но  опустился  в  кресло.  Обвел  взглядом  сидевших
напротив.
   Молодой сидел по правую руку,  за  Ролдугиным,  и  снова  толком  его
разглядеть не удалось.
   - Как мне вас называть? - спросил Подседерцев, ни к кому не обращаясь
персонально.
   Ожидал, что первой откликнется женщина, на худой конец - мужчина,  но
голос подал пожилой.
   - Думаю, наши имена, как и ваше, в данном случае  не  имеют  никакого
значения, - прохрипел он сквозь тяжелую одышку.
   Судя по молчанию, это было общим мнением.
   - Хорошо, тогда к делу. - Подседерцев выложил на стол конверт. - Меня
интересует один человек. - Он показал фотографию.
   Карточка пошла по рукам. Каждый  смотрел  по-своему:  пожилой  словно
делал одолжение, женщина - пристально, округлив  птичьи  глаза,  мужчина
рассматривал лицо на фото дольше  всех,  нервно  покусывая  губу,  потом
передал фотографию самому молодому. Тот лишь мельком  взглянул,  толкнул
по столу к Подседерцеву и отвернулся к окну.
   - Что можете о  нем  сказать?  -  Подседерцев  опять  сознательно  не
обратился ни к кому персонально. Больше всего интересовало,  изменит  ли
его появление распределение ролей в группе. От него не укрылось, что все
посмотрели в сторону молодого человека, слово предоставляя ему слово. Но
он промолчал.
   Тогда начал мужчина:
   - Он недавно перенес  операцию  на  брюшной  полости.  Еще  не  начал
ходить.
   - Язва двенадцатиперстной, - уточнил пожилой, промокнув  лицо.  -  Не
дурак выпить, хотя  это  до  добра  не  доведет.  В  роду-наследственный
алкоголизм.
   Женщина раскурила длинную сигарету, закинула  ногу  на  ногу.  Взгляд
стал отсутствующим,  смотрела  куда-то  под  стол,  очевидно,  на  носок
туфельки.
   - Вадим Ильич прав, - произнесла она, на этот раз растягивая слова. -
Мальчик рано  потерял  отца.  Какая-то  трагедия...  Вижу  много  крови.
Правильно...
   Да, виновата водка. Мальчик это  не  раз  слышал.  Мать  вышла  замуж
второй раз, и это стало еще одним ударом по психике ребенка.  Рано  стал
взрослым. В нем  живет  тяга  к  насилию,  подавлению.  Только  так,  он
считает,  можно  контролировать  ситуацию  и   избежать   предательства.
Классический невропат. Да! - Женщина встрепенулась. - Он - левша!
   - Достаточно, - кивнул Подседерцев. "Все правильно,  только  мальчику
тридцать восемь". - У вас есть, что добавить? - обратился он к  молодому
человеку.
   - Ничего существенного. - Губы растянулись в холодной  улыбке.  -  За
исключением того, что вы имеете к нему некое касательство.  Предполагаю,
по служебной линии.
   - Угадали! - не стал  таиться  Подседерцев.  На  фотографии  был  его
сотрудник - Коля Великанов. Для чистоты эксперимента выбрал знакомого, в
данный момент доподлинно находящегося в известном Подседерцеву месте.  -
Вы не могли бы определить его местонахождение?
   - Это к Майе, - ответил на его взгляд молодой человек.
   Майя пожала острыми плечиками, стрельнула глазками в Подседерцева.
   - В Москве, где же ему еще быть?
   - А конкретно?
   Она на секунду прикрыла глаза, глубоко затянулась сигаретой, медленно
выпустила дым сквозь свернутые трубочкой губы.
   - Там много деревьев... Какой-то парк. - Она еще раз затянулась.
   - Трамвай... Да, вечером в палате слышно, как мимо  идет  трамвай.  -
Сергей Игнатьевич, - обратилась она к Ролдугину, - дайте-ка карту.
