елать  все, что  возможно, чтобы  спасти ее. Это даже наш
долг.
     - Да,  я знаю  это, -  признался, вздохнув Сноу. - Однако, есть только
один способ сделать это.
     - Какой, - спросила Амелия. - Очень ли он труден?
     - Достаточно.  И опасный.  Единственным человеком, который может выйти
на поединок  с шаманом, является другой шаман. Наверняка вс„ еще живы один-
два  шамана  в  какой-нибудь  резервации.  Конечно  ни  один  из  них  даже
приблизительно не  так могучи,  как этот  человек. Они  знают, может  быть,
какие-нибудь старые  обряды, но  я сомневаюсь,  владеют ли  они  умением  и
силами, сравнимыми  с его силой. А если они не смогут его победить, если им
не удастся  его уничтожить  полностью, то  сами они  наверняка должны будут
погибнуть.
     - Минутку,  - вмешался  я. -  Этот шаман все еще не родился. Он еще не
вырос до  своих нормальных размеров, и наверняка он еще не так силен, каким
он станет,  как только разовьется до конца. Если бы мы сейчас нашли другого
шамана, то мы могли бы убить его прежде, чем он появится на этом свете.
     - Это  было бы очень опасно, - заявил Сноу. - И не столько для шамана,
сколько для молодой девушки. Они могут умереть оба.
     - Доктор, - прервал я его. - Она же и так скоро умрет.
     - Что  ж, наверное, вы правы. Но все же трудно будет уговорить какого-
нибудь старого,  спокойного индейца  из резервации, чтобы тот рискнул своей
жизнью ради белой девушки, которую он даже не знает.
     - Но мы подкупим его, - спокойно заявил Мак-Артур.
     - Как? - удивилась Амелия.
     -  Мы,  наверное,  должны  поговорить  с  родителями  Карен  Тэнди,  -
предложил я. - Наверняка они уже в городе. Денег им скорее всего хватает, а
несколько тысяч долларов наверняка решат все дело. Доктор Сноу, в состоянии
ли вы помочь нам найти такого шамана?
     Сноу снова потер ладонью подбородок.
     - С  этим не  должно быть хлопот. У меня есть приятель в Южной Дакоте.
Он кого-то  найдет. Естественно, мы должны будем заплатить за перелет этого
шамана в Нью-Йорк, конечно, при условии, что он согласится.
     - Считаю,  что пришло  время, чтобы  поговорить с  родителями Карен, -
заявил я.  - Они  имеют право  знать,  что  творится,  а  мы  вскоре  будем
нуждаться в средствах. Доктор Сноу, вас можно просить об услуге?
     -  Конечно.   Это  сверхъестественный   случай,  и   я  буду  восхищен
возможностью сотрудничества.
     - Тогда позвоните в Южную Дакоту и попросите вашего приятеля, чтобы он
отыскал самого  сильного шамана, которого только можно найти. Если родители
Карен согласятся,  чтобы его  приглашали, то мы будем готовы. Вы можете это
сделать?
     - С удовольствием.
     Мы покинули  дом доктора  Сноу около  пяти часов  вечера. На дворе уже
была ночь.  Мы чувствовали  ветер, бьющий  нам в  лицо,  как  будто  кто-то
высыпал ведро бритв. Мы поехали в необычайной подсветке замерзшего пейзажа,
измученные и  замерзшие, но  тем более тв„рдо решившиеся спасти Карен Тэнди
от таинственного  врага, который  вторгся в  ее тело.  Первое, что  я хотел
сделать  после   возвращения  в  Нью-Йорк,  это  проверить,  как  она  себя
чувствует, и  спросить Хьюза,  сколько, по его мнению, ей осталось времени.
Не стоило бы брать на себя все средства по приглашению индейского шамана из
Южной Дакоты, если Карен была уже мертва или могла умереть в любую минуту.
     - Знаете  что, -  заговорил Мак-Артур,  вытянув ноги на заднем сидении
кугуара.  -   Думаю,  что   во  всем   этом  есть  что-то  от  общественной
справедливости. Это  значит, конечно,  что мне жаль Карен, но ведь кто сеет
ветер, то тот пожинает бурю, не так ли?
     Амелия оглянулась на него и неприятно улыбнулась.
     - Мак-Артур, - сказала она. - Обожаю твою бороду и люблю твое тело, но
твоя философия воняет.
