Большой черный "мерседес" застыл на углу -  достаточно далеко от зоны
огня,  чтобы находиться в безопасности,  но так, чтобы сидевшие в нем трое
мужчин -  один в  полицейском мундире,  а двое в серых штатских костюмах -
могли наблюдать за происходящим.  В  воздухе послышалось жужжание огромных
стрекоз.  Над оцепленной улицей повисли два боевых вертолета.  Через борта
броневиков  посыпались  полицейские с  автоматами наперевес.  Без  всякого
предупреждения  и   по  вилле  и  по  домику  СОБН  был  открыт  шквальный
пулеметно-автоматный огонь.
     - Не стрелять! - отчаянно завопил Стоян, увидев, как один из трех его
сотрудников,  находившихся вместе с ним на наблюдательном пункте, выхватил
пистолет. - Всем на пол, оружие в ход не пускать!
     "Не хватало еще только нам вступить в перестрелку с западногерманской
полицией,  -  лихорадочно думал  Ганев  и  рухнул ничком на  пол.  -  Наши
"друзья" лишь этого и  ждут.  А нас сейчас,  как пить дать,  перестреляют,
словно куропаток, сделай мы только ложный шаг".
     Пули  с  визгом носились по  комнате,  впиваясь в  книжные полки,  от
которых летели деревянные щепки и  обрывки бумаг,  вырывая куски из мягких
кресел,  разнося вдребезги стекла в  окнах и  в  рамах стеллажей и  трюмо.
Полицейские вели себя более чем странно.  Окружив дом,  они палили по нему
не  переставая.  Но  внутрь  заходить  не  спешили,  несмотря на  то,  что
ответного огня оттуда не велось.
     Стоян  с  отчаянием увидел,  как  дернулся в  смертельной агонии  его
старый  друг,  инспектор  Ван  Гроот  -  всегда  невозмутимый,  подтянутый
голландец,   верный  семьянин  и  любящий  отец  двух  маленьких  девочек.
Пулеметная пуля, срикошетировавшая от стены, угодила ему прямо в затылок.
     Наконец пальба стихла. Воспользовавшись паузой, Стоян крикнул:
     - Не стреляйте, мы сдаемся!
     Он мог крикнуть,  что они - агенты СОБН, что полиция обстреляла их по
ошибке. Но Ганев никогда не верил в случайную пальбу, хотя и знал заранее,
какие именно объяснения и  извинения услышит,  если ему  и  его  товарищам
все-таки удастся выйти из этой передряги живыми...
     На вилле,  где скрылись "пушеры", события разворачивались по-другому.
Полицейских, ринувшихся к ней под прикрытием пулеметов, встретил шквальный
автоматный огонь.  Упал  размахивающий парабеллумом офицер,  возглавлявший
атаку,  вслед за  ним рухнули еще несколько человек.  Отстреливались люди,
привыкшие к оружию и умеющие вести бой.
     Все это было непривычным для полицейских,  никогда раньше с  подобным
противником  не  встречавшихся.  Нападавшие  пытались  укрыться  на  узком
пространстве между броневиками и виллой. Но пули оборонявшихся безжалостно
настигали их.  Из  дома рявкнули базуки,  и  пулеметы одного из броневиков
захлебнулись,  оборвав свои  очереди.  Из  ходовой части броневика повалил
дым.
     Водитель второй бронемашины резко дал газ,  но только успел тронуться
с  места,  как  второй  залп  из  базук  накрыл  его.  Интенсивность огня,
ведущегося с  виллы,  ослабла.  Из задней двери,  ведущей во двор,  начали
появляться фигуры разбегающихся в разные стороны людей.
     Один из мужчин, сидящих в черном "мерседесе", выругался сквозь зубы и
резко скомандовал что-то в маленький микрофон,  укрепленный на лацкане его
модного  пиджака.  Тут  же  мотоциклисты оцепления,  оставив свои  машины,
начали  веером  охватывать  двор  виллы  и  прилегающие к  нему  строения,
беспрерывно стреляя из автоматов и кидая гранаты.
     Ближайший из вертолетов, застывших над виллой, клюнул носом, и из-под
его  брюха  резкой вспышкой метнулись две  ракеты.  Раздался оглушительный
взрыв. Когда рассеялись клубы дыма, на месте, где стояла вилла, показалась
огромная черная яма с рваными краями...
     - ...Ввиду  исключительной опасности преступников не  пытаться  брать
живыми,  -  продолжал отдавать команды  человек  с  микрофоном на  лацкане
пиджака. - Главное, чтобы никто не ушел.
