снится.  Ночь,  горы,  тишина,  выключенные  фары  бесшумно  движущегося
мощного микроавтобуса с непрозрачными  стеклами...  И  только  звезды  и
огромный диск ночного светила...
   Впрочем, нет, как только машина остановилась, тишина  была  нарушена.
Из упомянутого дома выскочил  Тараненко  и,  топая  тяжелыми  башмаками,
подбежал к машине. Он  попытался  отдать  рапорт  вышедшему  из  "доджа"
бородачу,  потом  метнулся  к  высокому  белокурому  Свенсону,  но   тот
остановил его взмахом руки, и он повел высокое  руководство  в  дом.  Уж
он-то, в отличие от часового, прекрасно знал, кого сподобился принимать.
   - Мохов вернулся? - спросил Махмудов.
   - Никак нет! - Рука прапорщика дернулась, чтобы отдать  честь.  -  Он
внизу.
   - Плохо, - проворчал Бронзовый. -  Груз  прибывает  через  два  часа.
Поднять всех по тревоге!
   - Дык и так подняты! - растерянно сообщил Тараненко.  -  Капитан  как
вернулся...
   - Так он все же возвращался? - удивился Свенсон.
   - Да, товарищ капитан взял с собой первый взвод...
   - Что-о?! - Круглые глаза Бронзового стали еще круглее. - Взвод?  Под
землю? Что произошло?
   - Там чужие! - Прапорщик виновато развел руками.  -  Товарищ  капитан
считает, будто видел в подземелье посторонних!
   - Считает? Или видел? - Махмудов навис над съежившимся  Тараненко.  -
Кого он видел?
   - Не могу знать, товарищ... Ваха! - Голос  прапорщика  дрожал.  -  Он
прибежал, поднял людей...
   - Сколько у тебя здесь бойцов? -  Свенсон  мягко  взял  Тараненко  за
плечо и, ограждая его от Махмудова, отвел  в  сторону.  -  Нам...  очень
нужны люди. Кого мы можем поставить в оцепление?
   - Весь район? Или гору? - озадаченно спросил Тараненко.
   - Гору? - Мартин посмотрел в окно. - Нет, гору не надо. Только  озеро
и подходы к нему.
   - Если только дороги, то  хватит  одного  отделения,  -  приободрился
прапорщик. - Мы уже тренировались. А если все выходы из подземелья... То
тогда только если по одному бойцу ставить. Кое-где выйдет и по  два,  но
этого все равно мало.
   -  Ладно,  давай,  расставляй  людей,  организовывай  связь...   Есть
индивидуальные радиостанции?
   - В НЗ есть такие, каких даже  у  американских  спецназовцев  нет!  -
Похвастался прапорщик. Снабжение лежало не на нем, но все равно,  почему
бы не похвастаться, все ж таки он  тоже  не  последний  человек.  -  Вот
только товарищ капитан брать не разрешает.
   -  Я  разрешаю.  -  Свенсон  оглядел  себя.   -   Найдется   комплект
обмундирования для меня?
   - Конечно, товарищ... генеральский комплект имеем!  Наш  капитан  все
предусмотрел! Он даже позывной себе взял "Второй",  чтобы  вам  "Первый"
достался.
   - Ладно, неси! И знаешь что... Как тебя зовут?
   - Виктор! Витя...
   - Виктор, меня зовут Свенсон. Мартин  Свенсон!  А  статус...  звание,
по-вашему, у меня Чистильщик. А генералам  не  завидуй,  скоро  сам  ими
командовать будешь. - Швед подтолкнул Тараненко к пещере.  -  Ну,  беги,
времени нет! Да, постой, с транспортом как у вас?
   - "Уазик" командирский и "газель"!
   - Тогда давай сажай личный состав  на  борт  и  развози!  -  приказал
Чистильщик. - После этого подтягивайся к полосе! А мы с Вахой туда своим
ходом подъедем. Сорока минут хватит?
