иваясь  мимо.  На  всякий  случай.  А
понимать можно, как хочешь.
   Поняла она правильно, уступила дорогу ровно  настолько,  чтобы  грудь
скользнула  по  локтю  Белова.  Прикосновение  вызвало  у   Белова   тот
специфический  ожог,  по  которому  он  сразу  же  определял,  стоит  ли
продолжать  знакомство.  Если  верить  Джунам  и   прочим   толкователям
непознанного, в  эти  секунды  его  поле  коротило  с  полем  женщины  и
проскочившая между ними искорка несла в себе всю информацию  о  прошлом,
настоящем и будущем. Так это или нет, Белов  не  знал,  в  дебри  теории
никогда не забирался, но опыт и что-то  неясное,  что  приходит  с  ним,
всегда достаточно точно позволяли предчувствовать, будет толк или нет.
   В туалете, где можно было угореть от навязчивого запаха  дезодоранта,
Белов невольно почесал локоть.  Кожу  на  месте  прикосновения  к  груди
малолетней воительницы жгло, словно крапивой.
   -    Куда?    -     спросил     Белов,     когда     выбрались     из
стерильно-дезодорированного нутра "Макдональдса". На душе было  неуютно,
незнакомку не нашел ни на лестнице, ни  в  зале.  "Мелочь,  конечно,  но
неприятно. Хотя, если разобраться, на фига она мне?"
   - Ну, ежели пить больше не тянет... - Барышников покосился на Белова,
тот не раздумывая отрицательно помотал головой. - И я того же мнения. По
домам? - Он протянул Белову ладонь.
   Белов чуть задержал его ладонь в своей.  Момент  был  самый  удачный,
Барышников явно расслабился.
   - Завтра жду рапорт, Миша. Не надо тянуть, рвать так рвать.
   Благодушные глазки Барышникова на секунду сделались когтистыми, как у
кота, услышавшего скребок мыши.
   - Я понимаю, это как зуб рвать. Давно пора, но решиться  надо.  -  Он
отвел взгляд.
   - И долго ты решаться будешь? - мягко надавил Белов.
   - А вот попью сегодня с гаишником, машину твою  из  неволи  освобожу,
завтра с утра опохмелюсь и на свежую голову начну думать.
   - За машину, Михаил, отдельное спасибо, -  увел  разговор  в  сторону
Белов, отметив напряженные нотки в голосе Барышникова.
   - Рано еще, - пробурчал тот.
   - Да куда он от тебя денется, старый! - Белов хлопнул того по  плечу,
подталкивая к входу в метро.  -  Ты  же  его  даже  на  служебный  "БМВ"
разведешь, если в настроении будешь.
   - Ну так уж на "БМВ"!  -  хохотнул  польщенный  Барышников,  смущенно
потупив глазки.
   - Ладно, старый, пока!
   - А ты разве не в метро? удивилсяБарышников.
   - Не, пройдусь до Маяковки.  Красота  кругом  какая!  -  Белов  обвел
широким жестом гомонящую площадь.
   - Сто долларов штука, - уточнил Барышников, хитро подмигнув.
   - Да я уж вприглядку как-нибудь, -  отшутился  Белов.  -  До  завтра,
старый!
   Он сделал Барышникову  ручкой  и  пошел  вдоль  парапета,  косясь  на
коллегу, медленно спускавшегося по ступенькам в переход.
   Последняя фраза была с тонким намеком. Если Барышников приплел брата,
чтобы "подпустить слезу" в заказной разговор, то легенду  с  увольнением
ему предстояло отрабатывать на полную катушку.
   "Ничего, ничего, пусть покрутится! - подумал Белов. - Я его  за  язык
не тянул, сам подставился. Может, я и  перегнул  палку...  Вполне  может
быть, что старый  решил  свалить.  Но  уж  лучше  перестраховаться,  чем
просчитаться. Опер, как работник торговли,  должен  ошибаться  только  в
свою сторону. Этому меня учить не надо".
   Он резко  свернул  в  арку  между  сберкассой  и  книжным  магазином,
уступившим половину торговой площади под одежду от  Кельвина  Кляйна.  В
переулке уже залегли густые синие тени.  С  Тверской  доносились  голоса
прохожих и мерное урчание машин. Белов прошел немного вперед и  замер  в
темном пятне тени от дерева. Мял в пальцах сигарету, ждал.  От  арки  за
ним должны были пойти,  наружка  не  любит  резких  телодвижений.  Между
дружным метанием по квадрату Пушкинская-площадь  Маяковского  и  жертвой
одним из оперов старший группы должен  был  выбрать  последнее.  Значит,
кого-то из молодых пошлют следом с явной угрозой засветиться.
   "Пусть я параноик, но не дурак  же  окончательный!  Не  бывает  таких
совпадений. Не бывает! - отчеканил он по слогам. От напряжения из головы
разом улетучился вязкий пивной хмель. -  Хорошо,  допустим,  наружку  за
мной не пустили.
   Но весь же день  щупают,  как  телку  за  вымя.  Я  нутром  чувствую,
начинается".
   В переулок вошла парочка, едва пройдя сквозь арку, прижались  друг  к
другу.
   Белов не мог разглядеть, чем они там  занимаются.  Возможно,  любовь,
возможно,  импровизация  наружки,  намертво  запечатавшей  арку.   Тогда
проверяющего следовала ждать с другого конца переулка.
   Белов решил их спровоцировать, прикурить, ярко  вспыхнув  в  сумерках
зажигалкой, и остаться на месте. По тому, как пройдут мимо и  пойдут  ли
вообще, можно будет судить, чья это парочка: сама по себе или  "дядина".
Полез в карман за  зажигалкой  и  нащупал  плоскую  коробочку  пейджера.
Невольно отдернул руку.
   "А почему бы и нет? Прогресс не стоит на месте. "Радиактивную"  метку
на заре демократии запретили, но почему  бы  не  вмонтировать  датчик  в
пейджер.
   Кстати,  это  мысль!  -  Белов  ужаснулся  догадке.  -   Пейджер   по
сути-приемник. А если добавить слабенький передатчик, то никаких проблем
у наружки не будет.
   Посылай периодически сигнал с пульта,  пейджер  "пиликнет"  в  ответ.
Радиуса действия в пару сотен метров  вполне  хватит,  чтобы  установить
местонахождение "объекта". А дальше-ножками, ножками, как  отцы  наши  и
деды топали за клиентом".
   Он медленно раскрошил в пальцах сигарету.
   - А почему бы и нет? - прошептал он вслух. - Поиграем, у  меня  время
есть.
   Да и один черт не засну, не убедившись, что чистый.
   Вышел из укрытия, остановился, прикуривая новую сигарету, и не  спеша
пошел вниз по переулку.
 