     Второй вертолет,  осветив двор виллы фарами,  поливал его  пулеметным
огнем.  В  ярком свете лучей было отчетливо видно,  как  мечутся по  земле
фигурки бросающих оружие людей. Бежать им теперь было некуда...
     - Выходить по одному,  руки держать на затылке! - услышал Стоян голос
с улицы.  - Оружие бросайте! При малейшем подозрительном движении стреляем
без предупреждения!
     Достав  пистолет и  положив его  на  пол,  Стоян  мрачно  кивнул двум
оставшимся в живых коллегам:
     - Пошли. Я первый, вы за мной с интервалом в две минуты. - И шагнул к
расщепленной пулями двери.
     На улице его сразу же скрутили и надели наручники.
     - Обыскать!  -  рявкнул полицейскому офицер  и  спросил у  Ганева:  -
Сколько там вас еще?
     - Живых двое, один убит, - бесстрастно ответил болгарин.
     - Лейтенант! - вдруг изменился в лице обыскивающий его полицейский. -
Это же агент СОБН! - И он протянул офицеру его ооновское удостоверение.
     - Чего только эти бандиты не придумают, - презрительным, но уже менее
уверенным тоном фыркнул офицер.
     - Я действительно сотрудник СОБН,  инспектор Стоян Ганев,  - медленно
разлепил губы болгарин.  -  И  в  доме находится убитый вами мой  товарищ.
Требую доставить меня к вашему руководству.
     На  пороге показался один из  его ребят.  Шел он,  шатаясь,  и  Стоян
только сейчас понял, что он ранен.
     - Моим коллегам требую немедленно предоставить медицинскую помощь,  -
добавил Ганев.
     - Что  здесь происходит?  -  раздался откуда-то  сзади начальственный
баритон.
     Ни  лейтенант,   изрядно  ошеломленный  происходящим,  ни  смертельно
уставший от  только что  пережитого Ганев даже  не  заметили,  как  к  ним
подкатил черный "мерседес" и из него вышли человек в полицейском мундире и
двое  в  штатском.  Вопрос  задал  мужчина  в  элегантном сером  костюме с
микрофоном на лацкане пиджака.
     - Почему  вы  препираетесь с  арестованным,  лейтенант,  вместо  того
чтобы...  - раздраженно продолжал обладатель начальственного баритона. - О
боже,  да это же Стоян Ганев! Как вы сюда попали, инспектор? И что все это
значит? Немедленно снимите наручники! - повернулся он к лейтенанту, тут же
поспешившему выполнить приказ.
     - Это я должен вас спросить,  что все это значит, комиссар Шнайдер, -
хмуро ответил Ганев,  потирая запястья.  -  Ваши  люди  атаковали нас  при
исполнении нами служебных обязанностей и убили одного из моих сотрудников.
     - Мы получили данные,  что здесь и еще в двух местах скрывается очень
опасная банда уголовных преступников.  Было решено разгромить ее, пока она
не успела перейти к преступным действиям. Но кто же мог знать, что СОБН...
     - Почему же вы приступили не к обезвреживанию банды, а к немедленному
ее  уничтожению?   -   удивился  Ганев.   -  Ведь  вы  могли  использовать
слезоточивый газ и другие средства и взять их живьем.
     - Я действовал строго по инструкции,  -  вставил вконец растерявшийся
лейтенант.
     - Молчать!  -  рявкнул комиссар Шнайдер и  снова обернулся к  Ганеву,
пытаясь что-то сказать, но болгарин перебил его:
     - И  почему  ликвидацией  тех,   кого  вы  считали  бандой  уголовных
преступников,  руководит  не  начальник криминальной полиции,  а  комиссар
ведомства по охране конституции Шнайдер? Почему потребовалось привлекать к
операции армейские вертолеты,  вооруженные ракетами?  Не  слишком ли много
чести для уголовников?
     - А  почему  СОБН  не  вошел  с  нами  в  контакт  и  не  поставил  в
известность,  что следит за этой бандой?  - пытался перехватить инициативу
Шнайдер.  -  Ведь мы  приняли вас  за  пост наружного наблюдения бандитов.
Сообщи вы нам...
     - Вы не ответили на мои вопросы, Шнайдер.
     - А  я  и  не  намерен  на  них  отвечать,   -  перестал  разыгрывать
растерянность Шнайдер.  - Они выходят за пределы вашей компетенции, так же
как и  мои возможные ответы на  них будут выходить за пределы моей.  Я  не
уполномочен моим  руководством давать подобные ответы инспектору СОБН.  Мы
сотрудничаем с СОБН, но на нашей территории сохраняем во всем приоритет.
