ое, похожее
на  паука,  пробежало под  дном  аппарата на  длинных  суставчатых ножках.
Очевидно, воздух под лодкой был спокоен.
     Широков по  привычке посмотрел на  Мьеньоня,  ожидая  объяснений.  Но
инженер смотрел на странный аппарат с неменьшим удивлением, чем другие.
     - Объясните,  пожалуйста,  - сказал Ньяньиньг, - что это такое? В чем
тут дело?
     Весь экипаж звездолета повернулся к Женьсиньгу.
     Но вместо него, совершенно неожиданно для Широкова, ответил Синяев.
     - Антигравитация, - сказал он. - Тот же принцип, что и на звездолетах
внутренних рейсов.
     - Совершенно правильно,  - подтвердил Женьсиньг. - Вероятно, у вас на
Земле хорошо известно об антигравитации?  - спросил он.
     - Теоретически,  -  улыбнулся Синяев.  - Практического применения еще
нет.
     - Это последнее достижение нашей техники.  Олити,  - Женьсиньг указал
на "лодку", - имеются всюду. Вы с ними еще не раз встретитесь.
     - Отложим знакомство, - сказал Диегонь. - Но слово "олити" не ново.
     - Название осталось прежним.  Изменился только принцип.  Да и то не у
всех олити. Очень многие из них еще старой конструкции.
     Широков  и  Синяев  первыми вошли  в  "лодку".  За  ними  последовали
Женьсиньг, Диегонь и Бьяининь.
     Когда кто-нибудь ставил ногу на борт,  олити покачивалась,  точно под
нею находилась вода невидимого озера.
     Мьеньонь внимательно следил за посадкой.
     - Вес олити увеличился,  -  сказал он.  -  Почему это не влияет на ее
положение?
     - Сила антигравитационного поля изменяется автоматически,  -  ответил
Женьсиньг. - Мы скоро вернемся.
     Прозрачный колпак опустился.
     Широков и  Синяев сильно волновались.  С  этого момента начиналась их
жизнь  на  Каллисто.  Впереди  на  каждом  шагу  их  ожидало неожиданное и
непонятное,    неизвестная   обстановка,   чуждые   условия   быта.   Этот
"автомобиль",  не  подчиняющийся  законам  тяготения,  был  первым  звеном
длинной цепи,  которую им  предстояло наблюдать в  продолжение трех земных
лет.
     С  чувством,  похожим  на  то,  которое он  испытал,  когда  за  ними
закрылась дверь подъемной машины в день старта с Земли,  Широков опустился
в кресло, сделанное как будто из стекла. Оно мягко поддалось, облегая тело
упруго,  как жидкость.  Он  перестал ощущать свой вес.  Так бывает,  когда
погружаешься в воду.
     Никто не сел за управление, - его не было.
     Как  только опустился прозрачный колпак,  олити  плавно повернулась и
двинулась вперед.
     Кто  же  все-таки управляет ею?  Неужели она сама выбирала дорогу,  с
помощью каких-то необычайно совершенных "телеглаз", "электронного мозга" и
созданных каллистянами механических "нервов"?
     - Я знаю столько же,  сколько и вы,  - с непривычной сухостью ответил
Диегонь на вопрос Синяева.
     - Начиная с завтрашнего дня,  -  сказал Женьсиньг, -вы получите ответ
на любой ваш вопрос.  А сейчас не отвлекайтесь.  Для всей Каллисто сегодня
торжественный и радостный день встречи. Потом, в Атилли.
     - Что такое Атилли?  - все же спросил Широков.
     - Хорошо, что хоть на это я могу вам ответить, - улыбнулся Диегонь. -
Атилли  - это название города. Очевидно, решили поселить вас в нем.
     - Именно так,  -  сказал Женьсиньг.  - Мы долго думали, где вам будет
лучше,  и  остановились на Атилли.  Это самый далекий от экватора город из
всех больших городов Каллисто.
     - Это правильно, - сказал Синяев, - но только на первое время.
     - Вы можете жить где хотите, - поспешно уверил его Женьсиньг.
     - А где живете вы?  - спросил Широков у Диегоня, впервые подумав, что
придется,  может быть,  расстаться со спутниками по полету,  к которым они
так привыкли.
     - Никто из нас,  -  ответил Диегонь, - никогда не жил в Атилли. Но мы
проводим вас туда и останемся там, чтобы быть вместе.
