баюкивающие интонации языка дженши не могли скрыть  суровых  ноток  в  ее
голосе.
   Они стояли на том самом месте, куда неКрол однажды привел Райтер,  -  у
разрушенной пирамиды рода каменного  кольца.  Торговец  с  головы  до  ног
закутался в термокостюм, подчеркивавший все изъяны его полной  фигуры.  Он
смотрел на Долину меча сквозь опущенный темно-синий пластмассовый  козырек
капюшона. А Грустная рассказчица,  дженши,  была  прикрыта  только  густой
зимней серой шерстью. Охотничий лазер висел у нее на спине.
   - Если Железных Ангелов не остановить, они разобьют и других  богов,  -
вздрагивая, не смотря на термокостюм, сказал неКрол.
   Грустная рассказчица, казалось, не слышала его.
   - Когда они пришли, я была ребенком,  Арик.  Если  бы  они  не  разбили
нашего бога, может, я еще и сейчас была бы  ребенком.  Потом,  когда  свет
погас и огонь во мне умер, я ушла далеко от каменного  кольца,  от  нашего
родного леса. Я брела, не зная дороги, питаясь чем попало. В темной долине
все изменилось. Лесные кабаны рычали при моем появлении и обнажали  клыки,
незнакомые дженши угрожали мне и друг другу. Я ничего  не  понимала  и  не
могла молиться. Даже когда Железные Ангелы нашли меня, я не поняла и пошла
с ними к городу, не зная их языка. Я помню  стены  и  детей,  многие  были
намного моложе меня. Потом я кричала и  билась;  когда  я  увидела  их  на
веревках, что-то безумное и безбожное проснулось во мне.
   Ее глаза цвета начищенной бронзы пристально смотрели  на  неКрола.  Она
переступала с ноги  на  ногу  в  глубоком,  по  щиколотку,  снегу,  сжимая
когтистой рукой ремень лазера.
   С того дня в конце лета, когда Железные  Ангелы  послали  ее  прочь  из
Долины меча и она прибилась к неКролу, он  научил  ее  стрелять.  Грустная
рассказчица была до  сих  пор  лучшим  стрелком  из  шести  лишенных  бога
изгнанников, которых  он  собрал  под  своим  кровом  и  обучил.  Это  был
единственный путь; он предлагал  лазеры  одному  роду  за  другим,  и  все
отказывались. Дженши были уверены, что бог  их  защитит.  Только  лишенные
бога прислушивались, да и то не все - одни были  слишком  малы,  тихи  или
трусливы, других приняли к себе чужие роды. Но некоторые,  вроде  Грустной
рассказчицы, слишком одичали, слишком многое повидали, они  уже  не  могли
приспособиться к обычной жизни дженши. Грустная рассказчица первой взяла в
руки оружие после того, как Старик, Владеющий даром слова, прогнал  ее  из
рода водопада.
   - Может быть, лучше жить без бога, - говорил ей неКрол. -  У  тех,  кто
живет внизу, свой бог, он и сделал их такими. И у дженши есть боги, дженши
верят им и поэтому умирают. Ты, лишенная бога, их единственная надежда.
   Грустная  рассказчица  не  отвечала.  Она  только  смотрела  вниз,   на
заснеженный безмолвный город, и в глазах ее трепетал огонек.
   НеКрол наблюдал за ней в тягостном недоумении. Если он и его спутница -
единственная надежда дженши, вряд ли вообще можно на что-то  надеяться.  В
Грустной рассказчице и всех изгнанниках было что-то  дикое,  исступленное,
их  ярость  даже  его  заставляла  содрогаться.  Пусть  Райтер  приедет  с
лазерами, пусть эта маленькая группка остановит  Ангелов,  пусть  все  это
осуществится, - что с того? Если завтра умрут все Ангелы, где найдут  себе
место эти, лишенные бога?..
   Они стояли неподвижно, снег слепил их глаза, а северный  ветер  обжигал
лица.


   В храме было темно и тихо.  В  каждом  углу  призрачным  светом  горели
круглые фонари, ряды простых  деревянных  скамей  пустовали.  Над  тяжелым
алтарем, плитой из грубого  черного  камня,  стояло  объемное  изображение
Баккалона.  Он  был  как  живой:  мальчик,  сущий  ребенок,  голенький,  с
молочно-белой кожей, большими глазами и светлыми волосами,  образец  самой
невинности. В руках Он держал огромный черный  меч  вполовину  больше  его
самого.
