ться,  Роб,  а
это часть тебя. Я тебя не знаю. Я не могу тебя  знать.  Даже  ты  себя  не
знаешь. А я... меня ты знаешь? Нет. Даже меньше, чем себя. Ты  знаешь  то,
что я тебе говорю. Может, я говорю правду, а может - и нет. Ты читаешь мои
мимолетные чувства: боль от ушиба, вспышку досады, наслаждение,  когда  ты
со мной в постели. Это значит, что ты меня знаешь? В моей душе  тоже  есть
ступеньки, много ступенек. Есть то, о чем я и сама не знаю. А  ты  знаешь?
Откуда, Роб, откуда?
     Она снова покачала головой - так  забавно,  она  всегда  так  делала,
когда душа в замешательстве.
     - И ты говорить, что я совершенство и ты любишь меня? Я  создана  для
тебя? Да? Я читаю твои мысли, Роб. Я знаю, когда ты хочешь, чтобы  я  была
сексуальной, - и становлюсь сексуальной. Я чувствую, что тебе нравится,  и
стараюсь понравиться тебе. Я знаю, когда ты хочешь, чтоб я была серьезной,
а когда надо пошутить. Я также знаю, как надо шутить. Никогда не язвить  -
ты не любишь, чтобы задевали тебя или других. Ты смеешься не над людьми, а
вместе с ними, а я смеюсь вместе с тобой и люблю тебя за твою  доброту.  Я
знаю, когда ты хочешь, чтоб я говорила, а когда лучше помолчать.  Я  знаю,
когда ты хочешь, чтоб и душа твоей  гордой  тигрицей,  твоим  темноволосым
телепатом, а когда - маленькой девочкой, ищущей защиты в твоих объятиях. И
все это я, Роб - потому что ты хочешь, чтобы я была такой,  потому  что  я
люблю тебя, потому что я чувствую радость в твоей  душе  всякий  раз,  как
угадываю твое желание. Я никогда не ставила своей целью угождать тебе,  но
так уж получилось. А я и не противилась, да  и  сейчас  не  противлюсь.  В
основном я даже не сознавала, что подлаживаюсь. Ты делаешь то же самое.  Я
прочитала это в твоих мыслях. Только ты не можешь читать  так,  как  я,  и
иногда ошибаешься: ты остришь, когда мне нужно молчаливое  понимание,  или
изображаешь супермена, а я хочу приласкать тебя, как ребенка. Но иногда ты
угадываешь. И ты стараешься, ты всегда стараешься.
     Но разве это настоящий ты? Разве это настоящая  я?  Что,  если  бы  я
перестала быть  совершенством,  а  стала  собой  со  всеми  присущими  мне
недостатками, с чертами, которые тебе не нравятся?
     Любил бы ты меня тогда? Не знаю. А  Густаффсон  любил  бы,  и  Каменц
тоже. Я знаю это, Роб. Я видела. Я знаю их. Все  преграды...  исчезали.  Я
знаю их, и если и вернусь к ним, я буду с ними более близка, чем с  тобой.
И я думаю, что они тоже знают меня настоящую, всю.  И  любят  меня  такой,
какая я есть. Понимаешь? Ты понимаешь?
     Понимал ли я? Не знаю. Я смутился. Любил бы  я  Лию,  если  она  была
"настоящая"? Но какая она "настоящая"? Насколько она  отличается  от  той,
которую и знаю? Я думал, что люблю Лию и всегда буду любить, но что,  если
настоящая Лия не похожа  на  мою?  Кого  я  люблю?  Странное,  отвлеченное
представление о человеческом существе или тело, душа и  голос,  которые  я
называл Лией? Я не знал. Я не знал, какая Лия и какой  я  и  что  все  это
значит. И я испугался. Может, я не сумел почувствовать сегодня  того,  что
почувствовала она. Но я знал, что она тогда чувствовала. Я был  одинок,  я
нуждался в ком-нибудь.
