что место, где он находится, очень древнее, его охватил страх разбудить что-нибудь неожиданное, и он постарался успокоиться.
     - Тебе так лучше, - прошептал он младенцу; от крика у него саднило горло. - Землепашцы правы.
     Йама не рассчитывал, что сумеет заснуть, но он утомился, непрерывно шагая взад-вперед, словно большая пятнистая кошка, которую он однажды видел в клетке на палубе корабля, зашедшего в порт Эолиса на пути в столицу из джунглей в районе срединной точки мира. Животное непрерывно металось из угла в угол, злобно сверкая зелеными глазами, будто в ответ на свои непостижимые мысли. Может, оно надеялось, что если ходить достаточно долго, то в клетке найдется какая-нибудь потайная дверь и оно сумеет вернуться в родные джунгли.
     Йама сел, прислонившись спиной к пьедесталу кариатиды (ее обутые в сандалии ноги все еще стояли на месте, но возле щиколоток были отбиты). Он устал, но сна не было. Внизу, за скатами крыши Дворца, лежал, сверкая огнями, громадный город.
     Прошло немного времени, и он вдруг заметил, что лежащая рядом кариатида открыла пустые глаза и смотрит на него. И даже когда она заговорила, он не почувствовал ни страха, ни изумления.
     - У тебя просто талант находить еще работающие окна, - сказала она. - Вижу, ты потерял свой ключ, но нашел другой.
     Йама сразу понял, кто с ним говорит. Женщина, которую он видел в оракуле Храма Черного Колодца. Фантом аватары той ереси, которая грозит теперь поглотить весь мир.
     Его охватил безудержный ужас, словно он столкнулся с ядовитой змеей. Во рту пересохло, но он все же сказал:
     - Ключи есть повсюду, люди просто забыли, что они собой представляют.
     - Они многое забыли, - отозвалась женщина. - Когда я ступала по вашему миру, я пыталась напомнить им кое-что из забытого. Некоторые вспоминали, но большинство не хотели. Знания на самом деле вещь горькая, и многие колеблются, прежде чем отпить из сей чаши. Взять хоть тебя. Ведь ты ни на шаг не продвинулся по своему пути. Почему ты здесь сидишь? И с кем это ты сидишь? Очень неразвитый ум... А, это ребенок одной из рас истинных союзников! Тоже сирота, Йама?
     - Я не стану вам служить, - с усилием произнес Йама. Говорить было трудно, будто он сам превратился в подобие камня. - Я отказываюсь служить. Ни вам, ни префекту Корину. Особенно тебе, ведь я знаю, вы отреклись от милости и благословения Хранителей. Вы желали бы свергнуть их и сами править Вселенной, нашему миру повезло, что все вы - просто тени.
     - Ты отказал зеркальному племени тоже?
     - Ты не можешь об этом знать! - в ужасе вскричал Йама.
     - Но ведь я пребываю в твоих снах, а значит, на этот отрезок времени могу пользоваться некоторыми из твоих воспоминаний. Зеркальные люди хотели лишь разделить судьбу большинства рас вашего странного мира. Они не желают ничего иного, только самим отвечать за свою судьбу, хотят, чтобы в их организмах тоже завелись машины, которые зафиксируют все, что есть в их памяти, чтобы воскреснуть к новой жизни. Они хотят сами помнить свою историю. Мне случалось много спорить по этому поводу с господином Нарьяном. Я помню, он особенно пылко защищал идею невинности, однако ни один родитель не должен сдерживать свое дитя от взросления.
     - Господин Нарьян... он тоже фантом?
     - Он был архивариусом города Сенша. Насколько мне известно, он все еще жив. Это было очень давно, но его народ живет долго, намного дольше большинства долгоживущих рас Слияния. Он, конечно, преобразил свой разум и теперь разделяет мои идеи.
     - Но Сенш находится там, где война...
     Кариатида улыбнулась, разрывая лишайники, которыми поросли ее каменные щеки.
     - Я даю им свободу, Йама. Освобождаю от бессмысленной теократии. Дарю им возможность быть собой.
     - Хранители нам всем дадут эту возможность.