   Тот  послушно  достал  из  внутреннего  кармана   пиджака   буклетик.
Развернул на столе.
   Женщина, закрыв глаза, повела острым пальцем над картой. Вдруг  палец
стал сам  собой  описывать  концентрические  круги,  пока  темно-красный
ноготь не уткнулся в бумагу.
   - Здесь! Белое высотное здание.
   Подседерцев молча выжидал, что будет дальше. "Я не Ролдугин, меня  на
мякине не проведешь! - подумал он, не сводя взгляда с лица женщины, глаз
она еще не открывала. - Сначала надо искать рациональное  объяснение,  а
уже потом, если его нет... Лучше не искать  вовсе!  Фантазия  от  версии
отличается одниммерой реальности. Дай себе волю, в бытовом  убийстве  по
пьяни первым делом начнешь подозревать марсиан.  А  моя  версия  проста.
Если верить досье, Майя долго работала на МВД Союза, с Ролдугиным и  его
людьми почти три года общается, кто-то  мог  и  ляпнуть,  где  находится
госпиталь ФСБ. А догадаться, что Кольку с приступом язвы повезут  именно
туда, для этого не надо быть Кашпировским".
   - Вы мне  мешаете!  -  Майя  нервно  дернула  плечиком.  -  Спокойно,
спокойно...
   - Она крепче зажмурилась, веки сделались  морщинистыми,  сразу  выдав
возраст. - Двухместная палата на третьем этаже. Да... Ваш человек  лежит
у окна. У окна...
   - Она распахнула глаза,  с  улыбкой  посмотрела  на  Подседерцева.  -
Хотите деталь, чтобы сразу поверили? У него на  тумбочке  стоит  красный
термос.
   - М-да. - Подседерцев отвалился в кресле. Термос там,  действительно,
был.
   Сам видел на прошлой неделе, когда с замом ездили навещать Кольку.
   - Внутри что-то противное. - Майя поморщилась. - Бурда какая-то.
   Мужчина взял ее за запястье, Подседерцев отметил, что зрачки  глубоко
запавших глаз на мгновение расширились, как у кошки.
   -  Майя  прекрасно  считывает  информацию,  -  произнес  мужчина,  не
отпуская ее руку, - но у нее не хватает логики, чтобы точно встроить  ее
в ситуацию. Если больной лежит в хирургическом отделении, а, как мы  уже
знаем,  иммунитет  у   него   понижен   ввиду   постоянной   алкогольной
интоксикации, почему бы не предположить, что заживление идет сложно, а в
термосе нечто, ему способствующее? Горькое и вяжущее на вкус. Так, Майя?
   - Да-а. - Она не спешила освободить руку, лишь пошевелила пальцами. -
Не мешайте... Горький, странный вкус... Напоминает сургуч.
   Подседерцев знал ответ: Великанов сам пожаловался,  что  жена  каждый
день приносит эту гадость, от которой с  души  воротит,  как  от  теплой
водки, но пить надо, хотя бы во искупление предыдущих грехов.
   - Мумие с горячим молоком, - подытожил мужчина, отпустив руку Майи.
   - Да, - подтвердила она. - Приносит женщина.
   Подседерцев покосился на притихшего Ролдугина, у того на  лице  сияла
улыбка, как у режиссера после удачного выступления любимых питомцев.
   - Коль скоро мы сдали экзамен, может, перейдем к более интересному? -
сквозь отдышку просипел пожилой мужчина.
   Подседерцев достал еще одну фотографию, протянул ему.
   - Пожалуйста, все о нем, с той же тщательностью.
   Пожилой всмотрелся в лицо на фото, брезгливо скривился, передал Майе,
та склонила голову набок,  хмыкнула  и  передала  мужчине.  Тот  смотрел
дольше  всех,  потом  поднял  на  Подседерцева  недоуменный  взгляд.  До
молодого карточка не дошла.
