. Эти большие  окна,  наверно,  стоят  кучу
денег.
     - Я все еще не понимаю, что случилось.
     Я поднял свой бокал в молчаливом тосте  и  одним  глотком  наполовину
опорожнил его.
     - Ревнивая жена, - объяснил я.
     Джилли растерянно посмотрела на меня.
     - Ты же говорил, что твоя жена...
     - Мертва, - решительно закончил я. И повторил еще тише: - Мертва.
     - Значит, ты хочешь сказать, что то,  что  сегодня  случилось...  это
была она? Твоя жена? Она это сделала?
     -  Не  знаю.  Такая  возможность  есть.   Может,   это   был   просто
исключительно сильный порыв ветра. Помнишь ту бурю в Бостоне, когда  ветер
выбивал окна? Может, то же самое случилось и в "Под боярышником".
     Джилли смотрела на меня с миной, выражающей полное непонимание.
     - Но если твоя жена мертва, то почему ты думаешь, что это  была  она?
Ты хочешь меня убедить в том, что и она тоже дух?  Твоя  погибшая  жена  -
дух?
     - Да, я видел ее, - признался я.
     - Ты видел ее, - повторила Джилли. - Боже, я не могу в это поверить!
     - И не нужно. Но это правда. Я ее видел  уже  два  или  три  раза,  а
сегодня, когда мы любили друг друга, я снова ее  увидел.  Я  посмотрел  на
тебя и увидел ее лицо.
     - Знаешь, в это очень трудно поверить.
     - Мне тоже это было нелегко.
     - Знаешь,  мне  еще  никогда  не  приходилось  заниматься  любовью  с
мужчиной сразу после того, как мы познакомились - как с тобой.
     - Перестань оправдываться, - прервал я ее. -  Я  тоже  сразу  захотел
тебя. Разве разница только в том, что ты женщина?
     - Вообще не в этом дело, - ответила Джилли со  слабым  возражением  в
голосе.
     - В таком случае, совершенно не нужно переживать.
     - Но теперь ты ставишь меня в крайне неловкое положение.
     - Неловкое? - удивился я, опять потянувшись за бокалом.
     - Да, да, неловкое, ведь я впервые в жизни  соблазнила  мужчину...  я
впервые это сделала, и  оказалось,  что  этот  мужчина  помешан  на  своей
умершей жене. А в его номере в мотеле вылетают окна.
     Я встал и подошел к застекленным дверям, ведущим на узкий балкон.  За
стеклом трепетали на пронзительном  ночном  ветру  кустики  герани.  Вдали
виднелось смазанные пятна света Уиткрафт-Хейс. Был уже третий час ночи.  Я
был слишком потрясен и вымотан, чтобы ссориться или выслушивать обвинения.
Мое отражение в стекле подняло бокал и отпило вина.
     - Хотелось бы мне признать, что ты права в отношении  помешательства,
- тихо сказал я.  -  Хотелось  бы  мне  признать,  что  ты  права,  что  я
истеричен, что я ничего не видел и ничего не слышал, что у  меня  чересчур
буйное воображение. Но все  это  -  истина,  Джилли.  Она  навещает  меня.
Навещает не только дом, где мы  жили,  но  и  меня  лично.  Это  следующая
причина, по которой я завтра буду погружаться в воду, хотя на это  у  меня
совершенно нет желания. Я хочу, чтобы к моей жене вернулся покой.
     Джилли не ответила. Я отвернулся от окна и снова  сел  рядом  с  ней,
хотя она не хотела на меня даже смотреть.
     - Если хочешь разорвать наше знакомство, у  меня  нет  возражений,  -
заявил я. - Ну... не совсем. Мне будет очень  горько  и  неприятно.  Но  я
понимаю, что ты чувствуешь. Каждый подумал бы то же самое на твоем  месте.
Даже мой врач считает, что у меня сильный затянувшийся  шок  после  смерти
Джейн.
     Я заколебался, но затем продолжил:
     - Ты крайне привлекательна и желанна, Джилли. Ты  ужасно  волнуешь  и
привлекаешь меня. Я все еще утверждаю то, что сказал раньше: как необычно,
что два человека встречаются и испытывают сильное влечение друг  к  другу.
Нам могло бы быть хорошо друг с другом, ты теперь сама знаешь  это.  Но  я
должен предупредить, что дух Джейн все еще со мной и может  быть  опасным,
как сегодня.
     Джилли посмотрела на меня глазами, блестящими от слез.
     - Дело же не в опасности, - ответила она сдавленным голосом.
     - Знаю. Дело в присутствии моей жены.
     - Я уже прошла и через это. Когда мне было  семнадцать  лет,  у  меня
была связь с женатым мужчиной. Банковским клерком. Конечно, его жена  была
жива, но и он никогда не мог от нее избавиться.  Он  или  звонил  ей,  или
думал о ней, когда был со мной.
     - И ты решительно не хочешь вторично проходить через это.
     Она вытянула ко мне руку.
     - Джон, не имей к себе претензий. Я просто чувствую угрозу себе. А  с
тех   пор,   как   я   завоевала   самостоятельность,   я   обещала   себе
одно-единственное:  никогда  не  позволять,  чтобы  мне  что-то  угрожало.
