и  пестрели  в  этот  день   страницы   европейских   и
американских газет. За  всей  этой  шумихой  ясно  сквозило  желание  скрыть
глубокое разочарование, вызванное посадкой корабля не там, где  хотелось  бы
авторам.
   Дневные  газеты  вышли  со  статьями,  посвященными  тому   же   событию.
Содержание этих статей было самым разнообразным - от  теории  звездоплавания
до новых видов оружия, которые могли бы появиться  в  результате  знакомства
советских ученых с техникой гостей из глубин вселенной.
   В последующие дни посольства СССР были засыпаны бесчисленным  количеством
просьб  о  визах.  Эти  просьбы  исходили  от  отдельных   ученых,   научных
учреждений, обсерваторий, редакций газет и  журналов,  киностудий  и  просто
частных лиц. Удовлетворить все  эти  просьбы  было  явно  невозможно,  но  в
отношении  крупных  ученых,  обсерваторий  и  некоторых   научных   журналов
посольства запросили Москву.
   Тысячи людей, которым было отказано в визах, подняли шум, обвиняя СССР  в
желании монополизировать космический корабль, скрыть его  от  других  стран.
Снова зазвучала во весь голос старая сказка о "железном  занавесе".  Пытаясь
успокоить общественное мнение, крупнейшие газеты выразили  уверенность,  что
посетив СССР, экипаж космического корабля, несомненно, захочет  ознакомиться
и с другими странами Земли. "Потерпите! - писали эти газеты.  -  После  СССР
корабль прилетит к нам. Незачем ехать для его осмотра в Советский Союз".
   Миллионы людей собирались у радиоприемников, слушая  передачи  московских
станций о космическом корабле, которые транслировались через каждые три часа
на разных языках. Фамилии Куприянова, Штерна, Лебедева и  Ляо  Сена  были  у
всех на устах. Всюду  были  известны  все  подробности  прилета  экспедиции,
устройства лагеря, первой попытки разговора с помощью прожектора.

   "КОГДА ЖЕ ОНИ ВЫЙДУТ ИЗ КОРАБЛЯ?"
   "НА ЧТО ОКАЖУТСЯ ПОХОЖИ ЭТИ СУЩЕСТВА?"
   "КАК УДАСТСЯ НАЙТИ С НИМИ ОБЩИЙ ЯЗЫК?"

   Эти вопросы одинаково интересовали все население земного шара.
   По  мере  того  как  шло  время,  волнение   усиливалось.   Были   забыты
повседневные заботы и  интересы.  Никто  не  читал  в  газетах  политических
новостей. Спортивные соревнования проходили на пустых  стадионах.  Театры  и
концертные  залы  собирали  едва  четверть  обычного  числа  зрителей.  Зато
аудитории и лекционные  залы  ломились  от  желающих  прослушать  лекцию  по
астрономии. У кинотеатров,  в  которых  демонстрировались  научно-популярные
фильмы о вселенной, выстраивались гигантские очереди. В магазинах невозможно
было достать книгу, имеющую хотя бы отдаленное отношение к науке о  небесных
телах. Люди, никогда не интересовавшиеся небом (разве только с точки  зрения
хорошей или плохой  погоды),  жадно  вчитывались  в  астрономические  книги,
пытаясь разгадать, откуда прилетел корабль. За всю  историю  астрономии  эта
прекрасная наука никогда не имела столько поклонников и  усердных  учеников,
как в эти дни. Словно человечество впервые  заметило  небо  над  головой,  и
миллионы людей, с наступлением  вечера,  подолгу  простаивали  на  улицах  и
площадях, глядя  на  звезды.  Плохая  погода  расценивалась  как  величайшее
несчастье, и люди проклинали облака, закрывавшие от  их  глаз  блистательную
красоту вселенной, на которую они раньше так редко обращали внимание.
   Интерес к кораблю и нетерпеливое ожидание выхода его экипажа  усиливались
все больше и больше.
   В лагере экспедиции на весь  этот  шум  не  обращали  никакого  внимания.
Ученые  деятельно  готовились  к  предстоящей   работе.   Считалось   вполне
вероятным, что корабль за все время своего пребывания на Земле не  переменит
места стоянки, так как трудно было предположить, что его запасы  энергии  не
ограничены, а для того, чтобы оторваться от  земли,  требовалось  чудовищное
количество этой энергии. Исходя из этого соображения, на совете руководящего
состава было решено подготовить все материалы для работы на  месте,  которая
мыслилась как ознакомление гостей с жизнью Земли  во  всех  ее  проявлениях.