   Вернее, едва прикоснувшись - фото лежало лицевой стороной вниз, -  он
придвинул его к Подседерцеву.
   - О мертвых или хорошо, или никак, - усмехнулся он.
   - Этот человек мертв? - удивился Подседерцев.
   - Уже давно, - ответил мужчина.
   - Ребята, ну почему сразу же мертв? - встрепенулась Майя. - Возможно,
он находится в коме. Поэтому мы его и не чувствуем.
   - Скажи еще, что  его  заключили  в  магический  круг!  -  поморщился
мужчина. - Он не может быть в  коме.  Подумай  сама,  почти  полгода  не
подавать признаков жизни, имея за спиной такой четкий образ смерти!
   - В тебе говорит несостоявшийся  медик,  -  обиделась  Майя.  -  А  я
считаю, что в нашем мире возможно буквально все. Бесконечность Вселенной
предполагает бесконечное число вариантов в ней. Почему ты рассматриваешь
всегда лишь один?
   Кстати, в коме можно пробыть и дольше!
   - Только под аппаратом искусственной жизни, моя дорогая, - начал было
мужчина, явно задетый, но тут вмешался пожилой:
   - Он мертв. Мертв давно. Тело успело разложиться.  -  Он  восстановил
дыхание, потом продолжил:
   - Этот человек - убийца. За это и поплатился.
   - Нет, Леонид Матвеевич, - перекинулась на него  Майя.  -  Солдат  не
убивает, а отнимает жизнь у врагов. Это принципиальная  разница.  Просто
он чрезмерно отяготил карму, и Колесо Сансары совершило свой оборот.
   Следом она выдала длинную фразу,  сплошь  состоящую  из  санскритских
слов.
   Мужчина вступил в спор, Ролдугин поддакнул ему - и понеслось.
   Подседерцев  молча  разглядывал  фото:  открытое  мужественное  лицо,
короткий бобрик выгоревших волос. Майор Слободин, без вести пропавший  в
Чечне. Он вытер холодную испарину со лба.  Поймал  острый,  испытывающий
взгляд молодого. Тот по-прежнему сидел вполоборота к столу, демонстрируя
свою полную непричастность к набиравшему обороты спору. Ждал, явно  ждал
продолжения.
   Подседерцев набычился, как боксер перед рывком на противника.  Внутри
медленно закипала злоба.
   "Птички божьи, блаженная нищета! Всегда рядом, всегда готовы, закатив
глазки,  давать  прогнозы,  но  никогда  не  разделят   ответственности.
Цацкаться с ними может только Ролдугин, сам уже умишком  тронулся.  Либо
мы их используем в конкретных целях, либо они нас заставят реализовывать
свои бредовые видения".
   - Попрошу минутку внимания! -  Подседерцев  дождался,  пока  спорящие
замолчат. - Скажу сразу, я не  отношусь  к  тем,  кто  огульно  отрицает
нетрадиционные методы. Иначе меня бы здесь не было. Конечно, я не  столь
эрудирован в этих вопросах. - Последовал кивок в сторону Ролдугина. - Но
только  что  имел  возможность  убедиться,  что  они  открывают  широкие
перспективы в нашей непростой работе.  -  Он  обвел  взглядом  притихших
экстрасенсов, убедился, что вступление произвело должное впечатление.  -
А теперь к делу. Нам удалось  вычислить  преступную  группу,  готовившую
крупный теракт в Москве. - Подседерцев  соврал  привычно  и  легко,  как
умеют только опера. - Исполнителей мы умеем находить и  брать.  Но  меня
интересует организатор. К сожалению, у нас  ничего  на  него  нет,  даже
словесного портрета. Человек этот чрезвычайно опасен.  Умен,  расчетлив,
жесток. Умело манипулирует исполнителями. Но он  ими  легко  пожертвует,
стоит нам сесть ему на хвост.
   - В каком смысле пожертвует? - переспросила Майя.
