рофессору  только   что
полученную радиограмму.
   - Вот она, - сказал Козловский.
   Так и оказалось. Радиограмма извещала  о  скором  приезде  трех  западных
ученых и пяти журналистов, из числа тех, кому правительство  СССР  разрешило
посетить лагерь. Иностранцы  должны  были  приехать  двенадцатого  числа,  и
начальнику экспедиции предписывалось встретить  их,  устроить  и  обеспечить
всем необходимым.
   Озабоченный этим известием, Куприянов молча посмотрел на Козловского.
   - Встретить, устроить и обеспечить нетрудно, - сказал секретарь обкома. -
Поставим еще две палатки - и все! Труднее будет другое...
   Он взял листок из рук Куприянова и внимательно прочитал его.
   - В полученной мною телеграмме нет фамилий, - сказал он, - а здесь  есть.
Директор  Кэмбриджской  обсерватории  Чарльз  О'Келли;  действительный  член
французской  академии   наук,   профессор   биологии   Линьелль;   профессор
Стокгольмского университета Густав Маттисен...
   - Тоже биолог, - вставил Куприянов.
   - И пять  корреспондентов:  агенства  "Франс-пресс"  -  Лемарж,  агенства
Рейтер - Дюпон, агенства  "Юнайтед  пресс"  -  Браунэлл,  агенства  "АДН"  -
Гельбах и агенства "Синьхуа" - Ю Син-чжоу. Это все первые ласточки. Будут  и
другие. Ю Син-чжоу, конечно,  не  в  счет,  -  добавил  Козловский.  -  А  с
остальными придется держать ухо востро.
   - Вы чего-нибудь опасаетесь, Николай Николаевич?
   - А вы нет? - Козловский поднял глаза на профессора.  Их  выражение  было
жестко и холодно. - Почему эту телеграмму сочли нужным  прислать  не  только
вам, но и мне, и мне даже раньше, чем вам?
   - Эти люди, вероятно, проверены.
   - Кем и как проверены?
   - Зачем же им тогда разрешили приехать?
   Козловский досадливо пожал плечами.
   - Вы что-нибудь слышали о "железном занавесе", профессор? - ответил он. -
Неужели вы не понимаете, что нельзя  закрывать  двери?  Предоставьте  гостей
мне, и я о них позабочусь со всех точек зрения.
   Он захватил с собой радиограмму и ушел. Куприянов видел, как он  окликнул
Черепанова и долго о чем-то говорил с ним.
   Встретившись со Штерном, Куприянов рассказал  ему  все.  Старый  астроном
отнесся очень серьезно к его сообщению.
   - Николай Николаевич, конечно, прав.  Мы  часто  забываем,  что  живем  в
капиталистическом окружении.
   - Неужели можно дойти до такой низости, чтобы покуситься на  звездолет  и
его экипаж? - печально сказал Куприянов.
   - Вы помните, почему  именно  вас  назначили  начальником  экспедиции?  -
вместо ответа спросил Штерн. - Вот то-то и оно! Мы думаем о  здоровье  наших
гостей, а кое-кто, может быть, думает прямо о противоположном.
   Куприянов сел к столу и подпер голову рукой.
   - Дикая мысль! - сказал он.
   -  Дикая,  Михаил  Михайлович,  очень  дикая.  Но,  к  сожалению...   Что
поделаешь? Когда-нибудь подобные мысли никому не будут приходить в голову.
   - Мерзость! Они прилетели к нам, как к братьям, а мы...
   - Положим не "мы", а "они".  К  чему  так  обобщать  понятия?  Да  вы  не
волнуйтесь, Михаил Михайлович! Козловский сделает все, что нужно. Он человек
деятельный и умный. Все будет в порядке.
   - Я в этом нисколько не сомневаюсь. Меня огорчает самая возможность...
   - Что поделаешь! - повторил Штерн.
   В палатку заглянул Широков.
   - В восемь часов вечера закрытое партийное собрание, -  сказал  он.  -  В
палатке красного уголка. Повестка  дня  -  бдительность  в  научной  работе.
Докладчик - товарищ Козловский.
   Куприянов и Штерн молча переглянулись.

   * * *

   Два часа продолжался доклад секретаря обкома.  Сто  тридцать  коммунистов
полка и экспедиции с напряженным вниманием слушали его. Многим  этот  доклад
открыл глаза на опасность, угрожающую космическому кораблю со  стороны  тех,
кто опасался его пребывания на советской земле, готов был на  все,  лишь  бы
советские ученые не узнали технических тайн, которые привез он  с  собой  на
Землю. Люди поняли, какая ответственность перед наукой и человечеством легла
на них.