    
     Я высадил  Амелию и  Мак-Артура в  Вилледж, а  сам поехал  в госпиталь
Сестер Иерусалимских,  чтобы увидеть,  что с  Карен. Но  еще до того, как я
добрался до  места, я уже был солидно измучен, поэтому мне пришлось зайти в
туалет, чтобы  умыть руки  и причесаться.  Я посмотрел на себя в зеркале. Я
был бледен, измучен и выглядел так плохо, что начал думать, а откуда у меня
могут взяться силы для борьбы с шаманом из золотого века индейской магии.
     Хьюза я  нашел в  его кабинете.  Он просматривал под настольной лампой
кучу бумаг.
     - Мистер  Эрскин, -  приветствовал он  меня. - Вижу, что вы вернулись.
Как дела?
     Я свалился на кресло, стоящее напротив стола.
     - Считаю, что по крайней мере мы знаем, что творится. Другое дело, что
сможем ли мы с этим бороться?
     Он внимательно  выслушал мой  рассказ о  том, что мне рассказал доктор
Сноу. Я  рассказал ему также, что мы ищем другого шамана чтобы привести его
сюда. Он  встал, подошел  к окну  и засмотрелся  на медленно ползущие внизу
огни машин и водовороты первых хлопьев свежего снега.
     - Только  молюсь, чтобы  ничего из этого не попало в газеты, - буркнул
он, -  И так  трудно сохранить  тайну от  остальных сотрудников,  имевших в
случае отношение.  Только подумайте:  второй или  третий в  мире эксперт по
новообразованиям  должен   вызвать  с   равнин   Южной   Дакоты   какого-то
краснокожего специалиста по абракадабре, с амулетами и в военной раскраске,
потому что сам он не может справиться с какой-то опухолью.
     - Вы  знаете так  же хорошо,  как и  я, что  это не  обычный случай, -
ответил я.  - А  с магической опухолью нельзя справиться обычными методами.
Спасая ее, мы докажем, что мы правы.
     Хьюз отвернулся от окна.
     - А  если не  спасем? Что  тогда я  смогу сказать?  Как оправдаться? Я
привел индийского шамана и он не помог, так?
     - Доктор...
     - Все  в  порядке,  мистер  Эрскин.  Собственно  у  меня  нет  никаких
сомнений. Я  видел в  жизни достаточно  опухолей, чтобы  понимать, что  эта
действительно необычная. Верю в вашу теорию о индейцах. Сам не знаю почему,
но верю.  Не вижу  другого рационального объяснения. Ни один из моих коллег
не пытался даже угадать, что творится.
     - Как  она себя  чувствует, доктор? - спросил я. - Растет ли постоянно
опухоль?
     - Хотите поглядеть? Она много хуже, чем вчера, когда вы ее видели.
     Молча мы прошли к лифту. Молча одели хирургические фартуки и маски.
     Молча шли по коридору в номер Карен Тэнди и открывали двери.
     Она выглядела гротескно. Карен лежала на животе, а ее лицо было белым,
как  госпитальное   белье.  Раздувшаяся  опухоль,  большая,  бледная  шишка
натянутой кожи, опиралась о ее спину. Он был величиной с подушку и время от
времени, казалось,  двигалась,  растягиваясь  и  сжимаясь  -  омерзительный
отросток, живущий враждебной жизнью.
     - Боже, - прошептал я. - Она огромна.
     - И  все время  растет, -  ответил Хьюз.  - Подойдите.  Попробуйте  ее
коснуться.
     Я осторожно подошел к постели. Опухоль была настолько велика, что было
трудно поверить,  что она  является частью лежащей под ней девушки, носящей
этот нарост  на затылке,  как будто  какой-то уродливый  горб. Я  осторожно
коснулся его  кончиками пальцев. Кожа казалась мне натянутой, но упругой. Я
явно чувствовал  под ней  что-то скользкое. Честно говоря, впечатление было
точно таким же, как если бы я коснулся брюха беременной женщины.
     - Вы  не могли бы его просто убить? - я обратился к Хьюзу. - Сейчас он
уже величиной  с маленького  ребенка. А  если бы  вы просто  проткнули  его
скальпелем?
     - Я  хотел бы,  чтобы это было возможным, - покачал головой он. - Если
вы хотите  знать, то  я с удовольствием бы отрубил эту мерзость тесаком для
мяса.
     Однако любой  снимок показывает,  что нервная  система этого  чудовища
нераздельно связана  с системой Карен. Так что любая попытка хирургического
вмешательства и  удаления опухоли неизбежно убьет ее. Это скорее система не
столько матери и ребенка, сколько сиамских близнецов.
     - Может ли она говорить?
     - Она  не сказала  ни слова  за последние пару часов. Сегодня утром мы
поднимали ее  с постели  для взвешивания,  тогда она  сказала пару слов, но
ничего такого, что мы могли понять.
