действительно звучало
чудесно.  Крафке был  ученым и  обладал острым аналитическим умом,  редкой
интуицией,  энциклопедическими знаниями, фанатической трудоспособностью. А
совесть  как  таковая виделась ему  лишь  сковывающим смелый  полет  мысли
анахронизмом.
     "На протяжении всей истории человечества более умный и сильный всегда
давил  более  слабого  и  глупого,  -  нередко  повторял он  в  беседах  с
приятелями и  сослуживцами.  -  Поэтому  вечно  будет  существовать элита,
которая,  если ей это необходимо, ставила и будет ставить над чернью любые
угодные ей опыты и эксперименты".
     Интуиция всегда точно подсказывала Крафке необходимый для решительных
действий момент.  Уже  на  третий день после поджога рейхстага все  газеты
Германии обошло краткое,  энергичное заявление молодого, но уже известного
в научных кругах своими теоретическими работами доктора Крафке.
     "Научный мир  страны  сплотился вокруг фюрера,  - писал он.  - В этот
суровый  час,  когда   судьбам   страны   бросают   вызов   силы   мировой
большевистско-еврейской   плутократии,   ученые  великой  Германии  должны
решить,  с кем они.  С олицетворяющей здоровый дух нации партией  великого
фюрера,  несущей  новый порядок переустройства мира,  или с неполноценными
болтунами-интеллигентами,  разводящими слюни  над  абстрактными  понятиями
свободы, чести и совести.
     Честно и  справедливо лишь  то,  что  служит делу  великого немецкого
народа.  Ученый!  Великая Германия нуждается в тебе!  Выполни же и ты свой
долг!"
     Доктор Крафке рассчитал верно.  Пылкие и,  что немаловажно,  грамотно
изложенные излияния ученого с  именем  пришлись как  нельзя кстати доктору
Геббельсу.  Новоиспеченный член НСДАП Крафке вскоре вступил и в СС.  А год
спустя,  после  того  как  он  в  обход всех  инстанций подал лично фюреру
секретную докладную записку,  в  лагере,  на  воротах  которого помещалась
надпись "Каждому свое",  появился "особый сектор 88",  усиленно охраняемый
ротой эсэсовцев под  командованием штурмфюрера Райхера.  Возглавлял сектор
штурмбаннфюрер СС Крафке.
     Крафке  предпочитал,   чтобы  подчиненные  обращались  к  нему  "герр
доктор",  и  за все время работы в концлагере ни разу не надел эсэсовского
мундира.  Даже на доклады в Берлин, где приходилось бывать довольно часто,
он позволял себе ездить в штатском. Ему была не по душе вся эта эсэсовская
параферналия, детские игры в золотые значки и почетные кинжалы. "Надо дело
делать,  -  считал он. - А то, увлекшись всевозможной мишурой, его можно и
проиграть".
     Ни  при каком другом режиме он никогда не получил бы таких широчайших
возможностей для своих исследований.  Кто еще, кроме нацистов, предоставил
бы  ему  неограниченное право  проводить массовые  эксперименты на  людях?
Через его сектор прошли за эти годы тысячи. Все они, слава богу, мертвы. О
результатах Крафке знают  разве что  только ассистенты,  но  и  их,  когда
придет время, тоже можно отправить в печь.
     А если бы об этих результатах стало известно, научный, да и не только
научный, мир был бы потрясен.
     Приносило ли это Крафке удовлетворение, гордость? И да и нет. Ведь не
только об этом мечтал он,  когда писал обращение к ученым Германии,  когда
вступал в НСДАП. Он хотел, он жаждал, он страстно желал гораздо большего -
власти. Власти мыслящей элиты над бестолковой, варварской чернью.
     Каков же  итог?  Крафке должен был признать,  что итог пока еще очень
далек  от  замысла.  Он,  гений,  каких  было  мало  в  истории,  человек,
добившийся,   казалось  бы,  невозможного,  вынужден  прислуживать  всякой
истеричной швали,  сам при этом оставаясь на  вторых,  если не  на третьих
ролях.
     "Что же,  надо опять ловить нужный момент,  -  твердо решил для  себя
"герр доктор". - Иначе будет слишком поздно, и все мои планы и мечты так и
останутся невоплощенными..."
     Наконец такой долгожданный момент настал.
     К весне 1944 года ему,  как человеку здравомыслящему, стало ясно, что
исход  войны  уже  предрешен.  Пусть  Геббельс сколько угодно обманывает и
немцев и себя. Пусть Гитлер продолжает шаманить на митингах. Кто-кто, а уж
Крафке великолепно понимал все.