   Козловский закончил так:
   - Я не сомневаюсь, что межзвездный полет, осуществленный  прилетевшими  к
нам людьми (он подчеркнул это слово),  был  предпринят  ими  с  единственной
целью - расширить научный кругозор, обогатить сокровищницу знания, разрешить
ряд вопросов, стоящих перед их наукой. А это доказывает,  что  наука  на  их
планете сильна  и  что  человечество  этой  планеты  не  боится  трудностей.
Грандиозное создание их техники, которое  находится  перед  нашими  глазами,
достаточное  доказательство  этому.  Я  не  верю,  что   такое   исполинское
предприятие, как межзвездный  полет,  может  быть  осуществлено  в  условиях
вражды народов, в условиях классовой борьбы, в условиях капитализма. Я верю,
что члены экипажа корабля не только такие же люди, как мы, но что  они  наши
товарищи по мировоззрению. Для меня кажется очевидным, что на их планете нет
вражды народов, нет классовой борьбы, нет капитализма. Может быть, это такая
счастливая планета, обитатели которой никогда и не знали этих зол. Но  тогда
им не известно, что такое вражда, ненависть,  диверсия.  Сами  себя  они  не
защитят. Это дело нас с  вами.  В  корабле,  прилетевшем  к  нам,  мы  видим
осуществление нашей собственной технической мечты, доказательство того,  что
эта мечта не утопия, не фантазия. Люди, прилетевшие к  нам,  опередили  нас.
Они уже достигли того, о чем мы  пока  только  мечтаем.  Их  прилет  сыграет
огромную роль в деле звездоплавания у нас на Земле, поможет  нам  приблизить
день, когда первый межпланетный рейс станет  действительностью.  В  этом  мы
видим огромное значение прилета к нам космического корабля с другой планеты.
Досужие  измышления  западноевропейских  писак  и  их  американских  коллег,
которые мы с вами ежедневно читаем в газетах, оставим на их  совести.  Дикая
мысль использовать знания наших гостей для  увеличения  военной  мощи  чужда
советскому человеку.  Мы  радуемся  прилету  этого  корабля  и  приветствуем
отважных звездоплавателей во имя науки, единой для  всех  населенных  миров,
для всех разумных существ во вселенной.
   Сто  тридцать  человек  дружными  аплодисментами  встретили  эти   слова.
Собрание коммунистов лагеря закончилось в  первом  часу.  Люди  разошлись  в
твердой уверенности, что сумеют защитить звездолет от  любого  покушения  на
его безопасность.
   Козловский не уехал в город, а остался ночевать в лагере. После  собрания
он долго стоял с Куприяновым и Лебедевым возле их палатки, откуда хорошо был
виден космический корабль. Всем троим не хотелось спать.
   Ночь уже давно вступила в  свои  права.  Широко  раскинулся  над  лагерем
звездный купол, и низко над горизонтом висел  широкий  серп  месяца.  В  его
тусклом свете матово блестела поверхность шара. Ночной ветер дышал  приятной
прохладой после жаркого дня.
   -  Долго  ли  продержится  такая  хорошая  погода?  -  задумчиво   сказал
Куприянов. - А что, если начнутся дожди?
   - Это мало вероятно, - ответил Козловский. - В это время года у нас дожди
редкость.  Метеорологическая  станция  предсказывает,  что  хорошая   погода
продержится весь август.
   - Можно подумать, что экипаж корабля намеренно выбрал  именно  это  место
для посадки, - сказал Лебедев.
   - Может быть, они хорошо изучили нашу Землю? - сказал Козловский. - Может
быть, давно знают о ней и наблюдают ее в свои телескопы?
   - Ну что глупости говорить! -  раздался  голос  Штерна,  и  сам  астроном
показался из палатки. - Как можно  разглядеть  такую  маленькую  планету  на
таком исполинском расстоянии? Это совершенно невозможно. Удачный выбор места
просто случайность.
   - Невольно начнешь фантазировать, - засмеялся Козловский.
   - То-то что фантазировать! -  усмехнулся  Штерн.  -  Между  прочим,  пора
спать, - прибавил он.
   - В последнее время я совсем потерял сон, - со вздохом сказал  Куприянов.
- Скорей бы...
   - Ждать поезда самое скучное занятие,  -  сказал  Козловский,  -  а  наше
положение ничуть не лучше. Раньше, когда мы еще не знали день  выхода,  было
как-то легче. Все думали, а вдруг завтра! Теперь же остается только  считать
дни...