Предполагалось,  что  в   составе   экипажа   находятся   ученые   различных
специальностей  и  что  их  будут  интересовать  все  области   человеческой
деятельности. По мнению Ляо Сена и Лежнева, на изучение языка гостей или  на
изучение ими одного из языков Земли (в зависимости от того, который окажется
для них легче) потребуется не менее двух месяцев, и то,  если  такая  задача
окажется  вообще  осуществимой.  Последнее  особо  подчеркивалось  Лежневым,
который мало верил в успех.
   - Может случиться, - говорил он, - что, как мы,  так  и  они,  не  сможем
воспроизвести звуки языка друг друга.
   Мало  кто  разделял  это  мнение,  но  среди  скептиков  были   и   такие
авторитетные лица, как  Штерн  и  Манаенко.  Старый  академик  напоминал  об
эпизоде с появлением  цилиндра  во  время  первого  осмотра  корабля  и  был
непоколебимо убежден, что  металлическое  пощелкивание  было  звуком  голоса
кого-то из членов экипажа.  "Они  приветствовали  вас  на  своем  языке",  -
говорил он. Профессор Манаенко соглашался с ним. Если это действительно было
так, то приходилось согласиться с мнением Лежнева. Для человеческого  голоса
такие звуки были недоступны, а для существ, говорящих при  помощи  "птичьих"
звуков, будут недоступными звуки человеческого языка. В этом случае остается
единственный способ общения -  рисунок.  Никто  не  сомневался,  что  экипаж
звездолета привез с собой книги, атласы, наглядные пособия и цветные рисунки
(или, может быть, фотографии),  по  которым  можно  будет  увидеть  природу,
население и культуру неизвестной планеты, с которой  он  прилетел.  Казалось
немыслимым, чтобы разумные существа не позаботились об этом,  отправляясь  в
межзвездный рейс. Они должны  были  рассчитывать  встретить  на  своем  пути
населенною планету, иначе их путешествие теряло всякий смысл.
   В лагере с утра  и  до  позднего  вечера  кипела  работа.  Независимо  от
специальности,  все  члены  экспедиции  принимали  участие   в   подготовке,
заключалась ли она в  устройстве  химической  лаборатории  для  Аверина  или
технического "музея" Смирнова и Манаенко. В палатке Куприянова по  нескольку
раз в день собирались совещания, на которых обсуждались все  новые  и  новые
способы демонстрации гостям достижений Земли в науке, искусстве и  культуре.
Не только ученые, но и многие офицеры и солдаты полка  горячо  включились  в
общую работу.
   Ежедневно в лагерь приходили сотни писем со всех концов Советского  Союза
и из-за рубежа. Космический корабль и предстоящая  встреча  с  его  экипажем
были в центре внимания миллионов людей, и неудивительно,  что  у  экспедиции
нашлись тысячи добровольных помощников. Много раз в этих письмах встречались
ценные мысли,  которые,  по  заведенному  порядку,  сейчас  же  подвергались
обсуждению.
   Конечно, ни Куприянов, ни весь состав  экспедиции  в  целом  не  смог  бы
прочитывать всю эту массу писем. На помощь пришли корреспонденты  ТАСС.  Они
были  относительно   свободны   и   добровольно   взяли   на   себя   разбор
корреспонденции, что было очень нелегким делом. Благодаря им ни одно  письмо
не осталось непрочитанным.
   Два  раза  в  день  Куприянов  или  Штерн  выступали   перед   микрофоном
передвижной радиостанции,  всегда  в  одно  и  то  же  время.  Их  сообщения
принимались московской станцией  и  транслировались  по  всей  Земле.  Сотни
миллионов человек с волнением ждали этих сообщений.
   Массовых экскурсий к космическому кораблю не было, но все же каждый  день
в лагере появлялись сотни людей.  Большинство  приходило  только  для  того,
чтобы посмотреть на звездолет, но многие являлись  с  какой-нибудь  идеей  и
настойчиво требовали, чтобы  их  выслушал  начальник  экспедиции.  Куприянов
хорошо понимал, что этими людьми движет искреннее желание оказать помощь, но
был физически не в состоянии говорить со всеми.  Эту  обязанность  взяли  на
себя Широков и Синяев. Все человечество  нетерпеливо  ждало  знаменательного
события - выхода экипажа корабля.  Но  после  светового  разговора  в  вечер
прибытия экспедиции в лагерь  космический  корабль  не  обнаруживал  никаких
признаков жизни. Луч не появлялся,  а  наблюдатели,  не  спускавшие  глаз  с
корабля, не замечали в нем никаких признаков и внутренней жизни. Шар казался
мертвым.
