вое ожидание, но на этот
раз Шон еще только доедала свой завтрак,  который  отставила  ей  Моргана,
когда та вернулась с большим пучком бледно-голубых цветов.
   Моргана выглядела оживленной.  Шон  еще  никогда  не  видела  ее  такой
оживленной, такой нетерпеливой. Она даже не дала Шон доесть, а позвала  ее
подойти и встать на меховой ковер у окна, потому что хотела вплести  цветы
ей в волосы.
   - Ты так сладко спала, дитя, - весело сказала она, принимаясь за  дело,
- и я заметила, как  отросли  твои  волосы.  Они  были  такими  короткими,
обкорнанными, безобразными. Но ты ведь живешь тут уже долго, и теперь  они
стали приглядными, длинными, как мои, а злоцветы сделают их прекрасными.
   - Злоцветы? - с любопытством переспросила Шон. - Ты так их называешь? А
я и не знала.
   -  Да,  дитя,  -  ответила  Моргана,  все  еще  хлопотливо  заплетая  и
переплетая. Шон стояла к ней спиной и  не  видела  ее  лица.  -  Маленькие
голубенькие называются злоцветы. Они цветут даже в самые злые морозы,  вот
их и стали так называть. Происходят они с планеты  Ймир,  где  зимы  почти
такие же холодные и долгие, как у нас здесь. Другие цветы тоже с  Ймира  -
те, что распускаются на лозах вокруг корабля. Из  называют  морозоцветами.
Глубокозимье такая унылая пора, что я посадила их тут, чтобы придать всему
немножко красоты. - Она взяла Шон за плечи и повернула  лицом  к  себе.  -
Сбегай за свои зеркалом и посмотри сама, дитя Карина.
   - Оно там, - ответила Шон и бросилась мимо Морганы.  Ее  босая  подошва
коснулась чего-то холодного и мокрого. Нога отдернулась,  Шон  охнула.  На
меховом ковре поблескивала темная лужица.
   Шон нахмурилась, замерла и посмотрела на Моргану. Та не сняла  сапожек.
Они выглядели отсыревшими.
   А за спиной Морганы не было видно ничего, кроме  черноты  и  незнакомых
звезд. Шон испугалась: что-то было не так.  Моргана  смотрела  на  нее  со
смущенной растерянностью.
   Она облизнула губы, робко улыбнулась и пошла за зеркалом.


   Прежде чем она уснула, Моргана чарами убрала звезды. За их  окном  была
ночь, но ласковая ночь, каких в глубокозимье не  бывает.  Вокруг  их  поля
посадки ветер колыхал густую листву древесных  вершин,  а  луна  в  вышине
одевала  все  светлой  красотой.  Прекрасный  мир,  где  можно   спать   в
безопасности, сказала Моргана.
   Но Шон не спала. Она сидела  в  стороне  от  Морганы,  глядя  на  луну.
Впервые с  той  минуты,  когда  ее  глаза  открылись  в  Морганхолле,  она
рассуждала как карин. Лейн похвалил бы ее с гордостью,  Крег  спросил  бы,
почему ей потребовалось для этого столько времени.
   Моргана вернулась с пучком злоцветов и в сапожках, намокших  от  снега.
Но снаружи не было ничего кроме пустоты, по  словам  Морганы,  заполняющей
пространство между звездами.
   Моргана сказала, что свет, который Шон увидела тогда в лесу, был рожден
лучами  ее  корабля,  когда  он  спускался  на  поле.  Но   толстые   лозы
морозоцветов росли внутри ног корабля, вокруг них и над ними. И росли  они
долгие годы.
   Моргана не выпускала ее из корабля и показывала ей все только из  окна.
Но Шон не помнила, чтобы в стене Морганхолла, когда она рассматривала  его
снаружи, было окно. А если окно все-таки есть, то где  лозы  морозоцветов,
которые должны были его оплести? Где иней глубокозимья, который должен был
нарасти на нем?