     - Вы взвешивали ее? Ну и что?
     Хьюз глубже сунул руки в карманы фартука и с печалью посмотрел на свою
умирающую пациентку.
     - Она ничего не потеряла в весе... но ничего и не приобрела. Чем бы ни
являлась эта  опухоль, а  питание она  берет непосредственно от нее. Каждый
грамм, на который она тяжелеет, она отбирает у Карен.
     - Приехала ли ее родители?
     - Приехали  сегодня утром.  Мать ее  в отчаянии.  Я сказал  ей, что мы
хотим попробовать  операцию, хотя  я, конечно,  ничего  не  говорил  ей  об
истории с  шаманами. Итак  они в ужасной ярости на меня, что я Карен еще не
прооперировал. Если  бы я  начал им рассказывать о древних индейцах, то они
наверняка бы сочли, что я полностью свихнулся.
     Я еще  раз посмотрел  на Карен  Тэнди, бледную  и молчаливую под своим
мерзким бременем.  Затем мы  вышли, чтобы  вернуться  в  кабинет  Хьюза  на
восемнадцатом этаже.
     - Вы  думаете, что  ее родители  дадут себя  убедить? -  спросил я.  -
Вопрос в  том, что  на все  это нам  будут нужны  деньги.  Нужно  заплатить
шаману, нужно  покрыть стоимость его перелета и отеля, я уже не говорю, что
случиться, если  в битве  он будет  ранен. Он очень бы хотел помочь, но мы,
ясновидцы, совершенно  не являемся  Рокфеллерами. Сомневаюсь,  что я мог бы
наскрести что-то больше, чем триста-четыреста "зелененьких".
     Хьюз сделал хмурое лицо.
     - В  обычных обстоятельствах госпиталь мог бы покрыть затраты, но я не
представляю себе,  чтобы власти  дали деньги на шамана. Нет, считаю, что ее
родители и  так имеют  право знать  все,  что  твориться.  Пусть  они  сами
принимают решение. В конце концов, речь идет о здоровье их дочери.
     - Вы хотите, чтобы я с ними поговорил?
     - Если  вы желаете.  Они остановились  у тетки  Карен, на  Восемьдесят
Второй. А  если у  вас будут  какие-то проблемы,  то скажите  им, чтобы они
позвонили мне. Я подтвержу, что вы действуете с моего разрешения и при моей
поддержке.
     - Хорошо. А что бы вы сказали, если бы я предложил д„рнуть по одной?
     - Неплохая  идея, -  Хьюз вытащил  свою бутылку  бурбона и  налил  две
солидные порции.  Я  сделал  внушительный  глоток.  Алкоголь  жег  горло  и
возбуждал после  мучительной поездки  в Олбени  и назад. Я сел поудобнее, я
Хьюз угостил меня сигаретой.
     С минуту мы молча курили. Наконец, я заговорил:
     - Доктор...
     - Говорите  мне просто  Джек. Этот госпиталь требует очень важных форм
обращения. У  пациентов появляется  больше доверия,  если все время говорят
всем: "мистер  доктор". Но  я не  думаю, что  вы нуждаетесь  в такого  рода
доверии.
     - Спасибо, Джек. Я Гарри.
     - Так лучше. Рад познакомиться, Гарри.
     Я потянул еще глоток бурбона.
     - Послушай,  Джек, -  начал я еще раз. - Думал ли ты когда-нибудь, что
мы собственно  делаем и зачем? Карен Тэнди я знаю немного лучше чем тебя. Я
иногда думаю,  почему, ко всем чертям, я ношусь в Олбени и назад ради кого-
то, кого я только что узнал.
     Джек Хьюз улыбнулся.
     - А как считаешь, не задает ли себе тот же вопрос каждый, кто помогает
людям? Я  сам ставлю себе этот вопрос раз по десять ежедневно. По отношению
ко врачам  люди считают,  что это  им положено.  Они приходят к тебе, когда
заболеют и  считают, что ты великолепен, но как только они себя почувствуют
лучше, то  ты перестаешь  их интересовать.  Некоторые пациенты  чувствуют к
тебе благодарность.  Ежегодно получаешь  от них  открытки на  праздники. Но
большая часть  пациентов не  узнала бы  меня, пусть  бы мы даже столкнулись
носами на улице.
     - Наверно, ты прав, - признался я.
     - Знаю,  что прав,  - ответил Джек. - Но в этом случае речь, наверное,
идет о  чем-то другом.  Меня он  интересует и по другим причинам. По-моему,
это что-то,  растущее в  Карен Тэнди,  представляет  целый  клубок  проблем
медицины и культуры.
