он  веку
кривая убийств держалась лишь за счет пьяной бытовухи. Отсюда и привычка
распахивать двери перед каждым позвонившим.
   Муромский замер на пороге, удивленно разглядывая гостью. Всякий  раз,
сталкиваясь с красивой  женщиной,  Муромский  на  секунду  столбенел,  и
взгляд его делался по-детски беспомощным. Некоторым нравилось, но  Лилит
ничего приятного не находила в том, что с  тебя  не  сводят  маслянистых
тюленьих глаз.
   - Муромский, мог бы и одеться, если ждешь даму, - капризным  голоском
произнесла Лилит.
   По случаю жары Муромский работал  в  одних  шортах,  и  черный  ворс,
покрывавший все тело, был заляпан разноцветными  капельками  краски.  На
огромной загорелой лысине красовался отпечаток руки.
   - А, это ты. Не узнал. - Муромский отступил  назад.  -  Проходи.  Как
договорились, ненадолго.
   Лилит переступила через порог, в квартире бывала  не  раз,  сразу  же
повернулась налево, поправила перед зеркалом парик.
   - Как я смотрюсь?
   - Похожа на героиню из "Криминального чтива". -  Муромский  захлопнул
дверь, встал за спиной у Лилит, сунул руки в карманы шорт.  -  Вообще-то
тебе идет. - Он оценивающе осмотрел ее с головы  до  ног.  Черные  узкие
брючки,  белая  рубашка  навыпуск,  прямые  длинные  волосы   до   плеч,
"кокаиновый" макияж и черный лак на острых ногтях.  -  Что  это  ты  так
вырядилась?
   - Настроение  криминальное,  -  сделав  непроницаемо  лицо,  ответила
Лилит. И тут же весело рассмеялась.
   Прошла в комнату. У Муромского их было всего две, в одной он  спал  и
принимал гостей, в другой работал. У  него  хватило  ума  не  превращать
мастерскую   в   богемный   салон.   Во-первых,   отечественная   богема
предпочитает не шампанское "Клико", а портвейн "три  семерки"  со  всеми
вытекающими последствиями,  поэтому  любой  "салон"  способна  за  месяц
превратить в гибрид ночлежки с винным магазином. А во-вторых,  на  салон
высшего разряда долгое время не хватало ни связей, ни  денег.  Муромский
завоевывал Москву проверенным способом провинциалов - каторжным трудом и
фанатичным аскетизмом. Из мебели  у  него  водился  только  продавленный
диван,  пара  стульев  да  доставшийся  от  прежних   жильцов   огромный
письменный стол.
   - Минутку.  -  Муромский  проскочил  вперед,  набросил  покрывало  на
незастеленную постель. - Можешь сесть здесь.
   -  Спасибо.  -  Лилит  брезгливо  покосилась  на  пару  подушек,  еще
сохранивших вмятины от голов. - Очередная пэтэушница?
   - Ты ее не знаешь, - смутился Муромский. - С чем пришла?
   Лилит села на стул, закинула ногу на ногу.
   - Прежде всего, поздравить. Турне по всей Европе - это круто.
   - Знала бы, чего мне это стоило! - вздохнул Муромский.
   - Кто знает, сколько ты на этом заработаешь! - поддела его Лилит.
   - Как, кстати, с фильмом? - Муромский поспешил уйти от ответа. - Сама
понимаешь, как он сейчас пригодится.
   - Вот об этом и пришла поговорить.
   Муромский с беспокойством посмотрел на часы:
   - Слушай, мать, дай пять минут. Я в душ, приведу себя в божеский вид.
   - Спешишь? - насторожилась Лилит.
   - Для тебя у меня время есть... - Муромский прошлепал босыми ногами в
смежную комнату, откуда шел  концентрированный  запах  масляных  красок.
Оглянулся на пороге и добавил:
   - Но минут десять. Ладно?
   - Как  скажешь.  -  Лилит  пожала  плечами.  -  На  большее  я  и  не
рассчитывала.
 