   Ибо название металлического замка было Морганхолл,  рассказывала  детям
старая Тесенья, а семья, жившая в нем, называлась Лжецы, и  пища  их  была
призрачной, сотворенной из грез и воздуха.
   Шон встала в сиянии лживого лунного света и  пошла  туда,  где  хранила
подарки Морганы. Она по очереди  оглядела  их  и  взяла  самый  тяжелый  -
стеклянного ветроволка. Это была большая фигурка,  так  что  Шон  пришлось
поднять его двумя руками - за оскаленную морду и за хвост.
   - Моргана! - крикнула она.
   Моргана сонно села на кровати и улыбнулась.
   - Шон, - прошептала, она. - Шон,  дитя.  Зачем  тебе  понадобился  твой
ветроволк?
   Шон приблизилась на несколько шагов и подняла стеклянного зверя  высоко
над головой.
   - Ты лгала мне. Мы никуда не летали. Мы все еще в разрушенном городе  и
все еще в глубокозимье.
   Лицо Морганы помрачнело.
   - Ты не знаешь, что говоришь! - Она неуверенно поднялась на ноги. -  Ты
хочешь бросить в меня эту статуэтку, дитя? Я не боюсь. Однажды ты  занесла
надо мной меч, и я не боялась тебя тогда. Я - Моргана полная  чар.  Ты  не
можешь причинить мне вред, Шон.
   - Я хочу уйти, - сказала Шон. - Принеси мой меч  и  нож,  а  также  мою
одежду. Я возвращаюсь в Каринхолл. Я женщина Карина, а не  дитя.  Ребенком
меня сделала ты. Принеси и еды мне в дорогу.
   Моргана засмеялась.
   - Ах, как серьезно! А что, если я не принесу?
   - Если не принесешь, - ответила Шон, - я брошу ветроволка в твое окно.
   - Нет, - сказал Моргана. По ее лицу ничего нельзя  было  понять.  -  Ты
этого не сделаешь, дитя.
   - Сделаю, - ответила Шон. - Если ты не принесешь всего, что я велела.
   - Но ты же не хочешь меня покинуть, Шон Карин, не хочешь!  Вспомни,  мы
же любовники. Мы семья. Я могу творить для тебя чары. - Ее голос задрожал.
- Положи его, дитя. Я покажу тебе то,  чего  прежде  не  показывала.  Есть
столько мест, куда мы можем отправиться вместе, столько историй, которые я
могу тебе рассказать. Положи его, - молила она.
   Шон торжествовала, но отчего-то на глазах у нее стояли слезы.
   - Почему ты так боишься? - спросила она гневно. - Ты же можешь починить
окно своими чарами, так ведь? Даже я могу вставить стекло в разбитое окно,
хотя Крег и говорит, что я почти ни на что не гожусь.  -  Слезы  текли  по
обнаженным щекам, но безмолвные, безмолвные.  -  Снаружи  тепло,  ты  сама
видишь, и при луне легко работать. И есть же город.  Наймешь  стекольщика.
Не понимаю, почему ты так боишься. Другое дело, будь  здесь  глубокозимье,
холод, лед, притаившиеся в темноте вампиры. Но ведь это не так.
   - Нет, - сказал Моргана. - Нет!
   - Нет, - повторила Шон. - Принеси мне мои вещи.
   Моргана не сделал ни шагу.
   - Не все было ложью. Да,  не  все.  Если  ты  останешься  со  мной,  то
проживешь очень долго. Я думаю, дело в пище, но это правда. И очень многое
было правдой, Шон. Я не хотела  тебе  лгать.  Я  хотела,  как  лучше,  как
вначале было со мной. Знаешь, надо просто притвориться перед самой  собой.
Забудь, что корабль неподвижен. Так лучше.  -  Голос  ее  стал  тоненьким,
испуганным. Она была взрослая женщина, а умоляла  как  маленькая  девочка,
детским голоском. - Не разбивай окна. В окне заключены самые могучие чары.
