с кружевным
жабо, которое тщетно пыталось скрыть ее пышные груди и  тонкую  талию.  На
ножках с высоким  подъемом  были  маленькие  черные  туфельки  на  высоком
каблуке. Туфельки Пифии, как называла их Джейн.
     - Чем могу служить?  -  спросила  она,  когда  бостонское  ископаемое
убрело из салона.
     Я протянул руку.
     - Меня зовут Джон Трентон. Эдвард Уордвелл просил меня зайти к вам  и
представиться. Кажется, завтра мы все вместе ныряем.
     - О, здравствуй, - улыбнулась она. Ее  глаза  были  цвета  каштановых
зерен, а на правой щеке была ямочка. Я пришел к выводу, что если  придется
нырять в таком обществе,  то  я  наверняка  стану  энтузиастом  подводного
спорта. - Эдвард говорил мне, что ты купил вчера эту акварель  с  "Дэвидом
Дарком", - сказал Джилли. - Он совсем забыл об  аукционе.  Он  был  здесь,
помогал мне готовить выставку. Он был в такой ярости,  когда  вернулся,  и
сказал, что картину купил ты.  "Что  за  медный  лоб!  -  вопил  он.  -  Я
предложил ему триста долларов, а он сказал, что может  одалживать  картину
музею".
     - Эдвард очень дорожит своей теорией, касающейся "Дэвида  Дарка",  не
так ли? - спросил я.
     - У него сдвиг по фазе на этом, - улыбнулась Джилли. - Можешь ему так
и сказать, Эдвард не обидится. Он сам признает, что у него сдвиг по  фазе,
и не только потому, что он на самом деле в это верит.
     - А ты что думаешь?
     - Я не вполне в этом уверена. Думаю, он прав, хотя и не очень верю  в
духов, посещающих Грейнитхед. Еще никогда не встречала кого-нибудь, кто на
самом деле видел бы духа. Это  может  быть  какой-то  групповой  истерией,
правда? Так же, как и процессы ведьм.
     Я внимательно посмотрел на нее.
     - Знаешь, что я был обвинен в убийстве? - спросил я.
     Джилли слегка покраснела и кивнула.
     - Да, я читала об этом в "Вечерних известиях".
     - Ну так вот, независимо от того, что писали эти "Вечерние  сплетни",
факты таковы: я эту женщину не убивал, но что один из этих духов как раз и
появился  в  ее  доме  той  ночью.  Это  неоспоримый  факт.  Я  видел  его
собственными глазами и считаю, что убил ее именно он.
     Джилли молча и долго глазела на меня, явно  не  в  силах  решить,  не
свихнулся ли я или не обманываю ли  ее.  Наверно,  она  не  отдавала  себе
отчета в том, что, стоя так, с руками, скрещенными на  пышной  груди,  она
всей своей фигурой выражала озабоченность и беспокойство.
     - Ну, вот-вот, именно, - не  улыбаясь,  подтвердил  я.  -  Теперь  ты
думаешь, что я свихнулся. Может, я не должен был этого тебе говорить.
     - О, нет, - прозаикалась она. - Это  значит,  не  в  этом  дело.  Это
значит... я вовсе не думаю, что ты свихнулся. Я только думаю, что...
     Она забеспокоилась, потом наконец решила закончить:
     - Я думаю только, что, видимо, очень трудно поверить в духов.
     - Знаю. Я сам не верил в духов, пока лично не увидел одного из них.
     - Ты действительно видел духа?
     Я поддакнул.
     - Я действительно видел настоящего духа. Это был Эдгар  Саймонс,  муж
той убитой женщины. Он выглядел как... сам не  знаю,  как  сказать...  как
электричество. Человек, созданный из  мощного  заряда  электричества.  Это
очень трудно описать.
     - Но почему же он ее убил?
     - Не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Может, мстил за что-то,  что
она ему сделала, когда он еще был жив. Неизвестно.
     - И ты на самом деле его видел?
     - На самом деле.
     Джилли откинула волосы назад.
     - Эдвард всегда говорил, что Грейнитхед - безумное  место.  Никто  из
нас, наверно, ему не верил, по  крайней  мере  до  этого  времени.  Эдвард
немного пришибленный, сам знаешь, по  какой  причине.  Забил  себе  голову
ведьмами из Салема и Коттоном Мэтером [Коттон Мэтер (1663-1728) -  теолог,
политик, фанатик-пуританин, глава суда Салема в 1692 году, году  процессов
над ведьмами]. Его интересуют таинственные оккультные секты, которых  было
полно в Массачусетсе в восемнадцатом веке.