   Что делал экипаж корабля? Если гости имели намерение совсем не  выходить,
то зачем им было оставаться так долго на одном  месте?  А  если  они  хотели
выйти, то почему откладывали  свое  намерение?  Было  вполне  вероятно,  что
звездоплаватели с таким же нетерпением  хотели  познакомиться  с  Землей,  с
каким обитатели Земли хотели познакомиться с ними.
   Экипаж не выходил из шара, и эти вопросы оставались без ответа.
   В первые дни Куприянова осаждали требованиями хотя бы  приблизительно,  в
порядке предположения, ответить  на  этот  вопрос,  но  профессор  отказался
заниматься досужими вымыслами.
   - Я к этому не привык, - отвечал он.
   За него это делали другие. Тысячи предположений  ежедневно  печатались  в
заграничных газетах. В Англии даже был открыт своеобразный "тотализатор",  в
котором могли участвовать за  определенный  взнос  все  желающие.  Угадавший
день, когда выйдет экипаж, мог рассчитывать на крупный выигрыш.
   В научных кругах мира придерживались мнения, заключавшегося  в  том,  что
экипаж выйдет тогда, когда  тщательно  изучит  состав  атмосферы.  Без  этой
предосторожности звездоплавателям грозила опасность  заразиться  неизвестным
на их планете микробом.
   По  мнению  Куприянова,   на   такой   процесс   "акклиматизации"   могло
потребоваться не менее месяца.

   ВТОРОЙ РАЗГОВОР

   Все таинственное, загадочное, непонятное  имеет  какую-то  притягательную
силу для людей мыслящих. Ученый любой специальности прежде всего  любопытен.
Это хорошее,  благородное  любопытство,  достойное  человека.  Оно  источник
радости, но и причина искренних и глубоких страданий, когда загадка не скоро
поддается усилиям пытливой мысли. Ученые по  самой  своей  природе  активны.
Неудивительно поэтому, что ожидание, когда  же,  наконец,  раскроется  тайна
корабля, по мере того как шло время, начинала все больше и больше раздражать
участников экспедиции.  Самый  вид  звездолета,  неподвижный  и  загадочный,
вызывал в них чувство досады, и люди становились с каждым  днем  все  больше
молчаливыми и хмурыми.
   "Когда они выйдут?" - этот навязчивый вопрос не  давал  покоя  не  только
участникам экспедиции, но и всем офицерам и солдатам полка,  несшего  охрану
шара.
   С момента приземления корабля прошло уже шесть дней, но он по-прежнему не
подавал никаких признаков жизни.
   Никто не знал, сколько времени пробудет  на  Земле  космический  корабль.
Полгода? Год? Ведь для того, чтобы одолеть расстояние от ближайшей планетной
системы до солнечной, звездолету потребовалось не меньше четырех - пяти лет,
и то если он летел со скоростью света. (Штерн и Смирнов, не допускали  такой
возможности.)  На  обратный  путь  требовалось  такое  же  время.   Казалось
невероятным, что экипаж корабля, совершив такой длительный  путь,  в  скором
времени   покинет   Землю.   Звездоплаватели   безусловно   захотят   хорошо
ознакомиться с населенной планетой, встретившейся на их пути.
   Зимовать в наскоро оборудованном лагере было невозможно.  Но  захочет  ли
экипаж звездолета покинуть свой корабль? Это было сомнительно.
   Все должно было выясниться тогда, когда экипаж выйдет и  будет  достигнут
успех в деле нахождения общего языка.
   Но звездоплаватели не выходили, и это делало всю подготовительную работу,
проводимую в лагере, какой-то "теоретической", лишенной ясной цели.
   Штерн и Синяев затратили много труда и времени на подготовку  чертежей  и
схем, которые должны были рассказать гостям о солнечной  системе  и  истории
планеты Земли. Даже если гости не  найдут  с  хозяевами  общего  языка,  эти
материалы должны быть им понятны, так как было несомненно,  что  они  хорошо
знают математику.
   Профессор Лебедев взял на себя познакомить  звездоплавателей  с  историей
животной жизни на Земле, а  Степаненко  готовил  материалы  этнографического
характера.