Оно может перенести нас куда угодно... почти.  Пожалуйста,  пожалуйста  не
разбивай его, Шон. Не надо!
   Моргана дрожала. Колыхающиеся полосы тканей, которые она носила,  вдруг
потускнели, стали лохмотьями, кольца не сверкали.  Сумасшедшая  старуха  и
больше ничего. Шон опустила тяжелого стеклянного ветроволка.
   - Мне нужна моя одежда, и мой меч, и мои лыжи. И еда. Много, много еды.
Принеси все это и, может быть, я не разобью твое  окно,  лгунья.  Ты  меня
слышишь?
   И Моргана, более не полная чар, кивнула  и  сделала  то,  что  ей  было
ведено. Шон молча следила за ней.  Больше  они  не  обменялись  ни  единым
словом.


   Шон вернулась в Каринхолл и состарилась.
   Ее  возвращение  всех  ошеломило.   Она   узнала,   что   отсутствовала
стандартный год с лишним, и никто не сомневался, что они с Лейном погибли.
Сперва Крег отказался ей поверить, и  остальные  его  поддержали,  но  Шон
предъявила пучок злоцветов, которые выпутала из своих  волос.  Но  даже  и
тогда Крег отрицал все необычайное, что с ней произошло.
   - Иллюзии, - фыркнул он презрительно. - Самообман с начала и до  конца.
Тесенья говорила правду. Если бы ты  вернулась,  то  не  нашла  бы  своего
чародейного корабля и никаких следов тоже. Поверь мне, Шон.
   Но Шон всегда казалось, что сам Крег себе не поверил. Он отдал  строгий
приказ, и ни один мужчина, ни одна женщина семьи Карин больше никогда в ту
сторону не ходили.
   Шон обнаружила, что в Каринхолле многое изменилось. Семья стала меньше.
За трапезным столом  она  не  досчиталась  Лейна.  В  ее  отсутствие  пища
оскудела,  и  Крег,  согласно  обычаю,  отослал  самых  слабых   и   самых
бесполезных наружу умирать. Среди исчезнувших был и Ион. Не было и  Лейлы,
такой молодой и сильной. Еще трех месяцев не прошло, как ее забрал вампир.
Но не все было грустным. Глубокозимье подходило к концу. И, в более личном
плане, Шон обнаружила, что ее положение в семье  изменилось.  Теперь  даже
Крег обходился с ней с суровым уважением. Год спустя, когда в  свои  права
вступило таяние, она родила первенца и заняла  законное  место  в  советах
Каринхолла. Дочку Шон назвала Лейн.
   Шон вернулась в жизнь семьи легко и  просто.  Когда  настало  ее  время
выбирать постоянную профессию, она изъявила намерение стать торговцем,  и,
к ее удивлению, Крег не стал возражать. Риис взял ее ученицей, и через три
года она получила первое самостоятельное задание. Теперь она много времени
проводила в пути. Дома же, в Каринхолле, она  неожиданно  для  себя  стала
любимой повествовательницей. Дети говорили, что ее истории - самые лучшие.
Крег, как всегда помышлявший только  о  пользе,  сказал,  что  ее  выдумки
подают детям дурной пример и не учат их ничему полезному. Но  он  был  уже
очень болен и совсем истощен разгарлетной лихорадкой, и его возражения  не
имели никакого веса. Вскоре он умер, и Голосом стал Девин, более мягким  и
умеренным Голосом, чем Крег. Пока он говорил  за  Каринхолл,  семья  Карин
прожила поколение мира и довольства, и численность ее увеличилась с сорока
почти до ста.
   Шон часто бывала его  возлюбленной.  К  тому  времени  она  читала  уже
заметно лучше, и однажды Девин, уступив  ее  прихоти,  показал  ей  тайную
библиотеку Голосов - несчетные столетия каждый Голос вел там книгу записей
всех событий времени его служения. Как Шон и подозревала,  одна  из  самых
толстых называлась "Книга Бет, Голоса Карина". Она повествовала о временах
шестидесятилетней давности.