     Я оперся о прилавок и скрестил руки.
     - Не я один в Грейнитхед вижу духов. Хозяин лавки в Грейнитхед,  той,
в которой я обычно совершаю покупки, так вот,  этот  парень  видит  своего
умершего сына. И скажу тебе, что многие в Грейнитхед издавна  видят  своих
умерших родственников, но никому об этом не говорят.
     - Именно так думает и Эдвард. Но почему они держат это в тайне?
     - А разве ты  рассказала  бы  кому-то,  если  бы  однажды  ночью  дух
умершего мужа застучал в твои двери? Кто бы  тебе  поверил?  И  даже  если
кто-то тебе поверил бы, на тебя тут же накинулась бы  свора  газетчиков  и
телерепортеров, орда любопытствующих и любителей сенсаций оккупировала  бы
твой дом. Потому все это и сохраняют в тайне. Жители Грейнитхед,  коренные
его жители, знают обо все этом многие годы, может, даже века.  По  крайней
мере, я так думаю. Но сознательно всего этого не разглашают. Они не хотят,
чтобы на них навалились орды любопытных.
     - О, Боже, - прошептала Джилли, явно не находя других слов. Потом она
посмотрела на меня, покачала головой и повторила:
     - Ты на самом  деле  видел  духа.  Настоящего  живого  духа.  Скорее,
настоящего мертвого духа, наверно, так надо было сказать.
     - Очень рад, что тебе не  надо  его  видеть.  Это  крайне  неприятное
зрелище, можешь мне поверить.
     Мы поболтали еще пару минут. Джилли  рассказала  мне  о  салоне  и  о
начале своей карьеры. Она окончила курсы кройки и шитья в  государственной
школе в Салеме, а потом открыла небольшой салон мод в торговом  центре  на
площади Готорна, используя наследство деда в размере ста пятидесяти  тысяч
долларов и дополнительные фонды,  полученные  в  банке  "Шоумут-Мерчантс".
Дело пошло так хорошо, что когда нашлось  помещение  для  найма  в  центре
Салема, она "вцепилась в него обеими руками", как она выразилась.
     - Я независима, - заявила  она.  -  Независимая  деловая  женщина.  Я
продаю собственные модели. Что еще хочешь знать?
     - Ты замужем? - спросил я.
     - Шутишь? У меня нет времени даже на свидания. Знаешь,  что  я  делаю
сегодня вечером? Должна поехать в Мидлтон и забрать целую партию кружевных
платьев, которые шьют для меня вручную две старые девы  из  Новой  Англии.
Если я не сделаю этого сегодня, то не успею завтра выставить их в  салоне,
а ведь завтра суббота.
     - Тяжелая работа и никаких развлечений, - заметил я.
     - Для меня сама работа - это развлечение, - парировала она. -  Обожаю
свою работу. Она заполняет всю мою жизнь.
     - Но завтра все же поедешь с нами?
     - О, конечно. Я люблю доказывать, что и в других обстоятельствах я не
хуже мужчин.
     - Я вообще не говорил, что ты хуже мужчин.
     Она покраснела.
     - Знаю, что ты имеешь в виду.
     Но тут в салон влетел Эдвард с внушительной охапкой книжек и бумаг.
     - Извиняюсь за опоздание, - просопел он, перекладывая какие-то листки
и  одновременно  пытаясь  почесать  у  себя  за  ухом.  -  Директор  хотел
увериться, что для завтрашней выставки Джонатана Харадена все готово. Идем
выпить?
     - Ясное дело, - ответил я. - А ты, Джилли? Идешь с нами?
     - Мне надо около семи быть в Мидлтоне, - объяснила  она.  -  А  потом
вернуться сюда, чтобы выгладить платья и заготовить для них ценники.
     - Тогда загляни в мотель  на  обратном  пути,  -  предложил  я.  -  Я
наверняка буду еще в баре.
     - Попробую.
     Мы оставили Джилли в салоне и пошли пешком на улицу Либерти  за  моей
машиной.
     - Джилли необычная девушка, - заявил Эдвард. - Под ее привлекательной
внешностью скрывается великолепная голова, пригодная для ведения дел.  Вот
эмансипация женщин в ее лучшем издании. Как ты думаешь, сколько ей лет?
     - Не имею понятия. Наверно, двадцать четыре, может, двадцать пять.
     - Ты не присмотрелся к ней поближе. Обрати внимание на кожу  и  тело.
Ей недавно исполнилось двадцать.
     - Серьезно?
     - Подожди до завтра, пока не увидишь ее в  купальном  костюме.  Тогда
сам поймешь.