     - Полагаю, что на остальных точках картина та же самая? Всех бандитов
разнесли в клочья вместе с их базами? И наших тоже постреляли, кого могли?
Много вам за это заплатили, Шнайдер? - сорвался Ганев, увидев, как четверо
полицейских выносят из дома труп Ван Гроота.
     - Вы мне ответите за эти инсинуации,  инспектор Ганев!  - обрадованно
взвился   Шнайдер.   -   Мы  еще  разберемся,  чем  занимаются  красные  в
международной организации СОБН.  Я придам делу официальный ход! - И тут же
сменил тон.  Он был хитрый и тертый калач, этот Шнайдер. - Ну, ну, не надо
горячиться,  инспектор.  Я понимаю ваши чувства,  я и сам не меньше вашего
расстроен  недоразумением и спешу выразить соболезнование по поводу гибели
вашего товарища. Случайной и нелепой гибели.
     День  спустя Стоян Ганев поинтересовался,  когда можно будет получить
доступ к останкам гангстеров и к вещественным доказательствам, захваченным
во  время  операции.  В  полиции ему  ответили,  что  останки погибших уже
преданы  кремации,   а   вещественных  доказательств  захвачено  не  было,
поскольку их разнесли в пух и прах ракеты и гранаты.
     Но Шнайдер не знал,  что на руках у Ганева осталась козырная карта. В
тот день,  когда полиция обрушилась и  на явки бандитов,  и на посты СОБН,
сотрудники Ганева,  дежурившие в аэропорту,  получив сигнал о нападении на
их  товарищей,   сообразили,   в  чем  дело,   и  успели  арестовать  одну
подозрительную тройку,  только что прилетевшую в Нюрнберг из Танжера. Это,
разумеется,  шло вразрез с уставом СОБН и с законами страны пребывания, но
ничего иного работникам международной полиции не оставалось.
     Всех  троих доставили спецсамолетом на  базу СОБН в  Лондоне,  куда и
прилетел Ганев.
     Стоян  сидел  за  столом,  ожидая,  пока  к  нему  доставят одного из
арестованных,  и  перебирал лежащие перед  ним  справки и  перфокарты.  Он
хорошо подготовился к допросу,  хотя из-за этого не спал всю ночь. Ах, как
сейчас ему недоставало Финчли!  Но  от  старшего инспектора по-прежнему не
было никаких вестей.
     - Можно? - приоткрыл дверь дежурный. - Привели.
     - Да,    заходите,    пожалуйста,   -   ответил   Ганев   и   включил
видеомагнитофон.
     Арестованный сидел напротив него, дежурный пристроился в углу.
     - Итак, - начал Ганев, но арестованный хладнокровно перебил его:
     - На каком основании меня и  моих спутников задержали словно каких-то
карманников?  Я  -  сотрудник южноамериканского филиала фирмы  "Ромерсон",
нахожусь  в  служебной  командировке вместе  со  своими  подчиненными.  Вы
ответите за  чинимый произвол!  Я  требую немедленно дать мне  возможность
связаться с моим адвокатом,  после чего буду незамедлительно настаивать на
нашем освобождении и  наказании тех,  кто  посмел поднять руку на  частных
граждан! Вы - международная полиция ООН или международное гестапо? Мировое
сообщество не потерпит подобного издевательства...
     Ганев  поднял  руку,   прося  своего  собеседника  помолчать,   затем
развернул перед ним досье.
     - Ваши  документы сделаны превосходно,  -  спокойно проговорил он.  -
Абсолютно уверен,  фирма "Ромерсон" подтвердит,  что  вы  действительно ее
сотрудник,   если  мы  ее  об  этом  запросим.   Но  вы  проявили  крайнюю
неосторожность,  считая,  что  нам  ничего не  известно об  этой фирме.  И
слишком  понадеялись на  свою  легенду.  Вы  известны как  Колин  Холбрук,
гражданин США,  занимающий важный административный пост в южноамериканском
филиале  британской  фирмы  "Ромерсон".   Но   вы   же   занимаете  важный
административный пост и в международной организации торговцев наркотиками.
Это нам тоже известно.  Вот,  ознакомьтесь. - И Ганев показал на раскрытое
досье.  -  Вы наследили и в Таиланде, и в Бирме, и в Италии, правительство
которой  разыскивает  вас  по   обвинению  в   уголовных  преступлениях  и
преднамеренном убийстве.