*** 
 
   Муромский решил показать пример бережного  отношения  ко  времени,  и
через минуту сквозь шум воды в ванной уже слышался его хриплый  баритон.
Бог дал ему острый глаз, но явно  обделил  слухом.  Лилит  с  превеликим
трудом разобрала, что Муромский напевает арию из "Паяцев".
   Лилит прошла в  комнату,  служившую  мастерской.  Наклонив  голову  к
плечу,  внимательно  рассмотрела  незаконченную  картину  на  мольберте.
Подошла к столу. Из сумочки достала белые лайковые перчатки, натянула на
руки. Только после этого нажала на  кнопку  на  автоответчике.  Механизм
выщелкнул микрокассету. Лилит бросила ее в сумочку.
   В ванной после небольшой паузы Муромский прочистил  горло  и  затянул
арию Онегина.
   - Кретин, - прошептала Лилит.
   Сбросила с себя одежду. Постояла, любуясь своим отражением в  большом
старинном зеркале - самом ценном предмете в интерьере мастерской.
   Танцующей походкой прошла на кухню, задержалась там на секунду, потом
настойчиво постучала в дверь ванной.
   - Открыто, - пропел Муромский. Лилит усмехнулась и рванула дверь.
 
Дикая Охота 
 
   Лифт остановился, издав такой лязг, словно затормозил железнодорожный
состав. Дом был старый,  уважительно  величаемый  "сталинским",  а  лифт
наверняка остался еще с тех времен.
   Квартира Муромского находилась  на  последнем  этаже,  и  площадку  с
лестницей  в  лифтовую  плотно  обжили  бомжи.  Стоял  тот  неистребимый
аммиачный дух, что сопровождает париев большого города. В углу  площадки
аккуратно  лежало  немудреное  хозяйство.  кочевника:  пара  коробок   с
тряпьем, сумка-тележка с  одним  колесом  и  батарея  пустых  бутылок  -
свободно конвертируемый эквивалент денег.
   - Слушай, а что  он  их  не  прогонит?  -  поинтересовался  Максимов,
оглядывая площадку.
   - Говорит, жалко. Он их даже  подкармливает.  -  Вика  принюхалась  и
брезгливо  передернула  плечиками,  чуть   приоткрытыми   полупрозрачным
топиком.
   Максимов покрутил пальцем у виска.
   - Ничего, ничего. На покупателей  действует.  Имидж  у  Юры  такой  -
художник, вырвавшийся в люди из бомжей.
   - А разве это не так?
   - О! - состроила гримаску Вика. - Кем бы он был, если бы  Великая  не
указала на него пальцем.
   Максимов не стал спорить. Шагнул к двери квартиры Муромского.  И  тут
подъезд наполнился истошным собачьим лаем.  Максимов  отдернул  руку  от
звонка, оглянулся.
   - У него?
   - Нет, у соседей. - Вика указала на  бронированную  дверь  справа.  -
Сами чокнутые и собака у них такая же. Они ее в ванной  запирали,  чтобы
евроремонт не загадила, вот у пса крыша и поехала.
   -  Клаустрофобия,  -  поставил  диагноз   Максимов.   Прислушался   к
истеричному лаю. Задумчиво покачал головой. - Что-то не так. - Он бросил
взгляд на часы,  они  приехали  минута  в  минуту,  хватило  лишь  одной
магической фразы Вики: "Везу клиента с деньгами",  чтобы  Муромский  дал
согласие на встречу.
   Лай неожиданно перешел в протяжный вой.
   Максимов толкнул Вику в плечо.
   - Быстро на два этажа ниже! - прошептал он. - Вызывай лифт, удерживай
дверь и жди меня.
   Нагнулся, выхватил из-под штанины стилет, из-за жары пришлось  надеть
рубашку с коротким рукавом, а  ножны  закрепить  на  лодыжке.  Чтобы  не
оставить "пальцев", вдавил кнопку звонка рукоятью стилета. Звонил больше
для проформы, все внутри  уже  захолодело  от  предчувствия  беды.  Едва
затихло эхо долгого звонка, способного разбудить даже мертвецки пьяного,
Максимов всадил стилет в щель, отжав собачку замка.
 