   - Убьет, - коротко ответил Подседерцев. - Он будет  подбрасывать  нам
труп за трупом, чтобы еще  больше  запутать  следы.  Мы  хотим  избежать
ненужных жертв и не  потерять  темпа.  Поэтому  я  обращаюсь  к  вам  за
помощью. Возможно ли его вычислить?
   - Возможно все, но вероятность отдельно взятого события бывает крайне
мала. - Мужчина принялся поглаживать высокие залысины.
   "Ты хоть понял, что сказал?" - чуть не сорвалось у Подседерцева.
   Пожилой закряхтел, подтянул  короткие  ноги,  перевалился  в  кресле,
вытянул на столе руку.  На  сгибе  локтя,  отметил  Подседерцев,  сально
отсвечивала полоска пота.
   - Вы употребляете единственное число, Юрий Михайлович.  А  между  тем
речь, насколько я понял, идет о преступной группе.Что это -  ошибка  или
позиция? - поинтересовался он.
   - Любая организация - продукт невроза ее лидера, -  после  секундного
размышления ответил Подседерцев. - Армия Наполеона - это  лишь  средство
для  удовлетворения  амбиций  Наполеона.  Поэтому  меня   прежде   всего
интересует лидер.
   - Понятно. - Пожилой мужчина удовлетворенно кивнул. - Дайте мне  вашу
руку.
   -  Он  пошевелил  короткими  пальцами.  Прикасаться  к  этой   пухлой
лягушачьей ладони не хотелось,  но  Подседерцев,  поборов  брезгливость,
положил сверху свою широкую ладонь, полностью накрыв лягушачью лапку.  -
Вы непосредственно связаны с этим делом. Думайте только  о  нем.  Ничего
говорить не надо. Просто думайте.
   Чтобы  сконцентрироваться,  пришлось  закрыть  глаза.  Сначала  мысли
путались, потом он заставил себя вспоминать все этапы, один  за  другим.
Хотел начать со звонка в приемную ФСБ, но память сама собой перекинулась
на секретное совещание на скамейке у дома Шефа. Лишь  потом  все  пошло,
как в кино, кадр за кадром, эпизод за эпизодом.
   Он не видел, как второй рукой пожилой мужчина нащупал кисть  женщины,
сжал.
   Та откинула голову и закатила  округлившиеся  глаза,  как  неожиданно
заснувшая птаха.
   Подседерцев почувствовал, что из-под его ладони выскользнула холодная
лапка, и открыл  глаза.  Сразу  же  встретился  с  пристальным  взглядом
женщины.  Майя  свободной  рукой  поднесла  к  губам  сигарету,  сделала
несколько коротких затяжек.
   - Достаточно, Леонид Матвеевич. - Она освободила кисть, поморщившись,
растерла следы пальцев, оставшиеся на коже.
   - Приговор?  -  с  трудом  усмехнулся  Подседерцев,  скрыв  нехорошее
ощущение,  будто  проснулся  рядом  с  чужим  человеком,  страшновато  и
неприятно от собственной беззащитности, и мыслишка точит-а вдруг  что-то
болтал во сне, вдруг выползло наружу так хорошо скрываемое днем.
   - Только не сейчас, - отрицательно покачала головой Майя. - Мне  надо
принять меры защиты. Сейчас - просто опасно.
   - Да? - насторожился Подседерцев, слишком уж явен был испуг женщины.
   - А я - пас. - Леонид Матвеевич  достал  платок,  принялся  тщательно
растирать взмокшее лицо.
   - Я  попробую,  но  результат  не  гарантирую.  -  Мужчина  о  чем-то
задумался, потом добавил:
   - И уж точно не сейчас. Время и место абсолютно не соответствуют.
   -  Может,  объясните  бестолковому?  -   Подседерцев   повернулся   к
Ролдугину, как главному режиссеру этого театра абсурда.