     - Лия, - позвал я. - Лия, давай попробуем. Не  надо  отчаиваться.  Мы
может достучаться друг до друга. Мы знаем путь, наш путь.  Мы  уже  делали
так. Иди сюда, Лия, иди со мной, иди ко мне.
     Я говорил и раздевал ее, она подняла руки и стала мне помогать. Когда
мы сняли все, я стал медленно поглаживать ее тело, а она мое. Наши мысли и
души потянулись друг к  другу.  Встретились  и  слились,  как  никогда.  Я
чувствовал, как Лия ворошит мои мысли.  Проникает  все  дальше  и  дальше.
Глубже и глубже. Я раскрылся перед ней, я покорился, я отдал ей  все,  что
мог вспомнить, все свои мелкие, пустячные тайны,  которые  раньше  скрывал
или пытался скрыть, все свои победы и поражения, все свое  ликование,  всю
свою боль, все обиды, мной нанесенные, и все обиды,  нанесенные  мне,  все
мои  пролитые  слезы  и  весь  мой  подспудный  страх,   все   побежденные
предрассудки и вовремя преодоленное  тщеславие,  все  мои  глупые  детские
грехи. Все. До конца. Я ничего не спрятал. Ничего не  утаил.  Я  полностью
доверился ей, Лии, моей Лии. Пусть она узнает меня.
     И она тоже покорилась мне. Ее душа была как лес, а я бродил по  этому
лесу и ловил летящие чувства:  сначала  страх,  незащищенность  и  любовь,
дальше - смутные переживания, еще дальше, в самой  чаще  -  неопределенные
страсти и причуды. Я не обладаю даром Лии, я читаю только эмоции, мысли  я
не умею читать. Но тогда - в первый и единственный раз -  я  читал  мысли.
Мысли, которые она подарила мне, потому что прежде я  никогда  не  знал  о
них. Я не мог разобраться во всем, но немного понял.
     И ее тело отдалось мне так же, как душа.  Я  овладел  ею,  наши  тела
соединились, наши души слились, мы были так близки, как только могут  быть
близки люди. Я чувствовал, как огромной волшебной волной меня захлестывает
наслаждение, мое наслаждение. Лично наслаждение, слившиеся воедино,  и  на
гребне этой волны я готов был плыть в вечность, но вдали уже маячила суша.
И волна разбилась об этот берег, мы кончили вместе, и на миг, на  краткий,
мимолетный миг я не мог отличить ее оргазм от моего.
     Но потом все прошло. Мы лежали на кровати, прижавшись друг к другу. В
свете звезд. Но это была не кровать.  Мы  лежали  на  берегу,  на  плоском
темном берегу, и над нами не было звезд. В  голову  мне  закралась  мысль,
странная мысль, не моя мысль, Лиина мысль. "Мы лежим на равнине", - думала
она, и я знал, что она права. Волны,  принесшие  нас  сюда,  отхлынули.  И
повсюду вокруг нас лишь плоское безбрежное пространство, окутанное  тьмой,
а на горизонте - смутные зловещие тени. "Мы одни  на  темной  равнине",  -
думала Лия. И внезапно я понял, что это за тени и какое стихотворение  она
читала,   когда   я   вошел.*/Стихотворение   английского   поэта    Мэтью
Арнольда(1822-1888) "Дуврский берег"/
     Мы заснули.

     Я проснулся.
     В комнате было темно.  Лия  лежала,  свернувшись  калачиком  на  краю
кровати, и спала. Уже поздно, почти рассвет, подумал я. Не очень  уверенно
подумал. Мной овладело беспокойство.
     Я встал и бесшумно  оделся.  Мне  надо  было  прогуляться,  подумать,
решить, что делать. Но куда пойти?
     У меня в кармане лежал ключ. Я задел его, надевая пиджак, и вспомнил.
Ключ от кабинета Валкареньи. В это время суток кабинет заперт, там  никого
нет. А открывающийся оттуда вид поможет мне думать.
