Джорж Р.Р. МАРТИН

                            ТУПИКОВЫЙ ВАРИАНТ

                  Перевод с английского П. Л. Полякова


     Свернув с автострады на двухрядный серпантин, машина запетляла  среди
склонов, густо поросших сосняком и увенчанных  снеговыми  шапками  вершин.
Стремительно чередовались подъемы и спуски; в эти минуты сердце, словно на
"американских  горках",  ухало  вниз,  и  закладывало  уши.   Под   ясным,
пронзительно синим небом мелькали быстрые потоки и  искрящиеся  на  солнце
водопады. Однако красоты пейзажа нисколько не улучшили настроения  Питера.
Продолжая хмуриться, он  целиком  сосредоточился  на  дороге  и  дал  волю
водительским рефлексам.
     Горы поднимались все выше, приемник работал с помехами. На  поворотах
звук ненадолго усиливался, потом вновь замирал  и  наконец  исчез  совсем.
Кэти до упора прокрутила ручку настройки, вернулась по шкале назад, но так
и не сумев найти ни одной станции, раздраженно щелкнула выключателем.
     - Ну, будем играть в молчанку?
     Питер и не глядя на жену знал, что она на взводе. Резкость и  сарказм
давно вытеснили из ее голоса нежные интонации. Сейчас она искала ссоры.
     С самого начала все пошло вкривь и вкось - он чуть не силком заставил
Кэти поехать; а тут  еще  это  радио.  Но,  разумеется,  она  обозлена  не
поездкой, а тем, что так промахнулась, выйдя  за  него  замуж.  В  периоды
обострения самоедства Питер даже не осуждал ее скандальность. Он и  впрямь
оказался  незавидным  мужем   -   несостоявшийся   писатель,   неудавшийся
журналист, незадачливый коммерсант... Вечно подавлен и  хмур  -  такой  на
любого нагонит тоску. Разве что в пикировках еще на что-то годится - можно
сказать,  хорош.  Потому-то,   видимо,   Кэти   так   часто   и   пытается
спровоцировать скандал. Когда запал иссякает, кто-нибудь из двоих, если не
оба, обычно пускает слезу, потом они,  как  правило,  предаются  любви,  и
жизнь на час-другой становится сносной. А больше  между  ними  практически
ничего не осталось.
     Но сегодня Питеру не хотелось вступать в перепалку - он не чувствовал
в себе достаточно сил, да и мысли были далеко.
     - О чем же ты хочешь поговорить? - спросил он, не отвлекаясь от шоссе
и постаравшись придать голосу побольше дружелюбия.
     - Ну хотя бы о той развеселой компании, куда ты меня тащишь.
     - Я ведь сказал тебе:  это  мои  товарищи  по  шахматной  команде  из
Северо-Западного.
     -  С  каких  пор  шахматы  стали  командной   игрой?   -   иронически
поинтересовалась Кэти. - Вы что, выбирали ходы большинством голосов?
     - Да нет, командный шахматный турнир - это просто серия  обыкновенных
поединков на четырех-пяти досках. Во всяком случае, так они проводились  в
наших  университетских  соревнованиях.   Никаких   консультаций   и   тому
подобного.   Побеждает   команда,   выигравшая    наибольшее    количество
индивидуальных матчей. Смысл здесь, как бы тебе объяснить...
     - Не трудись; если я ничего не смыслю в шахматах, это не значит,  что
я круглая идиотка. Итак, ты со своими  тремя  дружками  входил  в  сборную
Северо-Западного?
     - И да и нет, - буркнул Питер.
     "Тойота", не приспособленная для крутых подъемов, натужно выла. Питер
пожалел,  что  перед  отъездом  из  Чикаго  не  удосужился  отрегулировать
двигатель. Машину следовало вести осторожнее - они забрались уже настолько
высоко, что кое-где попадались сползшие на шоссе снежные языки,  а  иногда
дорогу пересекали блестящие полосы льда.
     - И да и нет? - хмыкнула Кэти. - Как прикажешь это понимать?
     - Раньше Северо-Западный был сплошным шахматным клубом. Мы  проводили
множество турниров - местные соревнования, первенства штата и даже страны.
Иногда приходилось состязаться сразу с несколькими  противниками,  поэтому
состав сборной частично менялся - один игрок  мог  участвовать,  другой  -
нет, если, например, сдавал экзамены или только что отыграл и  выдохся,  -
все учитывалось. Наша четверка называлась второй сборной. На  этой  неделе
исполняется десять лет с тех пор, как мы участвовали в  Североамериканском
чемпионате университетских команд. Наш университет был устроителем,  и  на
меня, помимо игры, легла масса организаторских забот.