   - Маловато будет! - Тараненко,  как  и  все  прапорщики,  не  мог  не
запросить поблажки. По правде говоря, он и не собирался развозить бойцов
по всем точкам. Метода давно отработана, выброска в район  дежурства,  а
там бегом к посту. - Прям в обрез, могу не управиться! Вот час - как раз
самое то!
   - Не могу я тебе часа дать - Свенсон качнул  головой  и  взглянул  на
прапорщика виноватыми глазами. Он привык доверять слову специалиста и не
считал себя вправе заставлять его действовать так, как  ему  хочется.  -
Надо успеть, Виктор, надо!
   - Ну, раз надо, значит, успеем! - сказал прапорщик, зная, что времени
и так хватит с избытком. - Двигатель порву, а уложусь в срок!
   Гордый от  сознания  своей  значимости  для  общего  дела,  Тараненко
побежал выполнять приказ.
 
*** 
 
   Мохов с трудом разлепил веки. Голова гудела, обожженная кожа  страшно
саднила, но голем долго  лежать  не  мог,  он  должен  был  предупредить
Мартина, что враг сильнее, чем они могли предполагать. Что нужно  срочно
отменять прием груза и бросить все силы на преодоление кризиса.
   Должен был сообщить, но не мог. Не  мог,  и  все.  Тело  отказывалось
слушаться. Оно было  словно  чужое.  Удивительно,  как  это  еще  голова
ворочается. Ну и силища же у этого... трансформера!
   Мохов впервые видел энергетический удар, до этого он  лишь  слышал  о
них. Ему рассказывали, что все големы  могут  испускать  ударные  пучки.
Бронзовые - желтые, Чистильщики - зеленые, а про Золотых говорили, будто
те могут даже синие излучать.  Ну  если  не  синие,  то  голубые  -  без
сомнения. И этого хватит, чтобы смести любую  преграду.  Оказалось,  что
излучать могут не только они...
   Неожиданно   капитан   услышал   какое-то   бормотание.    Негромкое,
монотонное, оно шло откуда-то со стороны озера.  Да-да,  оттуда,  откуда
оно никак не могло доноситься. Там же Рыков! Нет, вряд ли! А может,  это
Хранитель?
   Мохов осторожно приподнял голову и... замер! Оп, тело как будто стало
слушаться...  А  чего  удивляться,   нанороботы   продолжали   выполнять
программу, зашитую в их постоянную память. Уж  они-то  свое  дело  знают
туго! Это тебе не перезаписываемая, которую можно  стереть,  а  можно  и
улучшить, апдейтить, так вроде бы говорят специалисты...
   Чувствуя  себя  с  каждой  секундой  все  лучше,  Мохов  приподнялся,
опершись на  локти.  Радость  от  того,  что  тело  постепенно  начинало
подчиняться, тут же улетучилась. Его люди!  Они  все...  или  почти  все
лежали рядом. Обугленные, обгорелые. Весь первый взвод! Мало того что их
постреляли как куропаток, так теперь  еще  и  пожег  огнем  этот  чертов
Рыков. Господи, и зачем он только послал их ловить  трансформера?  Да  и
беглецов тоже. Лучше бы плюнул на все это. Ребята бы живы остались.
   Капитан, превозмогая боль - кожа еще не  успела  регенерироваться,  -
поднялся. Господи, вот так отшвырнуло! Почти в середину коридора.  Мохов
в раздумье посмотрел туда, где было озеро.  Надо  бы  взглянуть,  что  с
Хранителем,  но  страшновато  -  вдруг  там  все  еще  этот   охреневший
трансформер? Вот собака бешеная! Как же он силен!
   С другой стороны, как он вернется, не выяснив все до  конца?  Тот  же
Свенсон... Нет, Свенсон, может быть,  и  поймет,  а  вот  Ваха,  тот  не
простит. Самое меньшее,  назад  в  подземелье  погонит.  Скажет,  сходи,
посмотри и назад! Одна нога тут, другая  там,  чтобы  не  пришлось  тебя
ждать! Хотя, может, и... Нет, надо пойти посмотреть. Да и  бормочет  там
кто-то. Вдруг кто-то из ребят?
