старт. Шадресс
провел взлет в ручном режиме - так  было  оговорено  в  инструкции,  -  но
Хельва настолько привыкла делать все  сама,  что  с  трудом  сдерживалась,
наблюдая за его действиями. И вовсе не потому, что он делал что-то не так.
"Проклятье, - думала она, обводя взглядом переполненную рубку и жалея, что
не может отвлечься на какую-нибудь привычную работу, -  проклятье,  как  я
могла позволить втянуть себя в эту авантюру!"


   Как только Шадресс объявил разворот  и  переход  к  невесомости,  Прейн
созвал  труппу  на  репетицию.  Для  начала  он  ввел   пятерых   актеров,
присоединившихся  к  ним  на  Регуле,  в  курс  репетиций,   которые   они
пропустили. Все они уже работали в невесомости раньше и знали  свои  роли.
Им требовалось только разучить  нужные  движения  и  привыкнуть  к  голосу
кормилицы, исходящему из стены рубки. Однако Ансра  предпочитала  и  здесь
создавать осложнения. Она лениво подплыла к режиссеру - то ли стараясь его
очаровать, то ли поставить в тупик неожиданным вопросом.
   - Послушай, Прейн, я, как и каждая  одаренная  актриса,  могу  передать
любое чувство, но притворяться, что  этот  бестелесный  голос  принадлежит
кормилице Джульетты, выше моих сил. Мыслимое ли дело - играть со  стенкой,
вместо партнера? И как, спрашивается... Хельва, -  Ансра  с  явным  трудом
назвала  ее  по  имени  -  сможет  освоить   непринужденное   движение   в
невесомости, если, насколько я понимаю, она никогда не пользовалась  своим
телом?
   - Мои сценические обязанности предельно ясны и внесены в мою программу.
Следовательно, ошибиться я никак не могу. Во всяком случае, пока вы будете
именно такой Джульеттой, какой вам надлежит быть.
   Все  услышали  эту  отповедь,  но  вслух  никто  не  засмеялся.   Ансра
нахмурилась, и, закусив губу, вернулась на свое место.
   Однако ее заявление относительно того, что она, как и каждая  одаренная
актриса,  может  передать  любое  чувство,  даже  в  сценах  с  настоящими
партнерами никак не оправдывало себя. Ее Джульетта  оставалась  деревянной
куклой. Она не загоралась даже от страстных речей Ромео, хотя, как ей  это
удавалось,  было  для   Хельвы   совершенно   непостижимо.   Прейн   пылал
вдохновением и вдохновлял всех окружающих.
   Теперь, когда бремя гравитации уже много дней не тяготило  его,  солар,
воодушевленный успешным развитием их уникальной постановки, изучал энергию
и энтузиазм, которые заражали его коллег. Казалось, он не знает усталости.
   Они репетировали четвертую сцену первого акта -  он  сам,  Меркуццио  и
Бенволио, остальные изображали масок и факельщиков.
   Вот отзвучали слова Меркуццио:
   - Однако даром свечи днем мы тратим.
   В этой сцене шел быстрый, искрометный обмен  репликами:  легкомысленная
болтовня приятелей, собравшихся провести веселый вечерок.
   Меркуццио повторил свои слова. Хельва вспомнила, что она еще и  дублер,
и поспешно отыскала нужное место.
   - О нет, - прочитала она.
   Ответом ей последовало молчание. Тогда она еще раз повторила реплику.
   - Мы все знаем текст,  -  сказал  Прейн,  когда  и  эта  пауза  грозила
затянуться до бесконечности. - Чьи это слова?
   - Ваши, - озадаченно проговорила Хельва.
   На миг в глазах  его  промелькнуло  затравленное  выражение.  Потом  он
рассмеялся, и ужас отступил; - Самые короткие реплики всегда ускользают из
памяти! - беспечно заметил он, ответив Меркуццио.
   Ночью, когда все уже спали, Прейн не смыкал глаз. Хельва, не  испытывая
никаких угрызений совести, наблюдала, что происходит в каюте,  которую  он
теперь делил с пятью другими актерами. Он снова и снова повторял четвертую
сцену. Потом долго лежал молча. Хельва  решила,  что  он  уснул,  и  вдруг
увидела, как его рука медленно скользнула к талии и осторожно извлекла  из
пояса маленькую таблетку. Неверным жестом, имитирующим случайное  движение
спящего, он отправил ее в рот.
