лись снова у подножия сопки...
     Необычное интервью
     Шутка
     Эта необыкновенная  история  случилась со мной несколько месяцев назад.
На  днях  поделился ею с редактором, но он,  вопреки здравому смыслу, горячо
порекомендовал  мне  обратиться к  его  знакомому  психиатру,  лицу довольно
известному,  часто  выступающему  с консультациями  в нашей  газете. Когда я
пришел  по адресу, указанному в визитной  карточке,  то был  весьма  удивлен
неожиданно теплой встречей.
     Доктор назвал меня по имени  и  отчеству,  - видимо, редактор уже успел
позвонить ему, -  провел  в свой кабинет, вежливо усадил  за  столик с двумя
глубокими креслами и куда-то позвонил.
     Пока  он  настойчиво  расспрашивал,  не  было   ли   у  меня   в   роду
душевнобольных,  вошла  молодая  сестра в коротком,  выше колен, белоснежном
накрахмаленном   халате  с   двумя  ароматными  чашечками  кофе.  Пока  я  с
удовольствием разглядывал ее  стройные загорелые ножки, в дверях  встали два
дюжих санитара и, скрестив руки на груди, грозно поглядывали в мою сторону.
     Сестра вышла. Доктор, повертев у меня перед глазами  молоточком, сделал
два круговых движения руками. Затем  по очереди оттянул пальцами хижине веки
обоих глаз,  поочередно заглядывая в  каждый в тщетной  надежде что-либо там
увидеть и, удовлетворенно потерев руки, произнес:
     - Что же, теперь я готов  выслушать  историю этого,  как  вы  называете
"необычного интервью".
     Я  недоуменно  пожал плечами, глядя на эти  странные  приготовления,  и
подробно рассказал доктору о встрече с одним изобретателем.
     Летом по  заданию редакции я выехал в  Харьков, откуда пришла жалоба на
местных   руководителей,   якобы   не  желающих   внедрить  в   производство
"изобретение века".
     Когда я  позвонил в  дверь по указанному на конверте адресу, мне открыл
бодрый старик лет семидесяти пяти в черной академической шапочке и шлепанцах
на  босу ногу. Приоткрыв на  цепочке  входную  дверь,  он  почему-то шепотом
спросил - кто  я  и откуда. Я, естественно,  тоже  шепотом, ответил, что  из
газеты и протянул  свое  удостоверение.  Старик долго изучал его, то и  дело
вглядываясь в меня  и  сличая  фотографию  с  оригиналом,  затем  вернул его
обратно.
     Цепочка  щелкнула;  меня  впустили  в темную,  заставленную  шкафами  с
книгами  прихожую и  провели  в  комнату;  больше  напоминающую  лабораторию
средневековых  алхимиков, чем жилище  современного человека. Повсюду  стояли
реторты и мензурки.  На столе  высилось нагромождение  стеклянных  пробирок,
колбочек, соединенных между собой змеевидно изогнутыми трубками и опутанными
разноцветными  проводами. Все  это  сооружение  кипело,  булькало,  издавало
непонятные звуки и стоны.
     - Вот, - сказал старичок, указывая па стол, -- вот мое изобретение.
     - Что это? - удивился я, глядя на стеклянно-резиновый хаос.
     -  Ну,  что  вы,  отнюдь нет,  это,  так  сказать,  мое предприятие,  а
производная вот, - и протянул мне на ладони малиновый маленький шарик.
     -  Видите эту  пилюлю? Она  стоит, по  крайней  мере,  двух Нобелевских
премий. А мне никто не  верит. До  сих  пор  никто не собирается  налаживать
производство этого беспрецедентного в истории средства.
     - Какого средства, отчего? - я с недоумением уставился на старика.
     - Как, разве вы не по моему письму?
     - По вашему.
     - Но вы хоть прочитали его?
     - Прочел, но ничего не понял.
     - Видите, вот видите! - обрадованно  засуетился старик, - Все буквально
все мне отвечают одно и ;те же. И никто, никто не удосужился проверить.
     -  В  чем  все-таки дело?  Объясните, наконец,  - потеряв  терпение,  я
повысил  голос.  -  Давайте  скорее, у  меня  в  кармане обратный  билет  на
восемнадцать тридцать.
     - Ах  так, уже  обратный билет,  -  обиделся старик.  - Вот она, тяга к
прогрессу и знаниям?  Ну, раз  вы  так торопитесь,  то я предлагаю проделать
небольшой эксперимент. Дайте-ка эту пилюлю любой собаке.
     - Ну и что?
     - Как что? Она будет говорить и ответит вам на любой вопрос.