Лилит 
 
   Хан ждал ее за столиком  летнего  кафе.  Лилит  не  без  удовольствия
отметила, что все, как по команде, повернули головы, стоило ей подняться
по ступенькам на открытую  площадку.  В  черных  очках  она  еще  больше
походила на оторву Иму Турман из "Криминального чтива". Рты приоткрылись
у всех, без разницы, смотрел он фильм или нет. Только лицо Хана осталось
непроницаемо спокойным.
   - Можно? - Лилит взяла стаканчик Хана,  сделала  несколько  маленьких
глотков. Отставила.  На  белом  краешке  остался  черно-фиолетовый  след
помады.
   - Заказать что-нибудь? - спросил Хан.
   - Нет. - Лилит закурила.
   Хан положил локти на стол, придвинулся ближе.
   - Как прошло?
   - Класс! - Лилит чуть растянула в улыбке темно-фиолетовые губы.
   - Я смотрю, тебе понравилось.
   - Это чистая необходимость, как  с  Ниной.  Муромский  слишком  много
трепал языком. Где гарантия, что он не ляпнул бы на вернисаже  или,  еще
хуже, не ткнул бы в меня пальцем? Я обрубила еще одну ниточку, только  и
всего.
   - Черному это может не понравиться.
   - Да? Только что я увеличила стоимость работ Муромского в десять раз.
И те работы, что Черный увез в  Испанию,  сейчас  стоят  больших  денег.
Пусть спасибо скажет. Это, кстати,  будет  одной  из  версий.  Художники
перед решающей выставкой просто так не умирают. Прокуратура ухватится за
этот след, можешь мне верить. А во-вторых, будут отрабатывать  всех  баб
Муромского. Их было столько, что года не хватит...
   - Почему именно женщин?
   - А вот об  этом  я  позаботилась.  -  Лилит  ткнула  горящий  кончик
сигареты в стаканчик. - Поехали, пообедаем где-нибудь.  У  меня  аппетит
разыгрался. Только заскочим домой, я переоденусь.
   Она встала первой. Хан скользнул взглядом по ее белой рубашке.
   - Ни пятнышка крови. Как это у тебя получилось?
   - Учусь, Хан.
   Она взяла его под руку.
   Оставшиеся в кафе долгим взглядом проследили за удаляющейся парочкой.
   Лилит была уверена, что, если опера начнут  отрабатывать  окрестности
вокруг  дома  Муромского,  описания  красивой  и  странной   незнакомки,
выпорхнувшей из подъезда и отметившейся в кафе, совпадут до деталей,  но
ничего общего с реальной Лилит иметь не будут. Трюк старый,  применяемый
только  матерыми  преступниками:  чем  лучше  запомнят,  тем  хуже   для
следствия.
 