   Аверин и Лебедев много усилий  приложили  к  тому,  чтобы  оборудовать  в
лагере хорошую химическую и биологическую лаборатории.
   Медики - Куприянов и  Широков  -  помимо  оборудованного  ими  медпункта,
который слился с  медицинской  службой  полка,  были  заняты  подготовкой  к
изучению организма жителей другой планеты. Для этой цели Куприянов установил
в лагере даже рентгеновский аппарат.
   Вечером третьего августа Широков зашел в  палатку,  занятую  Куприяновым,
Штерном, Лебедевым и Ляо Сеном, и застал всех четверых в сборе.
   - Садитесь, Петр Аркадьевич, - приветствовал молодого коменданта Штерн. -
Что новенького?
   - Когда же они, наконец, выйдут? - спросил Широков вместо ответа.
   - Свеженький вопрос! - раздраженно сказал Лебедев
   - Я не понимаю, - продолжал Широков, не обращая внимания на  насмешку.  -
Почему не спросить об этом экипаж корабля?
   - Спросите, - пожав плечами, сказал Ляо Сен. - Если  имеете  возможность.
Будем вам очень благодарны за такую услугу.
   Подобная реплика со стороны всегда спокойного и невозмутимого  китайского
ученого ясно показывала, до какой степени у всех были напряжены нервы.
   - Я считаю, что это вполне можно сделать, - сказал Широков
   - Тем лучше! - буркнул Лебедев.
   - Что вы придумали, Петр Аркадьевич? - спросил Куприянов.
   В его голосе прозвучало волнение. Все уже серьезно смотрели на  Широкова,
ожидая ответа.
   - Очень простую вещь. Надо спросить их лучом  прожектора.  Как  в  первый
вечер. Они не могут не понимать, что мы с  нетерпением  ожидаем  их  выхода.
Надо послать семь вспышек по числу прошедших суток. Они обязательно  поймут,
что это вопрос и ответят.
   Несколько секунд все молчали.
   - Что ж, это идея! - сказал Лебедев.
   - И весьма неплохая! - сказал Штерн. - Молодец, Петр Аркадьевич!
   Куприянов ласково посмотрел на своего  любимого  ученика.  Профессор  был
рад, что эта удачная мысль пришла именно ему.
   - Найдите подполковника и позовите сюда! - сказал он.
   Обрадованный Широков бегом бросился за Черепановым.
   Мысль использовать прожектор, чтобы задать  экипажа  звездолета  мучивший
всех вопрос, пришла ему в голову часа два назад. Он тщательно обдумал  ее  и
только тогда решился предложить эту  идею  профессорам,  не  опасаясь  с  их
стороны  насмешливого  отказа.  Широков  был  очень  самолюбив   и   избегал
высказывать незрелые мысли.
   Космический корабль и заключенные  в  нем  тайны  с  непреодолимой  силой
влекли к себе воображение молодого ученого. Вероятно, больше всех  в  лагере
он мучился нетерпением и  старался  найти  способ  как-нибудь  узнать  время
выхода из корабля его экипажа.
   Часами смотрел он на загадочный шар,  и  смелые  мысли  теснились  в  его
голове. Суживатись темно-синие глаза, словно  стремясь  проникнуть  взглядом
сквозь металлическую оболочку звездолета. Он сам боялся тех мыслей,  которые
возникали все чаще и чаще,  но  упорно  возвращался  к  ним,  и  они  начали
казаться ему осуществимыми. Сердце билось радостно  и  тревожно,  нетерпение
становилось сильнее, неизвестность мучительнее.
   Постоянно думая об одном и том же, он, наконец, нашел, как ему  казалось,
верный способ решить загадку.
   Получив одобрение старших товарищей, он, как мальчик,  бежал  по  лагерю,
отыскивая командира полка.
   Остроумная мысль Широкова понравилась всем.
   - Молодец! - еще раз сказал Штерн.
   Десять минут, в течение которых ученые ожидали подполковника,  показались
им очень длинными.
   - Вот ведь никому не пришла в  голову  такая  простая  мысль,  -  заметил
Лебедев.
   - Простые мысли часто оказываются самыми трудными, - сказал Ляо Сен.
   Очевидно, Широков успел по пути рассказать о предстоящей попытке, так как
участники  экспедиции,  один  за  другим,  поспешно  подходили   к   палатке
Куприянова. Вскоре явился и командир полка.