     Обрадованный  Широков  провел  пальцами  по  лбу  Диегоня.  Люди  уже
привыкли  выражать благодарность по-каллистянски.  Это  было  то  же,  что
крепкое рукопожатие на Земле.
     Олити  остановилась у  самой  арки,  которую Широков и  Синяев видели
недавно на экране в центральном посту звездолета.
     Выйдя из машины,  они сразу обратили внимание на скульптуры у входа и
легко узнали всех своих спутников.
     - Их придется переделать,  -  сказал Женьсиньг. - От Мьеньи вернулись
не двенадцать человек, а четырнадцать.
     - Слово  "Мьеньи" также придется переделать,  -  заметил Бьяининь.  -
Звезда, которую мы называем "Мьеньи", имеет другое название  - Солнце.
     - Сьольньце,  -  медленно, с трудом повторил Женьсиньг. - Это трудное
слово.  Но говорить "Мьеньи" мы больше не имеем права.  А  как вы называли
наш Рельос?
     - Сириус,  -ответил Синяев. - Я понимаю, что вам трудно сказать слово
"Солнце". Называйте нашу звезду "Гелиос".  (Гелиос  - Солнце (греч.).)
     - А почему у вас несколько названий одного и того же предмета?
     - Потому что на Земле не один народ и не один язык.  "Солнце"  -  это
на языке того народа, к которому принадлежим мы оба.
     - То,   что  вы   говорите,   очень  интересно,   -сказал  Женьсиньг,
внимательно и  с  видимым любопытством слушавший Синяева.  -  Но не совсем
понятно.
     - Ограничьтесь  пока  этим,   -   пошутил  Синяев,  повторяя  недавно
сказанные самим Женьсиньгом слова. - А сейчас не отвлекайтесь.
     Старый каллистянин улыбнулся.
     - Гелиос,  -  сказал он.  -  Да,  это гораздо легче.  Но в честь вас,
первых людей,  посетивших Каллисто,  мы будем говорить "Солнце",  хотя это
слово труднее.
     - На  Земле,  -  сказал Синяев,  -  слово "Рельос" вошло во  всеобщее
употребление.
     Вслед за Женьсиньгом все прошли внутрь здания.
     Там  были  просторные,  очень  высокие,  но  почти пустые комнаты,  с
блестящими разноцветными полами и огромными окнами.
     Было ясно,  что это здание не только бьеньетостанция.  Вероятно,  это
был  "космический вокзал"  -  центральное  здание  острова,  который  весь
представлял собой ракетодром.
     Впоследствии они узнали, что здание называлось "Дом неба". Отсутствие
мебели,  высота  стен,  статуи,  казавшиеся совсем  маленькими в  огромных
помещениях, подчеркивали замысел архитектора.
     Поражала необычайная чистота воздуха внутри здания.  Может быть,  это
было следствием близости океана или же действовала специальная вентиляция.
     Широков и  Синяев  ни  о  чем  больше не  спрашивали,  помня  просьбу
Женьсиньга.
     В  одной из  комнат на  полу  темнел синий круг  диаметром около трех
метров,  поверхность которого отсвечивала металлическим блеском.  В центре
потолка находилось отверстие.
     Когда по  приглашению Женьсиньга все встали на  этот круг,  он быстро
поднялся, плотно войдя в отверстие на потолке.
     Они очутились на крыше здания.
     - Своеобразный лифт!  -  заметил Синяев.  Плоская крыша была выстлана
желтыми треугольными плитками и окружена невысокой балюстрадой.
     Отсюда хорошо был  виден белый шар звездолета и  можно было различить
возле него крохотные фигурки каллистян.
     "Там Дьеньи!" - Широков вдруг понял, что успел соскучиться по ней.
     Высоко над головой,  в самое небо уходили хрустально блестящие кольца
межпланетной бьеньетостанции.  Даже вблизи они казались воздушными, трудно
различимыми в блеске Рельоса, хотя были сделаны из металла.
     Рядом с подъемной машиной стоял небольшой аппарат, напоминавший своим
видом школьный телескоп.
     Это и была загадочная бьеньтеси.
     Возле нее в ожидании стояло трое молодых каллистян.
     Широков и Синяев уже начали привыкать к тому,  что их появление перед
каллистянами вызывает большой эффект,  и  не обратили никакого внимания на
изумленные взгляды,  которыми их  встретили.  Прежде всего их  интересовал
аппарат.  Они знали, что вся планета наблюдала финиш звездолета. Женьсиньг
говорил,  что  каллистяне видели на  экранах их  обоих.  Это значило,  что
"телевизионная"   камера   была   снабжена   телескопическим  устройством,
позволявшим приблизить снимаемый объект,  даже если он  находился,  как  в
данном случае, на расстоянии двух километров.