   То, что он сделал это украдкой, в сочетании с ожесточенным  повторением
пресловутой сцены, помогло Хельве разгадать трагическую тайну солара.  Да,
он действительно наркоман и к  тому  же  находится  на  последней  стадии:
мыслеуловитель, который в галактической фармакопее  считается  безвредным,
оказался для него ядом, губительным не только для тела, но и для разума. И
он это знает. Но гораздо большим для себя злом  солар  Прейн  счел  потерю
памяти и потому намеренно обрек себя на гибель.
   Репетиции шли отлично - если бы не Ансра. Хельва не понимала, как Прейн
умудряется  сохранять  хладнокровие,  видя,  как  она  сознательно   губит
спектакль. Каждая сцена, в  которой  участвовала  Ансра,  начинала  терять
темп, накал и постепенно разваливалась.  Но  Прейн,  казалось,  ничего  не
замечал. Постепенно, убедившись, что ей не удастся  спровоцировать  солара
на скандал, который к тому  же  наверняка  вызовет  возмущение  остальных,
Ансра переменила тактику и избрала своей мишенью  гораздо  более  уязвимую
Керлу.
   К счастью, вместе с ними в  пилотской  каюте,  превращенной  в  спальню
женщин, обосновалась Ная Табб, синьора Капулетти. Она отлично  разбиралась
в человеческих отношениях и постаралась без лишних слов оградить Керлу  от
нападок Ансры.  Ная  помогала  Керле  с  ролью  и  развлекала  добродушной
болтовней, когда они оставались вдвоем. Но,  тем  не  менее,  она  отлично
видела, что тактика Ансры начинает все  больше  угнетать  чуткую,  нервную
девушку.
   - Деточка, если у тебя возникнут серьезные осложнения с Колмер, позволь
мне тебе помочь, ладно? - сказала Ная Табб Керле как-то утром.
   - Спасибо вам, - печально улыбнувшись, ответила девушка.
   - Послушай, между нами, Прейн часом  не  наркоман?  С  виду  совсем  не
похож, а я-то уж их повидала на своем веку, но все же...
   - У солара Прейна развилась вредная химическая  реакция  на  длительное
применение мыслеуловителя.
   - А я-то всегда считала его самым безвредным снадобьем на свете. И сама
принимала Бог знает сколько раз.
   -  В  обычных  условиях  он  действительно  безвреден.  Но  ведь  солар
принимает его уже  больше  семидесяти  лет.  Постепенно  остаток  кремния,
который должен выводиться  из  организма,  стал  откладываться  у  него  в
тканях. Вдобавок у него были проблемы с выделением жидкости, и мочегонное,
которое  ему  прописали,  вступило  в  соединение  с  кремниевым  осадком.
Произошло вымывание кальция из костей, и этот процесс необратим.
   - Но  в  чем  это  заключается?  На  мой  взгляд,  выглядит  он  просто
прекрасно.
   Сухой, профессионально  бесстрастный  голос  Керлы  звучал  безысходное
самых горьких слез.
   -  В  условиях  низкой  гравитации,  особенно  в   невесомости,   когда
отсутствует нагрузка на скелет, он чувствует себя отлично. Но все кости  у
него мягкие: удар, падение, длительное физическое  напряжение  -  и  он...
просто  развалится.  А  кремний  постепенно  все  сильнее  сдавливает  его
жизненно важные органы.
   - Так пусть их заменят!
   Девушка грустно покачала головой, и Ная ласково похлопала ее  по  руке.
Тут Хельве пришлось их прервать - начиналась репетиция.  И  она  оказалась
еще хуже, чем все предыдущие. Поведение Ансры сводило на нет  усилия  всей
труппы.  Все  шло  наперекосяк:  актеры   путали   слова,   забывали   уже
отработанные   мизансцены.    Когда    Меркуццио    с    Парисом    начали
непредусмотренный сценарием поединок, Прейн объявил перерыв.
