чертами лица.
Только в  сильный бинокль можно было рассмотреть низкие приплюснутые лбы и
злобный взгляд длинных, но не таких узких, как у каллистян, глаз.
     Синяев обратил внимание, что у туземцев совершенно нет металлического
оружия.
     - Мы им не даем,  -  пояснил Гесьянь.  -  Это приведет только к более
частым убийствам.  У  них есть камни и  дубины.  Даже этого,  к сожалению,
слишком много.
     - А звери?
     - Крупных хищников на Кетьо нет,  мы их всех уничтожили.  А с мелкими
они хорошо справляются тем, что имеют. Камнями они ловко владеют.
     Широкову пришлось на практике убедиться в справедливости этих слов.
     Экипаж  корабля  наблюдал  за   кетьянами  с   площадки  на   вершине
звездолета.  Первое  же  появление Широкова и  Синяева  вызвало среди  них
переполох.  Кетьяне заволновались,  что-то крича и показывая друг другу на
странных белых людей, совсем не похожих на привычных для них каллистян.
     И  вот  однажды,  когда Широков и  Синяев одни были на  вершине шара,
рассматривая очередную партию,  подошедшую к  кораблю,  кетьяне неожиданно
напали на них.
     Что послужило причиной этого неожиданного нападения? Об этом не могли
догадаться ни люди, ни каллистяне.
     До  сих пор обитатели Кетьо вели себя мирно.  Может быть,  белые люди
показались им  почему-то  врагами и  только постоянное присутствие рядом с
ними  каллистян сдерживало дикарей.  Увидя,  что  странные  существа одни,
кетьяне проявили свою враждебность к ним.
     Град  камней обрушился на  вершину шара.  Надо было обладать поистине
исполинской силой,  чтобы  забросить камень  величиной с  кулак  на  такую
высоту.
     Один камень попал в лоб Широкову и содрал порядочный кусок кожи. Лицо
Петра Аркадьевича сразу залилось кровью.
     - Вниз!  - закричал Синяев.
     Он схватил Широкова в охапку и бросился к подъемной машине. Несколько
камней попало в него самого, но не причинило никакого вреда.
     Синьг и Гесьянь немедленно уложили Широкова в постель. Хотя рана была
пустяковая, экипаж корабля был в отчаянии.
     Широков смеялся,  но  вынужден был  лежать два дня.  У  его изголовья
дежурили каллистяне, сменяя друг друга, точно он был тяжело болен.
     Именно во  время этой  болезни,  существовавшей только в  воображении
Гесьяня и Синьга, произошел с Широковым памятный ему случай.
     Он проснулся среди ночи и,  открыв глаза,  увидел Дьеньи.  Она сидела
возле него,  сменив кого-то другого.  Склонив голову, девушка читала книгу
при  свете  тщательно закрытого со  стороны постели маленького светящегося
шарика.  Такие лампы, с заключенной в них самих энергией свечения, Широков
хорошо знал, привыкнув к ним за время пути.
     Очевидно,  Дьеньи услышала его движение и повернула  голову.  Широков
успел закрыть глаза, притворившись спящим.
     Она подошла к нему, и он почувствовал ее взгляд на своем лице.
     А  потом...  она наклонилась,  и  ее  теплые губы коснулись его руки,
лежавшей на одеяле.
     Каллистяне не были знакомы с поцелуем. Такого обычая у них никогда не
существовало.  Дьеньи не поцеловала руку Широкова, она только коснулась ее
своими губами.
     Его  бросило в  жар.  Он  боялся пошевельнуться,  чтобы как-нибудь не
выдать ей, что не спит. К счастью, Дьеньи тотчас же отошла.
     Зачем  она  это  сделала?  Широков не  переставал задавать себе  этот
вопрос и не находил ответа.  Он никому,  даже Синяеву,  не говорил об этом
случае.
     Поведение  Дьеньи  по  отношению  к  нему  оставалось  прежним.  Она,
казалось,  не делала никакой разницы между ним и Синяевым.  Ширкову иногда
мучительно хотелось спросить ее о причине странного поступка,  но какое-то
сложное чувство, быть может боязнь разочарования, удерживало его.
     "Если бы  она узнала,  что я  не  спал тогда,   -  думал Широков,   -
изменилось бы ее отношение ко мне или нет?"
     И  он не мог признаться даже самому себе,  какой ответ на этот вопрос
был бы ему приятнее.
     На память о Кетьо Широков получил маленький шрам на лбу,  который, по
словам Синьга, должен был скоро совсем исчезнуть.