     Я вышел, отыскал лифт и полетел  вверх,  вверх,  вверх  -  под  самую
крышу, на стальную вершину Башни, которую выстроил человек, чтобы  бросить
вызов шкинам. В кабинете не горел свет,  во  мраке  вырисовывались  темные
очертания мебели. Светили только звезды. Шки расположена  ближе  к  центру
галактики, чем Старая Земля или Бальдур. Звезды, как огненный купол, горят
на ночном небе. Некоторые - совсем  близко,  они  пылают  в  грозной  тьме
подобно красным и сине-белым фонарям. Все стены в кабинете Валкареньи были
стеклянными. Я подошел к одной из стен и  выглянул.  Я  не  думал.  Только
чувствовал. Я чувствовал себя одиноким, заброшенным и ничтожным.
     Сзади кто-то тихо окликнул меня. Я едва расслышал.
     Я отвернулся от окна, сквозь дальние стены мне светили другие звезды.
В одном из низких кресел скрытая темнотой сидела Лори Блэкберн.
     - Привет, - сказал я. - Я не хотел вам мешать. Я думал, здесь  никого
нет.
     Она улыбнулась. Сияющая улыбка на сияющем лице, но в этой  улыбке  не
хватало веселья. Ее волосы крупными пепельными волнами падали  ниже  плеч,
она была обета во что-то длинное и прозрачное.  Сквозь  складки  платья  я
видел нежные изгибы ее тела, она не стремилась их скрыть.
     - Я часто прихожу сюда, - сказала Лори. - Обычно  ночью.  Когда  Дино
спит. Здесь хорошо думать.
     - Да, - улыбаясь, согласился я. - Я тоже так считаю.
     - Замечательные звезды, правда?
     - Да.
     - Да, замечательные. Я... - Она заколебалась. Потом встала и  подошла
ко мне. - Вы любите Лию?
     Обухом по голове. Как  раз  вовремя.  Но  я  был  готов.  Я  все  еще
проигрывал в уме наш разговор с Лией.
     - Да, - ответил я. - Очень люблю. Почему вы спрашиваете?
     Она стояла рядом, смотрела мне в лицо и в то же  время  куда-то  мимо
меня, на звезды.
     - Не знаю. Иногда мне становится интересно, что такое любовь. Знаете,
я люблю Дино. Он тут всего два месяца, так что мы знакомы  недавно.  Но  я
его уже люблю. Он не похож на моих прежних друзей. Он добрый, внимательный
и все делает хорошо. За что ни возьмется, все получается. И без усилий. Он
так легко побеждает. Он очень верит в себя, и это меня привлекает. Он  дал
мне все, о чем я мечтала, абсолютно все.
     Я стал читать ее чувства, ощутил ее любовь и тревогу и догадался.
     - Кроме себя, - сказал я.
     Лори изумленно досмотрела на меня. Потом улыбнулась.
     - Я забыла. Вы же Одаренный. Конечно, вы знаете. Вы правы.  Не  знаю,
что меня тревожит, но я встревожена. Видите ли, Дино - само  совершенство.
Я ему рассказала... ну все. О себе, о своей жизни. Он меня  слушал  и  все
понимал. Он всегда отзывчив; когда он мне нужен, он всегда со мной. Но...
     - Это игра в одни ворота, - закончил  я.  Это  было  утверждение,  не
вопрос. Я знал.
     Она зевнула.