Глава двенадцатая 
 
ОСТРОВ ЛЮБВИ 
 
Дикая Охота 
 
   Максимов разглядывал плящущие  на  потолке  тени.  Солнце  уже  давно
закатилось за крыши домов,  небо  сделалось  цвета  загустевших  сливок,
розовое  свечение,  пробившись  сквозь  взбиваемую   сквозняком   штору,
рисовало на темных стенах комнаты  яркие  живые  разводы.  Их  медленный
танец завораживал,  навевал  покой  и  сон,  легкий  и  прозрачный.  Гул
Садового кольца доносился из открытого окна, а в пустой квартире  стояла
звенящая тишина.
   Только мерное дыхание прижавшейся к груди женщины.
   Как, почему, зачем это произошло и что будет дальше? Максимов никогда
не изводил себя этими вопросами. Случилось - так  случилось.  Что  будет
дальше, узнаем. Одно знал точно. Что бы ни было, дальше будет иначе  для
каждого из  двоих.  Любая  встреча,  сколько  бы  она  ни  длилась,  это
перекресток в судьбе.
   Говорят, что в Японии есть фирма, спасающая самые безнадежные браки.
   Чуткие и многоопытные прошлыми жизнями японцы нашли  примитивное,  но
эффективное,  как  каменный  топор,  решение.  Без   психоаналитического
занудства просто вывозят пару на  островок,  где  ни  черта  нет,  кроме
камней и моря вокруг.
   Муж, готовый забить супругу до смерти,  жена,  мысленно  составляющая
формулу   отравы,   способной   отправить   к   предкам    благоверного,
выбрасываются на остров с одним одеялом и скудным запасом еды.  А  катер
отваливает. Все, абзац.
   Наверняка скандалят по привычке  под  крики  удивленных  чаек.  Потом
сидят на разных концах островка и дуются друг на друга. Самые забубенные
могут даже поделить остров на независимые государства.  Самое  странное,
что случаев убийства  среди  пациентов  ни  разу  не  было.  Потому  что
первозданная  природа  быстро  брала   свое.   Камни,   соленый   ветер,
безучастная  гладь  моря.  Ни  родственников,  ни  друзей,   ни   прочих
сочувствующих и заинтересованных лиц в затянувшемся семейном  конфликте.
Хочешь - не хочешь,  а  надо  жить.  И  в  диких  условиях  мужик  вновь
становился мужиком: шел собирать дрова, ловить рыбу, строить убежище  от
холодного ветра. Как-то само собой у него получалось отдать свой  свитер
женщине, заботливо подать руку,  переводя  через  камни,  взять  тяжелую
работу на себя. А она вдруг открывала, что приятнее всего  заботиться  о
том, кто заботится о тебе. Сидеть у  огня  и  ждать,  когда  он  придет,
замерзший, но довольный.  И  ночью,  как  ни  отбрыкивайся,  приходилось
лежать рядом, одеяло специально выдавалось одно. Любили ли они физически
друг друга в эти промозглые  ночи,  неизвестно,  да  не  так  уж  важно.
Главное,  их  души  проникали  друг  в  друга,  грели,  врачуя   сгоряча
нанесенные раны. Кончался их самый нелепый  уик-энд  в  жизни,  приходил
катер, и уплывали они с островка с  умытым  соленым  ветром  взглядом  и
просветлевшими душами.
   Вокруг  бушевал  человеческий  океан,  гибли,  запутавшись   в   тине
обстоятельств, впивались в тела себе. подобных, захлебываясь соком жизни
и  кровью,  обманывали,  блудили,   продавали   и   предавали,   любили,
спаривались, рожали, ласкали и избивали детей, выли от  безысходности  и
мечтали жить, но умирали, разорванные на атомы Океаном. Мерный рокот его
бился в стены квартиры и отступал, не в силах нарушить тишину, в которой
бились два сердца. Тихо, мерно, в лад.
   "Если Ты есть, спасибо за этот островок, - подумал Максимов, закрывая
глаза. - Что бы ни ждало впереди, спасибо Тебе".
   Он  осторожно  потянулся   за   сигаретой,   задумавшись,   прокрутил
зажигалку, она, проворачиваясь, пронырнула между пальцами  и  замерла  в
готовности выплюнуть язычок огня.
   - Некрофилия, - неожиданно сказала Вика, удобнее устраивая голову  на
его плече.
   - М-м? - промычал Максимов, чиркнув зажигалкой.