     Настал,  наконец,  день отлета с  Кетьо.  Оба друга без всякой грусти
расстались с  планетой.  Она  нисколько не  походила на  Землю,  а  видеть
оранжево-красную растительность они предпочитали на Каллисто.
     - В Сетито,   -  сказал Синяев,   -  мы увидели далекое прошлое нашей
родины.  Кетьо тоже прошлое,  но  более близкое.  Теперь предстоит увидеть
будущее. Каким-то будет оно?
     - Не  может  быть  никакого  сомнения,  что  прекрасным,   -  ответил
Широков.
     Рано  утром,  когда  вокруг  только  начал  расходиться ночной туман,
разгоняемый лучами  только  что  взошедшего Рельоса,  белый  шар  медленно
поднялся над равниной Кетьо.
     Начался последний и  самый короткий перегон.  До  Каллисто было всего
пять земных суток пути.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     И  вот  за  прозрачными  экранами  раскинулась панорама  долгожданной
планеты.
     Во  все стороны,  до  самого горизонта,  был океан.  Оранжево-красный
остров ярким пятном выделялся на  его темно-синей поверхности.  Крохотными
белыми   точками  виднелись  несколько  зданий  и   тонкие  ниточки  колец
бьеньетостанции.
     Весь экипаж находился в помещении центрального пульта.  Диегонь сидел
у щита управления, остальные толпились у "окон".
     Взволнованные и  мучимые нетерпением,  каллистяне не  спускали глаз с
родной картины.  Долгие годы они ждали этого момента,  и вот он,  наконец,
настал.   Остались  позади   бесконечные  просторы  Вселенной   -   черная
безвоздушная бездна.  Звездолет летел в атмосфере Каллисто. Еще немного  -
они ступят на землю,  вдохнут родной воздух, обнимут близких. Им казалось,
что корабль почти не движется, и нетерпеливые взгляды поминутно обращались
к Диегоню, словно прося его увеличить скорость.
     Широков и  Синяев  обнявшись стояли  рядом.  Они  молчали,  без  слов
понимая друг друга. Цель, достижению которой они отдали столько лет жизни,
была перед ними.
     Каллисто!  К  ней стремились они,  оставив на Земле все,  что было им
дорого.   Ради  нее,   ради  того,  чтобы  увидеть  будущее  своей  Земли,
согласились они на  томительные годы пребывания на звездолете.  Ради новых
знаний,  ради пользы для всего человечества совершили они долгий и тяжелый
путь.
     И вот Каллисто перед ними!
     Впереди три года большого и напряженного труда.
     Широков и  Синяев отдохнули с  избытком.  Они  были  полны  энергии и
желания трудиться.  И  только в  самой глубине их сознания таилась смутная
тревога,  вызванная опасениями Гесьяня.  Они гнали ее от себя,  но тревога
упорно возвращалась,  отравляя радость достижения цели, вызывая теперь уже
бесполезные мысли.
     С  прямотой,  свойственной каллистянам,  Гесьянь не пытался успокоить
их, он открыто говорил, что считает их прилет на Каллисто преждевременным.
     - Вам надо было несколько месяцев провести на Сетито и  не менее года
на Кетьо.  А еще лучше  -  провести соответствующую подготовку у себя,  на
Земле,   -  говорил он,  - а тогда уже лететь на Каллисто. То, что сделано
нами,  недостаточно. Я не могу поручиться, что вам не придется в ближайшее
время вернуться на Сетито.
     Широков как врач хорошо понимал основательность  опасений Гесьяня. Он
уже убедился,  что Рельос не  Солнце.  Его лучи обладали иными свойствами,
несли в  себе гораздо больше энергии.  Они явно действовали на организм не
так, как лучи Солнца.
     - Что ж!  - говорил Синяев. - Если Гесьянь окажется прав, вернемся на
Сетито,  а затем снова отправимся на Каллисто.  Задача, поставленная перед
нами, должна быть выполнена во что бы то ни стало.
     Первое, правда малосущественное и давно предвиденное, отличие Рельоса
от Солнца уже на Кетьо дало себя знать.  Оба человека Земли были вынуждены
надеть темные очки,   с  дымчатыми стеклами.  Широко открытые глаза  людей
были не  в  состоянии переносить ослепляюще яркий белый свет Рельоса.  Все
три года пребывания на  Каллисто им  придется видеть мир через эти стекла.