   Мохов,  опираясь  рукой  о   стену,   сделал   шаг   и   остановился,
прислушиваясь к внутренним ощущениям.  Вроде  бы  идти  может.  Если  не
торопиться, то вполне и без опоры обойдется.
   Нетвердой походкой, стараясь не слишком удаляться от стены и в то  же
время не приближаться к телам своих бойцов, Мохов осторожно  двинулся  к
балкону. Будь что  будет,  пусть  палит  этот  трансформер,  а  то,  что
положено сделать капитану, он сделает.
   По мере приближения к озеру обожженная кожа стала  ощущать  холод.  А
бормотание становилось все громче и громче.
   - Аллах акбар! Аллах акбар! Аллах акбар! Аллах  акбар!  -  непрерывно
повторял кто-то.
   Валентин опешил.  Голос  показался  знакомым,  но  разум  отказывался
верить, что это тот, о ком он подумал.
   Заинтригованный до того, что даже боль  как  будто  отступила,  Мохов
сделал несколько быстрых шагов и вышел на полуразрушенный карниз.
   Прямо перед ним качалась гигантская голова Хранителя. Его  удивленные
глаза - да-да, Валентин впервые видел их такими, но мог  бы  поклясться,
что они именно удивленные, - смотрели куда-то в сторону. Вправо. Как раз
откуда доносился гнусавый голос... Нет, все-таки это Кокакола!
   - Аллах акбар! Аллах акбар!
   Мохов сделал еще шаг и медленно повернулся...  Так  и  есть,  молится
этот полоумный. Конечно, кто  же,  кроме  идиота,  мог  уцелеть  в  этой
бойне?! Не зря же говорят, что против счастья дураков наука бессильна.
   Николай Николаевич стоял на коленях и, истово крестясь, повторял  как
заведенный:
   - Аллах акбар! Аллах акбар!
   При этом он не забывал периодически биться лбом о каменный пол.
   Картина была столь нереальна, столь нелепа,  что  Мохову  показалось,
будто это он, а не Сериков, потерял разум.
   - Ты... чего это? - сбивчиво заговорил он. - Чего... делаешь?
   -  Аллах  акбар!  -  Рука  кандидата  в  големы  совершила  еще  одно
крестоподобное путешествие, после  которого  лоб  прижался  к  каменному
полу. - Аллах акбар!
   Капитан перевел взгляд на Хранителя. А тот,  зачарованный  действиями
странного человечка, начал раскачиваться в легком трансе. Амплитуда этих
колебаний становилась все  больше  и  больше,  и  вскоре  его  небольшой
кожистый рог, торчавший на самом кончике носа и делавший его похожим  на
носорога-уродца, стал проноситься в непосредственной близости от  острой
кромки балкона.
   - А тебе, козлу ушастому, что нужно? - раздраженно спросил  Валентин.
-  Ты-то  какого  черта   торчишь   здесь?   Потанцевать   решил?   Змей
зачарованный!
   - Аллах акбар! Аллах акбар!
   - Заткнись, не с тобой разговаривают, факир... московский!  -  бросил
Валентин, не оглядываясь на Серикова. - Тебе на Арбате с дудкой  сидеть,
а ты в серьезные дела суешься! И чего тебе дома не сиделось,  чего  сюда
полез?
   - Аллах акбар! - Кокакола, не видя ничего, стукнулся головой об пол.
   - Мать вашу... вот два придурка. Вы что, сговорились, что ли? Я тебя,
урода, спрашиваю, какого черта тебе надо?  Чего  вылупился?  -  Капитан,
поняв, что от Кокаколы он ничего не добьется, переключился на Хранителя.
- Эй, тварь, проснись, тебе говорю!
   - Аллах акбар! - Стук об пол. - Аллах акбар!