Никогда.
     Я не знал, что ей  ответить.  Конечно,  она  была  права.  Она  могла
броситься на меня, как сексуально изголодавшаяся тигрица, и  я  также  мог
броситься на ее великолепное тело, как сексуально голодный  тигр.  Но  она
вообще не должна  была  воспринимать  меня  как  любовника  и  делать  мои
проблемы своими. Она вообще не обязана была делить  со  мной  мои  страхи,
видения и кошмарные переживания. А ведь во мне  все  еще  не  зажила  рана
перенесения потери жены и еще не родившегося ребенка.
     - Ну, хорошо, - сказал я и отпустил ее руку. - Я тебя понимаю, хотя и
совсем не в восторге от того, что ты говоришь.
     - Прости, - шепнула  она.  -  Ты  даже  не  знаешь,  как  сильно  мне
нравишься. Ты как раз в моем вкусе.
     - Я не могу быть в твоем вкусе,  если  я  свихнулся  из-за  духа.  По
крайней мере, пока со мной не проведут изгнание злого духа.
     Джилли с минуту молча смотрела на меня, а  потом  встала  и  вышла  в
кухню. Я пошел за ней и встал в дверях.  Джилли  вытащила  яйца,  булки  и
кофе.
     - Не нужно для меня ничего готовить, - запротестовал я.
     - Всего лишь завтрак, - улыбнулась она. Она разбила яйца  в  миску  и
заработала венчиком. - Ты думал об изгнании злого духа? - спросила она.  -
Не хочешь ли вызвать священника, который обеспечит покой твоей жене?
     Я покачал головой.
     - Сомневаюсь, что это поможет. Но не знаю, может, ты и права.  Однако
мне кажется, что эти призраки  из  Грейнитхед  удалятся  на  покой  только
тогда, когда мы узнаем, почему они все еще появляются, почему они не могут
обрести покой.
     - Речь о том, что нужно поднять со дна "Дэвида Дарка"?
     - Наверно, так. Эдвард считает, что решение именно в этом.
     - А ты как думаешь? - Джилли вынула сковороду и бросила в нее кусочки
подсолнечного маргарина.
     Я потер глаза руками.
     - Я стараюсь сохранить рассудок. Я сам не знаю. Я просто стараюсь  не
свихнуться.
     Джилли нежно посмотрела на меня.
     - Ты вообще не свихнулся. И ты чудесный любовник. Я  только  надеюсь,
что ты все-таки сможешь дать покой своей жене.
     Это замечание не требовало объяснений. Я смотрел,  как  Джилли  жарит
яичницу, готовит кофе и  гренки.  Я  подумал,  что  должен  поспать  перед
завтрашним погружением. Холодные воды пролива Грейнитхед, беспокойные, как
души умерших в городке, ждали прихода рассвета.



                                    17

     Около девяти утра мы уже плыли  через  Салемский  пролив  по  серому,
волнующемуся морю, покачиваясь на корме рыбацкой лодки "Алексис". В  лодке
было тридцать пять футов длины, и Эдвард,  Дан  Басс  и  еще  двое  коллег
Эдварда из музея наняли ее для общества на все утро.
     День был ясным, воздух обжигающе свежим, и было так  холодно,  что  я
даже  удивился.  Но  Эдвард  объяснил  мне,  что  на  море,  как  правило,
температура ниже, чем на суше, иногда  даже  градусов  на  пятнадцать.  На
северо-западе собирался огромный клин густых как сметана  туч.  По  оценке
Дана, у нас было от двух до трех часов на погружение,  прежде  чем  погода
испортится.
     Мне сразу понравился Дан Басс. Уверенный  в  себе,  лет  тридцати,  с
такими бледно-голубыми глазами,  будто  морская  вода  обесцветила  их  до
белизны. Он говорил с бостонским акцентом, глотая окончания слов, а  черты
его квадратного лица выдавали в нем  бостонского  ирландца.  Но,  управляя
лодкой, он сказал мне, что родился в Северной Каролине  и  впервые  нырял,
разыскивая суда в проливе Нимлино и заливе Вислоу.
     - Как-то добрался я до корпуса  торпедоносца  времен  второй  мировой
войны, который утонул во время шторма в сорок четвертом году.  Я  посветил
фонарем в окно,  и  угадай,  что  я  увидел?  Человеческий  череп,  в  уже
заржавевшей каске. В жизни больше не видел подобной чертовщины.
     У Эдварда было великолепное настроение, так же, как и у  его  коллег:
серьезного молодого  студента  по  имени  Джимми  Карлсен  и  веснушчатого
рыжеволосого историка из отдела этнологии Музея Пибоди, Форреста Броу. Оба
были опытными аквалангистами. Джимми щеголял в блузе с надписью на  спине:
"Увидеть Массачусетс и нырнуть".  Форрест  три  года  назад  участвовал  в
подъеме корабельных орудий и камбузной  утвари  с  корабля  восемнадцатого
века, затонувшего у Маунт Хоуп Пойнт у побережья Род-Айленд. Оба все время
объясняли мне со всеми подробностями, что они делают и почему, чтобы я  не
совершил по незнанию какой-нибудь фатальной ошибки, раз уж им от  меня  не
было никакой пользы.