   Склонив голову, коленопреклоненный Уайотт замер перед изображением. Всю
зиму он видел мрачные, тревожные сны, и  каждый  день  на  коленях  просил
просветить его. Обращаться было не  к  кому,  только  к  Баккалону;  он  -
Наставник и должен вести за собой в битве и вере. Он  сам  разгадает  свои
видения.
   Так день за днем он боролся со своими мыслями,  пока  не  начали  таять
снега и от долгого стояния на полу у него не заболели колени.  Наконец  он
решился и призвал старших по званию присоединиться к нему в храме.
   Они входили по одному и выбирали места на скамьях позади  неподвижного,
коленопреклоненного Наставника. Каждый садился отдельно от других.  Уайотт
не обращал на них внимания, он молил только, чтобы слова его были точны, а
предвидение верно. Когда все собрались, он повернулся к ним.
   - Во  многих  мирах  жили  чада  Баккалона,  но  нет  среди  них  столь
благословенного, как этот, наш Корлос. Братья по  оружию!  Грядет  великое
время. Бледнолицее дитя  явилось  ко  мне  во  сне,  как  являлось  первым
Наставникам во дни основания братства. Оно подарило мне видения.
   Они сидели очень тихо, и не было никого, в  чьих  глазах  трепетало  бы
сомнение или недоумение. Когда высший по званию вразумлял их  или  отдавал
приказы, вопросов быть не могло. Так гласила одна из  важнейших  заповедей
Баккалона: подчинение священно и сомнению не подлежит.
   - Сам Баккалон спустился в этот Мир. Он прошел среди не имеющих души  и
диких тварей и сказал им о нашем господстве над ними, и вот что поведал Он
мне: когда наступит весна и семя Земли выйдет из Долины меча на  покорение
новых земель, все звери будут знать свое место и отступят перед нами.  Это
предрекаю вам я!
   И больше предсказываю я вам - мы узрим чудеса. Это тоже  пообещало  мне
бледнолицее дитя: по Его знакам мы  убедились  в  Его  правоте,  они,  эти
знаки, даруют нам новое откровение. Но вера наша подвергнется  испытаниям,
ибо это будет время приносить жертвы,  и  Баккалон  не  однажды  потребует
доказать нашу преданность Ему. Мы должны помнить Его Догматы и быть  верны
Ему, и каждый должен повиноваться Ему, как ребенок  повинуется  родителям,
как воин повинуется командиру - быстро и беспрекословно.  Ибо  бледнолицее
дитя знает лучше нас, что ждет нас и что нам нужно.
   Вот видения, дарованные мне, вот сны, которые я видел. Братья, молитесь
теперь вместе со мной!
   И Уайотт повернулся к алтарю и упал на колени.  Все  преклонили  колени
вместе с ним, все головы  склонились  в  молитве,  все,  кроме  одной.  Из
затаенной глубины храма, куда едва доходил  свет  фонарей,  на  Наставника
хмуро смотрел Кара Да-Хан.
   В тот вечер после безмолвной трапезы в столовой и  короткого  заседания
штаба Знаток оружия попросил Уайотта пройтись с ним.
   - Наставник, в моей душе нет покоя, - сказал  он.  -  Мне  нужен  совет
того, кто ближе всех к Баккалону.
   Уайотт кивнул, оба надели  тяжелые  плащи  из  черного  меха  и  темной
металлической  ткани  и,  держась  за  зубцы  стены,  зашагали  вместе  по
освещенному звездами красному камню.
   Около  будки  часового  над  городскими  воротами  Да-Хан  остановился,
облокотился на выступ и, прежде чем заговорить, долго следил за тающим  на
лету снегом.
   - Уайотт, - наконец проговорил он, - моя вера пошатнулась.
   Наставник  не  ответил,  он  только  смотрел  на   собеседника   из-под
закрывающего лицо капюшона. Исповедь не входила в число  обрядов  Железных
Ангелов - Баккалон сказал, что вера воителя неколебима.
   - В давние времена, - говорил Да-Хан, - против чад Баккалона  применяли
разное оружие. Сегодня некоторые виды остались лишь в сказках. А может, их
вообще не было. Возможно, это все пустые  выдумки,  такие  же,  как  боги,
придуманные слабыми людьми. Не знаю. Я разбираюсь только в оружии. Но одна
легенда тревожит меня, мой Наставник. Она гласит, что однажды, в  столетия
долгой войны, сыны Хранги наслали на семя Земли вампиров  ума,  по  словам
людей, высасывающих душу. Они прилипали незаметно и преодолевали  огромные
расстояния: больше, чем покрывает взгляд, длиннее луча лазера, и  вызывали
безумие.  Видения,  мой  Наставник,  видения!  В  голову   людям   вбивали
безрассудные планы и веру в лжебогов, и...