     Интуиция подсказала ему,  что  именно сейчас его выслушают и  поймут.
Сунься  он  со  своим  проектом еще  полгода  назад,  несдобровать бы  ему
наверняка. Но сейчас можно не только попробовать осуществить свой замысел,
но и  под не вызывающим подозрений предлогом основательно пополнить личный
счет в  швейцарском банке.  Крафке решил,  что настало время записаться на
прием к рейхслейтеру Мартину Борману.
     После беседы Крафке еще  раз  возблагодарил небеса за  дарованную ему
интуицию.  Ведь даже такой хитрый человек,  как  Борман,  в  первый момент
среагировал на его идею так,  что Крафке подумал было,  что дни, а вернее,
часы его сочтены.  И  лишь после долгих заверений и объяснений рейхслейтер
наконец понял,  о чем речь. Даже представить себе страшно, как среагировал
бы  без  подготовки сам  фюрер.  Не  только  полгода назад,  но  и  сейчас
всемогущий фюрер,  недолго думая,  послал бы его в  печь за "пораженческие
настроения",  так и  не поняв,  что именно в нем,  в Крафке,  единственное
спасение.
     Да,  в  Бормане он все-таки не ошибся.  Однажды схватив суть,  Борман
соображал быстро.  Подумав,  он  сам  решил  доложить и  разъяснить фюреру
содержание проекта.  Крафке,  конечно,  согласился.  И вот через несколько
дней  "герр  доктор",   облачившись  по  этому  случаю  в  черный  мундир,
присутствовал на докладе рейхслейтера у "вождя нации".
     С   умелой   подачи   Бормана  проект  "Резерв  88"   был   принят  к
осуществлению.  Рейхслейтер даже самолично посетил "сектор 88"  в  лагере,
ознакомился с работами и остался доволен.  А год спустя,  когда воплощение
проекта в  жизнь уже шло полным ходом,  даже нанес секретный визит в Южную
Америку. С тех пор там и обосновался "герр доктор" Крафке со своим штабом,
укомплектованным медиками  и  биологами,  отобранными лично  им,  а  также
инженерами,  строителями и архитекторами,  рекомендованными рейхсминистром
Шпеером   "для   выполнения  секретного  задания",   сути   которого   сам
рейхсминистр не знал.
     Особым  же  штандартом  СС,   приданным  группе  Крафке,   командовал
дослужившийся к  тому  времени  до  чина  штандартенфюрера Иоахим  Райхер,
"отличившийся" в  Югославии,  Польше и на Украине.  Так судьбе было угодно
вновь свести их, правда, теперь уже надолго.
     Тайные  караваны  судов  под  самыми  различными флагами,  охраняемые
подводными лодками,  доставляли на секретную базу в безлюдном районе Южной
Америки  грузы  и  людей.  Использовать  индейцев  на  строительстве сочли
нерациональным.  Они  ничего не  умели,  да  и  быстро умирали от  тяжелой
работы.  Заключенных привозили из лагерей сотнями.  Когда они отрабатывали
свое,  их  просто скармливали пираньям.  Крафке даже  неоднократно всерьез
уверял Райхера,  что  сама природа предоставляет им  прекрасный заменитель
неуклюжих душегубок и дорогостоящих газовых печей.
     - Нет,  в самом деле,  -  любил повторять "герр доктор",  когда после
трудного дня они встречались на берегу протекавшей рядом с  объектом реки.
- Знаете ли,  Райхер,  а  не  лучше ли  было  бы  построить посреди лагеря
огромный бассейн или выкопать озеро, в котором плавали бы эти милые рыбки?
Это было бы дешевле,  да и гигиеничнее.  Как вы думаете?  - И, увидев, что
Райхер,  как всегда,  насупленно молчит, продолжал разглагольствовать: - В
будущем,  пускай и  не  очень  близком,  когда  вся  Южная  Америка станет
окончательно нашей,  пираньи будут одним из  видов дани,  выплачиваемой ею
"четвертому рейху".  Рыбе  начнем скармливать рабов,  а  скелеты пойдут на
костную муку для  скота.  Вы  только посмотрите,  как  чистенько эти рыбки
объедают тело. Обязательно будем использовать их в "четвертом рейхе"...