     Видя  интерес,  с  которым  гости  рассматривали бьеньтеси,  один  из
каллистян подошел и стал давать пояснения. Кто-то, очевидно, успел сказать
ему,  что пришельцы из  другого мира понимают каллистянский язык.   Из его
слов Широков и Синяев вывели заключение, что камера работала на совершенно
ином принципе,  чем  телевизионные камеры на  Земле.  Она давала цветное и
объемное изображение,  и  передача осуществлялась непосредственно от  нее,
без   прохождения  через   усилительное  устройство  мощной  промежуточной
станции.  Каким  образом  столь  небольшая установка могла  обладать такой
мощностью,  чтобы  ее  передачи воспринимались всеми приемниками Каллисто,
осталось неясным.
     Слово "теси" непрерывно встречалось в  объяснениях,  но  его значение
все еще не стало понятным.
     - Вам нравится? - спросил каллистянин.
     - Да, - ответил Синяев. - Ваша бьеньтеси работает на другом принципе,
чем наши. Я хотел бы узнать об ее устройстве более подробно.
     - Потом, потом! - вмешался Женьсиньг. - Каллистяне ждут. - Он подошел
к аппарату и встал прямо против отверстия трубы.  Широков представил себе,
как на экранах появится лицо Женьсиньга. Сколько миллионов каллистян будут
слушать его?
     - Больше одиннадцати лет тому назад... - начал Женьсиньг.
     Он говорил прямо в объектив.  Было ясно,  что эта небольшая установка
была равна по мощности величайшим радиостанциям Земли,  давала возможность
передать на всю планету цвет, объем и звук одновременно.
     Женьсиньг  рассказал  об  организации  полета  к  Мьеньи,   о  старте
звездолета  и  обо  всех  разнообразных мнениях  относительно  результатов
рейса, которые высказывались на Каллисто ее учеными.
     - О  том,  как  протекал рейс и  что  увидели у  Мьеньи наши отважные
звездоплаватели, вам расскажет командир корабля Рьиг Диегонь.
     - Митинг,  в котором участвует все население планеты, - шепнул Синяев
на ухо Широкову.
     Диегонь мало говорил о полете, а все свое выступление посвятил Земле.
Он подробно рассказал о  встрече с  людьми и  о них самих.  Коротко описал
природу и города Земли. Затем перешел к причинам опоздания звездолета.
     Широков  слушал  его  с  тревогой.   Он  опасался,   что   рассказ  о
происшествии в лагере под Курском может создать у каллистян, незнакомых, с
условиями земной жизни, ложное представление о людях.
     Но Диегонь ни словом не упомянул о диверсии.
     - Дверь  в  помещение  центрального агрегата  была  повреждена  и  не
открывалась,  - только и сказал он. - Техника Земли оказала нам неоценимую
помощь.
     Широков и Синяев облегченно вздохнули. Каллистяне все равно узнают об
истинной причине аварии, но потом это будет не страшно, лишь бы не сейчас.
     - Все,  что мы  видели на  этой далекой от  нас планете,  -  закончил
Диегонь,  -  убедило нас,  что люди и  каллистяне будут жить в дружбе.  За
нашим  полетом последуют другие.  Я  хочу  верить,  что  к  союзу  Земли и
Каллисто примкнут обитатели других миров,  спутников звезд, находящихся не
слишком далеко от  Мьеньи  -Солнца  -  и  от Рельоса.  Первый шаг к  этому
сделан. Мы, двенадцать каллистян, посетили Землю. Теперь двое ученых Земли
прилетели к  нам.  Мы  счастливы,  что вернулись на  родину,  но еще более
потому,  что вернулись не одни.  Дадим слово нашим гостям. Не удивляйтесь,
что они будут говорить на нашем языке.  За годы полета они хорошо овладели
им. Перед вами представитель медицинской науки Земли  - Петр Широков.
     - Не говорите слишком мало,  -  сказал Женьсиньг. - Дайте каллистянам
время как следует рассмотреть вас.
     Широков  одно  мгновение  колебался,  потом  решительно снял  очки  и
подошел к  аппарату.  Яркий  свет  был  очень  неприятен,  пришлось сильно
прищуриться,  но  это  казалось ему  лучше,  чем  показаться перед многими
миллионами зрителей в очках, искажавших его лицо. Сознавая, с каким жадным
вниманием каллистяне будут его рассматривать,  он  мучительно волновался и
несколько секунд был не в состоянии начать говорить.