   Лейн была первой из девяти детей, рожденных Шон. Шестеро выжили:  двое,
зачатые в семье,  и  четверо,  которых  она  приносила  со  Сборов.  Девин
восхвалил ее за то, что одарила Каринхолл таким количеством новой крови, а
позднее  Голос   восхвалил   ее   за   удачливую   торговлю.   Она   много
путешествовала, посещала многие семьи, видела водопады  и  вулканы,  а  не
только горы и моря, обошла половину мира на  паруснике  крайнеров.  У  нее
было много возлюбленных, она пользовалась большим почтением. После  Девина
Голосом стала Дженнис, но ее время было злым и несчастливым, а  когда  она
скончалась, матери и отцы  семьи  Карин  предложили  этот  пост  Шон.  Она
отказалась. Счастливей это ее не сделало бы. Несмотря  на  все,  чего  она
достигла, счастливой она никогда не была.
   Она помнила слишком много и иногда не могла уснуть всю ночь.
   Когда наступило четвертое глубокозимье в ее  жизни,  семья  насчитывала
двести тридцать семь членов и более ста из них составляли  дети.  Но  дичь
оскудела еще на третьем году  замерзания,  и  Шон  предвидела  приближение
тяжелого времени  холодов.  Голос  была  доброй  женщиной,  и  ей  нелегко
давались решения, принять которые требовала необходимость. Но  Шон  знала,
что будет. В Каринхолле она была самой старой за одним исключением. Как-то
ночью она украла пищу - запас на две недели пути - и пару лыж, а  на  заре
покинула Каринхолл, избавив Голос от  тяжкой  обязанности  отдать  приказ,
чтобы она ушла.
   Двигалась она уже не так быстро, как в юности, и потратила на дорогу не
две, а почти три недели, и совсем  исхудала  и  ослабела,  когда  вошла  в
разрушенный город.
   Но корабль был точно таким же, каким она его оставила.


   Перепады  жары  и  лютых  морозов  за  долгие  годы  растрескали  плиты
космодрома, и инопланетные цветы завладели каждой щелочкой. Каменное  поле
было покрыто ковром злоцветов, а лозы  морозоцветов,  обвивавшие  корабль,
были  вдвое  толще,  чем  запомнилось  Шон.  Большие  яркие  венчики  чуть
покачивались под ветром.
   И больше никакого движения.
   Шон трижды обошла корабль, ожидая, что распахнется дверь,  ожидая,  что
кто-то увидит ее и выйдет к ней. Но если металл и заметил ее, то ничем это
не показал. На дальней от реки стороне корабля Шон обнаружила нечто,  чего
прежде не видела - письмена, поблекшие, но еще удобочитаемые, лишь местами
скрытые морозоцветами. Длинным ножом она сколола лед  и  перерубила  лозы,
чтобы прочесть надпись. И прочла:

   ФЕЯ МОРГАНА
   Порт приписки: Авалон 476 3319

   Шон улыбнулась. Так значит и ее имя было ложью! Ну  да  теперь  это  не
имело значения. Она сложила руки в перчатках трубкой у рта.
   - Моргана! - закричала она. - Это Шон. - Ветер рвал и уносил ее  слова.
- Впусти меня, Моргана. Лги мне, Моргана, полная чар. Прости меня. Лги мне
и заставь меня поверить!
   Ответа не было. Шон выкопала себе берложку в снегу, забралась в  нее  и
начала ждать. Она устала, ее терзал голод, и  близилась  ночь.  Уже  среди
перьев сумеречных облаков на нее смотрели льдисто-голубые глаза Возницы.
   Когда она, наконец, заснула, ей приснился Авалон.



    Джордж Мартин.
    Одинокие песни Ларена Дора

   -----------------------------------------------------------------------
   George R.R.Martin. The Lonely Songs of of Laren Dorr (1976).