     Райхеру оставалось только скрипеть зубами.  Каждый раз,  когда Крафке
так спокойно говорил о  падении "третьего рейха" как о  чем-то  само собой
разумеющемся,  ему до боли хотелось всадить пулю в  массивный лоб доктора.
Райхер просто физически ненавидел всех  этих интеллигентов и  ученых.  Для
него они были такой же  чуждой расой,  как евреи.  Но,  как офицер СС,  он
обязан  был  подчиняться  приказу,   обеспечивать  безопасность  Крафке  и
выполнять все  его  распоряжения.  И  приказ этот  мучил  штандартенфюрера
Райхера пуще самой страшной пытки.
     Все  корабли,  идущие к  ним,  были тайно от  экипажей минированы,  в
трюмах устанавливались баки  с  горючей смесью.  Достаточно было короткого
радиосигнала с  борта  конвойной  подводной лодки,  и  корабль  немедленно
превращался в  яркий факел.  Всех же,  кому удалось бы спрыгнуть в  случае
гибели судна  за  борт,  капитанам подводных лодок приказывалось добивать.
Секретность есть секретность,  и  союзное командование ни в коем случае не
должно было проникнуть в одну из последних тайн агонизирующей гитлеровской
Германии.
     Десятого января  1945 года в берлинском крематории была установлена в
погребальную нишу урна с пеплом.  Табличка  у  ниши  гласила:  "д-р  Эрнст
Крафке.  1901  -  1945".  Траурная  церемония затянулась не слишком долго.
Берлин сильно бомбили,  и людей больше интересовали свои жизни, чем память
об известном ученом...
     Но  десятого января 1945 года "покойный" доктор Эрнст Крафке вместе с
Райхером встречал на  берегу южноамериканской реки караван судов,  которые
привезли последнюю партию  оборудования для  секретного "проекта 88".  Три
конвойные  подводные  лодки  доставили  груз  золота,  ящики  с  архивными
документами  и  группу  людей  в  штатском,  числившихся  в  Берлине  либо
пропавшими без вести, либо погибшими в боях и бомбежках...
     Отныне к доктору Крафке будут идти только подводные караваны.


                             ДИСПУТ И ДИАЛОГ
                              (10.4.2005 г.)

     - Господин  Карпов!   Скажите,   а  как  вы  оцениваете  отказ  Хауза
сотрудничать с  вашей  страной в  столь важном международном проекте,  как
освоение минеральных богатств Мирового океана?
     Вопрос  этот  выпалила патлатая девица  в  сильно заношенных джинсах,
больших роговых очках и мятой клетчатой мужской рубахе навыпуск.
     "Небось учится  на  факультете искусств,  -  подумал Сергей,  пытаясь
представить занятия девицы,  открывшей диспут,  -  и пока учится,  считает
своим непременным долгом эпатировать публику как может.  Ходит замарашкой,
курит  в  открытую марихуану,  меняет парней куда  чаще,  чем  блузу.  Все
наверняка изменится, как только она получит диплом. Сразу же вспомнит, что
из  "хорошей"  семьи  с  большим  банковским счетом,  остепенится,  вместо
марихуаны тайком  начнет понюхивать кокаин,  найдет себе  либо  пристойное
денежное занятие, либо преуспевающего, денежного мужа. И в дискуссии раз и
навсегда  играть  перестанет.   Чего  дискутировать-то   зря,   когда  все
давным-давно точно распределено: кому - ананас спелый, кому - гнилой.
     А  подтекст ее  вопроса мне  совершенно ясен.  Задай его  кто другой,
скажем, вон тот, бородатый, серьезный, у него скорее всего подтекст был бы
иной.  А  эта сейчас наверняка пустится во все тяжкие,  в обычную левацкую
пропаганду,  которая  за  время  работы  здесь  успела  мне  уже  порядком
надоесть. Ну, да посмотрим".
     - Оцениваю как событие, достаточно интересное для освещения в печати,
- постарался как  можно  нейтральнее ответить Карпов,  решив  дать  девице
свободу самой развернуть линию.
     Прежде  Сергей  нередко горячился,  и  его  не  раз  внезапно срезали
вопросом с  неожиданного угла.  Теперь  стал  опытнее,  во  всяком случае,
надеялся,  что стал. Приглашали его на такие диспуты довольно часто. Может
быть,  потому, что сам он не очень далеко ушел от студенческого возраста и
молодежь могла разговаривать с  ним чуть ли  не на равных,  а  может быть,
просто кто-то  рассчитывал,  что по  своей молодости и  неопытности Карпов
наделает немало ошибок.