     - Вторая сборная? Значит, была и первая?
     Питер откашлялся и аккуратно вписался в крутой поворот.  Одно  колесо
все-таки задело за уступ, и по днищу забарабанил гравий.
     - Каждый университет имел право выставить несколько сборных. Были  бы
деньги, а желающих  сыграть  всегда  хватало.  Четверо  лучших  входили  в
главную команду, следующая четверка - во вторую,  и  так  далее.  -  Питер
умолк на секунду и продолжил  с  оттенком  гордости:  -  Наш  национальный
чемпионат превзошел размахом и числом участников все  предыдущие...  Потом
этот рекорд, конечно, побили... Но мы установили и другой, он держится  до
сих пор. Поскольку турнир проводился у нас, а игроков в нашем распоряжении
имелось предостаточно, то мы выставили сразу шесть команд! Ни до ни  после
ни один университет  не  выставлял  на  такие  первенства  больше  четырех
сборных.
     Он улыбнулся собственным  воспоминаниям.  Может,  это  достижение  не
самое выдающееся, но оно - его, Питера, кровное, родное. И не  важно,  что
оно осталось единственным - миллионы людей  живут  и  умирают,  так  и  не
установив ни единого рекорда. Надо бы указать в завещании -  пусть  так  и
выбьют на его надгробии: "Здесь покоится Питер К. Нортон, который выставил
сразу шесть сборных". Он усмехнулся.
     - Что в этом смешного?
     - Да нет, ничего.
     Кэти не стала уточнять.
     - Значит, ты руководил чемпионатом?
     - Ну не совсем так. Я был президентом нашего  клуба  к  председателем
оргкомитета. Я не руководил турниром как таковым, но  составил  заявку  на
его  проведение  именно  у  нас,  в  Эванстоне.  Через  меня  велись   все
предварительные переговоры и приготовления, я решал, кто где будет играть,
распределял игроков по командам и назначал капитанов. Но  во  время  самих
соревнований я был уже просто капитаном второй сборной.
     Кэти едко рассмеялась.
     - Тоже мне  деятель,  лидер  резерва.  Весомый  титул,  а  главное  -
прекрасно вписывается в историю твоей жизни.
     Питер чуть не нагрубил в ответ, но сдержался. "Тойота" взяла еще один
крутой поворот, и впереди развернулась  панорама  гор  Колорадо,  которая,
однако, оставила Питера совершенно безучастным. Немного погодя Кэти  опять
принялась за свое.
     - Почему же ты забросил свои шахматы?
     - После колледжа как-то постепенно перестал  играть  -  не  то  чтобы
намеренно, а просто отдалился от той среды, в которой прежде жил, выпал из
круга... Лет  девять  не  участвовал  ни  в  одном  турнире  и,  наверное,
основательно потерял форму. А раньше играл довольно неплохо.
     - Довольно расплывчатая оценка.
     - В мою команду входили только игроки первой категории А.
     - Вот как... И что это означает?
     - А то, что,  согласно  американской  квалификационной  системе,  наш
уровень значительно превышал уровень громадного  большинства  шахматистов,
допускаемых  к  соревнованиям,  -  проворчал  Питер.   -   Между   прочим,
самодовольные любители - ну, знаешь, те, что сидят по барам да кофейням  и
с умным  видом  разбирают  партии  знаменитостей,  -  классным  игрокам  в
подметки не годятся. После категории А идут по нисходящей В, С, О и  Е,  а
выше - уже только эксперты,  мастера  и  гроссмейстеры,  но  таких  совсем
немного.
     - Ах, только-то и всего?
     - Да.
     - Так бы сразу и сказал, а то: "первая категория, первая  категория".
Стоит ли хвалиться, если ты не то что до мастера -  даже  до  эксперта  не
дотянул.
     Он  посмотрел  на  жену.  Кэти  сидела,  удобно  положив  затылок  на
подголовник; на лице играла довольная ухмылка. Питер вдруг разозлился.
     - Стерва.
     - Не отвлекайся, ты за рулем! - с готовностью огрызнулась Кэти.
     На следующем повороте он резко крутанул баранку  и  посильнее  вдавил
педаль газа. Машина рванулась вперед. Кэти терпеть не могла быстрой езды.