     - Разумеется, но они обещают совершить это в момент гибели Вселенной. Легко давать такие обещания, ведь никто не призовет к ответу, если попытка не удастся: живых уже не останется. Хранители все обещают и ничего не дают, а я обещаю только свободу и уже дала ее жителям города Сенша. Что в этом плохого? А теперь внимание! Я научу тебя, как это делается. Когда я жила в мире, мне приходилось взывать к оракулам о помощи, чтобы преобразить людей Сенша. Теперь я живу внутри пространства оракулов, и все стало проще.
     - Нет. Я не буду служить!
     Но в своем сне Йама уже плыл под водой, ниже ряби на глади Великой Реки, как частенько плавал в детстве, деля невинные шалости с детворой амнанов. Эти детеныши любили нырять с дальнего конца нового причала и уплывать в заросли ламинарии, где длинные пряди мягко стелились под самой поверхностью. По сравнению с Йамой они были куда более ловкими: быстрее плавали и глубже ныряли, охотясь за аболонами и устрицами, которые целыми колониями гнездились у самых корней бурых водорослей на вязком речном дне. Если Йаме удавалось несильно отстать, он был счастлив, но иногда и он устремлялся вниз, прочь от зеленоватого света, к призрачным теням далекого дна, туда, где шныряли гибкие силуэты других детей. Но добраться до них он не мог: легкие обжигало болью, столб воды нестерпимо давил на грудь, и приходилось возвращаться. Изо всех сил он рвался к поверхности, потом долго отплевывался и кашлял, греясь в теплых лучах солнца. Прохладные бездны реки оставались для него навсегда недосягаемы. Но сейчас, уносясь в ярком потоке, так напоминавшем игру воды и света, он вдруг осознал, что его детское желание наконец осуществилось. Кариатида плыла рядом, и он спросил, почему она не тонет, ведь камень не может плыть.
     - Смотри, - сказала она, и он увидел мозг младенца, увидел составляющие его узлы, понял, как их следует изменить, сделав сильнее здесь и вот здесь, чтобы туда могли внедриться крохотные машины, более мелкие, чем невидимые глазу одноклеточные водоросли, которыми кормятся даже самые крупные рыбы и которые населяют каждую каплю воды. Точно так же и тучи машин, незримо витая в воздухе, с каждым вдохом проникнут в тело и начнут терпеливо трудиться, создавая и взращивая первородную искру самосознания.
     Кариатида стала таять внизу, медленно растворяясь в потоках света.
     - Самоорганизующаяся усложняемость, - бормотала она. - Только семечко бросить...

***

     Теперь Йама понял, а может, вспомнил, что все это сон, как вспомнил, и какова природа явившегося ему создания, но тем не менее он чувствовал, что какая-то доля его существа рвется ей в след, как умирающий с голоду человек будет рваться к еде, любой еде, пусть даже самой несвежей. В приступе отчаянной жажды он бросился туда, где она исчезла, и с криком проснулся, обнаружив склонившуюся над ним Тамору. Он лежал на обломках наоса, перед черным диском оракула. Мелькнул ли в нем тающий свет или просто почудилось? Или это скользнул луч зари, заглянувший в квадратный проем входа?
     Тамора смотрела с напряженной тревогой. Йама протянул к ней руку, но она резко ее оттолкнула. Он спросил, что случилось, вместо ответа Тамора указала на вход в маленький храм. Там плотным кольцом стояли люди, окружив что-то, лежащее на земле. Йама почувствовал острый укол вины. Он забыл о ребенке! Заснул! Дитя могло погибнуть! Его могли утащить дикие звери!
     Йама бросился наружу, каждая мышца его тела отозвалась ноющей болью. Воздух уже прогрелся, свет заливал склоны Дворца и наполнял небо таким сиянием, что после тенистого полумрака внутри храма Йаме пришлось прищурить глаза. Его встретили громким воплем, и Йама метнулся назад, но тут осознал, что люди ему улыбаются. В центре толпы стоял Луп, он склонился к маленькой девочке, которая что-то ему шептала. Другая малышка взяла Йаму за руку и повела к корзинке с цветами.
     Там было так много света, что сначала Йама не понял, почему дитя сводит глаза к переносице и лупит по воздуху своими пухлыми ручками. Потом он увидел.
     Над головой ребенка, сверкая бешеным белым огнем, висела корона из светлячков.