     - Что? - заорал я, - Вы издеваетесь надо мной!
     - Ну,  погодите,  не горячитесь.  Вы же  ничего,  буквально  ничего  не
теряете. Суньте  пилюлю в конфетку и бросьте любой собаке.  Она  съест  ее и
станет говорящей.
     -  А  если она сдохнет? - подозрительно осведомился я.  - Кто  отвечать
будет?
     - Я... За все отвечу я.
     - Ладно, давайте сделаем так. Вы на моих глазах сами бросите эту пилюлю
любой собаке, на которую я вам укажу. А я попытаюсь с ней пообщаться.
     - Идет, - согласился старик.
     Выйдя на  улицу, мы прошли  в тесный переулок  между  домами. Там  было
много "собачников". Они гордо  прогуливали овчарок,  водолазов, бульдогов со
свирепыми мордами.
     "Да, - подумал я, - сунет старик пилюлю собаке, а она возьмет и слопает
меня  вместе с  редакционным  магнитофоном и  моими  собственными фирменными
джинсами, недавно  приобретенными в  кооперативном  магазине на всю зарплату
штатного сотрудника газеты. Пожалуй, рискованно".
     -- А можно собаку поменьше выбрать?
     -- Ради бога, любую, какую хотите!
     И   вдруг   я  увидел  привязанного  поводком  к   скамейке  небольшого
коричневого пуделя. Хозяйка  сидела на другом ее  конце и о чем-то оживленно
беседовала с двумя женщинами.
     Я посмотрел на собаку. Пудель как пудель.
     - Ну, бросьте-ка вот этой, - сказал я.
     Старик бросил конфету перед пуделем. Тот подошел, понюхал и, недовольно
помахивая своим шариком-хвостом, брезгливо фыркнув, отошел в сторону.
     - Ну, что же вы? - нетерпеливо спросил я старика.
     - Видите - не ест.
     - А вы попробуйте поднести на ладони, может, с земли они не едят?
     -  И  то дело!  -  обрадовался старик,  вытащил из  кармана  шоколадную
конфету, разломил ее пополам, сунул туда  свою злополучную пилюлю и протянул
пуделю ладонь.
     Тот   нехотя  подошел,  снова  понюхал  и  слизнул  коричневый  комочек
шоколада.
     - А теперь что делать?
     - Как  что? Задавать вопросы. А он будет  отвечать. Вообще делайте все,
как полагается. По-моему, это называется взять интервью. Так вот и берите.
     Я недоуменно хмыкнул,  пожал плечами, невольно подумав: "Господи, когда
же  этот  сумасшедший старик  от  меня отвяжется", - и  включив  магнитофон,
подошел к собаке ближе.
     - Простите за беспокойство, я из редакции, - пробормотал я, оглянувшись
по сторонам, не слышит ли кто-нибудь наш разговор, а то вызовут "скорую"  да
и отправят в психиатрическую лечебницу.
     Но никому до  меня не было дела. Собаки важно прогуливали своих хозяев,
которые степенно беседовали между собой. А хозяйка пуделя по-прежнему что-то
горячо доказывала своим подругам.
     К моему удивлению, пудель  раскрыл  пасть и человеческим  голосом, путь
картавя, произнес:
     - Слушаю вас, сэр.
     Уже более почтительно, я нагнулся и шепотом попросил:
     - Разрешите мне взять у вас интервью?
     Далее я привел  доктору стенографическую запись нашей беседы с пуделем.
Сам магнитофон вместе  с кассетами у меня  отобрали,  когда при  возвращении
домой, в поезде, я попытался взять интервью у двух обвешенных цепями молодых
людей, своих соседей по купе. Мне  хотелось  выяснить насколько их интеллект
выше  собачьего. Но был не понят. Мне  навесили под глаз "фонарь" и отобрали
магнитофон вместе с  фирменными джинсами. При этом пригрозили, если я вякну,
то они меня на всякий случай выкинут из окошка. Вякать я не решился, а когда
они сошли с  поезда,  то  сердобольная проводница  одолжила мне свою  старую
клетчатую юбку.  Мне удалось  под видом шотландца  добраться до редакции без
происшествий.
     Дальнейший  текст стенограммы - интервью выглядит следующим образом. Я,
то есть журналист, в дальнейшем для  краткости, себя буду  обозначать буквой
"Ж", а своего собеседника - от начальной буквы его имени "Лакки" - "Л".
     Ж.  Обычно мы берем интервью у интересных, содержательных личностей. Мы
задаем вопросы, а нам отвечают, но возможности правдиво.  Как вы смотрите на
такую форму собеседования? Ваше подлинное имя?