   - Блин, да заткнешься ты... Вот зараза, ничего  его  не  берет!  Даже
Хранитель и то жрать отказывается! - Мохов вдруг вспомнил, что говорит с
монстром в обычном диапазоне, а тот слышит только в ультразвуке.
   - Эй, ушастый! - крикнул он, перестроив глотку. - Ты  чего  мышей  не
ловишь? Посторонние в подземелье...
   Хранитель, загипнотизированный монотонным пением Кокаколы, вздрогнул,
выходя из оцепенения. Его взгляд стал приобретать осмысленность.  Голова
поднялась еще выше, пасть приоткрылась, и показались клыки.
   - Аллах акбар! - Удар лбом об пол. - Аллах акбар!
   Мохов неожиданно почувствовал укол в сердце. Вообще-то он слышал, что
это несвойственно големам,  обычные  чувства  у  них  притупляются,  но,
видимо, в нем что-то изменилось.
   - Эй, Папа Римский, сейчас тобой обедать будут! - Мохов бросил взгляд
на монстра.
   Тот наклонил голову, примериваясь, как бы ему схватить человека и  не
задеть голема.
   - Эй, ушастый! Ну-ка, пошел отсюда!  -  Неожиданно  для  самого  себя
закричал Мохов. - Брысь... козззел! И чтобы людей больше не трогал! Рыбу
жри, гусь-переросток!
   Проводив глазами мгновенно исчезнувшего Хранителя, капитан повернулся
к Серикову.
   Тот, не видя ничего, продолжал молиться.
   - Эй, апостол, вставай! - Мохов схватил Кока-колу за шиворот и рванул
вверх. - Я не знаю, какому Богу ты молишься, но скажу тебе одно  -  вали
отсюда поскорее! Уходи из комплекса как можно дальше и... не возвращайся
больше никогда.
 
*** 
 
   - Гарун, сынок, держись! - Курбан с тоской смотрел в  гаснущие  глаза
юноши, на которого возлагал столько  надежд,  того,  кто,  спасая  отца,
подставил свою грудь под пулю врага и показал, что он настоящий мужчина.
Нет, он должен жить несмотря ни на  что!  -  Гарун,  послушай  меня!  Ты
должен, обязан меня услышать!
   Герман,  с  удрученным  видом  стоявший  рядом,  оглянулся.  Ему   не
нравилось, что они расположились так близко от воды. В любой момент  мог
объявиться противник, но сейчас говорить  об  этом  не  хотелось.  Он  с
тревогой посмотрел на Леру.
   Летчику очень хотелось поговорить с девушкой, узнать, как  она  здесь
оказалась, сообщить, как соскучился по ней, но время ли сейчас думать  о
своих чувствах, когда у людей  такое  горе.  Герман  перевел  взгляд  на
Панаму.
   Геннадий, мокрый, как и все они,  не  отрывал  грустного  взгляда  от
Курбана,  к  которому  успел  привязаться  как  к  другу.  Его  горе  он
переживал, пожалуй, тяжелее всех. За время их совместных  скитаний  этот
горец, под совсем не геройской наружностью которого  скрывался  железный
характер, завоевал  его  доверие,  да  что  там  доверие  -  восхищение!
Спокойный, немногословный, этот человек,  от  зорких  глаз  которого  не
могло ускользнуть ничего, был неспособен  на  предательство.  Такого  не
приведи господь иметь врагом и счастье - другом.
   Невозмутимее всех был Рыков. Стремясь  поспеть  на  выручку  терпящим
бедствие, он прыгнул в воду и добрался до них вплавь, потому что  посуху
переход из галереи в галерею мог занять много времени. Он успел как  раз
вовремя. Курбан, все это время державший сына  на  руках,  был  в  таком
изнеможении, что с трудом держался на воде, а Лера,  так  та  вообще  от
страха забыла, что умеет плавать. Мало толку было  и  от  растерявшегося
Панамы. Хорошо, что подоспели спасатели в лице Толика и Германа, которые
и помогли им выбраться на берег.