   - Действительно, друзья, почему бы сразу не сказать Юрию Михайловичу,
что вы жутко напуганы? - раздался насмешливый голос.
   Подседерцев резко повернулся к молодому.
   - Поясните!
   -  Думаю,  выражу  общее  мнение,  -  тот  сделал  небольшую   паузу,
достаточную, чтобы пробежать взглядом по  лицам  коллег.  -  Ваш  клиент
находится под защитой сил Зла.  Как  будто  его  укрыли  черным  плащом.
Считать какую-либо информацию о нем чрезвычайно  затруднительно.  И  без
предварительной подготовки просто опасно.
   - Да, такое случается, - подал голос Ролдугин. Но  Подседерцев  никак
не отреагировал, продолжал смотреть на молодого. Тот указал  глазами  на
дверь, губы чуть дрогнули в мимолетной  улыбке.  Подседерцев  догадался,
что тот хотел сказать.
   - Хорошо, - обратился он к остальным. -  Когда  и  где  это  возможно
сделать?
   - Только не здесь и не сейчас, - почему-то потупила глазки Майя.
   - Я работаю дома, - сказал мужчина.
   -  А  я  даже  не  собираюсь  участвовать.  Здоровье,  простите,   не
позволяет, - прохрипел пожилой.
   - В таком случае, не смею задерживать. - Подседерцев решил  побыстрее
закрыть этот балаган. - Буду рад любому, подчеркиваю, любому результату.
   Подбросишь  товарищей  до  дома?  -  обратился  он  к  Ролдугину.   В
предстоящей беседе в его консультациях и комментариях не нуждался. - А я
пока чайку поставлю.
   - Лучше кофе, - обронил молодой, не  сделавший  ни  малейшей  попытки
встать.
   Пока закипал чайник, Подседерцев рассматривал  на  мониторе  одинокую
фигуру, застывшую у окна. Молодой человек ни  разу  не  пошевелился,  не
говоря уже о том, чтобы пройтись по комнате, поинтересоваться книгами на
полках, а заодно и глазком видеокамеры, которую он, вроде бы,  вычислил.
Нет, он стоял неподвижно, свет, бивший из окна,  не  позволял  различить
деталей, и казалось, что он плотно завернулся в черный плащ.
   "Становлюсь мистиком, - усмехнулся Подседерцев. - А как им  не  стать
при таких совпадениях!"
   Молодого человека звали Виктором Павловичем Ладыгиным. Судя по  досье
Ролдугина,  окончил  мединститут   с   красным   дипломом,   ординатуру,
дипломированный психиатр, увлекся  парапсихологией,  из-за  чего  сломал
карьеру  врача,  занялся  экспериментальной  наукой,  за  что  вместе  с
руководителем, неким Мещеряковым, был сослан  в  глубокую  провинцию,  в
Заволжскую психбольницу. Но не пациентами, слава богу. Там, на маленьком
острове, в кельях старого  монастыря  развернулись  вовсю,  благо  дело,
надзора никакого не было. Клинику неожиданно ввиду безденежья прикрыли-,
и два  эскулапа  вынырнули  в  Москве.  За  год  с  небольшим  Мещеряков
наверстал упущенное, став академиком  двух  самозваных  академий,  издал
пару книг и отметился на международном конгрессе. Виктор предпочитал  до
сих пор держаться в тени, хотя  его  незаурядные  личные  способности  и
научные труды  высоко  оценили  все,  кто  получил  возможность  с  ними
ознакомиться.   Официально   Мещеряков   с   Ладыгиным    числились    в
исследовательском центре при крупном концерне. Отдавали кормильцам  лишь
малую толику знаний и опыта: тестировали операторов сложных  технических
комплексов, выдавали прогнозы аварийности  трубопроводов  и  по  личному
заказу хозяина концерна готовили психологические портреты его  партнеров
и конкурентов.