14. ПРОЦЕССИЯ

     - Они скоро улетят, - прошептал Пандарасу Йама. - Наверное, это я их привлек, но как только я уйду, они улетят. Надо успеть объяснить Лупу и его людям, что все обстоит не так, как они рассчитывают.
     - Господин, ты слишком скромен! Ты мог бы жить здесь как Иерарх, а вместо этого идешь на войну!
     Продуктовая тележка, на которой они ехали, качнулась, попав в выбоину на дороге. Пандарас подпрыгнул и снова выпрямился рядом с высоким сиденьем, на котором восседал Йама. Юноша был просто пьян. Пьян от шума, музыки, радостных криков процессии, от доброй порции сладкого желтого вина. Его голову венчал зеленый венок из плюща с длинными граммофончиками белых цветов. Впереди на рубахе у него расплывалось большое винное пятно.
     - Они его убьют, - мрачно сказала Тамора. - Не эти идиоты, а те, у кого власть. Он им опасен.
     Она стояла за спиной у Йамы, сжимая эфес сабли и постоянно вертя головой справа налево. Когда кто-нибудь запускал хлопушку, она вздрагивала и напрягалась. Люди бежали рядом с тележкой, рядом с сопровождающей их колонной зеркального племени, толпились на террасах вдоль дороги, кричали, махали пальмовыми листьями, яркими флагами, бросали цветы, предлагали им фрукты. В одной группе запустили в воздух огромного змея, раскрашенного страшными звериными мордами. С визгом носились шутихи, рассекая сверкающий утренний воздух.
     Луп помещался у ног Йамы в парчовом одеянии, расшитом фальшивыми жемчугами и блестками. На руках он держал малыша с целой короной сияющих светлячков.
     - Мы никого не хотим обидеть, - говорил он. - Мы просто устремляемся от своего древнего очага ввысь, искать свое место под солнцем.
     - Лучше бы вам остаться здесь, - заявляла в ответ Тамора. Временами ей приходилось кричать, чтобы перекрыть радостный гул толпы. - Такие простаки, как вы, легкая добыча любого бандита, налетчика и проходимца в городе.
     - Когда я был молод, - отвечал Луп, - то играл в наперстки и неплохо наживался на твоих соплеменниках во время Водяного Рынка, а еще раньше исполнял роль обезьяны в номере фокусника со змеей и веревкой, работал в театре марионеток. Простаки всегда считают, что могут нас обмануть, но они забывают: игра-то идет по нашим правилам. Однако не будем ссориться, молодая воительница, ведь мы теперь идем одной дорогой. Смотри, как радуются люди, видя процессию твоего господина!
     Новость о свершившимся чуде в мгновение ока разлетелась по всем окрестностям. Когда процессия лишь выбиралась из деревни землепашцев, толпа уже выстроилась вдоль дороги насколько хватает глаз. Бригады людей расчищали дорогу от мусора и камней, закладывали выбоины кусками древесины. Луп объяснил, что дорогой не пользовались с тех пор, как умолкли последние Иерархи десять тысяч лет назад.
     Спускаясь к городу, процессия трижды обогнула склоны Дворца. Ни стражники, ни войска не вышли ее остановить, но Тамора то и дело указывала на маленькие вспышки над склонами Дворца и объясняла, что там на диске стоит офицер и наблюдает через подзорную трубу. Один раз, на повороте, где дорога огибала крутой скальный выступ, отвесной стеной вздымавшийся справа, а слева там зияла бездонная пропасть, рядом с процессией завис флайер, да так близко, что какой-нибудь акробат мог бы легко запрыгнуть на широкий черный треугольник его крыла. Люди зеркального племени засыпали его цветами и фруктами, но вскоре дорога нырнула в короткий туннель в толще бокового отрога, а когда снова вышла на солнечный свет, флайера уже не было, только новые толпы людей, спускаясь с террас, бежали к процессии, приветствуя ее восторженными криками.
     Йама махал в ответ, но сердце у него ныло от недобрых предчувствий. Чудо, которому так радовались эти невинные люди, вовсе не было чудом, это был трюк, фокус, подстроенный гнусным созданием, которое развязало войну. Эта женщина, фантом, воспользовалась им, чтобы преобразить ребенка. Зачем? Показать ему, как велика ее власть? Или убедить, что она знает о его возможностях больше, чем он сам? Чудо, которого так страстно желал Луп, было отвратительной пародией, злой и жестокой насмешкой над волей Хранителей.