     - Он не то чтобы скрывает что-то. Нет. Если я спрошу, он  ответит  на
любой вопрос. Но его ответы ничего не значат. Я  спрашиваю  его,  чего  он
боится;  он  отвечает:  ничего  и  заставляет  меня  поверить.  Он   очень
благоразумный,  очень  спокойный.  Он  никогда  не  сердится,  никогда  не
сердился. Я его спрашивала. Он никогда не испытывал боли, по крайней  мере
он так говорит. Я имею в виду душевную боль. Но он понимает меня, когда  и
рассказываю о своей жизни.  Однажды  он  сказал,  что  самый  большой  его
недостаток - лень. Но я знаю, что  он  совсем  не  ленивый.  Может,  он  и
вправду само совершенство? Он говорит, что всегда уверен в себе,  так  как
знает, какой он молодец, но при этом улыбается, и я даже не могу  обвинить
его в самонадеянности. Он говорит, что верит  в  Бога,  но  это  никак  не
проявляется.  Если  завести  с  ним  серьезный  разговор,   он   терпеливо
выслушает, или начнет шутить, или переведет разговор на  другую  тему.  Он
говорит, что любит меня, но...
     Я кивнул. Я знал, что сейчас последует.
     Так и было. Она умоляюще посмотрела на меня.
     - Вы Одаренной, - сказала она. -  Вы  ведь  читали  его  чувства,  вы
знаете. Скажите мне. Пожалуйста, скажите мне.
     Я читал ее чувства. Я видел, как ей хочется знать, как она  волнуется
и боится, как она любит. Я не мог лгать ей. Но было жестоко сказать ей всю
правду.
     - Я читал его чувства, - проговорил я медленно. Осторожно.  Взвешивая
слова, как ювелир драгоценные камни. - И ваши, ваши тоже. Я понял, что  вы
его любите, еще в первый вечер, когда мы вместе обедали.
     - А Дино?
     Слова застряли у меня в горле.
     - Лия однажды сказала, что он странный. Я довольно  легко  читаю  его
чувства, лежащие на поверхности. А за  этим  ничего  не  видно.  Он  очень
замкнут, отгораживается от всех стеной. Он, как  видно,  чувствует  только
то, что позволяет себе чувствовать. Я ощущал его уверенность в  себе,  его
удовольствие. И даже беспокойство, но настоящий страх - никогда. Он  очень
нежно  относится   к   вам,   очень   покровительственно.   Ему   нравится
покровительствовать.
     - И все? - С надеждой. И болью.
     - Боюсь, что все. Он отгородился ото всех,  Лори.  Он  ни  в  ком  не
нуждается, ни в ком. Если в  нем  и  есть  любовь,  она  за  непреодолимой
стеной, он прячет ее. Я не могу ее нащупать. Он много думает о вас,  Лори.
Но любовь... ну, это другое. Она сильнее  и  менее  рассудительна,  и  она
захлестывает волной. А у Дино не так. По крайней  мере  насколько  я  могу
судить.
     - Он прячется, - сказала Лори. - Он прячется от  меня.  Я  перед  ним
раскрылась, открыла ему все. А он - нет. Я всегда боялась. Даже  когда  он
был рядом, я временами чувствовала, что он не со мной...
     Она вздохнула. Я ощущал ее отчаяние, ее мучительное одиночество. Я не
знал, что делать.
     - Если вам хочется плакать, плачьте, - по-дурацки сказал я. -  Иногда
это помогает. Я знаю. В свое время я много плакал.
     Она не заплакала. Она посмотрела на меня и тихо засмеялась.
     - Нет, - ответила она. - Я не  могу.  Дино  научил  меня  никогда  не
плакать. Он говорит, что слезы ничего не решают.
     Грустная философия. Возможно, слезы ничего не  решают,  но  они  даны
человеку природой. Я хотел ей это сказать, но лишь улыбнулся.
     Лори улыбнулась в ответ и гордо вскинула голову.
     - Вы плачете, - вдруг  со  странным  восторгом  сказала  она.  -  Это
чудесно. Дино никогда не проявлял ко мне  такого  участия.  Спасибо,  Роб.
Спасибо.
     Лори встала на цыпочки и выжидающе посмотрела на меня. Я  знал,  чего
она ждет. Я обнял ее и поцеловал, а она приникла ко мне всем телом. И  все
время я думал о Лии, говоря  себе,  что  она  не  против,  что  она  будет
гордиться мной, что она поймет.