   - Я заметила, что ты иногда вот так крутишь  зажигалкой.  Машинально,
когда  задумаешься.  Психоаналитик  сразу  же   поставил   бы   диагноз:
подсознательная некрофилия.  Тяга  к  мертвечине,  любование  смертью  и
страданиями.
   - Бред, Вика. - Максимов поморщился. - Что может  знать  о  смерти  и
страданиях импотент с козлиной бородкой? Это я о Фрейде  говорю.  Как  и
все интеллигенты, он боялся смерти  и  старался  избежать  страданий.  А
жизнь без них невозможна. Да и что он  видел?  Смерть  бабушки,  которую
наутро напудрили и помыли и  в  таком  виде  передали  родне?  Страдания
гимназистки, нажравшейся серных спичек? А в Грозном  трупы  валялись  на
каждом шагу, и страдали по-настоящему, когда пуля вырывала из тебя кусок
мяса.  Только  лечить  ребят,  видевших  все  это,  станут  по   теории,
придуманной в тихом кабинете.
   - Ты там был?
   - Нет. - Свою часть "чеченской кампании" он отработал  в  Москве,  за
несколько месяцев до бойни в Грозном.
   - Обиделся?
   - Нет. Одни делают, а другие объясняют. И им никогда не  понять  друг
друга.
   Она помолчала, что-то рисуя пальцем у него на груди.
   - А ты можешь убить?
   Максимов глубоко затянулся, выверяя ответ.
   - Словами на такой вопрос не отвечают. Поэтому не верь,  если  кто-то
ответит вслух.
   Она не стала выспрашивать дальше,  вдавила  палец,  словно  поставила
точку. О чем думала, какие  письмена  выводила  на  его  коже,  осталось
загадкой.
   Максимов погладил мягкий ежик на ее голове.
   - Курить хочешь? - прошептал он. Вика взяла из его пальцев  сигарету,
затянулась, откинулась, широко раскрытыми глазами уставилась в потолок.
   Максимов встал, прошел к окну, осторожно развел  шторы.  Глухой  двор
медленно  тонул  в  сумерках.  Свет  горел  лишь  в  нескольких   окнах,
большинство отражали небо безучастно и мертво, как зимние лужи.
   - Знаешь, а ты ничего, в форме, -  раздалось  за  спиной.  -  Приятно
посмотреть.
   - В городе примерно десять миллионов жителей. Допустим, что женщин из
них - одна треть. Это три с половиной миллиона. Из  них  в  боеспособном
состоянииминимум миллион. От пятнадцатилетних до сорокалетних.  Отбросим
калек, уродин и алкоголичек, остается шестьсот. Все равно  круто!  -  Он
представил себе этот легион амазонок, изготовившийся к бою. - Мама  миа!
Да нормальный мужик в такой ситуации просто обязан не стареть. Или  хотя
бы делать поутрам зарядку, чтобы на него было приятно посмотреть.
   Вика хмыкнула.
   - Очень хорошо, что у тебя теория не расходится с  практикой.  А  что
думаешь обо мне?
   Он повернулся, встретившись с ее испытующим взглядом.
   - О тебе я думаю хорошо. Это важнее, чем что, правильно?
   Он, бегло осмотрев утром квартиру, нашел в  соседней  комнате,  самой
большой и  светлой,  мастерскую.  Сразу  же  почувствовал,  что  это  не
выпендреж, не каприз, не завлекаловка ради дешевого шика: "Я  не  совсем
дура, а Художник". Здесь действительно работали. Он просмотрел  папки  с
набросками, перебрал несколько холстов в подрамниках, стоящих в углу,  и
даже  совершил  святотатство,  заглянув   под   тряпку   на   мольберте,
закрывавшую еще не законченную работу.
   Мир ее картин был пронизан светом и притупившейся от  времени  болью.
Что бы она о себе ни выдумывала,  что  бы  ни  говорили  о  ней  другие,
Максимов понял-Бог отметил ее, одарив способностью говорить языком цвета
и форм. Но за это  пошлет  испытания  и  муки  во  сто  крат  выше,  чем
полагаются простым смертным. Потому что через нее Он пожелал говорить  с
ними.
   "Это не правда, что художник обязан быть голодным.  Он  и  без  этого
достаточно несчастен. Девочке просто повезло, что не надо думать о куске
хлеба и крыше над головой. Не пенять  за  это  надо,  не  завидовать,  а
просто радоваться.
   А страдания и приключения на свою голову она и так найдет", - подумал