     Прямо  перед  ним  находилось темное отверстие трубы  передатчика.  В
глубине этого отверстия что-то неясно блестело. Широкову вдруг показалось,
что перед ним окно, за которым раскинулся весь простор огромной планеты, и
бесчисленное  количество   черных   лиц   с   длинными   узкими   глазами,
устремленными на него.
     Он глубоко вздохнул и сказал:
     - Здравствуйте, товарищи каллистяне!
     Сказал и только тогда понял, что говорит по-русски.
     Все  бывшие возле аппарата смотрели на  него внимательно и  серьезно.
Никто,  казалось,  не удивился,  что он говорит на земном языке. Вероятно,
все подумали, что он сделал это намеренно.
     Три  слова,   сказанные  на  родном  языке,  как-то  сразу  успокоили
Широкова,  и  он  начал говорить уже  по-каллистянски,  как  ему казалось,
совсем спокойно.  Но впоследствии он никак не мог вспомнить, что именно он
говорил каллистянам в  тот день.  Слова сходили с  его губ без участия его
воли,  сами собой.  Но когда, некоторое время спустя, он спросил Синяева о
своей речи, оказалось, что он говорил хорошо и с чувством.
     После Широкова выступил Синяев.  Он не казался,  а  действительно был
совершенно спокоен.  Коротко  приветствовав каллистян,  Георгий Николаевич
посвятил свою речь развитию мысли, высказанной Диегонем, что к союзу людей
и  каллистян примкнут в  будущем жители  других,  пока  еще  не  известных
планет.
     Женьсиньг закрыл своеобразный "митинг",  и  все  снова отправились на
чудесной олити к кораблю.
      Каллистяне торопились покинуть остров.
     - На  звездолете  огромное  количество предметов,  подаренных нам  на
Земле,  -  сказал Диегонь Женьсиньгу.  -  Я  прошу без меня не  разгружать
корабль.
     - Никто ничего не  тронет,  пока вы будете в  отсутствии,  -  ответил
Женьсиньг.


МОРСКОЙ ПЕРЕЕЗД

     - На чем мы отправимся на континент? - спросил Синяев.
     - На корабле, - ответил Женьсиньг.
     - А почему не по воздуху? Ведь это будет быстрее.
     - Потеря времени незначительна.  Корабль идет быстро.  Таково желание
Диегоня и его товарищей. Но если вы возражаете...
     - Нисколько! Просто я не очень хорошо переношу качку.
     - Ее не будет.
     - А если поднимется буря?
     - Это исключено.  На  время вашего переезда ветер не будет пропущен в
эту часть планеты.
     - Вы управляете ветром? - пораженный этими словами, спросил Синяев.
     Ответ был неожиданным:
     - Погода планируется.
     Широков и Синяев молча переглянулись.
     - Если  ветер  в  этой  части океана и  был  намечен,  -  невозмутимо
продолжал Женьсиньг, - то ради вас станции изменили программу. Охлажденные
над океаном массы воздуха направят куда-нибудь в другую сторону.
     - Но как...  - начал Синяев и замолчал. Не стоило просить объяснений.
Было немыслимо узнать и понять все сразу.
     Сборы были недолги.  Звездоплаватели намеревались вернуться на остров
и  не  брали с  собой никаких вещей.  Но у  гостей Каллисто багаж оказался
весьма объемистым.  Они должны были остаться на континенте и взяли с собой
все, что привезли с Земли.
     Не  без  грусти  расставались Широков и  Синяев  со  звездолетом,  на
котором провели больше трех лет.
     - Мы вернемся на Землю на этом же корабле? - спросил Широков.
     - Разумеется,  нет,  - ответил Мьеньонь. - Для вас построят новый, по
последнему  слову  техники.  Вы  же  видели  на  Сетито,  что  современные
звездолеты более совершенны.
     Олити в три рейса доставила на пристань всех.
     В  сущности,   это  была  не  пристань,   а  просто  набережная.  Она
представляла собой  огромную  площадку,  выстроенную из  красных  каменных
плит,  похожих отчасти на гранит,  отчасти на мрамор,  отполированных, как
зеркало. Каждая плита была не менее двадцати квадратных метров величиной.