     - Она тебе нравится?
     Эдвард пожал плечами.
     -  Для  меня  она  слишком  динамична.  Слишком  любит   верховодить.
Предпочитаю тип мечтательной студентки,  знаешь,  гретое  вино  у  камина,
поэзия Лоуренса Фергингетти и музыка "Лед Зеппелин".
     - Просто ты не подходишь к нашим временам.
     Эдвард рассмеялся.
     - Пожалуй, ты прав.
     Мы  появились  в  "Корчме  любимых  девушек"  как  раз  тогда,  когда
освободился столик у  камина.  "Корчма"  была  переполнена,  бизнесмены  и
владельцы магазинов задерживались там по пути домой. Было тепло, на стенах
- резные дубовые панели, на которых висели картины с изображением кораблей
и фарфоровые тарелки, украшенные маринистскими мотивами. Я  заказал  виски
"Шивас Регал", а Эдвард потребовал пива.
     - Должен тебе кое-что сказать, - начал я. - Вчера я не хотел об  этом
говорить по личным причинам.
     Эдвард склонился вперед и сплел на столе пальцы рук.
     - Наверно, я знаю, о чем ты хочешь  говорить,  если  так  тебе  будет
легче выдавить это из себя.
     - Три последние ночи меня посещал дух Джейн,  моей  умершей  жены,  -
заявил я. - В первую ночь я ничего не видел,  только  -  слышал,  как  она
раскачивается на садовых качелях. На следующую ночь я уже  видел  ее  там.
Вчера, когда я вышел в сад, я снова ее увидел. Затем она появилась в  моей
спальне.
     Эдвард озабоченно посмотрел на меня.
     - Понимаю, - задумчиво ответил он. - Да, понимаю, почему ты не  хотел
об этом  говорить.  Люди  вообще  не  говорят  о  таких  вещах.  Она  тебе
что-нибудь сказала? Передала какое-то известие? Ты вообще  разговаривал  с
ней?
     - Она... несколько раз звала меня по имени. Потом заявила, что хочет,
чтобы я трахнул ее.
     - Да, - Эдвард кивнул головой. - У пары человек было подобное. Говори
дальше. Что она еще делала? Ты действительно имел ее?
     - Я... я сам не знаю, как это назвать. Было что-то  вроде  секса,  но
ужасно холодное. Никогда не  забуду  этого  холода.  Помнишь  "Изгоняющего
дьявола", как в комнате неожиданно становилось холодно? Вчера было так же.
Кончилось тем, что я увидел ее такой, какой она была во время  катастрофы.
Знаешь, везде кровь и кости... чуть не умер от страха.
     - И потому ты сегодня ночью не возвращаешься в Грейнитхед?
     - Ты считаешь, это плохо?
     - Ну почему же. Просто мне хотелось бы, чтобы ты завтра был в хорошей
форме, когда будем погружаться. Под влиянием страха люди совершают ошибки.
Ты же, наверно, не хочешь утонуть во время первого же погружения?
     - Твой чертов оптимизм ужасно действует на нервы.
     Официантка в черном жилете и с черной мушкой  принесла  нам  напитки.
Эдвард отхлебнул пива, а я вытащил ручку.
     - Есть еще кое-что, - сказал я.  -  Буквы,  выжженные  на  покрывале.
Утром они на нем еще были.
     Я нарисовал на бумажной салфетке буквы,  которые  появились  на  моей
постели, стараясь как можно более точно скопировать их. СПАСИ  КОРАБЛЬ.  Я
подал салфетку Эдварду, а он внимательно посмотрел на надпись.
     - Спаси корабль, - прочел он. - Ты уверен, что именно "корабль"?
     - Да. Наверняка речь идет о корабле.  Эти  буквы  появились  уже  три
раза. Один раз были на зеркале в ванной комнате, еще раз на боку  чайника.
Это значило именно "спаси корабль". Что-то требует, чтобы я  спас  "Дэвида
Дарка".
     Эдвард скептически надул губы.
     - Ты на самом деле так думаешь?
     - Эдвард, когда видишь призрак, тебя охватывают чувства,  которых  ты
никогда не переживал, и ты осознаешь такое, о  чем  до  сих  пор  не  имел
понятия. Разбужены не только чувства, но и интуиция. Мне никто не говорил:
"Это значит, что ты должен спасти "Дэвида Дарка". Потребности  в  этом  не
было. Я это просто знаю.