     Потом я остался в кабинете один и  смотрел,  как  всходит  солнце.  Я
устал, но обрел какое-то  умиротворение.  Появившийся  на  горизонте  свет
разогнал тьму, и внезапно все страхи, такие зловещие  в  ночи,  показались
мне глупыми и пустыми. Мы пробьемся друг к другу, Лия и я. Что  бы  то  ни
было, мы справимся, а сегодня мы также легко, вместе справимся с Сосуном.
     Когда я вернулся в номер, Лии там не было.

     - Мы нашли аэромобиль в центре Города шкинов, -  говорил  Валкаренья.
Он был спокоен, деловит и уверен в успехе. Его  интонации  убеждали  меня,
что беспокоиться не о чем. - Я отправил людей на поиски. Но  Город  шкинов
велик. Ты догадываешься, куда она могла пойти?
     - Нет, - уныло ответил я. - Правда нет.
     Может, она пошла искать еще Посвященных? Они как будто заворожили ее.
Я не знаю.
     - Ладно, у нас здесь хорошая полиция. Уверен, что мы найдем ее. Но на
это может потребоваться время. Вы поссорились?
     - Да. Нет. Немного. Но это не настоящая ссора. Это было странно.
     - Ясно, - ответил он. Но ему было не ясно. - Лори говорит, что  ночью
ты поднимался сюда, в кабинет, один.
     - Да. Мне надо было подумать.
     - Хорошо, - сказал Валкаренья. - Значит, наверно,  Лия  проснулась  и
решила, что ей тоже надо подумать. Ты пришел  сюда.  Она  прокатилась,  на
аэромобиле. Может, она просто хочет день отдохнуть и побродить  по  Городу
шкинов. Вчера ведь она уже так делала, да?
     - Да.
     - И сегодня она сделала то  же  самое.  Нет  проблем.  Вероятно,  она
вернется еще до обеда. - Он улыбался.
     - Тогда почему она ушла, не сказав мне? Не оставила записку и  вообще
не предупредила?
     - Не знаю. Это не важно.
     Не важно? Разве не важно? Я сидел в кресле, хмурый,  обхватив  голову
руками, и беспокоился. Вдруг я очень испугался, сам не знаю чего. Не  надо
было оставлять ее одну, говорил и себе. Пока я был здесь, наверху, с Лори,
Лианна проснулась одна в темной комнате и... и что? И ушла.
     - Однако у нас есть дела, - сказал Валкаренья. - Для похода в  пещеры
все готово.
     Я посмотрел на него, не веря собственным ушам.
     - В пещеры? Я не могу туда идти. Не могу сейчас. Не могу один.
     Он демонстративно вздохнул, выказывая свое раздражение.
     - Ну успокойся, Роб. Это не конец света. С Лией ничего  не  случится.
Она производит впечатление весьма разумной девушки, и я  уверен,  что  она
может позаботиться о себе. Так?
     Я кивнул.
     - Тем временем мы обследуем пещеры. Я все же хочу докопаться до сути.
     - Бесполезно, - возразил я. - Без Лии бесполезно. У нее большой  Дар.
Я... я только читаю чувства. Я не могу проникнуть так глубоко, как она.  Я
не найду разгадку.
     Валкаренья пожал плечами.
     - Может, и не найдешь. Но  поездка  запланирована,  и  мы  ничего  не
потеряем. Когда вернется Лия, мы всегда  сможем  съездить  туда  еще  раз.
Кроме того, это пойдет тебе на пользу, ты немного отвлечешься. Сейчас  все
равно ничего для Лии не сделаешь. Я  направил  на  ее  поиски  всех  своих
людей, а если уж они ее не найдут, то ты - тем более. Так что  нет  смысла
на этом  зацикливаться.  Возвращайся  к  работе  и  займись  делом.  -  Он
направился к лифту. - Пошли. Аэромобиль ждет. Нельс поедет с нами.