     Л. Лакки-Нильс-Лорд-Джон III. В принципе я не возражаю.
     Ж. Расскажите о вашем происхождении.
     Л. Хотя лично у меня в настоящее время нет письменных подтверждений, но
я за своих  предков абсолютно спокоен. Мои предки ведут  свою родословную от
старинных  ирландских  пастушеских  собак.  Их  шерсть была  очень длинной и
никогда  не  лезла.  Отсюда и пошло название породы "кудель"  - "пудель".  У
одного из ирландских королей была такая собака.  Она верно  служила ему  всю
жизнь и даже спасла  от смерти. С тех пор каждый ирландский король считал за
честь  иметь   у  себя   собаку  такой   породы.  Отсюда  и  пошло  название
"королевский".  Что  касается  прямых  предков, то  я  наследник  одного  из
знаменитых родов. Например, мой дед был лучшим производителем ФРГ, а бабушка
-  чемпионка  королевства  Англии  по экстерьеру. Отец  в раннем детстве  не
сошелся  характером  с  родителями  и  вместе  с  одним  из  дипломатов  был
интернирован в Советский Союз. Здесь он  близко сошелся с коричневой  сукой,
которая, к сожалению, не смогла  подтвердить своей родовитости. И вот я, как
видите, несмотря на мой замечательный окрас и  экстерьер, вынужден прозябать
в  этом  загроможденном  домами  пыльном  городишке.  Скученность  населения
жуткая!  Кругом  автомобили, газонов нет, извините, но даже нет  возможности
наедине побыть  с самим собой. Кроме  подобия сквера между домами  в  районе
моего постоянного места  жительства, кругом каменные тротуары и мостовые. Но
пришлось  смириться. Вот,  как видите,  так я  живу,  вернее,  влачу  жалкое
существование.
     Ж. Что, у вас очень плохие жилищные условия?
     Л. О чем  вы спрашиваете? Какая-то  жалкая однокомнатная конура.  В ней
даже и кости  не  разомнешь как следует.  От стены до стены  не больше шести
метров, не  говоря  о прочих  неудобствах. Даже горячей  воды  нет. Какая-то
колонка  газовая  или  что-то  в  этом роде. I am sorry,  я  не уверен,  что
правильно назвал это сооружение.
     Ж.  Недавно создали  клуб "Фауна".  Надо  обратиться  к общественности.
Разве можно держать  животных в  таких невыносимых условиях, особенно  собак
вашей породы!
     Л.  Вот именно. В глубоком детстве по личному знакомству меня  за чисто
символическую  плату передали  этим... Я сожалею, сэр, но  вынужден  назвать
вещи своими именами, - этим  недоноскам. Правда, я их держу  в  руках. Они у
меня достаточно послушны, я их воспитываю, разумеется,  по-своему. Начну,  к
примеру,  ничего  не есть.  Тут они как  задергаются,  забегают,  заохают  и
начинают вокруг меня танцевать. "Ах, сынуля, ах, маленький, ну съешь кусочек
сырого мясца,  ну, печеночки, ну, хоть  курочки". А  я - ноль внимания, фунт
презрения.  Они в  панике начинают звонить докторам, лапать мой  нос. Видите
ли, они  проверяют  насколько он  холодный.  Дался  им  мой  нос!  Ну, я  их
несколько  выдержу,  затем  сподоблюсь  чем-нибудь   закусить.  Пары   сырых
бифштексов мне достаточно для начала. Ну а  они рады. Так и лезут со своими,
пардон, слюнявыми поцелуями.
     Ж. Да, видать в семью вы попали неважную.
     Л.  Ну,  что делать! Выбирать мне  не  приходилось. Зато я их несколько
дрессирую.
     Ж. Вот это интересно. А каким образом?
     Л. Ну, для начала я их вожу па поводке.
     Ж. Как это?
     Л. Видите ли, во дворе дома много беспородных и больших собак, здесь их
называют "надворными  советниками", глядишь, какая-нибудь и укусить может. А
кожа у  меня нежная. Таким образом, я взял за правило приносить им  поводок,
прозрачно намекая, что нечего дремать, надевайте-ка этот ошейник и  выхолите
на  улицу. Хозяйка,  естественно, выходит,  я ее помотаю по  кустам.  Сам-то
ростом  не удался, а хозяйка верзила, фунтов шести росту,  да и хозяин такой
же. Так что эти беспородные, так называемые дворняги, меня стороной обходят.