     - Послушай, - запротестовал Эдвард. - Знаю, что я сам,  как  историк,
склонен делать поспешные выводы, но я считаю, что в этом случае  ты  зашел
чересчур далеко. В твоем утверждении нет никакой  логики.  Если  мы  хотим
найти "Дэвида Дарка", мы к этому должны подходить логически.
     - Есть ли у тебя кто-то из близких, кто  недавно  умер  бы?  -  мягко
спросил я его.
     - Нет.
     - В таком случае, ты должен поверить мне. Я видел свою умершую  жену.
Я видел ее собственными глазами и даже трахал ее как духа, если можно  так
выразиться. Я начинаю понимать, что рядом с нашим миром существует другой,
полный боли, сомнения, страха и  тоски.  Может,  если  мы  спасем  "Дэвида
Дарка", чего ты давно хочешь, то найдем какой-нибудь способ облегчить  эти
страдания, навсегда унять этот страх и эту тоску.
     Эдвард опустил голову. Задумчиво надул щеки.
     - Знаешь что, - сказал он без следа иронии. - Это все звучит  слишком
религиозно.
     - Оно и есть религиозно. Разве ты не понимаешь, что  все  это  как-то
связано с религией?
     Эдвард с сомнением посмотрел на меня.
     - Честно говоря, я не знаю, что  это  такое.  Если  ты  действительно
видел этих духов, то ты знаешь больше меня, во  всяком  случае,  в  смысле
практики.
     Я поднял стакан.
     - За завтрашнее погружение. Наверно, мне все же  придется  плавать  с
вами, хотя мне этого вообще-то не хочется.



                                    15

     Вскоре после десяти я  вышел  из  бара  "Корчмы  любимых  девушек"  и
направился наверх, в мой номер. Эдвард, которого ждала дома сестра,  вышел
около половины десятого, а Джилли так и  не  появилась,  и  я  решил,  что
закажу себе в номер бифштекс с печеной картошкой и проведу остаток  вечера
над учебником по нырянию, который одолжил у Эдварда.
     Я получил угловой номер на пятом  этаже  с  видом  на  парк  "Любимые
девушки". Из окна был  виден  между  деревьев  подиум  для  оркестра,  где
позавчера  я  разговаривал  со  старой  ведьмой.  Номер  был  выдержан   в
коричневых  тонах:  коричневый   ковер,   коричнево-оранжевые   занавески,
коричнево-белая постель. Многовато коричневого на мой вкус, но здесь  было
тепло, безопасно и далеко от Аллеи Квакеров.
     Лежа в носках на постели и ожидая свой среднепрожаренный бифштекс,  я
раздумывал о том, что сейчас творится у меня дома. Появится ли в нем Джейн
в мое отсутствие? Связаны ли в какой-то степени духи  с  особами,  которых
они навещают?  Я  представлял  себе  мигающий  призрак,  странствующий  из
комнаты в комнату, ищущий меня, и шепот, сопровождающий ее везде.
     Я подумал и о другом. Допустим, я завтра утону или умру  по  какой-то
другой причине. Стану ли я такой же набитой электричеством областью, как и
Джейн? Буду ли я,  как  и  она,  в  образе  духа  странствовать  от  одной
реальностью к другой, не зная покоя? Сохранила ли Джейн  полное  сознание?
На самом ли деле она осталась сама собой, помнила, кто она такая?
     Я все еще думал о Джейн, когда  раздался  сильный  стук  в  дверь.  Я
невольно вздрогнул.
     - Иду, иду! - закричал я и прошел на  цыпочках  по  ковру.  Я  открыл
дверь, но вместо своего среднепрожаренного бифштекса с  печеной  картошкой
обнаружил Джилли. Ее нос был багров  от  холода,  но  она  улыбалась.  Она
держала коричневый бумажный пакет, в котором  безошибочно  угадывалась  по
форме бутылка вина.
     - Это в виде извинения за опоздание, - сообщила она. - Я могу войти?
     - Конечно. Сними плащ. Выглядишь так, будто превратилась в сосульку.
     - Я уже немного оттаяла. Промерзла до костей, когда была в  Мидлтоне.
Эти старые девы - ярые противницы  современности.  Если  обычной  дровяной
печи недостаточно для обогрева дома, то, по их  мнению,  следует  напялить
еще один свитер. Центральное отопление - это выдумка дьявола,  от  которой
человек ленится, слабеет и теряет желание работать.
     - Садись, - пригласил я. - Через минуту мне принесут ужин.  Что  тебе
заказать?
     - Я на диете, но немножко отщипну с твоей тарелки.
     - Какую же диету ты используешь? - заинтересовался я.