     -  Черт  меня  дернул  взять  тебя  с   собой.   Слова   не   скажешь
по-человечески.
     Она захихикала.
     -  Мой  муж  -   выдающаяся   личность.   Третьеразрядный   шахматист
университетской команды юниоров. Жаль только, водитель никудышный.
     - Заткнешься ты или нет? - прорычал Питер. - Если не понимаешь, о чем
речь, сиди да помалкивай. Может, наша команда и называлась второй сборной,
но это была хорошая команда. Мы завершили турнир с  результатом,  которого
никто от нас не ожидал, - всего на пол-очка  отстали  от  первой  сборной,
причем едва не нанесли поражение чемпиону.
     - Потрясающе! И как это вам удалось?
     Питер уже пожалел о своих словах. Он дорожил этим воспоминанием почти
так же, как своим маленьким глупым рекордом. Он-то знал, насколько  близок
был успех, но Кэти этого никогда  не  понять,  для  нее  все  его  неудачи
одинаковы. Ему не следовало упоминать о той игре.
     - Ну же, дорогой, поведай мне о великой почти победе, - не  унималась
Кэти, - я вся внимание.
     Слишком поздно, сообразил  Питер,  теперь  она  не  отвяжется.  Будет
приставать и язвить, пока он не сдастся. Лучше уж покончить с этим сразу.
     - Ладно, - со вздохом начал он, - только придержи пока свой  ядовитый
язычок. На этой неделе минет десять лет с  того  дня.  Чтобы  не  наносить
ущерба   занятиям,   национальное   первенство   всегда   приурочивали   к
рождественским каникулам. В тот раз соревновались в восемь кругов, по  два
круга в день. Наши команды играли слабовато. Первая сборная заняла седьмое
место.
     - Ты был во второй, милый.
     Питер поморщился.
     - Верно. Но старались мы изо  всех  сил  и  под  конец  одержали  две
блестящие победы. В  результате  к  последнему  кругу  создалось  довольно
запутанное положение. Чикагский университет, набрав шесть очков и  потеряв
всего одно, единолично возглавлял турнирную таблицу.  Чикагцы  приехали  в
ранге прошлогодних чемпионов и намеревались отстоять  свое  звание.  Среди
прочих они обыграли и  нашу  первую  сборную.  Им  в  затылок  дышали  три
команды, имевшие по пять с  половиной  против  полутора  очков  -  Беркли,
Массачусетс и кто-то еще - я уже не помню, да это и не важно. Главное, все
они уже встречались с Чикаго. Потом шли сразу  несколько  команд  с  пятью
очками, в том числе и обе сильнейшие сборные  нашего  Северо-Западного.  В
последнем круге против Чикаго должна была выступать какая-нибудь из  наших
шести команд, а поскольку первая сборная с ним уже играла,  то  эта  честь
досталась второй. Все считали, что победа у чикагцев в  кармане.  Мы  и  в
самом деле не представляли  для  них  серьезной  угрозы.  Решив  сохранить
титул, они выступали в сильнейшем составе - если не ошибаюсь, три  мастера
и один эксперт. В рейтинге каждый из нас уступал им не одну сотню  баллов.
По идее, чикагцы должны были уложить нас на обе лопатки. Однако  этого  не
произошло. Почему-то  Северо-Западный  всегда  был  для  Чикаго  неудобным
соперником, победа над нами никогда не доставалась легко. Собственно, пока
я учился, команды наших университетов  считались  сильнейшими  на  Среднем
Западе, так что отношение к нам было особое, и, хотя  чикагцы  традиционно
были все же сильнее, мы всегда давали им жару. Впрочем,  это  не  помешало
мне сдружиться с их капитаном Хэлом Уинслоу. Состязались мы часто  -  и  в
матчах за кубок Чикагской межуниверситетской лиги, и на первенство  штата,
в региональных и несколько раз  в  национальных  турнирах.  В  большинстве
встреч Чикаго победил - в большинстве, но не во всех. Однажды мы  отобрали
у них титул чемпионов города, потом крупно разгромили еще несколько раз, а
в том, рождественском  чемпионате  десятилетней  давности  нам  оставалось
полшага до самой крупной из побед.
     Питер поднял руку с двумя пальцами, выставленными вверх в форме буквы
V, снова опустил ее на руль и помрачнел.
     - Продолжай, продолжай, - поощрила  Кэти.  -  Я  затаив  дыхание  жду
развязки.
     Питер проигнорировал насмешку жены.