Уж больно громоздки мои так называемые приемные родители. Вывел я  как-то на
поводке свою mather, в кавычках, на улицу. А на нас. водолаз бросился. Глаза
горят, клыки огромные. Ну, я, как водится, к ней на руки запрыгнул и рявкнул
на это лохматое чудище.  А  мамуля как  завопит тонким голосом,  как завоет,
меня  прижимает, не дает свободы. Тут  люди сбежались, собаку оттаскивают. Я
ничего, смело сижу и лаю. Да, если бы она меня на руки не схватила,  я б ему
показал, как бросаться на принцев голубой крови.
     Ж.  Что  вы  можете  сказать  об  отдельных  чертах  вашего  характера?
Например, о смелости, боевитости.
     Л. Ну, этого мне не занимать.
     Ж. Обычно представители клуба "Фауна" жалуются, что им приходится спать
под дверьми, на коврике.
     Л. Ну, я  своих выдрессировал. Скорее можно сказать, они у меня спят на
коврике. Правда, в кровать я их иногда  пускаю. Мое любимое место - спать на
подушке. Mather приютится с краюшку, я ничего, не протестую. Пускай спит, не
жалко. Бывает жарко летом, я слезу с кровати,  полежу  у балконной двери,  а
потом обратно  в кровать. Mather только разоспится на моем месте.  Ну,  я ее
лапой по  физиономии, по физиономии. Понимает,  сразу освобождает  место и в
свой уголок - прикорнет. А я, естественно, поперек подушки разлягусь. А она,
I am sorry,  big  pig, радуются моей сообразительности.  Будит своего мужа и
говорит:  "Смотри, как  наш маленький  спит  на спине, лапки раскинул и  всю
подушку занял". Тот  встает и  оба млеют  от  восторга, только спать мешают.
Затем тихонько, чтобы, не дай бог, меня не  потревожить, она и примостится с
краюшку.
     Ж. Многие представители клуба "Фауна" жалуются, что часто линяют. Как у
вас обстоит дело с решением этого вопроса?
     Л.  У меня-то нет проблем. Я вообще никогда не линяю. А вот father, тот
лезет хуже  самой облезлой кошки. Боже мой, если бы вы  только знали, как он
облезает! Нельзя  даже лечь в приличную  постель.  Везде его  черные волосы,
тьфу. Я  на  днях подошел к своей миске горло промочить, так он умудрился  и
там насорить. Целых три волоса нашел. Чуть не подавился. Дал задание mather,
чтобы чаще мыла и стригла его. Обещала исправиться. Теперь приходится каждое
утро прежде чем пить, в  чашку заглядывать. Не набросал ли этот облезлый тип
туда  своих волос? И вообще,  как  вы  понимаете,  по теории относительности
господина Эйнштейна,  три волоса на голове - это слишком мало, а  найти их в
своей миске - это слишком много.
     Ж- Считаете ли вы себя очень талантливым?
     Л. Безусловно и  очень. На днях по телевизионному экрану передача была.
Там какой-то  музыкант, по моему мнению, достаточно известный, на фортепиано
заиграл Моцарта.  Так во  мне гены так заговорили, что я завыл, sorry запел.
Мои  обезумели  от радости.  А как, спрашивается, петь,  если  мои  приемные
родители не то что  пианино  в свою конуру занести не могут, в ней клавир-то
не поместится!  А  как  бы  я мог петь,  как  бы  мог!  А  они  заведут свой
магнитофон и кайфуют под бредовую современную музыку. А  мне нужна классика.
Настоящая классика, Моцарт, Бах, на худой конец, Чайковский.
     Ж. Так вы уверены в своем таланте?
     Л. Разумеется,  у меня абсолютный  музыкальный  слух  и голос,  дай бог
каждому.
     Ж. Могли бы вы  бросить профессию домашней собаки и заняться чем-нибудь
более серьезным?  Допустим,  служить на  границе  или в  таможне,  выискивая
наркотики.
     Л. Пожалуй,  нет. Я уже  в некотором  роде привык к своей  относительно
спокойной жизни,  если ее так можно назвать. Да  и  вроде  моих шестифутовых
бросать  жалко.  В  принципе,   они  люди   безобидные.  Пусть  не  дворяне,
простолюдины, но что  делать? С  интеллектом, правда, у  них  плоховато.  Но
"Jedem das Seine" - "каждому свое".
     Ж. Завидуете ли вы своим коллегам?
     Л. Безусловно. Их, видите ли, и на выставки водят, и медали вручают.  А
мои  бездарные,  с  позволения  сказать,  родственники  даже  не  могли  мне
элементарную родословную оформить. Чтобы  я  хоть на  людях  мог показаться.