   - Почему они не выходят пока в каких-нибудь герметических костюмах?
   - На это могу ответить словами Широкова, с которым я говорил  недавно  на
эту тему. Он думает так: или у них нет таких костюмов, или они  не  выходят,
боясь пропустить в свой корабль воздух Земли.
   - Логичное соображение, - заметил Штерн.
   - Хочется не хочется, а ждать надо, - сказал Куприянов. - Мы  тут  ничего
не можем сделать.
   Торопливым шагом к ним подошел Широков.
   - Михаил Михайлович, - взволнованно сказал он, - остановите их. Запретите
им это делать.
   - Кого остановить? Что запретить?
   - Аверина, Смирнова и Манаенко. Они собираются пойти к кораблю и отколоть
кусочек металла, из которого он сделан, чтобы  подвергнуть  его  анализу.  Я
случайно слышал их разговор.
   - Что за безобразие! - рассердился Куприянов.- Словно маленькие  дети.  Я
им скажу завтра же утром.
   - Как утром? Они собираются идти сейчас.
   - Сейчас? Ночью?..
   - Я слышал, как Манаенко говорил, что вы ни за что не позволите,  но  что
это необходимо сделать и лучше  всего  ночью.  Их  интересует,  что  это  за
металл.
   - Возмутительно! - сказал Куприянов.
   - Результат ненасытного любопытства ученых, - сказал Козловский. -  Но  я
их понимаю. Куда вы?- спросил он, видя, что Куприянов повернул к лагерю.
   - К ним, конечно!
   - Не мешайте им, Михаил Михайлович. Из этого все равно ничего не  выйдет.
Вы забыли об охране.
   - Ваша правда. Ну что ж! Это послужит  им  уроком.  Пойдем  в  караульное
помещение.
   Дежурный офицер встал при входе начальника экспедиции и его спутников.
   - Товарищ лейтенант, - обратился к нему  Куприянов,  -  вы  уверены,  что
никто не сможет пройти к кораблю через цепь?
   - Безусловно, товарищ Куприянов.
   - А что сделает часовой, если увидит, что  кто-то  хочет  приблизиться  к
шару?
   - Остановит и даст световой сигнал, - ответил лейтенант.
   Он никак не мог догадаться, что послужило поводом к этому "экзамену",  но
считал себя обязанным отвечать на вопросы профессора.
   - А часовой не пустит в ход оружие? - продолжал Куприянов.
   - Нет, зачем же! Конечно, если его не послушаются...
   - Не волнуйтесь, Михаил Михайлович! - сказал Козловский,  увидя  на  лице
Куприянова явное беспокойство - Они же не маленькие.
   - Нет, нет! Лучше не допускать, Петр Аркадьевич, - обратился Куприянов  к
своему ассистенту, - сбегайте, голубчик, к ним в палатку и  скажите,  что  я
запрещаю. Слышите? Запрещаю! Категорически!
   Через пять минут Широков вернулся.  За  это  время  Козловский  рассказал
лейтенанту, что они решили с целью проверки бдительности караула  послать  к
кораблю трех человек.
   Офицер молча усмехнулся.
   - Аверина и Смирнова в палатке нет,  -  сказал  Широков.  -  Манаенко  не
знает, где они находятся. Когда я передал ему ваш приказ, он ответил, что  и
не собирался ходить к кораблю. А те двое уже ушли.
   Куприянов выбежал из палатки.
   Луна скрылась, и кругом была непроглядная тьма. Профессор и его  товарищи
напряженно прислушивались, но кругом стояла ничем не возмущаемая тишина.
   - Я никогда не прощу себе, что вовремя не удержал их, - сказал Куприянов.
   - Ничего не случится, - успокоил его лейтенант, вышедший вслед за ними. -
Их остановят, вот и все. Придется только постоять с поднятыми руками.
   - Хотел бы я видеть эту картину, - засмеялся Штерн.
   Прошло минут десять - и в стороне  от  дороги  красной  искрой  замелькал
огонек.
   - Сигнал, товарищ лейтенант! - доложил часовой, стоявший у палатки.
   - Вижу, - ответил офицер. - Иду!
   - Мы с вами, - сказал Куприянов.
   - Нет! - резко ответил лейтенант. - Не разрешаю! Он исчез в темноте.
   - Обиделся, - тихо шепнул Козловский Штерну, - за то, что мы усомнились в
их бдительности.
   - Почему же вы не сказали правду?