     - Это  всђ  не   доказательства,   -   так  же  хладнокровно  ответил
арестованный.  - Суд присяжных - это вам не народный суд в вашей Восточной
Европе, инспектор Ганев.
     - Вы меня знаете? - искренне удивился болгарин.
     - Еще  бы!  Не  удивляйтесь,  что  я  так  откровенен.  Ваших  данных
достаточно лишь для того,  чтобы вам самим быть уверенным в  моей истинной
сущности,  но  для  суда  недостаточно даже той  видеопленки,  на  которой
записывается наш разговор. Я всегда могу заявить, что вы меня принуждали и
воздействовали на меня наркотиками.
     - Ну-ну,  не учите меня.  Достаточно прожил в Западной Европе,  -  не
удержался  Ганев.  -  Удивляюсь я  лишь  тому,  что  вас  не  смущает  моя
откровенность по поводу информации,  имеющейся у  нас о  фирме "Ромерсон".
Это ведь одна из  тщательно охраняемых тайн вашей организации.  С  чего бы
мне проговариваться?
     - Действительно, с чего бы? - засмеялся Холбрук.
     - А с того,  что суда над вами не будет.  Вы абсолютно правы - нет  у
нас  достаточного  материала,  чтобы добиться обвинительного приговора.  И
арестовали мы вас незаконно,  за что я смиренно прошу прощения.  - Холбрук
поднял голову. - Выпустим мы вас, Холбрук.
     Арестованный молчал.
     - Вы можете даже подать на нас в суд за незаконный арест, а?
     - Что у вас на руках? - выдавил наконец Холбрук.
     - Вот  это уже другой разговор,  -  хмыкнул Ганев.  -  Уважаю деловых
людей.
     Его душило отвращение,  но он сдерживал себя:  с  такими типами можно
говорить только их  собственным языком,  иного они просто не  понимают.  А
Холбрук почувствовал, что ему будет худо.
     - Убийство,  совершенное вами в  Италии,  шло вразрез с инструкциями,
которые вы  получили от  вашей организации.  Вы  убрали человека,  который
должен  был  передать вам  крупную  сумму,  вырученную от  продажи картин,
похищенных в  национальном музее.  Обвинили его в  том,  что он деньги эти
присвоил.  А на самом-то деле деньги у вас.  И вы прикончили его,  заметая
следы.
     Для суда над вами доказательств у  нас не хватит.  А  если и  хватит,
ваши адвокаты смогут растянуть дело на  много лет.  Но наших данных вполне
достаточно для ваших же собственных хозяев.  И у нас есть возможности их с
этими доказательствами ознакомить.  Прекрасно,  я приношу свои извинения и
выпускаю вас.  Но  вы  даже не успеете подать на меня в  суд,  так как вас
убьют свои же. Итак, будете говорить?
     И Холбрук начал говорить. После того как с его показаниями ознакомили
второго   "конвоира",   развязался  язык   и   у   того.   Молчал   только
"подконвойный".
     Но  самую большую загадку этот "подконвойный" задал Ганеву четыре дня
спустя после своего ареста, неожиданно скончавшись. Экспертиза установила,
что он был отравлен за... десять дней до ареста очень медленно действующим
ядом.  Вывод напрашивался сам  собой:  он  должен был  выполнить задание и
умереть.
     "Но  какое задание?  Чье?  Что вообще,  черт побери,  происходит?"  -
спрашивал сам себя Ганев, теряясь в догадках.
     Холбрук охотно выкладывал все,  что знал о  торговле наркотиками,  но
замолкал как рыба, стоило только Ганеву завести речь о том, что же привело
его в Нюрнберг и кто такой "подконвойный".
     - Это страшная тайна, господин Ганев, - бормотал тот. - Я расскажу, я
все  расскажу,  но  сперва отправьте меня в  Нью-Йорк.  Я  знаю,  там есть
специальная федеральная тюрьма  с  особым  режимом  безопасности,  которой
пользуется и СОБН. Только там меня не достанут. А здесь... Боюсь, господин
Ганев,  боюсь...  Я  и так уже наговорил вам много.  Но это все пустяки по
сравнению с  тем,  что вы  от меня добиваетесь...  Я  буду говорить только
там...
     От страха Холбрук был не вполне в себе.
     Второй же  бандит -  его напарник -  просто ничего не знал.  Ему лишь
было  приказано  сопровождать Холбрука  и  "подконвойного" и  не  задавать
вопросов.