Одним словом,  разве  с такими  неудачниками можно  медаль  получить... А вы
поглядите на меня. Какой окрас, какая фигура и  оскал!  Посмотрите-ка, какой
оскал, а прикус, а зубы, посмотрите, какие зубы и череп, один мой череп чего
стоит. По теории Ламброзо я - пес уникальный, причем  исключительно арийской
породы. Да я бы все медали взял на выставке. Пардон,  но даже и  говорить об
этом не хочется.
     Ж- Какую роль в вашей судьбе играет отец?
     Л. Да никакую... Иногда видимся. Так он делает вид, что меня не знает.
     Ж. А как вы относитесь к прекрасному полу?
     Л. В этом  отношении я  джентльмен. А  вообще  я в своего  деда  пошел.
Правда, всякая мелочь попадается, все дворняги какие-то, от них, I am sorry,
помойкой  так и несет.  Хотя  тут мне одну  самочку-пуделиху  черного окраса
приводили. Строптивая оказалась, все-лаяла, изображала из себя недотрогу. Да
я, хоть и джентльмен, но все-таки изловчился да и выполнил свои обязанности.
Пусть хоть таким образом улучшат породу свою.
     Ж. Считаете ли вы себя настоящим мужчиной?
     Л. Несомненно.
     Ж. Ваше главное достоинство?
     Л. Необычайный ум и интеллект.
     Ж. Хотели ли вы, чтобы ваши дети походили на вас?
     Л. Полагаю, что да. Мои достоинства намного превосходят мои недостатки.
     Ж. Что вы больше всего боитесь, как собака?
     Л.  Одиночества.  Поэтому   и  держу  своих,  миль  пардон,  своих  так
называемых  родителей. Хотя они у  меня смирные. Если уходят, то обязательно
отпрашиваются.  Ну,  я несколько  минут изображаю  из себя обиженного,  да и
отпускаю. А то  ведь и голодным останешься.  Я ведь всякие там колбасы,  как
они, не употребляю. Они мне, в  основном, из кооперативного магазина  печень
несут. Я больше  свиную люблю (облизывается).  Не плохо  и язык  бараний, но
чтоб пареный, да со специями, а то ведь и в рот не возьму.
     Ж. Считаете ли вы себя красивым?
     Л. Я считаю этот вопрос просто бестактным. Я совершенно неотразим.  Все
от меня в восторге. На улице эти безголовые люди останавливаются и сюсюкают:
"Какая собака! Какая собака красивая!" Да своим  отпрыскам в колясках  орут:
"Гляди, какая очаровательная собачка. Помахай ей ручкой".
     Ж. Если бы у вас был выбор, в какую эпоху вы хотели бы родиться?
     Л. Безусловно в средние века. Там бы я  был на  месте.  Ведь я все-таки
королевский пудель.
     Ж- Какие у вас ближайшие планы на будущее?
     Л. Планы  большие. Надо обязательно приучить приемных родителей. Я имею
ввиду свое меню. Чтобы каждый день разнос  и чтобы повкуснее. Ну, чтоб как у
моих королевских предков.  Чтобы они, наконец, сообразили, мне нужен воздух.
Дачу  купили  бы.  Затем  конуру  побольше,  хотелось  бы двухкомнатную,  но
трехкомнатную лучше. Не мешало бы им  позаботиться о порядочной девушке  для
меня,  желательно  из  хорошего древнего  рода.  Ну,  естественно,  чтобы  и
экстерьер был соответствующим.
     Ж. На какой вопрос вам бы не хотелось отвечать?
     Л. Ил вопрос, чего я больше всего хочу.
     Ж. Ну, так, что же вы все-таки больше всего хотите?
     Л. Съесть вас. Настолько вы мне надоели своими идиотскими вопросами.
     Парижское чудовище
     Бывший инспектор  парижской уголовной полиции Жак Туан никому и никогда
не поверил бы в реальность этой кошмарной истории,  не  случись  ему  самому
стать не столько участником, сколько ее главным действующим лицом.
     Тот день  начался как обычно. Во всех  комнатах  и  коридорах толпилась
весьма   пестрая  публика.  Неистово   барабанили  машинки.   Гремели  трели
телефонных звонков. В инспекторской комнате было шумно и весело.
     Эмиль и Проспер, усевшись на  письменные  столы,  язвительно  обсуждали
новую  подружку Поля Ламоэнта.  Последний  известен  всему комиссариату, как
ловелас и  пройдоха,  хотя на самом деле был очень  скромным  парнем. У него
немного  косил  левый  глаз, что  являлось  предметом  шуток  сослуживцев  и
прич