   - Молчать, - оборвал его Уайотт.
   Его голос был жестким и холодным, как ночной ветер, свистевший  вокруг,
обращая дыхание в пар.
   Наступило молчание. Оно длилось долго. Потом Наставник смягчился:
   - Всю зиму  я  молился,  Да-Хан,  и  боролся  со  своими  видениями.  Я
Наставник чад Баккалона в Мире  Корлоса,  а  не  какой-нибудь  новобранец,
чтобы дать одурачить себя лжебогам. Я говорю только тогда, когда уверен  в
своих словах. Я говорил как ваш Наставник, как ваш  духовный  отец  и  ваш
главнокомандующий. Вы задаете мне вопросы. Знаток оружия,  вы  подвергаете
мои слова сомнению, и это беспокоит меня. В следующий  раз,  если  вам  не
понравится какой-нибудь пункт приказа, наш спор окончится на поле боя.
   - Никогда, Наставник, - сказал Да-Хан, в знак  раскаяния  становясь  на
колени в утоптанный снег на дорожке.
   - Надеюсь, что никогда. Но перед тем, как отпустить вас, я отвечу  вам,
хотя вы не вправе ожидать этого от меня. Вот что я  вам  скажу:  Наставник
Уайотт - хороший воин и благочестивый человек. Бледнолицее  дитя  даровало
мне пророческие сны и предрекло, что нас ждут чудеса. Все  это  мы  увидим
своими  глазами.  Но  если  предсказания  не  сбудутся,  если   не   будет
божественных знаков, наши глаза тоже увидят это. И тогда я узнаю,  что  не
Баккалон послал мне видения, а всего лишь лжебог, возможно, пожиратель душ
с Хранги. Или вы думаете, что вампир с Хранги может творить чудеса?
   - Нет, - все так же стоя на коленях  и  склонив  лысый  череп,  ответил
Да-Хан. - Это было бы ересью.
   - Воистину, - сказал Уайотт.
   Наставник  бросил  быстрый  взгляд  на  небо.  Ночь  была  холодная   и
безлунная. Он чувствовал,  что  дух  его  преображается,  и  даже  звезды,
казалось, славили бледнолицее дитя, ибо созвездие Меча  сияло  высоко  над
головой, а Меченосец тянулся к нему со своего места на горизонте.
   - Сегодня ночью вы пойдете нести охрану без  плаща,  -  сурово  объявил
Наставник Да-Хану. - И пусть подует северный ветер и  мороз  будет  кусать
вовсю: боль будет для вас наслаждением, ибо это знак,  что  вы  покорились
своему Наставнику и своему Богу. Чем  больше  коченеет  плоть,  тем  жарче
пылает огонь в сердце.
   - Да, мой Наставник, - покаянно сказал Да-Хан.
   Он встал, снял плащ и отдал его Уайотту.  Наставник  ударил  его  мечом
плашмя в знак благословения.


   На настенном экране в затемненной комнате неКрола разворачивалась своим
чередом записанная на пленку драма, но торговец,  неуклюже  сгорбившись  в
большом мягком кресле, едва ли следил за ней. Грустная рассказчица и  двое
других  изгнанников-дженши  сидели  на  полу;  их  золотистые   глаза   не
отрывались от экрана, где в городах-крепостях  со  сводчатыми  башнями  на
ай-Эмиреле люди преследовали и  убивали  друг  друга.  Дженши  все  больше
интересовались другими мирами и образом  жизни  других  существ.  Все  это
очень странно, думал неКрол, род  водопада  и  другие  дженши  никогда  не
проявляли такого интереса.  Торговец  вспомнил  былые  дни  (до  появления
Железных Ангелов, прибывших на  старинном,  почти  отслужившем  свой  срок
военном корабле), когда он раскладывал перед Владеющими  даром  слова  все
виды товаров: яркие  рулоны  блестящего  шелка  с  Авалона,  украшения  из
сверкающих камней с Верхнего Кавалаана, ножи из твердого сплава, солнечные
генераторы, стальные арбалеты, книги из десятка миров, лекарства и вина  -
всего понемногу. Владеющие даром слова время от времени брали  что-нибудь,
но без большой охоты; единственный товар,  который  неизменно  пользовался
спросом, - соль.