Но  очки были подобраны так,  что  все  разнообразие цветов и  оттенков не
пропадало,  а только смягчалось, становилось подобным цветам и оттенкам на
Земле.  Они  видели  окружающие  предметы  такими  же,  какими  видели  их
каллистяне незащищенными глазами.
     Звездолет медленно опускался все ниже и ниже.
     С жадным любопытством друзья всматривались в оранжевый остров. Они не
видели ни на нем,  ни вокруг него никаких признаков, что обитатели планеты
готовятся  встретить  вернувшийся  звездолет.  А  они  хорошо  знали,  что
каллистяне все  эти годы с  нетерпением ждали Диегоня и  его спутников,  а
теперь,  когда они  узнали,  что  на  корабле находятся двое людей другого
мира, это нетерпение увеличилось во много раз.
     Остров, море и воздух были пустынны.
     - Разве  вас  не  будут  встречать?   -  спросил  Широков  у  Синьга,
стоявшего рядом с ним.
     - Будут,  но не здесь,   -  ответил Гесьянь, услышавший вопрос.  - На
острове нас встретят только работники космической станции.
     Диегонь протянул руку и  повернул рукоятку на пульте.  Изображение на
экране,  возле которого стояли Широков и  Синяев,  дрогнуло,  и вдруг весь
остров со  стремительной быстротой "помчался навстречу".  Через  несколько
мгновений  показались здания,  приблизились вплотную,  исчезли  за  краями
экрана,  и вот перед ними,  в двух шагах,  мраморная арка.  Они увидели по
бокам две скульптуры и группу каллистян, которые, казалось, смотрели прямо
на них.
     - Вот мой отец,  - раздался позади Широкова голос Дьеньи, и ее тонкая
рука  протянулась к  экрану,  указывая   на  человека,  стоявшего рядом  с
высоким стариком, опиравшимся на толстую трость.
     Широков вздрогнул.  В последнее время,  когда Дьеньи была близко,  он
испытывал волнение и какую-то непонятную тревогу.
     Диегонь попросил Мьеньоня сменить его и подошел к экрану.
     Все расступились, и командир корабля около минуты всматривался в лицо
своего сына, которого он не видел так долго.
     Что происходило в его душе?  Какие чувства испытывал он в эту минуту?
Суровое лицо с резкими,  выразительными чертами было таким же, как всегда.
Он повернулся и отошел к пульту.
     - А это,  вероятно,  Женьсиньг?   -  спросил Широков, снова подходя к
экрану.
     - Да, это сам Женьсиньг,  - ответила Дьеньи, подчеркивая слово "сам".
     Широков и  Синяев  уже  много  слышали о  Женьсиньге,  о  котором все
каллистяне говорили с  глубоким уважением.  Они  внимательно рассматривали
знаменитого ученого,  крупного инженера и первого каллистянина, достигшего
соседних планет.
     - Он не кажется старым,  - заметил Синяев.
     - А вместе с тем ему семьдесят один год,  - сказал Синьг.
     "Сто сорок два, по-нашему",  - подумал Широков.
     Изображение дрогнуло и  с молниеносной быстротой вернулось на прежнее
место. Арка и группа встречающих исчезли из глаз.
     - Вас будет встречать все население планеты,  - сказал Гесьянь.
     Широков вопросительно посмотрел на него.  Совсем недавно,  он помнил,
Гесьянь говорил другое.
     - Очень  просто,   -  пояснил  молодой  врач.   -  На  станции мощная
бьеньета.  На всех экранах,  а у нас нет ни одного дома без экрана, смогут
видеть ваш финиш.
     - Если ваши домашние экраны так же совершенны,  как эти...   - сказал
Синяев.
     - Нисколько не хуже,  - сказал Мьеньонь.
     - Никакого  сравнения,  -  улыбаясь,  поправил  Гесьянь.   -  Вы  все
забываете,  что отсутствовали одиннадцать лет.  На  Каллисто многое успело
измениться.
     - Верно,  верно.  Мы  не  годимся для  роли  проводников.  Нам  самим
придется со многим знакомиться.
     Казавшийся издали  небольшим,  оранжевый остров  быстро увеличивался.
Звездолет  опустился  на   высоту  ста  метров.   Кольца  бьеньетостанции,
исчезнувшие  за  горизонтом,  когда  корабль  приблизился к  земле,  снова
показались.
     Еще  несколько минут   -  и  белый шар  повис над  обширной площадкой
ракетодрома.
     Космический рейс закончился.