   - Похоже, мы слегка переусердствовали. Сегодня и  завтра  устроим  себе
выходные. Хельва, как там у нас с напитками? А вас, Ная и Керла, я попрошу
взглянуть, какие приятные  сюрпризы  может  нам  преподнести  наш  камбуз.
Хельва, что там новенького в эфире? Мы так  погрузились  в  жизнь  древней
Англии, что совсем забыли о том, что творится на белом свете.
   Ансра покинула главную рубку и,  громко  хлопнув  дверью,  удалилась  в
женскую каюту.  Заглянув  туда,  Хельва  обнаружила,  что  актриса  злобно
уставилась в зеркало. Удивительное  дело:  Ансра  мрачно  и  разочарованно
разглядывает свое отражение, а Ная с Керлой да камбузе беспечно болтают  о
пустяках.
   Хельва старалась везде поспевать, все видеть и  слышать,  чтобы  суметь
предупредить любую неприятность... если возможны еще большие неприятности.
К Прейну решительно направился Даво. Хельва намеренно обращалась  к  своим
пассажирам только через динамик центральной рубки, чтобы они забыли, что у
нее везде есть глаза и уши.
   - Давно пора понять, Прейн, - говорил Даво, -  Ансра  задумала  сорвать
постановку, и пока она в этом отлично преуспела.
   Прейн долго смотрел на друга, на лице его мелькнула слабая улыбка. - Ты
можешь предложить какой-нибудь выход?
   - Нужно сбить ее  с  толка.  Помнишь,  как  мы  развлекались  в  долгих
гастрольных турне?
   - Менялись ролями?
   - Вот именно! Господи, мы же знаем все реплики и выходы.
   Прейн озорно усмехнулся. - А роль Джульетты отдадим... Хельве!
   - Нет, Джульеттой будет Керла! - Даво, не моргнув  глазом,  ответил  на
удивленный взгляд друга.
   - А Ромео?
   - Здесь мы ничего менять не будем, - спокойно сказал Даво и добавил уже
веселее: - А я стану братом Лоренцо и обвенчаю вас.
   Прейн подождал, пока все поели и, отведав тракийского  пива,  пришли  в
приятное расположение духа.  Его  предложение  вызвало  бурное  веселье  и
рискованные шутки.
   - Я буду синьорой Капулетти, - писклявым фальцетом объявил Эскал.
   - А я - синьорой Монтекки, - дребезжащим  контральто  откликнулся  брат
Лоренцо и, снова перейдя на бас, добавил:  -  Я  всегда  считал,  что  она
втихаря попивает.
   - Тогда я буду Эскалом, - вызвалась Хельва, так точно  подражая  голосу
игравшего его актера, что тот выронил кружку.
   - Ты одна могла бы исполнить всю  эту  чертову  пьесу,  -  провозгласил
Даво,  причем  язык  у  него  заплетался  куда  сильнее,  чем  тому  могло
способствовать тракийское пиво. - В ней нет ни одной роли, которая не была
бы тебе по плечу.
   - Вот как? В таком случае я, буду кормилицей, - объявила Ансра. - Пусть
Хельва посмотрит, как нужно играть эту роль!
   - А Джульеттой будет Керла! -  воскликнул  Даво,  пристально  глядя  на
Ансру. - Начнем сейчас же, с хора. Все по местам!
   - В двух семьях, равных знатностью и славой... - с  готовностью  начала
Хельва глубоким басом, и все остальные, не успев ни о чем  подумать,  были
вынуждены включиться в игру.
   Даво стал Самсоном, а Шадресс, обычно  игравший  синьора  Капулетти,  -
Грегори. Они принялись дурачиться, вставляя в текст  забавную  отсебятину.
Появился Бальтазар, шатаясь, как  пьяный,  и  стычка  между  двумя  домами
разгорелась. Актеры скороговоркой отбарабанивали свои реплики, толкались и
всячески старались перещеголять друг друга в озорстве.
   Когда Эскал  -  синьора  Капулетти  выплыл  в  сопровождении  кормилицы
Анжелики, Ансра, которая по-прежнему пылала злобой и не принимала  участия
в общей забаве, вдруг заиграла свою роль, как никогда не играла Джульетту.