   Только когда пошли весенние дожди и Грустная рассказчица стала задавать
ему  вопросы,  неКрол  вдруг  осознал,  как  редко  кто-нибудь  из  дженши
расспрашивал его. Может быть, общественная структура и  религия  подавляли
их природную любознательность? Изгнанники  были  куда  пытливее,  особенно
Грустная  рассказчица.  В  последнее  время  она  буквально  засыпала  его
вопросами,  и  далеко  не  на  каждый  неКрол  знал  ответ.  Его   ужасало
собственное невежество.
   Но то же самое испытывала Грустная рассказчица; в  отличие  от  дженши,
живущих вместе с родом (неужели религия так все меняет?),  ей  приходилось
отвечать на вопросы неКрола. А их у него накопилось  немало,  ибо  прежние
дженши редко когда утоляли его любопытство. Но и Грустная рассказчица мало
чем могла помочь ему - в большинстве случаев она  лишь  смотрела  на  него
недоумевающими глазами.
   - У нас нет историй о богах, - однажды сказала она  неКролу,  когда  он
попробовал расспросить ее о мифологии дженши. - Какие могут быть  истории?
Боги живут в священных пирамидах, Арик, и мы молимся им,  а  они  охраняют
нас и дарят нам свет жизни. Они не прыгают туда-сюда, не дерутся и не бьют
друг друга, как ваши боги.
   - Но когда-то до того, как вы  стали  почитать  пирамиды,  у  вас  были
другие боги, - возразил неКрол. - Те, которых ваши  умельцы  вырезают  для
меня.
   Он даже распаковал ящик и показал ей статуэтки, которые  она,  конечно,
прекрасно  знала:  дженши  рода  каменного  кольца  были  непревзойденными
мастерами.
   Но Грустная рассказчица  только  пригладила  серую  шерсть  и  покачала
головой.
   - Я была слишком юной, чтобы вырезать фигурки,  наверное,  поэтому  мне
ничего не рассказывали, - сказала она. - Мы все знаем  лишь  то,  что  нам
нужно знать; резчики делают фигурки, стало быть, только они и наслышаны  о
старых богах.
   В другой раз неКрол спросил ее о пирамидах, но узнал и того меньше.
   - Кто строил? - переспросила Грустная рассказчица. - Не знаю, Арик. Они
были всегда, как скалы и деревья. -  Она  вдруг  удивленно  посмотрела  на
него. - Но они не похожи на скалы и деревья,  правда?  -  И,  озадаченная,
ушла, чтобы обсудить это с другими дженши.
   Но хотя лишенные бога дженши были более вдумчивы, чем  их  собратья,  с
ними было гораздо труднее, и с каждым  днем  неКрол  все  яснее  осознавал
никчемность своей затеи. Теперь у него жили восемь изгнанников (в середине
зимы он подобрал еще двоих,  умирающих  от  голода),  и  все  они  учились
стрелять из лазера и следили за Ангелами. Но даже если Райтер  вернется  с
оружием, их сила ничто  по  сравнению  с  воинской  мощью,  которую  может
бросить против них наставник.  "Огни  Холостара"  скорее  всего  будут  до
отказа загружены оружием - в расчете на то, что каждый из родов пробудился
и, возмущенный, готов  дать  отпор  Железным  Ангелам,  но  когда  Дженнис
увидит, что навстречу ей вышли только неКрол и его косматая банда, лицо  у
нее снова станет непроницаемым.
   Если они вообще выйдут ей навстречу. Даже это было сомнительно:  неКрол
с трудом удерживал своих партизан вместе. Их ненависть к Железным  Ангелам
по-прежнему  граничила  с  сумасшествием,  но  они  не  знали,  что  такое
дисциплина. Заставить их исполнять приказы, было невозможно,  кроме  того,
они постоянно боролись друг с другом за первенство, пуская  в  ход  когти.
НеКрол думал, что, если бы не он, дело дошло бы до лазеров - они  попросту
перестреляли бы друг друга. Что касается поддержания боевой готовности, об
этом было просто смешно говорить. Из  трех  особей  женского  пола  только
Грустная рассказчица не  позволила  себе  забеременеть.  Поскольку  дженши
обычно рожали сразу от четырех до восьми детенышей, в конце лета  ожидался
демографический взрыв. И торговец знал, что на этом  они  не  остановятся:
лишенные  бога  занимались  любовью   каждую   свободную   минуту,   а   о
регулировании рождаемости дженши не имели понятия. НеКрол  удивлялся,  как
удается  поддерживать  постоянное  количество  дженши  в  родах,  но   его
подопечные не имели никакого представления об этом.