     - В  восемьсот  третий  день  2387  года,   -  торжественно  произнес
Мьеньонь,  -  звездолет взял старт с этого самого места, которое находится
сейчас под нами.  В четыреста тридцать третий день 2392 года мы ступили на
поверхность Земли и  провели на ней двести девяносто дней по нашему счету.
В  двадцать третий день  2393 года корабль покинул Землю и  начал обратный
путь.  И  вот  сегодня,  в  четыреста семьдесят шестой день 2398 года,  мы
вернулись на Каллисто.  Звездолет находился в пути,  по времени, протекшем
на Каллисто,  одиннадцать лет и триста девяносто три дня,  пролетев за это
время круглым числом...
     "Сто  шестьдесят  четыре  триллиона  один  миллиард  двести  тридцать
миллионов километров", - мысленно перевел Синяев.
     - От  всего сердца поздравляем вас  с  окончанием вашего героического
полета, - сказал Широков.
     - А  вас,  -  ответил  Мьеньонь,  -  поздравляем с  окончанием первой
половины и прилетом на Каллисто.
     Корабль  медленно  и  плавно  опускался.  Его  двигатели  работали  с
исполинской силой,  удерживая тысячетонную тяжесть от падения.  Чудовищный
ураган обрушился на землю,  но воздух вокруг корабля был чист и прозрачен.
Площадка,  на которую опускался звездолет, была так чиста, что ни малейших
следов поднятой пыли не было видно.
     Никто  не  почувствовал  толчка.  Белый  шар  коснулся  родной  земли
совершенно незаметно.
     Диегонь  выключил  двигатели,  сослужившие свою  последнюю службу,  и
встал.  Все повернулись к нему. Несколько минут в центральном посту царила
какая-то особенная, торжественная тишина.
     Все молчали.
     Широков и Синяев обнялись и поцеловались.  Цель достигнута! Звездолет
неподвижно стоял на поверхности Каллисто!


ПЕРВЫЙ ЧАС В ЧУЖОМ МИРЕ

     От  здания бьеньетостанции к  кораблю,  стоявшему в  центре площадки,
быстро  приближался простой  с  виду,  но  совершенно  непонятный  для  не
посвященного  в   тайну   его   конструкции  человека  экипаж   с   шестью
каллистянами.
     Это  была  как  будто  лодка,  сделанная из  гофрированного материала
нежно-голубого цвета.  Ее дно было плоско,  а борта низки.  Сверху "лодка"
была  закрыта  прозрачным  и   почти  невидимым  сплошным  колпаком,   без
каких-либо отверстий, через которые можно было бы войти в нее и выйти.
     Странный экипаж двигался у  самой земли,  не касаясь ее.  Он летел по
воздуху на высоте нескольких сантиметров. Но крыльев у него не было.
     Аппаратом никто не  управлял.  Не  было ни  штурвала,  ни  ручек,  ни
педалей,  ни кнопок  -  ничего.  Не было и двигателя,  по крайней мере его
нигде нельзя было заметить.
     Впереди  сидели   Вьег   Диегонь  и   Женьсиньг.   Остальные  четверо
расположились сзади.
     Экипаж летел быстро. Иногда он плавно поднимался, встретив неровность
почвы, но, перелетев препятствие, опускался опять, почти вплотную к земле.
     Пассажиры  молчали,   не   спуская  глаз  с   приближавшейся  громады
космического корабля.  На  его  вершине виднелось десять человек.  Шестеро
были уже внизу.
     "Лодка" остановилась, но осталась висеть в воздухе. Прозрачный колпак
поднялся на четырех тонких серебристых стержнях. Пассажиры вышли.
     Аппарат слегка покачнулся и  снова встал прямо,  оставаясь неподвижно
висеть на  невидимых нитях,  на  которых он,  как  невольно казалось,  был
подвешен неизвестно к чему.
     Один из  членов экипажа звездолета спустился на землю у  самой лодки.
Он снял крылья и  повернулся.  Шестеро каллистян сразу увидели,  что перед
ними один из обитателей Земли, о которых вся Каллисто только и говорила за
последнее время.
     С  жадным  вниманием Женьсиньг и  его  спутники  рассматривали гостя.
Человек Земли был  одет в  необычайный костюм,  но,  кроме этого костюма и
цвета кожи,  ничем не  отличался от  обыкновенного каллистянина.  Это  был
самый настоящий "мьеньк". Его глаза были закрыты темными очками.