     - Я называю ее "ценовой диетой". Мне можно есть все, что  стоит  выше
семи долларов за фунт. Сюда  входят,  например,  красная  икра,  лососина,
жареная утка и лучшие сорта говядины. Ведь на самом деле  от  дорогой  еды
меньше толстеешь, к тому же ее нельзя съесть много.
     Мы немного поболтали об антиквариате и о торговле с туристами.  Ведь,
что ни говори, а  мы  оба  держали  магазины.  Потом  кельнер  принес  мой
бифштекс. Мы открыли вино - бутылку "Флери" урожая 1977 года, и выпили  за
свое здоровье. Я располовинил бифштекс, и мы  съели  его  почти  в  полном
молчании.
     - Наверно, ты считаешь меня бесстыдницей, раз я ввалилась  к  тебе  в
номер? - наконец заговорила Джилли.
     Я отложил салфетку и улыбнулся.
     - Я как раз ждал, когда ты наконец это заявишь.
     Она покраснела.
     - В конце концов, пришлось. Надо же дать тебе возможность  возразить,
что в этом нет ничего дурного и что порядочная девушка может прийти одна в
номер к чужому мужчине и съесть у него половину ужина.
     Я внимательно посмотрел на нее.
     - Мне кажется, что если ты руководишь салоном, то ты  уже  достаточно
взрослая, чтобы делать то, что тебе хочется, и никому не давать  отчета  в
своих поступках.
     Она подумала, потом сказала тихим голосом:
     - Спасибо.
     Я выкатил столик кельнера в коридор, а потом  вернулся  и  прилег  на
постель, подложив руки под голову. Джилли же все топтала ковер.
     - Знаешь что, - сказал я. - Я никогда не понимал, как бывает, что два
человека встречаются и тут же чувствуют друг к другу симпатию,  немедленно
готовы близко познакомиться. Мне кажется, что самое важное решается  почти
молниеносно, без всяких дискуссий, а все более  поздние  дискуссии  -  это
только лавирование со спущенными парусами.
     - Ну, ну, а ты действительно морской волк, - заметила Джилли.
     - Это потому, что я здесь живу. У меня еще нет морской соли в  крови,
но я уже начал добавлять ее в салат.
     Джилли посмотрела на меня. Ее губы были слегка приоткрыты, а в глазах
- мечтательное выражение, которого я  не  видел  ни  у  одной  женщины  со
времени, когда познакомился с Джейн.
     - Может, погасить свет? - тихо спросила она.
     Я высвободил руку и выключил лампу у постели. Теперь комнату  освещал
только экран телевизора, на фоне которого отчетливо вырисовывалась  фигура
Джилли.  Медленно,  осторожно,  она  расстегнула  манжеты  блузки,   потом
отстегнула кружевное жабо и  стянула  блузку  через  голову.  У  нее  были
крепкие плечи и груди, еще  большие,  чем  я  думал,  мягко  покоящиеся  в
поддерживающем из кружевном бюстгальтере ручной работы. Она дернула  замок
молнии на юбке и спустила ее на пол. На ней  были  темно-серые  нейлоновые
чулки и черный пояс с подвязками, и ничего больше; в  свете,  падающем  от
телевизора, я видел густую поросль волос на ее лоне.
     Она расстегнула бюстгальтер, и освобожденные груди с большими сосками
слегка заколыхались. Я протянул к ней руки.
     - Я особа, которую нелегко удовлетворить, - хрипло промурлыкала  она.
- Потому, между прочим, я избегаю связей  с  мужчинами.  Мне  нужно  очень
много, и я много требую, как в эмоциональном, так и в сексуальном смысле.
     - Дам тебе все, на что способен, - сказал я. - Надеюсь,  этого  будет
достаточно.
     Я сел, стащил рубашку, носки, брюки и трусы. Джилли  легла  рядом  со
мной, все еще в чулках и поясе с подвязками. Я ощущал ее мягкие волосы  на
своем плече, упругую тяжесть ее грудей на  моей  груди  и  теплый  гладкий
нейлон, трущийся о мои бедра.
     Мы поцеловались, сначала несмело, потом с возрастающей  страстью.  Ее
пальцы погрузились в мои волосы, гладили плечи, касались бедер.  Я  ласкал
ее пышные груди, пока под моими пальцами они еще  больше  не  увеличились,
затвердев, а соски стали упругими и выпрямились. Прикосновение  скользкого
блестящего чулка, под которым чувствовалась округлая упругость, вызвала  у
меня эрекцию, а Джилли потянулась рукой вниз, плотно обхватила мой член  и
начала массировать его, прижимая к своим волосам на лоне.
     Никому из нас не требов