он, глядя на уткнувшуюся лицом в подушку Вику.
   - А кто тебя назвал Викой? - спросил он. Незаконченная картина,  если
судить  по  надписи  на  обрывке  бумаги,  прилепленной   к   мольберту,
называлась "Танцующая Викки". Написала правильно, через два "к",  Так  и
зовут Великую Богиню в женской языческой  магии.  Пока  у  нас  отменяли
коммунизм, американцы узаконили культ Викки как новую религию.
   - Мама. - Вика села, обхватив колени. - С новым мужем живет в Италии.
   - Скучаешь?
   - Иногда. А папа в Канаде. Как я понимаю, сторожит партийные доллары.
   Думаешь, просто так Пашка на моей сестре  женился?  О!  Династический
брак.
   Столичная   партократия   породнилась   с   комсомольским    купчиком
губернского масштаба. Особенно радовался папаша, втюхав Пашке  дочку  от
первого брака, мы же с ней  сводные  сестры.  А  основные  дела  передал
родному сыну. Умный он у меня, ничего не скажешь.
   - Ты, выходит, не при делах.
   - Потому что они мне не нужны, -  с  непонятной  злостью  огрызнулась
Вика. - Кстати, с тобой откровенничаю по той же причине. Богатая невеста
и перспективная заложница, как мне кажется, тебя не интересует.
   - А я думал, ты меня запугиваешь крутизной своих родных.  -  Максимов
вернулся к тахте, сел на край.
   - Пугают, когда  сами  боятся.  Нет,  когда  ты  влетел  в  окно,  я,
естественно, чуть не описалась от страха. А потом стало интересно.
   - А не боялась ошибиться?
   - Если ты об этом, - она похлопала себя по голой  груди,  -  то  нет.
Меня уже раз всерьез насиловали и бессчетное число раз брали без особого
на то моего согласия. Так что опыт есть. Ты  не  по  этой  части,  видно
невооруженным взглядом.
   - И решила узнать, что будет дальше? - Максимов повернулся к ней.
   - Именно. - Осторожно провела пальцем по краю зарубцевавшейся раны на
его животе. - Свежая! Ножом?
   - Нет, поцарапался. - Он машинально прикрыл порез ладонью.
   - Шрамы украшают мужчину.
   - Шрамы-украшения дураков. Вика. Умный просто не подставляется.
   Вспомнил утренний неожиданный и бессмысленный бой. С досадой  покачал
головой.
   Максимов попытался пригладить  забавно  ощетинившиеся  волосы  на  ее
голове.
   Вика боднула его в  грудь.  Вскочила  на  ноги,  отбросила  простыню,
босыми пятками прошлепала по коридору в ванную.
   Максимов, вздохнул, стал собирать разбросанную по полу одежду.
   Кофейное пятно, посаженное в баре наскоро оттертое влажной тряпкой  с
каким-то импортным средством, исчезло без следа. Легкая помятость одежды
вполне соответствовала демократической моде. Он решил, что для поездки к
клубу за  машиной  вполне  сойдет.  Потом  вернется  домой,  где  Конвой
терпеливо сторожит гардероб, выберет что-то более подходящее для  визита
в клуб  и  непринужденной  беседы  с  Соболем.  Перед  этим  свяжется  с
человеком Ордена, группа обеспечения не  помешает.  С  Соболем  придется
говорить на повышенных тонах. Пусть, гад, объяснит, зачем  стреляли  его
люди, а главное-что его связывало с центром нетрадиционной медицины, где
в лучших традициях спецслужб писали все разговоры.
   Вика вернулась полностью одетая. Узкие черные джинсы,  полупрозрачная
черная майка, легкий пиджак "леопардового" раскраса. Волосы  приглажены,
только боевито торчит хохолок на макушке. Амазонка на тропе войны.
   - Я подумала, что рядом с тобой лучше носить темное и немаркое.
   Максимов от удивления не сразу попал в дырку на ремне.
   - А больше ты ни о чем не думала?
   - Клянусь, о том, что надо побежать в ментуру и дать  твое  описание,
подумала только раз. - Викa упрямо вскинула  острый  подбородок.  -  Что
дальше?
   Намек он понял и оценил. Выбора не было.  Максимов  потер  ушибленное
при полете через стойку плечо. Тяжело вздохнул.
   Передышка кончилась. Пора покидать островок.
 