     Но ему не хотелось уклоняться от приглашений,  несмотря на бытовавшее
мнение,  что  на  студенческих диспутах все  -  либо  сплошной треп,  либо
заведомая  и  сознательная провокация против  Советской  страны.  Вопросы,
которые звучали из  рядов  аудиторий,  заполненных неравнодушными молодыми
людьми,  помогали понять,  что  на  самом деле  американцы думают о  своем
будущем.  По  общей  атмосфере встреч можно было  судить об  эмоциональном
отклике, о том, насколько сократилась пропасть непонимания "русской души".
Треп же, думал Сергей, умеючи всегда можно в интересное русло направить, а
провокаций бояться - в лес не ходить. Пусть лезут, если уж им так хочется.
Чем сильнее пытаются нас сбить,  тем крепче держимся.  А тем, кто этого до
сих пор не понял, будем это объяснять сколько понадобится.
     Ведь здесь,  как это ни смешно,  до сих пор о  нас практически ничего
толком не знают. Хотя и конфронтации давно нет, и "холодная война" позади,
слава богу,  уже много лет. И ездим друг к другу много и часто, и работаем
вместе, и от нас сюда разные люди приезжают, даже вчерашние студенты вроде
меня.  И  все  равно,  поскреби здешних как следует,  сразу начинают лезть
клише и штампы про нас почти вековой давности.
     - А  все-таки,  как  вы  сами  считаете,  почему  Хауз  отказался?  -
продолжала стоять на своем девица в очках.
     - Я,  знаете ли,  почти месяц усиленно пытаюсь получить ответ на  ваш
вопрос от самого Ричарда Хауза,  - сдержанно улыбнулся Карпов. - Мне это и
как журналисту интересно,  да и  просто по-человечески любопытно,  так же,
как,  вижу,  и  вам.  Но  мистер Хауз  продолжает упорно отказывать мне  в
интервью.
     "Ничего, ничего, - успел подумать Сергей. - Здесь есть два репортера,
один с  радио,  другой из "Виллидж Войс".  Вот пусть они завтра и сообщат,
что  "советский парень из  "Вестника" никак  не  может получить интервью у
Хауза".  Меня это ни к чему не обязывает, а на миллиардера все-таки нажим.
Если, конечно, он читает "Виллидж Войс" и слушает радио..."
     - Мы  считаем поведение нашего соотечественника Хауза непатриотичным!
- горячо воскликнула девица. - Да, да, это непатриотично для американского
промышленника -  отказываться от  участия в  проекте,  нужном США и  всему
миру! Русские зарекомендовали себя как надежные партнеры, и нам совершенно
нечего  отворачиваться  от   них,   когда  речь   идет  об   общей  пользе
человечества!
     "Вот тебе и на! - хмыкнул про себя Карпов. - А я-то думал, что совсем
в другую сторону гнет. Спасибо тебе, девочка, за науку".
     Не успел Карпов и  рта открыть,  как девице ответил понравившийся ему
серьезный парень с бородой:
     - Хауз абсолютно прав! Совершенно незачем давать русским то, чего они
не  смогут сделать сами.  А  то  они нам рано или поздно совсем на  голову
сядут. И так чересчур мы по отношению к ним щедры.
     Опять физиономистика подвела.  Но  дело  принимает неприятный оборот.
Пора отбиваться.
     - Видите ли,  друг мой, - спокойно начал Карпов. - Вы уж извините, но
у вас восприятие несколько смещено в сторону от реального. Если позволите,
то я объясню, что имею в виду...
     - Нечего мне объяснять!  -  выкрикнул парень.  - Все совершенно ясно.
Без нашей технологии вы с места не сдвинетесь!
     "Дайте ему ответить!",  "Пусть говорит русский!",  "Не мешайте ему!",
"Пусть  выкладывает,  какие  из  Москвы инструкции получил!"  -  вразнобой
закричали из зала.
     - Насколько я понимаю,  вы уже студент,  -  так же спокойно продолжил
Карпов,  обращаясь к  бородатому,  -  и  должны  знать  элементарные вещи,
известные  даже  школьникам.  Современные  производительные  силы  требуют
интеграции.  Интеграции в международном масштабе. Если бы это было не так,
разве стала бы  Америка торговать со  всем  миром?  И  мы  тоже  торгуем и
кооперируемся, где можем.