   Сборник "Клуб любителей фантастики". Пер. - В.Сенагонова
   OCR & spellcheck by HarryFan, 23 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


   Говорят, есть на свете девушка. Она бродит из мира в мир. Девушку зовут
Шарра.
   Говорят, у нее серые глаза и светлая кожа. Волосы ее - черный водопад с
красными отблесками, она носит корону  -  блестящее  черное  металлическое
кольцо.
   Она умеет находить Врата.
   Начало этой истории утеряно для  нас  вместе  с  воспоминаниями  о  тех
мирах, откуда она пришла. Есть ли у этой  истории  конец?  Неизвестно.  Но
даже если она закончится, мы не узнаем об этом.
   Мы  знаем  лишь  часть  легенды,  короткий  рассказ  внутри  бесконечно
длинного пути девушки. Рассказ об одном мире, где  останавливалась  Шарра,
об одиноком певце Ларене Доре и их короткой встрече.


   В сумерках долина едва различима. Распухшее лиловое солнце  висело  над
лесом, усталые лучи высветили блестящие черные стволы  и  призрачно-черные
листья деревьев. Тишину нарушали лишь  крики  птиц-плакальщиц,  вылетевших
навстречу ночи, и мягкое журчание ручья, укрывшегося среди деревьев.
   Сквозь невидимые Врата обессиленная и окровавленная Шарра  ворвалась  в
мир Ларена Дора. На ней  было  белое  платье,  испачканное  и  пропитанное
потом, и тяжелый меховой плащ, разодранный на спине.  На  руке,  тонкой  и
изящной, кровоточили три длинных царапины. Пошатываясь,  она  остановилась
на берегу ручья и прежде, чем опуститься  на  колени  и  перевязать  раны,
настороженно  огляделась.  Вода   в   ручье   казалась   темно-зеленой   и
подозрительной, но Шарра умирала от жажды. Она  напилась,  вымыла  руки  и
перевязала раны куском материи, оторванным от  платья.  Солнце  опускалось
все ниже.
   Шарра нашла укромное место среди деревьев и мгновенно уснула.
   Ее разбудило прикосновение. Сильные руки легко подняли  и  понесли  ее.
Она попыталась освободиться, но руки чуть  напряглись,  и  она  не  смогла
шевельнуться.
   - Не бойся, - произнес похититель, и она смутно различила в сгущавшейся
тьме мужское лицо. - Ты устала, -  продолжал  он.  -  Наступает  ночь.  Мы
должны укрыться до темноты.
   Не в  силах  преодолеть  дрему  Шарра  не  сопротивлялась.  Она  только
спросила:
   - Почему? - и не дождавшись ответа. - Кто ты? Куда мы идем?
   - В безопасное место.
   - Там твой дом? - пробормотала она.
   - Нет, - ответил он тихо. Она  едва  расслышала.  -  Нет,  не  дом.  Он
никогда не был и не станет им.
   Она услышала плеск, когда он переносил ее через  ручей,  и  перед  ними
возник мрачный колеблющийся силуэт замка с тремя башнями - черная тень  на
фоне заходящего солнца.
   "Странно, раньше его не было", - подумала она и уснула.


   Проснувшись, Шарра почувствовала устремленные на нее глаза. Она  лежала
обнаженная под грудой мягких  теплых  одеял  в  кровати  под  пологом.  Но
занавеси были подняты, а  в  углу  комнаты  в  большом  кресле,  окутанный
тенями, сидел хозяин.
   Пламя свечей мерцало в его глазах, пальцы переплелись под подбородком.
   - Тебе лучше? - спросил он, не двигаясь.
   Шарра села. Мелькнуло подозрение, и  прежде,  чем  оно  превратилось  в
уверенность, ее рука метнулась к голове. Корона была  на  месте  -  металл
холодил лоб. Облегченно вздохнув, Шарра откинулась на подушки.