     Когда появились каллистяне и их гости, корабль, стоявший в пятидесяти
метрах от  берега,  приветствовал их  протяжным,  странно звенящим звуком.
Несмотря на большую мощность этого "гудка",  он не был неприятен для слуха
и отличался какой-то своеобразной мягкостью.
     - Я думал,  что на Каллисто нет гудков,  - сказал Широков, - ведь они
создают шум.
     - До последнего времени,  - ответил ему Гесьянь, - гудки на море были
необходимы.  Каллисто  -  жаркая планета,  и  на  ней часты густые туманы.
Теперь, конечно, они не нужны. Но сохранилась морская традиция.
     Корабль приблизился.
     Оба  друга видели такие корабли на  рисунках и  фотографиях,  которые
показывали им каллистяне еще на Земле, но тем не менее с большим интересом
рассматривали странное судно.
     Оно было невелико и  очень узко.  Ширина палубы не  превышала четырех
метров.   Не  было  ни  мачт,   ни  труб.  Корпус  судна,  выстроенный  из
серебристого металла,  почти не  выступал из  воды.  Вся верхняя надводная
часть была  накрыта сплошным прозрачным кожухом чуть голубоватого оттенка.
Благодаря низким бортам казалось,  что по  воде плывет огромная стеклянная
лодка, перевернутая килем вверх.
     Парапет  набережной  был  значительно выше  борта  корабля,  и  люди,
стоявшие на ней,  смотрели на судно сверху.  Первое,  что обращало на себя
внимание,  было отсутствие каких бы  то  ни было палубных надстроек.  Сама
палуба представляла собой гладкую поверхность темного цвета,  без  единого
шва,  точно она была покрыта линолеумом. В трех местах виднелись небольшие
зеленые круги.
     Экипаж судна состоял из восьми каллистян.
      Моряки были одеты очень своеобразно,  в  костюмы,  отличные от  тех,
которые люди Земли видели до  сих пор.  На  них были короткие,  до  колен,
брюки и  легкие сетки без рукавов.  И то и другое было голубого цвета.  По
обычаю каллистян головы были ничем не покрыты.
     - Словно дети,  -  сказал Синяев,  прибегнув,  чтобы  не  быть  никем
понятым, к французскому языку.
     Действительно,  странный  костюм  моряков  напоминал одежду  детей  в
летнее  время.  Издали казалось,  что  на  палубе стоят  черные мальчики в
трусиках и майках.
     - Я  не  вижу  в  этой прозрачной крышке ни  одного отверстия,  через
которое мы  сможем проникнуть на  корабль,  -  сказал Широков.  -  Или она
поднимается, как на олити?
     - Посмотрите внимательнее,  -  ответил Гесьянь.  -  Вход  прямо перед
вами.
     - Я его вижу, - сказал Синяев.
     Пристально  всмотревшись в  поверхность "стекла",  Широков,  наконец,
заметил тонкую синюю линию.  Мало заметная на  голубом фоне,  она  шла  от
борта вверх,  плавно изгибалась и  снова опускалась к борту.  Точно тонкой
кистью была нарисована арка.
     В  тот  момент,  когда  он  увидел  ее,  "дверь"  сдвинулась назад  и
скользнула в  сторону.  Образовалось отверстие.  Возле него  собрались все
восемь членов экипажа.
     Широков и Синяев ожидали, что с корабля будет подан на берег трап или
какая-нибудь сходня,  но  произошло совсем иное,  чего они никак не  могли
ожидать.
     Каменная  плита,  казавшаяся  столь  прочной  и  неотъемлемой  частью
набережной,  сдвинулась с  места и  опустилась вместе с  ними.  Кто и  как
привел  в  действие механизм этой  оригинальной подъемной машины,  они  не
заметили.
     Вход на судно оказался прямо напротив,  на одном уровне, и оставалось
сделать только один шаг, чтобы очутиться на палубе.
     Один из моряков выступил вперед.
     - Люди Земли,  -  сказал он,  -  желанные гости на  корабле.  Мы рады
видеть вас у себя. Прошу вас войти.
     Широкову и  Синяеву  пришлось первыми  перейти на  борт  судна.  Петр
Аркадьевич снова подумал при этом,  что их присутствие невыгодно Диегоню и
другим звездоплавателям  -  на них почти не обращали внимания, оно целиком
поглощалось им и Синяевым.
     К их удивлению, экипаж корабля встретил гостей очень сдержанно. Никто
не пытался обнять их, как раньше. Моряки приветствовали их только жестами.
Это было р