     Йама мог только надеяться, что, может быть, все обернется добром. Ведь если отвлечься от методов, ребенок все-таки был преображен. Народ Лупа получил доказательство, что может подняться над своей природой.
     Теперь ничего не оставалось, как только подстроиться к ситуации, потому Йама и согласился отправиться вместе с Лупом. Тамора заявила, что участие в процессии - глупость, чреватая опасными последствиями, однако Йама без обиняков спросил ее, что лучше: пытаться выскользнуть из города под покровом ночи, как удирающее ворье, или же ехать на почетном месте во главе длинной ликующей процессии, среди акробатов, музыкантов и клоунов, когда по бокам дороги выстроились толпы счастливых людей? Что касается Пандараса, то его захватила лихорадка праздника. Он приветствовал публику, выпивал протягиваемые ему кубки, кланялся, махал руками.
     Йама повернулся к Таморе и заметил:
     - Большинство из них полагает, что это какое-то представление.
     Она покачала головой:
     - Ты только посмотри, кто пришел на нас поглазеть! Это же сплошь туземцы или беднейшие из бедных: уборщики, собиратели нечистот. Публика вроде твоего крысенка. Если солдаты или магистраторы захотят арестовать тебя или, что еще хуже, за тобой явятся из Туземных Проблем, весь этот сброд растает, как куча снега. А завтра они выберут нового Короля Дураков.
     - Моя раса, Тамора, помогала творить этот мир, и одно время я верил, что они могли быть Властителями бесконечного времени и пространства. Теперь я уверен, это не так. Они были работниками, такими же, как эти.
     Чудом явилось не то, что он совершил чудо, ибо он знал, что это не так, а то, что Луп и зеркальные люди поверили в чудо. Наверное, хорошее в этой истории - лишь сама вера этих людей, что чудеса возможны, что Хранители все еще не оставили этот мир своим благотворным участием. И разве он сам может отрицать такое? Разве его собственное рождение - не такое же чудо, как облако светлячков над головой младенца? Если женщина из оракула воспользовалась им, то, может быть, ее саму тоже использовали для каких-то высших целей?
     - Я думаю, ты лучше них, - возразила Тамора и снова вернулась к наблюдению за толпой.
     Взгляд Йамы тоже метался по лицам в толпе, Йама искал Элифаса. Теперь процессия спускалась по тесному лабиринту узких улочек и площадей, путающемуся в беспорядочном скоплении зданий у самого края Дворца, а старика все не было.
     Процессия двигалась к большим воротам. Люди стояли на крышах, осыпая ее таким плотным дождем цветов и серпантина, что сначала Йама не понял, почему они вдруг остановились. Тамора зашипела, Йама поднял руку, надеясь, что она не успеет ударить, ибо сквозь плотную пелену цветочного водопада он наконец увидел, в чем дело: перед самыми воротами, преграждая дорогу, растянулась цепочка солдат, пеших и верховых, на крупных страусах с черными развевающимися плюмажами.
     Сверху на летающем диске спустился офицер, замерев в воздухе перед двумя быками, которые тянули повозку. Его металлические доспехи горели таким огнем, что казалось, будто фигура облита расплавленным зеркалом. Голый череп бороздили рубцы, густые усы обрамляли плотно сжатые губы. Глядя на Йаму, он спросил:
     - Кто здесь главный?
     - Никто не велел им сюда приходить, - ответил Йама. - Они явились по собственной воле.
     - Эти животные, - бросил офицер, - понятия не имеют о собственной воле.
     Туг вмешался Луп:
     - Господин, мы отправляемся в новую жизнь! А это тот, кто открыл нам путь.
     Вперед вышла Тамора, гневно сверкая глазами, она заявила:
     - Убирайся с дороги, малыш, и прихвати своих оловянных солдатиков!
     - Подожди, - мягко сказал Йама, словно успокаивая норовистого скакуна, и, обратившись к офицеру, спросил:
     - Чьей властью вы нас останавливаете?