   Мужчина улыбнулся печально и задумчиво.  Волевое  лицо,  темные,  будто
припорошенные инеем  волосы,  струившиеся  локонами  по  плечам.  Огромные
глаза. Даже сидя, он казался высоким. И изящным:  на  нем  были  костюм  и
шапочка из мягкой кожи. Словно тяжелый плащ, его окутывала скорбь.
   - Следы  когтей,  -  произнес  он.  -  Следы  когтей,  плащ  и  платье,
разорванное на спине. Ты кому-то не понравилась?
   - Чему-то, - пробормотала Шарра. -  Стражам.  Стражам  у  Врат,  -  она
вздохнула. - У Врат всегда  есть  стража.  Семерым  не  нравятся  те,  кто
переходит из мира в мир. Я им нравлюсь меньше всех.
   Его руки медленно опустились на подлокотники. Он кивнул и заметил:
   - Итак, ты знаешь Семерых и умеешь находить Врата. Корона, ну  конечно.
Я должен был догадаться.
   Шарра улыбнулась:
   - Ты только сейчас догадался? Кто ты? Что это за мир?
   - Это мой мир, - ответил он равнодушно. - Я присваивал ему тысячи имен,
но ни одно из них мне не понравилось. Как-то  раз  мне  удалось  подобрать
подходящее, но я забыл его. Это было так  давно.  Меня  зовут  Ларен  Дор.
Вернее звали когда-то, когда имя имело значение. Теперь  имя  кажется  мне
чем-то ненужным, но я его помню.
   - Твой мир, - протянула Шарра. - Ты - король? Или бог?
   - Бог, - ответил Ларен Дор с легкой усмешкой. - И  больше  чем  бог.  Я
тот, кем захочу быть. Здесь нет никого, кто оспорил бы мои права.
   - Что ты сделал с моими ранами? - спросила она.
   - Заживил. - Это мой мир. И у меня есть сила. Не та, которую я хотел бы
иметь, но все же сила. - Ларен нетерпеливо взмахнул рукой. - Думаешь,  это
невозможно? Из-за короны? Да, пока ты ее носишь, я не могу причинить  тебе
вреда. Но  я  могу  помочь  тебе,  -  он  вновь  улыбнулся  и  его  взгляд
затуманился. - Но не это важно. Даже если бы я мог, я не стал  бы  вредить
тебе, Шарра. Поверь мне.
   Шарра удивилась.
   - Ты знаешь мое имя? Откуда?
   Он встал, улыбаясь, пересек комнату и  сел  рядом  с  ней  на  кровать.
Прежде чем ответить, он взял ее руку в свою и погладил.
   - Да, я знаю твое имя. Ты - Шарра, та, что идет из  мира  в  мир.  Горы
выросли на месте равнин, солнце из алого сделалось лиловым с тех пор,  как
они пришли ко мне и сказали, что ты явишься  сюда.  Я  ненавижу  их,  всех
Семерых, и всегда ненавидел. Но той ночью я радовался,  как  ребенок.  Они
сказали мне только имя, но этого  было  достаточно.  Обещание  начала  или
конца... Обещание перемен. А любая перемена радостна в этом  мире.  Я  был
одинок множество солнечных циклов, Шарра.  Каждый  цикл  длился  столетия.
Лишь немногие события отмечали бег времен.
   Шарра нахмурилась. Она тряхнула головой, и в тусклом свете свечей по ее
волосам пробежали красные искорки.
   - Они настолько сильнее меня? - в тревоге спросила  она.  -  Им  ведомо
будущее? Они говорили именно обо мне?
   Ларен ласково погладил ее руку.
   - Они сказали: "Ты полюбишь ее", - прошептал он, голос его был все  ток
же печален. - Но нельзя назвать их пророчество великим. Я  и  сам  мог  бы
сказать то же самое. Давным-давно - кажется, солнце еще было тогда  желтым
- я понял, что полюблю любого человека, появи