Дикая Охота 
 
   Максимов затолкнул Вику в машину, пристегнул ремнем  к  сиденью.  Она
еще не пришла в себя от бега вниз по  лестнице.  Спустившись  до  пятого
этажа, Максимов вытащил ее из лифта и бегом погнал впереди себя.
   - Что случилось? - Вира едва переводила дыхание.
   - Ничего страшного. Но нам лучше рвать  отсюда  когти,  -  как  можно
спокойнее ответил Максимов.
   Тронулся плавно, но едва  машина  набрала  ход,  рванул  от  дома  на
третьей передаче. Решил в центр возвращаться по самому долгому маршруту,
не выезжая на Ленинградское шоссе, и  ушел  вправо.  Нужно  было  время,
чтобы обдумать ситуацию.
   - Что-то с Муромским? -  прошептала  Вика.  Максимов  вывернул  руль,
обогнал едва тащившийся грузовик, выровнял машину.
   - У тебя работы Муромского есть? - спросил он, не отрывая взгляда  от
зеркала заднего вида.
   - Да. Пару листов графики и одна небольшая картина маслом.
   - Вот и береги их. Они теперь больших денег стоят.
   - В смысле?
   "В смысле, что твоего Муромского  накануне  выставки  разделали,  как
борова.
   И,  выражаясь  медицинским  термином,  засунули  его  же  собственные
гениталии в рот", - чуть не вырвалось  у  Максимова.  На  секунду  перед
глазами предстала жуткая картина:  белый  кафель  в  кровавых  разводах,
ванна, едва вместившая тело, струи душа  секут  по  распахнутым  мертвым
глазам и никак не могут смыть кровь, хлещущую из разреза на горле,  края
ран на теле уже побелели от воды, но  внутри  них,  как  в  раскрывшихся
створках раковин, еще дрожала бурая слизь.
   - Куда мы так гоним? - Вика завозилась в кресле, бросила на Максимова
тревожный взгляд.
   Он очнулся, сбавил газ, плавно свернул в переулок.
   - На Арбат.
   - Этой дорогой? - удивилась Вика.
   - А мы не ищем легких путей, - холодно усмехнулся Максимов. - Дай мне
телефон, пожалуйста.
   Вика потянулась к поясу, где в чехольчике  висел  мобильный  телефон.
Рука замерла на полпути.
   - Ты так и не ответил, что там  произошло.  Разве  я  не  имею  права
знать, во что вляпалась?
   - Кто-то отправил его в Нижний мир. Я достаточно  ясно  выразился?  -
Максимов посмотрел на нее так, что Вика послушно протянула  мобильный  и
отвернулась к окну, когда Максимов стал свободной рукой набирать номер.
 
   Экстренный вызов Сильвестру
   Срочно личный контакт. Через тридцать минут жду на "Вокзале".
   Олаф
 