   - Почему? - пожал плечами Козловский. - Сами можете понять! Все-таки  это
не солидное предприятие. Два профессора...
   Минут через пятнадцать лейтенант  вернулся  с  обоими  "диверсантами",  у
которых был чрезвычайно обескураженный вид. Опасаясь, что  Куприянов  начнет
выговаривать им и этим выдаст офицеру  его  хитрость,  Козловский  громко  и
весело сказал:
   - Ну вот! Я же говорил вам.  Конечно,  сразу  задержали.  Благодарю  вас,
товарищ лейтенант! Караульная служба поставлена образцово. Пошли спать!
   - А они? - спросил Куприянов, указывая на Аверина и Смирнова.
   - Задержанные останутся здесь до утра, - сухо ответил офицер.
   Козловский хохотал до слез, когда они возвращались обратно.
   - Я не могу этого допустить, - сказал Куприянов.
   - Освободить их может только Черепанов, - сказал Козловский.
   - В таком случае идемте к нему. Это вы виноваты! - неожиданно рассердился
Куприянов. - Зачем было говорить, что мы хотим проверить охрану? Такие шутки
до добра не доводят.
   - Вот тебе раз! - смеющимся голосом сказал Козловский. - Я же  и  виноват
оказался. Защищай после этого честь науки.
   - Не сердитесь, голубчик! -  сказал  профессор.  -  Меня  расстроила  эта
история. Петр Аркадьевич, где палатка?..
   Но молодого коменданта не было. Он куда-то исчез.
   - Я не знаю, где палатка командира полка.
   - Зато я знаю,  -  сказал  Козловский.  -  Идемте!  Но  едва  они  прошли
несколько шагов, как встретили Широкова.
   - Все в порядке, Михаил Михайлович, - сказал он. - Вот записка начальника
штаба.
   - Ну и отлично, - обрадовался Куприянов. - Тащите сюда наших энтузиастов.

   ЭТО ЗАСЛУЖИВАЕТ ВНИМАНИЯ!

   Через два дня в лагере появились новые палатки: две  были  рассчитаны  на
троих человек и одна - на четверых.
   - Здесь будут жить корреспонденты, - сказал Козловский.
   - Но ведь корреспондентов пятеро, а не четверо, - заметил Куприянов.
   - Это верно, что пятеро, но Ю Син-чжоу мы  поселим  с  двумя  московскими
журналистами,  которые   приедут   вместе   с   ними.   Иначе   иностранные,
корреспонденты, чего доброго, смогут заподозрить, что Ю Син-чжоу  следит  за
ними. Они, конечно, знают, что он коммунист. Не следует давать им повод  так
думать.
   - Да! - вздохнул Куприянов. - Не следует!
   Со времени  памятного  ему  разговора  со  Штерном  профессор  все  время
находился в тоскливом и  одновременно  раздраженном  состоянии.  Мысль,  что
жизнь гостей Земли, которых он еще не видел, находится в опасности,  что  их
чудесный  корабль  может  стать  жертвой  диверсии,  действовала   на   него
угнетающе.  Он  хорошо  понимал,  что  Козловский  прав,  но  никак  не  мог
примириться с возможностью такой безмерной подлости.
   - Ни один из приезжающих не говорит по-русски, - продолжал Козловский.  -
Какими языками владеет Широков?
   -  Английским  и  немецким,  -  ответил  Куприянов.  -  Немного  понимает
французский.
   - Хорошо. Ну, а вы, например?
   - Я хорошо говорю на французском, английском и немецком. Знаю латинский и
немного греческий.
   - Другие участники экспедиции тоже, вероятно, владеют языками?
   - Да, все. Либо тем, либо другим. Что касается Лежнева...
   - Ну, это ясно, - перебил Козловский. - О нем и Ляо Сене говорить нечего.
- Он помолчал немного. - Я думаю, не надо приставлять  к  ним  переводчиков.
Разве что к трем ученым,  если  они  этого  пожелают.  Корреспонденты  пусть
чувствуют  себя  свободно.  Это  будет  самое  лучшее.  Вы   верите,   Михал
Михайлович, что они действительно не знают русского языка?
   - Ах, не знаю! - Куприянов махнул рукой. - Меня все это так расстраивает.
   Утром, в день приезда иностранцев, Козловский вызвал к себе Черепанова  и
парторга полка - капитана Васильева.