   - Гарун, ты должен бороться, - тихо говорил Курбан, стоя  на  коленях
рядом с сыном и глядя в его закрытые глаза. - Понимаешь, умирают те, кто
сдается. А ты должен бороться, захочешь жить - будешь жить.
   - Господи, был бы я волшебником, - прошептал Панама. - Все  бы  отдал
за исполнение одного-единственного желания.
   - Гарун, держись, слушай меня... - Курбан все говорил и  говорил,  не
умолкая ни на мгновение. Он чувствовал: стоит ему только замолчать  -  и
ниточка, соединяющая его с сыном, оборвется, душа сына покинет тело и ее
не вернуть обратно. -  Держись,  цепляйся  за  жизнь!  Прогоняй  свою...
слабость! Гони плохие мысли,  думай  только  о  том,  что  у  тебя  было
хорошее... Будет хорошее! Повторяй: я хочу жить,  я  буду  жить!  Ты  же
мужчина, ты горец, ты не можешь сдаться!
   Панама, не в силах смотреть на тягостную  сцену,  отвернулся.  В  его
глазах стояли слезы. Лера с  сухими  глазами  опустилась  на  колени  по
другую сторону неподвижного тела умирающего и  молча  погладила  его  по
мокрым волосам.
   - Гарун, ты видишь, сынок, все мы, я, твой папа, твои друзья...  мама
там, дома, все мы просим тебя остаться с нами! Борись сынок! Борись! Как
отец прошу тебя, борись!
   Герман почувствовал, как к горлу подступил  комок.  Он  повернулся  к
Рыкову, словно надеясь найти у него сочувствие, как вдруг  заметил,  что
тот делает ему какие-то знаки. Странно, чего  он  хочет?  О  чем  сейчас
можно говорить, когда такое горе? Хотя, с другой стороны, пора  подумать
и о живых, о том, что будет  с  ними.  Такие  мысли  мелькали  в  голове
Германа, пока он следил за непонятным поведением Толика.
   Тот с невозмутимым видом опустился на колени рядом с Лерой, взял руку
Гаруна и, оголив ее, стал нащупывать пульс.
   Панама и Герман обменялись недоуменными взглядами.
   "Кто это? - спрашивали глаза Геннадия. - Откуда он взялся?"
   Герман сделал успокаивающий жест, дескать, свой, плохого не сделает.
   Геннадий пожал плечами. То, что парень, которого привел  Александров,
далеко  не  прост,  это  ясно,  все   видели,   как   он   стрельнул   в
преследователей. Если бы не он, еще неизвестно, остался бы кто в  живых.
А вот  из  чего  он  палил  и  где  сейчас  это  необыкновенное  оружие,
непонятно. Ну да ладно, это можно выяснить и позже, а вот что он  сейчас
делает...
   Герман  остановился  над  Толиком,  словно  оберегая  его  от  чужого
вмешательства.  Повредить  Гаруну  уже  ничто  не  могло,  а,   учитывая
способности  Анатолия,  вполне  возможно,  он  что-то   придумает.   Так
рассуждал Герман.
   Между тем Анатолий, бережно положив руку раненого вдоль  тела,  встал
и, тронув Курбана за плечо, поманил  его  в  сторону.  Тот  отрицательно
дернул головой, не прекращая своего  тихого  разговора  с  сыном.  Толик
молча отошел в сторону.
   -  Что  ты  там  делал?  -  с  упреком  спросил  Герман,  когда   тот
приблизился. - Неужели не видишь...
   - Мне нужно было  кое-что  выяснить,  -  жестко  сказал  Толик.  -  Я
заметил,  что  этому  парню  делали   недавно   внутривенную   инъекцию.
Кто-нибудь знает, что ему вводили?
   - Да хрен его... - начал было летчик, но  Панама,  услышав  разговор,
перебил его:
   - Эти гады проводят какие-то опыты. Они хотели и нас с Курбаном...
   - Какие опыты?