     Джилли, закутанная в толстую  стеганую  парку  с  капюшоном,  обшитым
мехом, сидела на мостике рулевого с  записной  книжкой  и  секундомером  в
руке. Она почти не обращалась ко мне, но один раз перехватила мой взгляд и
послала улыбку, говорившую мне, что между нами все в порядке -  настолько,
насколько это возможно. Глаза ее слезились, наверно, от холодного ветра.
     Эдвард взял слово:
     - Мы будем искать дальше вдоль линии побережья, с того  момента,  где
закончили в прошлый раз. Дан  установит  лодку  в  точке  пересечения  тех
линий, которые мы наметили, - одна по отношению к маяку на острове Винтер,
а вторая - к башне епископального собора на Холме Квакеров. Якорь  бросаем
в месте, где эти направления пересекаются.
     Дан Басс подвел "Алексиса" немного ближе к берегу,  в  то  время  как
Форрест устанавливал положение. Установка лодки в назначенном месте заняла
несколько минут, но наконец мы бросили якорь и заглушили мотор.
     - Сейчас  отлив,  -  объяснил  Эдвард.  -  Но  через  пару  минут  он
закончится, и наступит самое безопасное время для ныряния.  Поскольку  это
твой первый раз, ты не должен оставаться под водой дольше  пяти  минут.  В
воде холодно и плохо видно, а у тебя и так будет много забот с дыханием  и
поддерживанием равновесия. Вначале ты должен освоиться со всем этим.
     Я почувствовал неприятные  судороги  в  желудке  и  испытал  огромное
желание предложить отсрочить мое посвящение в аквалангисты до  завтра  или
до будущей недели, может, даже до будущего года. Ветер раскачивал лодку  и
рвал на части наш сигнальный флаг, так что я не  знал,  трясусь  ли  я  от
холода или от страха.
     Дан обнял меня за плечи и сказал:
     - Ни о чем не беспокойся, Джон. Если умеешь плавать, то справишься  с
погружением, при условии, что  не  потеряешь  головы  и  будешь  слушаться
указаний. Во всяком случае, Эдвард - первоклассный аквалангист.  Он  будет
тебе помогать.
     Мы переоделись в обтягивающие водонепроницаемые  комбинезоны,  а  под
них одели подогнанные пробковые жилеты, чтобы  дополнительно  предохранить
себя от холода. Комбинезоны были белыми с оранжевыми капюшонами, чтобы нас
можно было заметить издалека даже в мутной воде - так объяснил Эдвард. Дан
Басс закрепил на мне баллон с воздухом и показал, как продувать  загубник,
чтобы выдуть пыль или воду, и как проверить,  правильно  ли  функционирует
регулятор расхода воздуха. Потом я надел на себя пояс с балластом,  а  Дан
поправил грузики так, чтобы они не мешали моим движениям.
     - Проверь также экипировку своего товарища, - напутствовал меня  Дан.
- Убедись, что помнишь, как действует  его  регулятор  воздуха  и  как  ты
можешь освободить его от балласта в случае нужды. И вообще, постарайся все
запомнить как можно лучше.
     При моем первом погружении в воду со мной шли Эдвард  и  Форрест.  Мы
закончили подготовку, сидя на борту лодки, а моим  товарищам  в  последнюю
минуту приходили в головы разные советы, которые  они  мне  еще  не  дали,
поэтому перед самым погружением моя голова напоминала мусорную корзину.  В
моей памяти плавали отрывки советов, что мне делать, если стекло  в  маске
запотеет, если перестанет поступать воздух, или (что было вероятнее всего)
если я впаду в панику.
     Джилли подошла ко мне, сжимая блокнот в руке, и стала за моей спиной.
Ветер развевал мех на ее капюшоне.
     - Удачи, - сказала она. - Будь осторожен.
     - Попробую, - ответил я, чувствуя сухость во рту. - Сейчас,  пожалуй,
я беспокоюсь даже больше, чем тогда, когда вылетели эти окна.
     - Какие окна? - спросил  Эдвард.  Он  посмотрел  на  меня,  потом  на
Джилли, но когда увидел, что ни один из нас не собирается ничего объяснять
ему, пожал плечами и отвернулся.
     - Готовы? Прыгаем!
     Я сунул загубник, помолился в душе и пятой точкой вперед упал в море.
     Внизу было холодно и царил полный хаос: ничего, кроме мутной  воды  и
поднимающихся пузырей воздуха. Но когда я  начал  погружаться,  я  заметил
поблизости яркое пятно комбинезона Эдварда, а с другой  стороны  еще  одно
светлое пятно: это Форрест прыгнул за нами. Я начал думать, что погружение
с аквалангом не так уж и страшно, как я его себе воображал.
     Все трое, работая ластами, мы включились в подводное течение.
     Эдвард и Форрест  ловко,  грациозно,  а  я  -  с  энтузиазмом,  но  в
значительно более плохом стиле. Океан был в этом месте не слишком  глубок,
особенно при от