     Сейчас перед человечеством встают такие задачи,  решить которые можно
только сообща.  Это первое.  Второе -  не следует забывать,  что у  себя в
стране мы и раньше и сейчас всегда были способны производить все,  что нам
нужно.  На сегодня экономически более целесообразно развивать кооперацию -
не затрачивается время на изобретение велосипеда.
     Третье -  мы  против замкнутости не только по экономическим,  но и по
политическим причинам.  На  земле  сейчас  мир,  но  мир  этот,  к  нашему
сожалению,  еще достаточно хрупок. И не затем столько поколений добивалось
его,  чтобы он пал  жертвой  корыстных  устремлений  отдельных  стран  или
экономической   нищеты   других.  И  коли  будет  интегрированная  мировая
экономика,  обеспечивающая  развитие  всех  ее   участников,   значительно
укрепятся и основы мира.
     Не следовало бы вам забывать и четвертое. Мы не так остро нуждаемся в
добыче минералов со дна морского, как некоторые другие страны. Нас природа
и на суше не обделила.  В одну шестую часть земной поверхности, на которой
мы  живем,  она заложила достаточно много,  так что мы  еще довольно долго
можем  обходиться  и  без  подводных  разработок.  Поэтому-то,  кстати,  и
оборудованием,  аналогичным тому,  что выпускает концерн Хауза, занимались
не очень активно и практически не выпускали его.
     Но проект "Океан" мы считаем необходимым именно потому,  что он нужен
всему человечеству для общего блага.  По  этим же причинам и  хотим в  нем
участвовать.  И  оборудование Хауза -  это  для  нас  тот самый велосипед,
изобретать который нам совершенно ни  к  чему,  коль скоро он  уже есть на
рынке.
     Проект  "Океан",   от   которого  так  высокомерно  отвернулся  Хауз,
необходим в  интересах глобальной экологии,  и  прежде всего  нужен  самим
Соединенным Штатам,  не  раз  уже  страдавшим  от  последствий хищнических
действий монополий.  Пыльные бури, заболачивание Великих озер, загрязнение
воздуха в  растущих масштабах.  И  вряд ли стоит напоминать,  что процессы
добычи  и  обработки  руды  угрожают  окружающей среде,  несмотря  на  все
природоохранительные меры.
     Есть  еще  один,  думаю,  немаловажный для  американцев момент.  Наши
заказы на  заводах Хауза -  это  тысячи рабочих мест для безработных.  Так
кому это нужнее - вам или нам?
     Теперь я хочу ответить еще на один вопрос,  который мне здесь задали.
Получаю ли я инструкции из Москвы. Так вот, я получил их вчера...
     В зале вдруг стало тихо, хотя еще секунду назад, после ответа Карпова
бородатому парню,  раздавались довольно громкие смешки.  Сергей усмехнулся
про  себя,  представив еще  один газетный заголовок:  "Русский выкладывает
инструкции Кремля!"
     - ...от  отца,   -  договорил  он,  весело  окинув  взглядом  зал.  -
Правительство наше,  вы уж извините,  занято более серьезными делами,  чем
писать письма репортеру "Вестника" и заниматься его инструктажем...
     Реакция в  зале  была смешанной.  Кто-то  откровенно хохотал,  кто-то
недовольно фыркнул, но большинство просто продолжало слушать.
     - А  вот папа до сих пор беспокоится,  как бы я  чего не натворил без
его ведома.  А  ездят ли  в  Америку беспартийные?  Да  почему же  нет!  -
спокойно  продолжал  Карпов.   -  Сейчас  в  Нью-Йорке  гостит  настоятель
московской Елоховской церкви. И вчера я брал у него интервью.
     После слов Карпова в зале тут же раздался смех со свистом. Сергея это
не смутило,  так как он уже знал,  что свист здесь не всегда означает, что
аудитория не согласна с говорящим. Обычно, наоборот, это подтверждает, что
все хорошо.
     - Ну а что до меня лично,  -  подождав, пока не успокоятся, продолжал
Карпов,   -  я  уже  одиннадцать  лет  в  комсомоле,  а  по  убеждениям  -
коммунист...
     Потом говорили о  чем  угодно -  о  музыке,  о  кино,  о  футболе,  о
молодежной моде...
     Вечер после этого диспута Сергей Карпов провел дома,  так как устал и
идти ему никуда не хотелось, да и работать тоже. Он слушал музыку, играл с
компьютером в шахматы. Но мысли его все время воз