Глава двадцать пятая 
 
НИЖНИЙ МИР 
 
Профессионал 
 
   Белов прослужил достаточно, чтобы не ожидать цветов, премии и  ордена
за лихо взятый след. Всегда найдутся люди, которым  чужой  успех  -  как
шило в задницу. И по закону подлости большая часть этих.  людей  -  твои
прямые и непосредственные начальники.  Теперь  они  активно  совещались,
соображая, как жить дальше под угрозой крупного теракта.  Лишь  опера  в
отделе искренне порадовались за коллегу,  но  возникший  было  энтузиазм
быстро угас под гнетом успехом же спровоцированной текучки.
   Белов посмотрел на часы. Полтретьего. В животе урчало, а  возможности
выскочить перекусить не было. Большую часть оперов разогнали  по  городу
добывать информацию. Оставшиеся обрабатывали уже полученную и  принимали
по телефонам свежую.  Розыск  вступил  в  неприятную  стадию  ажиотажной
отработки версий.
   В пишущей машинке кончился лист,  Белов  потянулся  за  новым,  потом
передумал.
   - Рука бойца колоть устала, - проворчал он, разминая отекшие пальцы.
   Печатать приходилось самим. Девчонки из машбюро самую срочную  бумагу
возвращали не раньше чем через неделю. Оно и понятно, у них кроме работы
еще масса других проблем. В таких  условиях  не  то  что  человек,  даже
обезьяна научилась бы тыкать пальцем в клавиши.
   Единственное, что грело душу, - не он один сейчас  потел  за  пишущей
машинкой. Поиск несся вперед, как комета, волоча за собой  шлейф  бумаг.
Где-то в следственном отделе сейчас строчили машинки,  протоколируя  для
начальства  и  грядущих  поколений  показания  Павла   Волошина.   Белов
усмехнулся,  представив,  как  сейчас  закипают  мозги  у  следователей,
выслушивающих Павла. Ребят ему стало искренне жаль.
   В дверь постучали.
   - Входите! - Белов откинулся в кресле, радуясь  законной  возможности
отвлечься от писанины.
   - Это я, Игорь Иванович.
   Барышников  плюхнулся  в   кресло,   тяжело   сопя,   вытер   пот   с
раскрасневшегося лица.
   Белов, поймав его жадный взгляд, налил воды  из  графина,  подтолкнул
стакан по гладкой столешнице. Дождался, пока Барышников выпьет  до  дна,
лишь потом спросил:
   - Как?
   - Жара.
   - Я не о погоде, старый!
   - Нормально. Отработали на сто процентов. - Барышников полез в карман
за сигаретами. - В фирмах, где Волошин колымил, побывали.  Жилой  сектор
отработали.
   С ментами, само собой, накладка вышла.
   - Что там еще? - насторожился Белов. Барышников  чиркнул  зажигалкой,
чертыхнулся, с трудом отодрав фильтр сигареты от спекшихся губ.
   - Совсем нюх потеряли. Я на такое гонкое дело  молодняк  посылать  не
решился, сам пошел в ментовку. Побазарили с операми за жизнь. А когда  я
к сути перешел, знаешь, что мне их старший сказал? - Барышников выдержал
паузу.   -   Сказал,   что   если   этим   квартирным   "висяком"    ФСБ
заинтересовалась, то он вмиг организует виновных из числа содержащихся в
изоляторе. Хочешь - наркош, хочешь - бомжей, а если надо, то из  недавно
откинувшихся, кто по зоне не успел соскучиться. И добровольное признание
гарантирует. Такие дела. Нам это надо?
   - На хрен! - отрубил Белов.
   - И я так подумал, - вздохнул Барышников. - Еле отговорил ретивого. А
то он сейчас уже гнал бы сюда колонну клиентов. Помнишь, как  немцев  по
Москве вели?
   Белов отхлебнул из своей кружки остывший кофе, сунул в рот  сигарету,
но прикуривать не  стал  -  с  утра  в  левом  боку  поселилась  нудная,
непроходящая боль.
   - Ты дело-то у них посмотрел?
   - А как же! И выписки сделал. Но,  Иваныч,  поверь  мне  на  слово  -
"висяк" это классический. Даже удивляюсь, зачем  они  у  него  заявление
взяли. Ничего, кроме компьютера, не помыли. Следов нет.
   - А у него и брать-то нечего, - кисло улыбнулся Белов.
   - Что говорит о том, что не хату  ставили,  а  пришли  по  конкретной
наводке за конкретной вещью. - Барышников запыхтел сигаретой, пуская дым
через нос. - Вывод мне делать?
   - Тут и дураку ясно, что надо трясти  ближайшее  окружение.  -  Белов
черкнул  на  бумажке  "позвонить  Лене",  отложил  ее  в  сторону.  -  А
компьютер?
   - Можно попытаться, - протянул Барышников. - Но менты по  этому  делу