   Это все, что  знал  Ролдугин.  Подседерцев  знал  больше,  но  вместо
привычного чувства превосходства опера над персонажем  досье,  почему-то
изнутри росла тревога. Такие пересечения редки и  до  крайности  опасны.
Ладыгин был мужем, правда  бывшим,  некой  Насти  Ладыгиной  <См.  роман
"Угроза  вторжения".>,  по  папе  -  Столетовой.  Именно  эта   пигалица
вычислила Крота, но не  успела  доложить  об  этом  вездесущему  Белову,
потому что попала под бандитские пули. Но тот все равно узнал о Кроте  и
закусил  удила.  Операция  по  поиску  денег  Дудаева,  с  таким  трудом
закрученная Подседерцевым, дала сбой, и пришлось  срочно  рубить  концы.
Настю от "зачистки" спасло лишь то, что в это время она болталась  между
жизнью и смертью, а потом еще долго  отлеживалась  в  психушке,  поэтому
временно вышла из игры, а когда вынырнула на  свет,  реальной  опасности
уже не представляла.
   "Вот такие пересечения, - подумал Подседерцев. - Интересно, он знает,
что  его  жизнь  стала  условием  договоренности  между  мной  и  некими
вежливыми господами? Что мы  вместе  обсуждали,  какие  концы  отрубить,
чтобы избежать провала "по цепочке",  и  лишь  здравый  смысл  остановил
пулю? Эх вы, всеведущие!
   Знали бы, в каком мире живете, давно бы повесились. Блаженные  нищие,
ясновидящие слепцы!"
   Подседерцев внес поднос с чашками и сахарницей. Поставил на стол.
   Виктор  обернулся,  сел  на  свое  место.  На  этот   раз   полностью
развернувшись лицом к собеседнику.
   "И то - дело", - отметил Подседерцев, подвигая к нему чашку.
   - Кофе, к сожалению, растворимый.
   - Не суть важно, главное - кофеин. - Виктор сделал маленький  глоток.
- А что, вкусно!
   - Почему вы остались? - сразу же  пошел  в  атаку  Подседерцев,  едва
опустившись в кресло.
   - Скорее, зачем, - поправил его Виктор. - Затем же, зачем вы отослали
вашего коллегу. Нам необходимо поговорить с глазу на глаз. Разве  вы  не
согласны?
   Подседерцев, чтобы не упускать инициативу, зашел с другой стороны:
   - Я действительно положил на вас  глаз.  Мне  вы  показались  гораздо
серьезнее этих. - Он, презрительно скривив  губы,  кивнул  на  пустующие
кресла. - Но зачем же так демонстрировать свою инакость?
   - Видите ли, в чем дело, Юрий Михайлович. - Виктор усмехнулся. -  Нет
в том моей вины. Вам понять сложно, но мои коллеги создали  коллективную
ауру, а меня в нее не включили. Зрительно, может, это и  незаметно,  но,
поверьте, прекрасно ощущается.
   - Мне показалось, что вы особо и не горите желанием присоединиться  к
этой ауре.
   -  А  зачем?  -  неподдельно  удивился  Виктор.  -  Мы-люди   разные,
придерживаемся   диаметрально   противоположных   взглядов,   зачем   же
устраивать коммунальное общежитие? Я, конечно, не ставлю под сомнение их
профессиональные данные.
   - А в чем же разница? - Подседерцев применил известный прием - "пусть
пока говорит, о чем болит, а ты  мотай  на  ус".  Больше  всего  человек
раскрывается, когда обсуждает других.
   - Они - люди,  идущие  по  спирали.  Путь  достойный,  но  уж  больно
медленный.
   Изменения происходят незаметно, поэтому  человек,  не  сознавая,  что
стал другим, тащит на себе  ненужный  багаж  прошлого  опыта.  От  этого
движение еще больше замедляется, а рано или поздно  прекращается  вовсе.
Тогда  или  катятся  вниз,  или  всеми  силами  п