     Делать нечего,  решил Ганев,  надо ехать в  Нью-Йорк.  Тем  более что
оттуда  поступили данные,  еще  больше запутывающие и  без  того  туманную
картину.   Косвенным  путем   были   установлены  личности  троих   людей,
арестованных при  разгроме  нацистской  типографии и  убитых  снарядом  из
базуки в той стране, где исчез почти две недели назад Джеральд Финчли. Все
трое оказались "пушерами", проходившими в прошлом по делам СОБН.
     "Круг замкнулся?  -  еще и еще раз возвращался к одной и той же мысли
Ганев. - Но что это был за круг? И какие еще круги идут от него? Нет, надо
срочно этапировать заключенных в Нью-Йорк и лететь туда вместе с ними".
     Ганева спасла от  смерти обыкновенная бюрократия.  Не  задержись он в
Лондоне всего лишь на  один день из-за  подробного доклада о  нюрнбергском
деле,  затребованного региональным директором  СОБН  по  Западной  Европе,
Ганев рухнул бы в  Атлантический океан вместе с обломками ракетоплана,  на
борту  которого  отправили в  Штаты  его  подопечных.  Ракетоплан взорвали
управляемой  по   радио  миной,   не   пощадив  четыре  сотни  пассажиров,
находившихся на борту.


                         УГОДЬЯ ФИРМЫ "РОМЕРСОН"
                              (5.5.2005 г.)

     Видели бы  меня  сейчас  мои  былые  коллеги  по  нашей  тихой уютной
обсерватории!  Физиономия заляпана грязью так,  что  через  нее  с  трудом
пробивается многодневная щетина.  От рубахи остались одни лохмотья, джинсы
располосованы.  За последнее время я не ел  ничего,  кроме  представителей
местной  флоры,  потому  что рюкзак с продуктами и питательными таблетками
остался на месте моей позавчерашней  встречи  с  одним  из  представителей
местной  фауны - ягуаром.  Честно говоря,  в кино это все выглядит гораздо
лучше,  чем в жизни.  Он бросился на меня так неожиданно,  что я еле успел
достать нож и, катаясь с хищником в обнимку по земле, всадить ему в горло.
     Потом я из последних сил бежал с того места,  боясь,  что шум и запах
схватки привлечет еще кого-нибудь из хищных зверей.
     Первое,  что я услышал,  придя в себя,  было журчание воды.  Губы мои
слиплись от жажды, и я прильнул к маленькому ручейку, благо что вода в нем
была относительно чистой.  Но важнее было другое..  Я заблудился, а ручеек
должен был вывести меня на главную тропу -  к  реке.  Превозмогая боль,  я
через несколько часов добрался до реки. Шорохи и шелесты слышались со всех
сторон.  Быть может,  это были змеи, но у меня уже не было сил реагировать
на них.  Я  свалился у самой воды,  теряя сознание.  Что-то ползло по моим
ногам, быть может какой-нибудь ядовитый паук, но в тот момент все уже было
безразлично.
     Судя по всему, я пролежал без сознания довольно долго. Однако за ночь
я  выспался,  и  с  утра мне  даже показалось,  что силы мои прибывают.  Я
постепенно стал привыкать даже к  комарам и  оводам и боялся не хищников и
не змей, а мух, которые могли отложить яички мне прямо под кожу.
     Не   помню,   на   каком  дне   пути  дорогу  мне   преградили  лютые
муравьи-переселенцы.   И  хотя  мозг  работал  с  трудом,   я  понял,  что
единственное мое спасение -  вода. Я влез в полужидкую грязь больше чем по
пояс и просидел там часа два или три, пока опасность не миновала.
     Потом меня обуяла неукротимая жажда жизни.  Я  должен был  бороться с
ней,  ибо понимал, что стоит мне только уступить - и ради самосохранения я
пойду  на  самые  безрассудные поступки.  И  не  доберусь до  цели  своего
путешествия - угодий фирмы "Ромерсон".
     Река становилась все шире и шире. Эти проклятые мухи, одолевшие меня,
сколько я  ни  отбивался от них,  все-таки населили меня своими личинками.
Слава богу,  что сохранившиеся остатки одежды не  позволили им это сделать
по всему телу.  Но руки и ноги болели невыносимо.  Сознаюсь честно, у меня
даже мелькнула мысль: не ампутируют ли мне их?
     Я сел на поваленный ствол дерева,  собрался и сказал себе:  "Джеральд
Финчли, прекрати ныть. Ты не маленький. Идти сюда тебя никто не заставлял.
Сам решил.  Почему решил?