     -  Спустя  час  после  начала  матча  половина   участников   турнира
сгрудилась вокруг наших столов. Все видели, что чикагцы попали  в  трудное
положение. Мы добились явного преимущества  на  двух  досках  и  выровняли
позицию на двух  остальных.  Я  играл  за  третьей  против  Хэла  Уинслоу.
Продолжение не сулило ничего интересного, и он  согласился  на  ничью.  За
четвертой доской сидел Экс, соперник начал теснить его...
     - Экс?
     - Эдвард Колин Стюарт - все  звали  его  Эксом.  Большой  оригинал...
Скоро ты с ним познакомишься. Так вот, он сделал несколько неточных  ходов
и постепенно попал в безнадежное положение.
     - Проиграл?
     - Да.
     - Не очень-то понятно, что ты  подразумевал,  говоря  о  беспримерном
успехе, - заметила Кэти. - Впрочем, у  каждого  свой  взгляд  на  то,  что
следует считать триумфом...
     - Экс проиграл, - продолжал Питер, - но  на  второй  доске  дела  шли
получше. Дельмарио делал  со  своим  противником  что  хотел.  Парень  еще
немного подергался, но Стив в конце концов дожал  его  и  заработал  очко.
Счет сравнялся и стал полтора на  полтора  при  одной  еще  не  оконченной
партии. И в ней - невероятно, но факт - наш игрок тоже имел  преимущество!
За первую доску мы посадили Брюса Банниша. Форменный индюк,  но  шахматист
неплохой. Играл он за счет своей поразительной, прямо-таки фотографической
памяти на уровне той же категории А. Дебюты все помнил вдоль и поперек.  А
в соперники ему достался Великий Роби. - Тут Питер кривовато усмехнулся. -
Мастер Робинсон Весселер, великий и в прямом, и в переносном смысле. Весил
сотни четыре фунтов и  притом  был  чертовски  силен  в  шахматах.  Сядет,
бывало, перед доской, сложит руки на пузе, скосит свои заплывшие глазки на
фигуры, да так и застынет до конца партии. Шевелился, только  делая  ходы;
одним своим видом мог сокрушить соперника, не  говоря  уже  о  мастерстве.
Банниша он должен был разделать под орех - рейтинг-то на четыреста  баллов
выше! - но не тут-то было. Благодаря  своей  феноменальной  памяти  Банниш
обставил его в дебюте, разыграв малоизвестный вариант сицилианской защиты,
и теперь теснил по всем направлениям. Невероятно сложная атака!  Острая  и
позиционно, и тактически; другой такой я не видел. Контратакуя на ферзевом
фланге, Весселер создал там некоторый перевес, но по сравнению  с  угрозой
Банниша на королевском фланге тот перевес ничего не значил. В  общем,  все
уже решили - выигрышная позиция.
     - Выходит, вы чуть не стали чемпионами?
     - Нет. Да мы и не рассчитывали, тут у нас  шансов  не  было.  Выиграв
матч, мы сравнялись бы с Чикаго и прочими, кто набрал по  шесть  очков  из
восьми возможных, а чемпионом стала бы одна из команд, набравших  шесть  с
половиной, - либо Беркли, либо Массачусетс. А мы просто  хотели  победить.
Мы жаждали этой небывалой победы.  Ведь  команда  Чикагского  университета
считалась сильнейшей в стране, а мы не были лучшими даже в своем колледже.
Обыграй мы их - то-то была бы сенсация... Оставалось совсем чуть-чуть.
     - И чем все кончилось?
     - Банниш продул, - скорчив кислую мину, ответил Питер.  -  Откровенно
сдал партию. В ней наступил критический момент;  нужно  было  пожертвовать
коня...  Ты  знаешь,  что  такое  жертва  в  шахматах?  Это  когда   игрок
сознательно отдает материал, то есть пешку, качество или  фигуру,  получая
взамен позиционное или игровое преимущество. Так вот, после двойной жертвы
белых  у  Весселера  совершенно  оголялся  королевский  фланг,  и  Баннишу
открывалась возможность острейшей атаки. Но ему не  хватило  смелости.  Он
зачем-то начал сдерживать контратаку на ферзевом фланге,  в  конце  концов
сделал  неуверенный  ход  и  потерял  темп.  Весселер   усилил   давление,
перебросив на ферзевый фланг еще одну фигуру, а Банниш вместо  того  чтобы
развивать  преимущество  на  королевском,  продолжал  обороняться.  Вскоре
преимущество растаяло, атака захлебнулась, и  Весселер,  конечно,  додавил
противника.