     - Что ты этим хочешь сказать?
     Джек встал и подошел, чтобы сесть на стол рядом со мной.
     - Посмотри  на это дело с такой стороны, - сказал он. - Восхитительной
чертой американцев  является та,  что их  всегда считали  совершенно  новым
народом, свободным от угнетения, свободным от чувства вины. Но ведь с самой
минуты поселения  здесь белый  человек носит  встроенную в  совесть бомбу с
часовым механизмом.  В Декларации  Независимости ты  найдешь  даже  попытку
затушевать эту  вину. Помнишь? Джефферсон написал о "безжалостных индейских
дикарях, у которых единственным средством боя является убийство без разницы
людей любого  возраста, пола  и положения". С самого начала индеец считался
индивидуумом, которому  Создатель отказал  в каких  бы то  ни было  правах.
Чувство вины  постепенно уничтожило  чувство обладания  и принадлежности  к
нашей собственной стране. Это же не наша земля. Это земля, которую мы нагло
украли. Рассказываем  шуточки о  Пэтере Миньюте, покупающем Манхэттен за 24
доллара. Сегодня  такого рода  договор считается  кражей  в  прямом  смысле
слова, обманом  чистой воды.  К тому  же еще добавляется и дело Вундед Ни и
всех иных  случаев резни  индейцев. Мы  ничего не  можем с  этим сделать и,
наверное, даже и не должны пытаться, но не смотря на все это, мы вс„ же все
виновны.
     Я еще  не слышал его, говорящим с таким воодушевлением. Он затянулся и
стряхнул пепел со своих уже помявшихся брюк.
     - Именно поэтому-то это дело так интересно. И ужасающе, - заявил он. -
Если с  этим шаманом все действительно так, то впервые в истории белые люди
с полностью развитым чувством вины встречаются с краснокожим из первых дней
нашего  поселения.  Сегодня  мы  думаем  о  индейцах  совершенно  иначе.  В
семнадцатом веке  они были  дикарями и  стояли на  пути нашей потребности в
земле и нашей жадности. Сегодня, теперь у нас есть все, что нам нужно, и мы
уже можем  себе позволить и жалость и терпимость. Я вот заметил, что мы все
время думаем  только о  том, как уничтожить этого шамана, как биться с ним.
Неужели в нас нет к нему ни капли сочувствия?
     Я раздавил окурок сигареты.
     - Я чувствую сочувствие к Карен Тэнди.
     - Да,  - тут  же согласился  Джек. -  Это само собой разумеется. Она -
наша пациентка,  и ее жизнь оказалась в страшной опасности. Но разве к нему
ты ничего не чувствуешь?
     Удивительно, но  Джек Хьюз  был прав.  Я чувствовал  что-то. Маленькая
часть моего  ума хотела,  чтобы этот  шаман выжил.  Ведь если  бы был какой
способ сохранить  жизнь и  Карен Тэнди и ему, то я наверняка выбрал бы этот
способ. Я боялся его, его мощь и владение магией наполняли меня страхом, но
одновременно же  он был  чем-то вроде  героя из  легенды, и его уничтожение
означало бы  уничтожение части американской истории. Он был последним живым
памятником позорного  прошлого нашей страны, и убить его значило растоптать
последнюю искорку того духа, который дал Соединенным Штатам такие цветастые
и мистические  основы.  Он  был  представителем,  последним  представителем
истинной магии Америки.
     Именно в эту минуту зазвенел телефон. Джек снял трубку.
     - Хьюз слушает.
     Кто-то в трубке говорил что-то очень взволнованно. Джек наморщил лоб и
кивал головой.
     - Когда? Вы уверены? Пробовали ли ее открывать? Что это значит? Да или
нет?
     Наконец, он положил трубку на место.
     - Что-то плохое? - спросил я.
     - Не знаю. Дело в Карен. Мак-Ивой утверждает, что они не могут открыть
дверь. Что-то творится в ее комнате, а они не могут открыть двери.
     Мы выбежали  из кабинета  к лифту.  Там  уже  были  две  санитарки  со
столиком на  колесах,  полным  бутылочек  и  мисочек.  Мы  потеряли  ценные
секунды, прежде  чем они  сошли с дороги. Мы вошли, я нажал кнопку десятого
этажа и лифт начал спускаться.
     - К черту, что там могло случиться? - напряженно спросил я.
     - Кто знает... - Джек пожал плечами.