     - Я почему-то всегда думал,  что обитатели других миров не могут быть
похожи на нас, - тихо сказал Вьег Диегонь.
     - Вы же знали, что эти на нас похожи, - ответил Женьсиньг.
     Пришелец от Мьеньи улыбнулся красными губами.
     - Когда-то мы думали так же, - сказал он по-каллистянски. - Но прилет
вашего корабля на  Землю показал,  что  такое мнение ошибочно.  Меня зовут
Георгий Синяев.  А это,  -  прибавил он, указывая на кого-то позади них, -
мой друг Петр Широков.
     Шестеро   каллистян  поспешно  обернулись.   Занятые  рассматриванием
Синяева,   они  не  заметили,  как  позади  собрались  все  члены  экипажа
звездолета.  Рядом с Диегонем стоял второй житель Земли,  который в первый
момент показался им точной копией первого.
     - Здравствуйте,  друзья!   -  сказал  Широков.  -  Просим оказать нам
гостеприимство на вашей планете.
     Женьсиньг первым пришел в себя.
     - Приветствуем ваш прилет,  - сказал он, поочередно обнимая гостей. -
Мы счастливы видеть вас.
     Примеру   Женьсиньга   последовали  остальные.   Вьег   Диегонь   был
единственным,  кто обнял сначала не  жителей земли,  а  своего отца.  Но с
дочерью он все же поздоровался после них.
     Широков и Синяев подумали,  что если бы не они,  то встреча Диегоня и
его  спутников была  бы  совсем иной.  Получилось так,  что  все  внимание
каллистян  сосредоточивалось  именно   на   гостях,   а   звездоплаватели,
вернувшиеся  из  беспримерного  рейса,  оставались  на  втором  плане.  Им
казалось это несправедливым.
     Но  они  безусловно  ошибались.  Эффект  возвращения  звездолета  был
огромен, а их присутствие только подчеркивало успех рейса.
     Диегонь и его товарищи нисколько не казались обиженными.
     - Вам  надо  сейчас  же  выступить  перед  каллистянами,   -   сказал
Женьсиньг.  - Вся планета взволнована вашим прилетом. Я точно знаю, что на
ночной половине Каллисто никто не спит.
     - Мы готовы, - сказал Диегонь от имени всех.
     - На крыше станции установлена бьеньтеси.
     - Что установлено?  - спросил, видимо удивленный, Диегонь.
     - Я забыл,  -  ответил Женьсиньг,  - что бьеньтеси появились недавно.
Это разновидность бьеньеты.
     - Но что означает "теси"?
     - Это долго объяснять. Может быть, отложим?
     - Пусть будет так,  - согласился Диегонь. - Мы знаем, что на Каллисто
нас ждет много нового.
     Слово "бьень" означало в переводе на русский язык "передача", а "ета"
 - "волна".   Таким  образом,   "бьеньета"  означало  передачу  на  волне.
Бьеньтеси можно было понять как  передачу на  теси,  но  что  означало это
слово,  было неизвестно не только Широкову и  Синяеву,  но и  каллистянам,
вернувшимся с Земли. Очевидно, оно было совсем новым словом.
     Синяев вспомнил,  что  такое  слово он  слышал от  Бьесьи,  когда она
объясняла устройство своего звездолета.  Но  тогда  он  не  спросил о  его
значении.
     - Едем!   -  сказал Диегонь. - Мы надеемся, - обратился он к людям, -
что вы не откажетесь сказать несколько слов каллистянам.
     - Конечно нет, - ответил Широков.
     - Ты помнишь,  -  спросил Синяев по-русски,  -  как Бьяининь выступал
перед микрофоном пятнадцатого августа?
     - На Земле, - сказал Широков, и в его голосе прозвучала грусть.
     - Я тогда думал,  - также по-русски сказал стоявший рядом Бьяининь, -
что ваше "радио"  - это то же, что наша бьеньета, и считал, что меня видят
все жители Земли; и очень удивлялся, что "бьеньета" так мала.
     Шутка   Бьяининя   рассеяла   овладевшее  было   друзьями   тоскливое
настроение.  Земля была далеко; раньше чем через три года они не полетят к
ней. Грустить о разлуке не время.
     - Садитесь!  - сказал Женьсиньг.
     Широков повернулся и  вздрогнул от неожиданности.  Не меньше его были
удивлены и все остальные.
     Находившаяся перед ними  "лодка" висела в  воздухе.  Было  совершенно
ясно,  что ее поддерживает не реактивная сила.  Крупное насеком