     - Властью Департамента Внутренней Гармонии. Ты Йамаманама? Я явился сопроводить тебя за пределы Дворца. На нас оказывают значительное давление, чтобы возвратить тебя в некое место, но Департамент Внутренней Гармонии не играет ни на чьей стороне. Мы все еще полностью контролируем нижние этажи и внешние линии обороны, мы действуем в соответствии со своими представлениями о безопасности Дворца. Я должен убедиться, что ты покинул Дворец, и я прошу тебя распустить своих последователей.
     - У меня нет права ими командовать. - Йама жестом обвел толпу, которая запрудила улицу за повозкой, и людей на крышах, все еще бросавших в воздух цветы. - Если, бы я мог, то никогда бы этого не позволил. Я смущен так же, как ты, но думаю, у них нет дурных намерений.
     Йама легко мог вытащить диск из-под ног офицера и использовать его как косу против закрывших дорогу солдат. Он мог бы вызвать машины и все здесь разгромить. Как просто... но придут другие солдаты, а за воротами лежит город, и там сотни тысяч магистраторов, которые охраняют порядок. Он пришел не для того, чтобы начать войну. Господи, о чем он думает! Женщина из оракула что-то вложила ему в голову, и теперь его мысли путаются, порождая честолюбивые и агрессивные фантазии. Йама глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и вспомнил, как эдил обучал его искусству переговоров. Лучше позволить своему оппоненту почувствовать, что он сам принял решение, чем принуждать его к определенному выбору. Под действием силы человек выберет неблагоприятный вариант.
     Йама продолжил:
     - Я вполне понимаю, почему вам приходится поддерживать порядок среди просителей и паломников, которые ищут возможности попасть во Дворец - иначе бы все просто не вместились. Но люди, собравшиеся здесь на праздник, всегда жили во Дворце, а сейчас они хотят уйти. Это простые люди, они обрабатывают поля и развлекают служителей.
     - Мы всегда свободно входили и уходили, - заявил Луп. - Почему нас задерживают?
     - Я знаю ваше племя, - сказал офицер. - Вы, как крысы, вползаете и уползаете через подземные норы.
     На что Йама ответил:
     - Если они крысы, то вам же лучше, избавитесь от них и все. В любом случае, стоит ли тратить на них хоть минуту вашего драгоценного времени? Разве можно остановить птиц, летящих над нашими головами с полей к берегам Великой Реки?
     Офицер задумался на мгновение, а потом сказал:
     - Мы служим идеалам Хранителей. И всегда служили. В черные времена, когда Глава Всех Людей поглотил все другие департаменты, мы были единственными, кто сохранил независимость. Мы позволяем людям приходить и уходить по нашему усмотрению.
     - Даже зеркальные люди - творения Хранителей. Их народ живет во Дворце дольше, чем большинство других рас. Может быть, вы сочтете возможным допустить, что у них тоже есть право решать свою судьбу?
     Офицер раздвинул плотно сжатые губы, показывая мощные желтые пластины с заостренными верхними гранями, которые служили ему зубами:
     - Честно говоря, я не заплачу, если они сгинут все до одного. Эти твари паразитируют на теле каждого Департамента. В прошлой декаде на одном из дневных рынков возникли беспорядки из-за такого мошенника. Он жульничал с наперстками, есть такая азартная игра. Какой-то идиот выстрелил из энергопистолета, несколько клерков ослепли.
     Йама знал о происшествии не понаслышке и понимал, в чем там суть, однако не стал поправлять офицера, а вместо этого сказал:
     - Тогда всем, вероятно, будет лучше, если они уйдут со мной...
     Офицер кивнул:
     - Как только они покинут Дворец, голова будет болеть уже у магистраторов, а не у нас. А тебя я должен доставить в безопасное место. Таков приказ. Департамент Туземных Проблем слишком уж настаивал на твоей выдаче, а мы не собираемся ему подчиняться и никому другому тоже.
     - В доках нас ждет корабль, - сказал Йама. - Если бы ты нас туда сопроводил, твои проблемы на этом бы кончились и, соответственно, мои обязательства перед тобой.

***

     Воины Департамента Внутренней Гармонии разделились, расположившись эскортом впереди и позади повозки. Офицер объяснил Йаме, что страусы не так быстроходны, как лошади, и внушают