   - Наверное, мы реже бывали вместе,  -  ответила  Грустная  рассказчица,
когда он задал ей этот вопрос, - но я была ребенком, так что я  просто  не
знаю. До того как я попала сюда, мне никогда не хотелось.  Видно,  я  была
слишком молода.
   Но сказав это, она почесалась, и вид у нее был не очень уверенный.
   ...Вздыхая, неКрол откинулся на спинку кресла и попытался отвлечься  от
шума голосов на экране. Все очень сложно. Железные Ангелы уже вышли  из-за
стены, вверх и вниз по Долине  меча  ездили  мототележки,  лес  постепенно
превращался в пашню. НеКрол  сам  поднимался  на  холм;  было  видно,  что
весенние посадки скоро закончатся. Затем, полагал торговец, чада Баккалона
постараются расширить свои земли.  На  прошлой  неделе  одного  из  них  -
великана "без шерсти на голове", как выразился разведчик неКрола, видели у
каменного кольца, где он собирал обломки разрушенной пирамиды.  Ох,  не  к
добру все это, невесело размышлял неКрол. Иногда он сожалел, что привел  в
действие такие силы, и почти желал, чтобы Райтер  забыла  о  лазерах,  ибо
Грустная рассказчица была полна решимости нанести  удар,  как  только  они
получат оружие. Встревоженный неКрол напомнил  ей,  как  страшно  наказали
Ангелы дженши в последний раз, когда те убили человека;  торговец  до  сих
пор видел во сне детенышей дженши на стенах.
   Но она лишь взглянула на него глазами бронзового цвета с таящимся в них
безумием и сказала:
   - Да, Арик. Я все помню.


   Молчаливые и проворные мальчики с кухни в белых комбинезонах убрали  со
столов последние тарелки и исчезли.
   - Вольно, - приказал Уайотт своему командному составу.  И  произнес:  -
Как и предрекало бледнолицее дитя, время чудес пришло.
   Утром я послал три взвода на холмы  к  юго-востоку  от  Долины  меча  с
приказом выдворить роды дженши с нужных нам земель. В первой половине  дня
они доложили мне об итогах операции,  и  теперь  я  хочу,  чтобы  вы  тоже
услышали их доклад. Воспитательница  Джолип,  расскажите,  что  произошло,
когда вы выполняли задание.
   Джолип,  бледнокожая  блондинка  с  изможденным  лицом,  встала.  Форма
свободно висела на ее худом теле.
   - Мне поручили со взводом в десять человек вытеснить так называемый род
утеса, чья пирамида  расположена  у  подножия  низкой  гранитной  скалы  в
малообитаемой части холмов. По данным нашей разведки, это один  из  мелких
родов (взрослых особей двадцать с небольшим), так что  я  решила  обойтись
без тяжелого вооружения. Разрушение пирамид дженши при помощи  стрелкового
оружия занимает много времени, поэтому мы  взяли  взрывное  орудие  пятого
калибра, но в остальном наше вооружение строго отвечало типовому образцу.
   Мы не ожидали сопротивления, но, памятуя  о  происшествии  у  каменного
кольца, я  была  настороже.  Пройдя  походным  порядком  около  двенадцати
километров по холмам, мы очутились в окрестностях  утеса,  развернулись  и
медленно двинулись вперед со станнерами наготове. В лесу  нам  встретилось
несколько дженши. Мы взяли  их  в  заложники  и  поставили  вперед,  чтобы
использовать как щиты в  случае  засады  или  нападения.  Разумеется,  это
оказалось излишней предосторожностью.
   Когда мы достигли пирамиды, стоящей около утеса, они уже ждали нас.  По
крайней мере двенадцать тварей. Одна из них сидела у  основания  пирамиды,
прижав ладони к ее грани, а другие расположились вокруг. Все они  смотрели
на нас и не двигались.
   Воспитательница ненадолго притихла и задумчиво потерла переносицу.
   - Как я  уже  рассказывала  Наставнику,  после  этого  началось  что-то
странное. Прошлым летом я дважды руководила подобными операциями. В первый
раз лишенные души отсутствовали, не имея понятия о  наших  намерениях;  мы
просто разрушили их пирамиду и удалились. Во второй раз стадо этих существ
вертелось возле нас, загораживая пирамиду своими телами,  но  не  проявляя
враждебности. Они  не  разбежались,  пока  я  не  уложила  одного  из  них
выстрелом из станнера. И, конечно, я изучила доклад воспитателя  Оллора  о
затруднениях, возникших у каменного кольца.
   Но этот раз все было  п