Глава тринадцатая 
 
КРОВЬ НА ГУБАХ 
 
Дикая Охота 
 
   В   подземном   переходе   пришлось   протискиваться   сквозь    стаю
размалеванных мартышек - вечерняя смена проституток готовилась к  выходу
на работу.
   Прихорашивались,   приглаживали   коротенькие    платьица,    наскоро
перекуривали, обменивались новостями.
   Вика демонстративно взяла Максимова под локоть. Покосилась на  ночных
тружениц, наклонилась к его уху:
   - Ну, Макс? - Еще в квартире условились, что называть она его  будет,
как кота - Максом. Проколовшись раз, Максим счел нужным не спорить, хотя
в документах стояло другое имя.
   - Что - "ну"? - Максимов сделал равнодушное лицо.
   - Как ты к этому относишься? -  Последовал  легкий  кивок  в  сторону
гомонившей, как птичий базар, группе раскрашенных девиц.
   - Как к погоде за окном. Думай что хочешь, а дождь все равно  капает.
Все от настроения зависит.
   - И какое у тебя настроение?
   - Рабочее, - отрезал Максимов.
   Викахмыкнула,отстранилась,норукунеотпустила.
 
*** 
 
   Поднявшись по лестнице  наверх,  Максимов  намеренно  прошел  немного
впередпрочь от стоянки машин. Припаркованные у выхода из перехода машины
состояли либо в службе извоза "секс-индустрии", либо в службе  наружного
наблюдения.
   Приходилось  учитывать,  что  шум  от  стрельбы  в  кафе  уже  достиг
известных высот и кому-то расписали соответствующие задачи. Если  судить
по отражению в огромных  витринах  спортивного  магазина,  их  появление
ажиотажа на стоянке не вызвало.
   Максимов прицелился на  самую  невзрачную  машину  в  потоке,  нервно
катящемся по Садовому, потом неожиданно для себя изменил решение.
   - Пошли!
   Он развернул Вику, обнял за  талию  и  быстрым  шагом  увел  в  тихую
улочку.
   Первый пункт проверки находился сразу за  углом.  Киоск,  с  Садового
практически невидимый.
   Встав у витрины киоска, боковым зрением контролировал угол дома.
   Вика притихла, время  от  времени  бросала  на  Максимова  удивленный
взгляд, а тот делал вид, что изучает сорта сигарет в киоске.
   - Какие ты куришь? - спросил он.
   - "Парламент". Но у меня есть. - Вика похлопала по сумочке.
   - Тогда пошли.
   Никто из-за угла дома так и не появился.
   "Или у них нервы железные, или у меня разгулялись, - решил  Максимов.
- Но предчувствие было,  ошибиться  я  не  мог.  Острое,  словно  кто-то
прицелился в затылок".
   Медленно двинулись к Тишинскому рынку.
   - Ты кого-то заметил? - прошептала Вика.
   - В том-то и дело, что нет. - Максимов проводил  взглядом  проехавший
мимо потрепанный "БМВ", "срисовал" номер, наклейку на заднем  стекле  и,
что самое