   -  Прожекторная  установка  всегда  готова,  -  ответил  он   на   вопрос
профессора.
   - В таком случае пошли.
   Как и в первый вечер, все  столпились  вокруг  машины.  Было  еще  совсем
светло, но Куприянов и Штерн рассчитывали, что  экипаж  звездолета  все-таки
заметит луч прожектора. Ожидать, пока наступит  полная  темнота,  у  них  не
хватало терпения.
   - Может быть, они спят, - сказал кто-то.
   - Или не смотрят в нашу сторону!
   - Сейчас узнаем, - сказал Куприянов. - Начинайте!
   Вспыхнул прожектор - и семь  коротких  лучей  ударились  в  белый  корпус
корабля.
   Все молча ждали. Слышалось только взволнованное дыхание людей. Минута шла
за минутой, но ответного луча не появлялось.
   - Не заметили, - сказал Штерн. - Надо повторить.
   Едва он это сказал, как  от  корабля  пришел  ответ.  Вспыхнул  свет  его
прожектора и погас.
   - Один! - сказал Куприянов. - Неужели завтра?
   - Мне кажется, что это только просьба повторить, - сказал Широков. -  Они
не успели сосчитать.
   - Да, пожалуй, - сказал Штерн. - Для них это было неожиданно.
   - Повторите, - обратился Куприянов к подполковнику.
   Снова семь раз появился и погас луч прожектора. И тотчас  же  космический
корабль ответил.
   Двенадцать раз!
   - Значит ли это, что они выйдут через двенадцать дней  после  посадки  на
Землю, или через двенадцать дней, считая от сегодня? - спросил Лебедев.
   И, будто услышав его вопрос, луч замигал опять.
   Девятнадцать раз!
   - Ясно! - сказал Куприянов. - Пошлите им одну вспышку в знак того, что мы
поняли.
   Прожектор поставил короткую точку.
   - Весь земной шар должен быть глубоко благодарен вам, Петр Аркадьевич,  -
сказал Штерн.
   - Они выйдут пятнадцатого августа. Надо немедленно сообщить об этом всему
миру, - сказал Куприянов.

   НОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

   Четвертого августа днем  в  лагере  появилась  машина  секретаря  обкома.
Козловский приезжал часто, и каждый его приезд вносил что-то новое  в  жизнь
участников экспедиции.
   Секретаря обкома очень полюбили все за  его  заботу,  любовь  к  людям  и
добрый, отзывчивый характер и радовались, когда видели его  в  лагере.  Один
только Широков  с  тревожным  чувством  встречал  появление  знакомой  серой
машины. Козловский безжалостно ругал его  за  малейшее  упущение.  Комендант
хорошо  помнил  угрозу  секретаря  и  не  сомневался,  что  если  не   будет
добросовестно исполнять возложенные на него обязанности, то тот приведет  ее
в исполнение.
   Увидя въезжавшею в лагерь  машину,  Широков  поспешил  к  ней  навстречу,
озабоченно проверяя на ходу, нет ли где-нибудь беспорядка. Но лагерь блистал
чистотой.
   С другой стороны к автомобилю подбегал дежурный по полку, так же,  как  и
Широков, внимательно и беспокойно осматриваясь. Он по-военному  четко  отдал
рапорт.
   - Хорошо! - сказал Козловский, узнав, что все благополучно и в лагере нет
больных. - Ну, а у вас? - обратился он к Широкову.
   - Все в порядке, Николай Николаевич.
   - Вот как? Значит, подготовка к работе с гостями закончена?
   - Нет еще.
   - А вы говорите, что все в  порядке,  -  улыбнулся  Козловский.  -  А  вы
молодец! - неожиданно сказал он, крепко пожимая руку коменданта. -  Как  это
вам пришло в голову?
   Широков понял, что секретарь  обкома  говорит  о  вчерашнем  разговоре  с
кораблем.
   Увидев Куприянова, Козловский быстро направился к нему.
   - Профессор, - сказал он, здороваясь, - я очень сердит на вас. Почему  вы
мне не позвонили, получив такую важную телеграмму?
   - Какую важную телеграмму? - удивился Куприянов.
   - О приезде в лагерь иностранцев. - Такой телеграммы я не получал.
   - Тогда другое дело. Считайте себя оправданным. А я уже получил.
   Козловский вынул из кармана и протянул Куприянову  телеграфный  бланк.  В
этот  момент  появился  дежурный  радист  и  подал  п