   - Не знаю! - отрезал  Геннадий,  которому  не  нравилась  настырность
новичка. - У Леры лучше спросить, они вместе были.
   Толик,  обернувшись,  встретился  глазами  с   Лерой,   с   некоторым
недоумением следившей за странным поведением  друзей.  Толик  кивнул  ей
головой, подзывая к себе. Девушка вздернула подбородок.
   "Не много ли себе позволяете, молодой человек?" - говорило  выражение
ее лица.
   Толик с покаянным видом прижал руки  к  груди,  после  чего  выставил
вверх один палец. Указательный.
   "Одну минуточку! -  бросил  он  наугад  ультразвуком.  -  Всего  один
вопрос. Вам что-то вводили в кровь?"
   Лера вздрогнула и растерянно кивнула.
   Сердце Толика запело от радости. Все так, как он думал.
   Он повернулся к Герману  и  негромко,  но  так,  чтобы  все  слышали,
произнес:
   - Все в порядке! Гарун будет жить!
   -  Не  шути  так!  -  возмутился  Панама.  -  Кто  ты  такой,   чтобы
раздавать...
   - Подожди! - остановил его Герман. Ему подумалось, он  понимает,  что
имеет в виду Толик. Ведь он тоже услышал безмолвный вопрос! - Толик,  ты
хочешь сказать, что мы... големы?
   - Нет! - засмеялся Рык. - Пока, слава богу, вы не големы, и, надеюсь,
не станете ими. Пока что вы только киборги. А найду я компьютер...
   - Замолчите! - с  гневом  произнес  Курбан.  -  Мой  сын...  а  вы...
Замолчите, если вы мужчины!
   -  Простите!  -  Анатолий  сразу  посерьезнел.   -   Простите   меня,
пожалуйста! Я искренне...
   - Мальчик, прошу тебя, не мешай! - Глаза Курбана блестели от слез.  -
Не мешай!
   Герман сжал руку Толика. Тот ответил взглядом. Поняв друг друга,  они
одновременно повернулись  и  отошли  в  глубь  галереи.  Заинтригованный
Панама последовал за ними.
   - Ребята, может, вы объясните, что происходит? - спросил  он.  -  Мне
кажется, сейчас совсем неподходящее время для... забав...
   - Гена, тебе успели  сделать  укол?  -  ответил  вопросом  на  вопрос
Герман.
   - Нет, не укол! - Капельницу! - поправил его Рыков.
   - Какую капельницу, какой укол? Вы чего...
   Видя, что диалога не получается, Герман молча взял Панаму за  руку  и
закатал рукав. Следа от иглы не было. Он бросил взгляд на  Толика.  Тот,
пользуясь  растерянностью  Геннадия,  быстро  осмотрел  вторую  руку.  И
отрицательно качнул головой.
   - Да объясните вы, в  конце  концов,  что  происходит?  -  разозлился
Пономарев.
   "Герман, мы теряем время! - произнес ультразвуком Рыков. - Я уже  все
проверил. Парень, тот, которого ранило, будет жить, головой ручаюсь.  Он
и девушка... Лера, они получили "Авиценну" и теперь стали...  неуязвимы.
Вернее, почти неуязвимы. Как и ты, впрочем".
   - И что теперь? - спросил Герман вслух. - Как это объяснить ребятам?
   - Что объяснить? - не понял Панама. - О чем ты?
   "А не надо ничего объяснять! - Толик улыбнулся. - Скоро они сами  все
поймут. А пока давай-ка лучше  поищем  выход.  Это  тот  же  коридор,  с
которого ты начал свое путешествие?"
   - Да, вроде бы тот! - ответил Герман, оглядываясь по  сторонам.  Вход
на высший уровень, с которого спустились  бывшие  узники,  все  еще  был
открыт, и оттуда в темную галерею падал квадрат света.
   - Что  тот?  -  закричал  Геннадий.  -  Герман,  я  не  понимаю,  что
происходит! Ты