     Даже сейчас, через  десять  лет,  рассказывая  о  той  партии,  Питер
почувствовал горечь разочарования.
     - В общем, мы проиграли два с половиной на полтора, а Чикаго  остался
чемпионом. Сам Весселер потом признался, что проиграл  бы,  возьми  Банниш
пешку конем. Эх, проклятие!
     - Ничего особенного. Вы проиграли, просто-напросто проиграли,  вот  и
все.
     - Еще чуть-чуть, и выиграли бы.
     - Чуть-чуть не считается, - проворковала Кэти. - Либо выиграли,  либо
нет. Оказывается, ты уже тогда был неудачником, дорогой. Знать бы об  этом
раньше...
     - Не я, черт побери, а Банниш! - возмутился Питер. -  И  кстати,  это
было вполне в его духе. Несмотря на свою  первую  категорию  и  знаменитую
память, как командный игрок он не стоил ничего. Ты себе не  представляешь,
сколько он продул партий, играя за сборную. Лишь только противник усиливал
натиск - все, сливай воду: Банниш  непременно  пасовал.  Но  та  партия  с
Весселером... Меня до сих пор трясет. Я его чуть не убил. И при  этом  еще
вечно корчил из себя невесть что, высокомерный засранец.
     Кэти развеселилась.
     - Как приятно быть зваными в гости к высокомерному засранцу!
     - Ну, все-таки столько лет прошло. Может, он изменился. А хоть  бы  и
нет - он  нынче  мультимиллионер.  Король  электроники.  Кроме  того,  мне
хочется повидать Экса со Стивом; Банниш сказал, что они обязательно будут.
     - Чудесно! - воскликнула Кэти. - Нельзя упускать такого  случая.  Мне
выпала редкая честь - провести четыре дня в компании засранца-миллионера и
трех неудачников. Вперед!
     Питер сжал челюсти и вдавил педаль  акселератора.  Дорога  пошла  под
уклон. "Тойота" клюнула носом и, все громче дребезжа, помчалась вниз.  "Ну
вот, теперь только вниз  да  вниз,  -  подумал  Питер.  -  Прямо  как  моя
треклятая жизнь".


     Им все-таки пришлось преодолеть еще четыре мили  подъема  по  частной
подъездной дороге, прежде чем впереди показалась цель путешествия.  Десять
лет скитаний по дешевым квартирам не дали потускнеть мечте  о  собственном
доме, и сейчас Питер с одного взгляда  определил,  что  лицезреет  образец
недвижимого имущества стоимостью в три миллиона.  Трехэтажный  особняк  на
горе,  построенный  из  местного  камня  и  натурального  дерева,  казался
неотъемлемой  частью  ландшафта.  Особенно   эффектно   смотрелись   окна,
застекленные дымчатыми стеклами-"хамелеонами".  Пожалуй,  только  огромная
оранжерея немного нарушала общий романтический стиль.
     Под домом размещался гараж на четыре машины, врезанный в склон  горы.
Для "тойоты" нашлось последнее свободное место между новеньким серебристым
"кадиллаком" "Сивилла", очевидно, хозяйским, и явно ему не  принадлежавшим
древним, обшарпанным "жуком-фольксвагеном". Когда Питер  вынимал  ключ  из
замка зажигания, свет  вдруг  померк.  Кэти  обернулась  -  величественный
горный пейзаж закрыли автоматически  сработавшие  ворота  гаража.  Створки
сомкнулись с громким металлическим лязгом.
     - О нашем приезде уже знают, - констатировала она.
     - Доставай чемоданы, - проворчал Питер.
     Найдя в глубине гаража лифт, они вошли в  кабину,  и  Питер  ткнул  в
верхнюю из двух кнопок. Кабина поднялась, дверцы вновь открылись, и  гости
очутились  в  обширном  зале  под  сводчатой  застекленной  крышей.  Питер
скептически воззрился на буйную комнатную  зелень,  толстые  бурые  ковры,
роскошную деревянную обшивку  стен  и  книжные  полки,  забитые  томами  в
кожаных переплетах. Довершали  интерьер  огромный  камин  и  Эдвард  Колин
Стюарт, который, услышав шум лифта, поднялся из кресла  в  противоположном
конце гостиной.
     - О, Экс! - заулыбался Питер и поставил чемоданы на пол.
     Эдвард К. Стюарт бодро двинулся  навстречу  вновь  прибывшим.  Друзья
обменялись рукопожатие