     Я нехотя встал. Я был  не  расположен  думать  о  шкинах,  но  доводы
Валкареньи звучали убедительно. Кроме того, он пригласил нас с Лианной для
работы и у  нас  были  определенные  обязательства.  Во  всяком  случае  -
попробую.
     В машине Валкаренья сидел рядом с водителем -  здоровенным  сержантом
полиции с лицом, словно высеченным из  гранита.  На  этот  раз  Валкаренья
выбрал полицейский аэромобиль, чтобы следить за поисками Лии. Мы  с  Гурли
оказались на заднем сиденье. Гурли разложил на  коленях  большую  карту  и
стал рассказывать о пещерах Конечного Единения.
     - Существует теория, что Сосун происходит из пещер,  -  начал  он.  -
Вероятно, это не лишено смысла. В  пещерах  Сосун  гораздо  крупнее.  Сами
увидите. Пещеры находятся под холмами в стороне  от  нашей  части  города,
там, где более дикая местность. Как медовые соты. И в каждой - Сосун.  Мне
так рассказывали. В нескольких я был сам, и везде видел Сосунов. Поэтому я
готов поверить, что в остальных тоже. Город, священный город, вероятно,  и
был построен потому, что здесь  пещеры.  Вы  же  знаете,  шкины  со  всего
континента сходятся сюда перед Конечным Единением. Вот район пещер.
     Гурли вытащил карандаш и нарисовал в середине карты  большой  красный
круг. Мне это ничего не говорило. Вид карты угнетал меня.  Не  думал,  что
Город шкинов такой громадный. Как здесь найти кого-то, кто не хочет, чтобы
его нашли?
     Валкаренья повернулся к нам.
     - Мы собираемся посетить одну  из  больших  пещер.  Я  уже  был  там.
Понимаешь, Конечное Единение не связано  с  соблюдением  особых  ритуалов.
Шкины просто выбирают пещеру, входят и ложатся на Сосуна. Входят там,  где
им удобно. В некоторых местах вход не шире канализационной трубы, но  если
пробраться достаточно далеко, по теории, врежешься прямо в Сосуна, который
сидит и пульсирует в темноте. Самые большие пещеры освещены факелами,  как
Великий Чертог, но это - необязательное украшение. В обряде  Единения  оно
не играет роли.
     - Насколько я понимаю, мы пойдем в одну из таких пещер? - уточнил я.
     Валкаренья кивнул.
     - Правильно. Я подумал, что ты захочешь увидеть крупного  Сосуна.  Не
слишком приятная картина, но расширяет кругозор. Поэтому нам нужен свет.
     Гурли возобновил рассказ, но я уже не слушал. Я чувствовал,  что  уже
узнал достаточно  о  шкинах  и  о  Сосуне,  а  вот  о  Лианне  я  все  еще
беспокоился. Вскоре Гурли замолчал, и остаток пути  прошел  и  тишине.  Мы
преодолели большее расстояние, чем раньше.  Даже  Башня,  этот  сверкающий
стальной ориентир, скрылась за холмами.
     Местность стала более неровной, каменистой, густо  заросшей  зеленью.
Холмы вздымались все выше и  выглядели  совсем  первозданными.  Но  купола
лепились и на этой земле, и дальше, и  дальше,  и  дальше,  и  везде  были
шкины. Лия могла быть здесь. Затерялась в этом море живых существ. Что она
ищет? О чем думает?
     Наконец наш  аэромобиль  опустился  в  лесистой  долине  между  двумя
огромными каменистыми холмами. Шкины жили даже  здесь,  красные  кирпичные
купола поднимались до  уровня  подлеска,  окруженные  невысокими  корявыми
деревцами. Я без труда обнаружил  пещеру.  Вход  находился  на  полпути  к
вершине одного из холмов: темная дыра в  скале,  к  которой  вела  пыльная
извилистая тропинка.
     Мы вышли в долину и стали взбираться вверх. Гурли  устремился  вперед
большими неуклюжими шагами, Валкаренья двигался  с  легким  изяществом  и,
казалось, не знал