     - Надеюсь  только на  то, что шаман еще не может полностью располагать
своей силой,  - сказал  я. -  Потому, что если может, то можно считать, что
нас уже нет.
     - Не знаю, - ответил Джек. - Идем, мы уже на месте.
     Двери лифта  с шипением  раскрылись. Мы побежали по коридору к комнате
Карен. У дверей стоял доктор Мак-Ивой, два санитара и рентгенолог Селена.
     - Что случилось? - закричал Джек.
     - Она  осталась одна  всего на пару секунд, - объяснил Мак-Ивой. - Как
раз менялись санитары. И когда Майкл пытался войти назад, он не мог открыть
двери. Смотрите сами.
     Мы заглянули  внутрь через стекло двери. С удивлением я заметил, что в
постели Карен Тэнди осталась лишь смятая, сбитая в угол постель.
     - Там, - шепнул Джек, - В углу.
     Я изогнул голову и увидел Карен, стоящую у противоположной стены. Лицо
ее было  ужасающе бледным,  стянутые в  гротескной улыбке губы приоткрывали
оскаленные зубы.  Она склонилась  вперед под  тяжестью огромного, раздутого
пузыря на затылке, а ее длинная, белая госпитальная рубашка, разодранная на
плечах, приоткрывала иссохшие груди и торчащие ребра.
     - Господи Иисусе, - вырвалось у Джека. - Она еще и танцует.
     Он не  ошибался. Карен  медленно переступала  с ноги  на ногу в том же
неслышном ритме,  как и  недавно миссис  Герц. Казалось,  что она прыгает в
такт музыки беззвучного барабана или молчащей флейты.
     - Мы  должны попасть  внутрь, заявил  Джек. -  Она прикончит себя этим
подпрыгиванием.
     - Майкл,  Вольф, -  обратился Мак-Ивой  к санитарам. - Надо выбить эти
двери. Справитесь?
     - Попробуем,  мистер доктор, - ответил Вольф, коренастый молодой немец
с короткими,  по-военному подстриженными волосами. - Мне неприятно, что так
произошло, но я не отдавал себе отчета в...
     - Только выбейте эти двери, - бросил Джек.
     Оба санитара  отступили на  метр или  два и  вместе ударили  плечами в
двери. Они  треснули, полетели  щепки, лопнуло  стекло. Через неровную дыру
дунул необычно  холодный порыв  ветра, похожий на тот, который дул во время
нашего спиритического сеанса в жилище миссис Карманн.
     - Еще раз, - сказал Джек.
     Майкл и  Вольф снова  отступили и  врезали в  дверь опять. На этот раз
вырванные из  петель двери криво повисли, открывая проход. Хьюз пересек его
и  двинулся  прямо  к  колеблющейся  и  подпрыгивающей  на  коврике  Карен.
Огромный, набухший нарост трясся и дрожал при каждом ее движении. Выглядело
это так омерзительно, что меня даже затошнило.
     - Успокойся, Карен, - мягко сказал Джек Хьюз. - Вернись в постель.
     Карен повернулась на босой пятке и посмотрела на него. Так же, как и в
прошлый раз,  ее глаза  были чужие,  дикие, покрасневшие,  полные  ощущения
силы.
     Джек подходил  к ней  протягивая руки.  Она медленно  отступала, в  ее
глазах все  еще пылала ненависть. Нарост скрутился и дернулся, как мешок, в
котором брыкается овца.
     - Он...  говорит... что...  не... можешь...  - запинаясь  сказала  она
своим собственным голосом.
     Хьюз остановился.
     - Он говорит, что я что не могу, Карен?
     Она облизала губы.
     - Говорит... что... не... можешь... его... касаться...
     - Но,  Карен, - не уступал Джек. - Если мы не побеспокоимся о тебе, то
и он  не переживет. Мы делаем все, что можем для вас обоих. Мы уважаем его.
Хотим, чтобы он жил.
     Она отступила  еще на  шаг, сбросив  на пол  поднос  с  хирургическими
инструментам.
     - Он... тебе... не... верит.
     - Но  почему, Карен?  Разве мы  не сделали  все возможное,  чтобы  ему
помочь? Мы  же не  солдаты и не воины. Мы занимаемся лечением, как и он. Мы
не хотим его обидеть.
     - Он... страдает...
     - Страдает? Отчего?
     - У... него... болит... Он... страдает.
     - Почему у него болит? Что с ним случилось?
     - Он... не... знает... Страдает... Это... был... свет...
     - Свет? Какой свет?
     - Он... убьет... вас... всех...
     Неожиданно она  перестала колебаться.  Она закричала.  Крича упала  на
колени,