работать не будут. Они там все на ушах стоят. Им  только  что  трупешник
нарисовали, да еще какой! Прикинь, закололи мужика в ванне, понатыкали в
нем дырок-не пересчитаешь. - Барышников понизил  голос  до  трагического
шепота. - А это самое отрезали и засунули в рот.  Представляешь!  Сейчас
выясняют, задохнулся он или от ножевых ран помер.
   Рука Белова сама собой дернулась проверить, на месте ли  его  мужское
достоинство.
   - Ни фига себе! - только и смог выдавить он.
   -  Известного  человека,  кстати,  оприходовали.  Какой-то   художник
Муромский.
   Так что, Игорь  Иванович,  ментам  не  до  прошлогоднего  компьютера.
Активность, конечно, сымитируют, но работать ни хрена не будут.  Надо  с
другого бока заходить.
   - Выкладывай, старый! - Белов уже взял себя в руки. - Я же  по  твоей
хитрой роже вижу, что уже что-то наколбасил.
   - Не наколбасил, а проявил разумную инициативу. Которую прошу  задним
числом одобрить. - Он  дождался,  пока  Белов  кивнет.  -  Благодарю  за
доверие. Так вот, пока мои  орлы  шестерили  по  соседям,  я,  устав  от
общения с краснознаменной московской  ментовкой,  инициативно  вышел  на
контакт  с  Борисом  Борисовичем  Селезневым.  Благо   дело,   это   его
территория.
   Белов медленно раскрошил  сигарету  над  пепельницей,  потом  свернул
бумагу в тугой жгутик, дернул, порвав надвое.
   Борис Борисович Селезнев, перекрещенный братвой в Гуся, за долгие, но
правильно  проведенные  ходки  пользовался  заслуженным  авторитетом   в
криминальных кругах. А в последнее время, в силу произошедших  в  стране
перемен, стал набирать вес и  в  легальном  мире.  На  подмандатной  ему
территории, над которой он был поставлен смотрящим,  без  его  ведома  и
согласия  не  проходила  ни  одна  сделка  и  не  совершалось  ни   одно
преступление. И само собой, за все отстегивался процент  на  поддержание
воровской идеи в головах уголовной шушеры и на  удовлетворение  растущих
потребностей криминальной элиты.
   Операцию, в которой жизнь свела Белова и Гуся к вершинам оперативного
ремесла не относилась. Да и знали о ней лишь заинтересованные  лица.  Но
ее вполне хватило, чтобы и без того не страдавший иллюзиями Белов понял,
куда он вернулся и в какой клоаке теперь предстояло барахтаться до конца
дней.
   Сложными ходами, на каждом этапе гарантируя надежность, Белова вывели
на Гуся. Разговор занял всего полчаса, но в  результате  на  подъезде  к
Москве вырос красавец терминал для  международных  автофургонов.  Кто-то
передал банку на прокрутку бюджетные деньги, банк кредитовал ими  фирму,
построившую терминал, таможня  открыла  там  свой  пост,  кто-то  открыл
мотельчик с баньками-саунами,  кто-то  -  закусочную,  кто-то  развернул
службу безопасности. Все поимели свой гешефт, но эти все  были  свои.  А
следить а порядком у кормушки назначили Гуся.
   Потому что контрабанда, бензин, водка и девочки требуют присмотра.  А
большие  дяди,  создавшие  очередное  незарегистрированное   акционерное
общество, с партийных времен к текучей работе испытывали отвращение,  их
делом и коньком было общее руководство.
   За "добро" от Гуся малохольный бизнесменчик, на  чью  фирму  оформили
терминал,  заплатил  Белову  десять  тысяч,  три  из  которых  достались
Барышникову - операцию крутили вдвоем. Сам Белов считал операцию  чистой
проформой, вроде оформления бумажек в Регистрационной палате. Все  давно
решили без него и без Барышникова. Они были лишь пешками. Но если пешкам
платили столько, то лучше было не думать, сколько же осело и  продолжало
оседать в карманах своих.
   Деньги Белов  взял,  решив  создать  личный  оперативный  фонд.  Если
зарплату операм платили так и столько, что вставал вопрос  о  поголовной
комиссации ввиду необратимой дистрофии, но голодных  обмороков  пока  не
отмечалось, а работа, несмотря ни на что, шла своим чередом,  то  только
дурак не сообразит, что все  имели  личные  фонды.  И  все  считали  это
нормальным, плодя и. опекая "фирмы друзей". Но рано или поздно  догоняло
осознание, что не на дело берешь, а на жизнь,  что  превратил  работу  в
кормушку, по примеру тех, кто п