   - Сегодня, - сказал он им, - в  лагерь  приезжают  иностранные  ученые  и
журналисты. Не исключено, что под видом журналиста к  нам  может  проникнуть
человек, подосланный враждебными Советскому Союзу кругами. Опасаясь усиления
военной мощи СССР, эти люди готовы на все. Кое-какие сведения о  готовящейся
диверсии против корабля и его экипажа  уже  стали  известны.  Можно  ожидать
попытки уничтожить корабль и его экипаж, прежде чем мы найдем общий  язык  с
нашими гостями. Правительство СССР учитывает эту опасность. Те, кто  приедут
сегодня, только первая группа. За ней будут приезжать другие.  Мы  не  хотим
закрывать двери перед учеными  других  стран.  Прилет  космического  корабля
касается не только нас, но всего человечества. Задача наша в том,  чтобы  не
спускать глаз с приезжих, но  только  так,  чтобы  они  этого  не  замечали.
Конечно, охрана  гостей  будет  осуществляться  не  нами.  Приедут  еще  два
"корреспондента".
   Черепанов и Васильев молча кивнули.
   - Нам надо им помочь, - продолжал Козловский. - Я настоятельно прошу  вас
скрыть знание иностранных языков. Вы оба владеете английским. Я хорошо  знаю
французский.  Итак,  товарищи,  внимание,  внимание  и  еще  раз   внимание.
Прислушивайтесь к каждому  слову.  Старайтесь  уловить  тайный  смысл  самой
незначительной фразы. Во что бы то ни  стало  надо  предупредить  злодейский
замысел, если он действительно существует. Не  дать  совершиться  несчастью.
Это наш партийный долг. Весь этот разговор,  разумеется,  никому  не  должен
быть известен.
   Куприянов, Штерн, Козловский и Лебедев поехали встречать гостей. Поле, на
котором когда-то опустились самолеты экспедиции, превратилось за эти  дни  в
настоящий оборудованный аэродром. У полотна железной дороги  была  построена
платформа и возле нее - дом для обслуживающего персонала.  Был  и  небольшой
домик начальника аэропорта и помещение  караула.  Поле  было  ограждено,  на
высокой вышке развевался флаг.
   Козловский только посмеивался, видя изумление своих спутников.
   - Это место историческое, - сказал он. - Оно известно всей Земле. Значит,
надо привести его в соответствующий вид. А когда корабль улетит, мы поставим
на его месте памятник.
   - И, когда сами построим звездолет, он отправится в первый рейс  с  этого
места, - подхватил Штерн.
   - Вот именно. Здесь будет ракетодром.
   В начальнике аэропорта, вышедшем им навстречу, они  с  удивлением  узнали
штурмана эскадрильи, который доставил их сюда.
   - Вы как сюда попали, голубчик? - спросил Куприянов.
   Летчик радостно приветствовал профессора и его спутников.
   - Сам попросился, - сказал  он,  -  чтобы  быть  поближе  к  космическому
кораблю.
   - Почему же вы не приехали к нам?
   - Не было времени. Но теперь, когда аэродром готов,  обязательно  приеду.
Очень хочется увидеть корабль.
   Ожидать пришлось недолго. Минут через двадцать над  полем  появились  два
самолета и один за другим опустились на  аэродроме.  Первым  вышел  академик
Неверов.
   - Не вытерпел! - сказал  он,  здороваясь  с  Куприяновым.  -  Прошу  меня
приютить. У вас все готово для приема гостей? - озабоченно спросил он.
   - По мере возможности, Александр Николаевич. Наш лагерь не курорт
   Кроме президента, из самолетов вышли еще  тринадцать  человек.  Куприянов
нахмурился.
   - Мне сообщили только о восьми.
   - Семеро корреспондентов. Трое ученых и их секретари.
   Астроном Чарльз О'Келли оказался человеком высокого  роста.  Его  лицо  и
фигура производили впечатление юности, но длинные  совершенно  седые  волосы
говорили о другом. Серые глаза были  умны  и  проницательны.  Здороваясь  со
Штерном, он сказал ему несколько любезных слов.
   Жорж Линьетль, маленький,  неряшливо  одетый  старик,  с  чисто  выбритым
морщинистым лицом, радостно приветствовал профессора Лебедева  и  тотчас  же
вступил с ним в оживленный разговор. Они встречались  раньше  и  знали  друг
друга.
   Профессор Маттисен был типичным  шведом.  Огромного  роста,  розовощекий,
белокурый, с трубкой в крепких белых зубах. Он с силой пожимал всем  руку  и
радостно улыбался.
   Четыре корреспондента - Лемарж, Гельбах, Дюпон и Браунелл - были  молодые
энергичные люди, которых на первых порах было трудно отличить