При этом  она  умудрялась  так  произносить  реплики  кормилицы,  что  они
начинали звучать весьма двусмысленно. Заключительные слова: "Иди, дитя,  и
вслед счастливых дней ищи себе счастливых ты ночей", она  наполнила  таким
ядом, что Эскал недоуменно покосился в ее сторону.
   Но вот на пиру Джульетта встретила Ромео, и злоба Ансры  разгорелась  с
удвоенной силой: Прейн играл совсем другого, более  нежного  Ромео:  голос
его дрожал не от усталости, а от зарождающейся любви - трепетной, бережной
и страстной. И Керла, чьи глаза выдавали  так  долго  скрываемое  чувство,
была ему под стать - наконец-то все  видели  истинную  Джульетту,  робкую,
порывистую, бесстрашную и благородную. Смущенно зардевшись, она сказала:

   Есть руки у святых: их может, верно,
   Коснуться пилигрим рукой своей.

   И, повернув руки ладонями вниз, положила их на ладони Ромео - этот жест
Прейн много раз показывал Ансре, но она каждый раз ухитрялась так исказить
интонации и движения, что все теряло смысл.
   Ромео приподнял руки Джульетты  на  своих  ладонях,  и  страсть  в  его
глазах, встретившись с ее счастливым взглядом, наполнила этот эпизод такой
нежностью, что все притихли, зачарованные.
   - Твои уста с моих весь грех снимают, - промолвил Ромео так  тихо,  что
голос его прозвучал, как замирающее эхо. И все же он был отчетливо слышен,
пока губы его не слились  с  губами  Джульетты  в  благоговейном  поцелуе,
который был красноречивее самых громких слов.
   Начисто забыв свою роль, Ансра метнулась вперед, к застывшей в  объятии
паре, глухой и слепой ко всему,  что  творилось  вокруг.  И  тут  раздался
сигнал прибытия. Они добрались до места.


   Все актеры  столпились  в  главной  рубке,  поспешно  освобожденной  от
остатков вечеринки.
   - Итак, - обратился к ним  Шадресс,  -  приемопередатчики  подогнаны  к
размерам голов, так что никаких неудобств не должно быть. Все  вы  слышали
рассказы членов экипажа корабля-разведчика, которые ими уже  пользовались.
Вам известно, что процесс переноса проходит просто и безболезненно. Только
представьте, что вы на поверхности планеты - и все.
   - Как я могу представить себя на поверхности планеты, которой никогда в
глаза не видала? - осведомилась Ная, сумрачно разглядывая прибор.
   - Больше  всего  это  похоже  на  подводный  ландшафт  Земли  в  районе
Карибского моря или на водную среду Альдебарана  или  Веги-4.  Вообразите,
что вас окружают водоросли разнообразных форм и цветов. Разведчики не  раз
подчеркивали, что цвет играет огромную роль.  Корвики  напоминают  морских
животных класса гидроидов: у них большие  мешкообразные  тела  со  сложным
набором щупалец, возможно, это нервные окончания.
   - Господи, ну и костюмчики, - передернувшись, проворчала Ная Табб.
   - Меня заверили, что они придутся нам впору, - ухмыльнулся  Шадресс.  -
Хельва будет нашей палочкой-выручалочкой. Ее снабдили автоматическими реле
возврата. Нас предупредили, чтобы мы не задерживались у  корвиков  слишком
надолго.
   - Почему? - капризно осведомилась Ансра.
   - Наверняка у корвиков есть на это веские причины,  только  они  их  не
называют. Теперь слово тебе, Прейн.
   Солар поднялся и оглядел труппу.
   - Все мы отлично  сознаем  важность  этого  невероятного  обмена  пьесы
Шекспира  на  энергетический  процесс.  Нашего  барда  переводили  на  все
мыслимые и немыслимые языки, человеческие и нечеловеческие,  и  смысл  его
пьес каким-то образом понимали все - от эстетов до варваров. Так что у нас
нет причины сомневаться: у старины Шекспира наверняка  найдется  что-то  и
для корвиков... если мы вложим в свое творчество все сердце... или то, что
заменяет корвикам этот орган.
   Дамы  и  господа,  занавес!  Он   сел   и,   надев   на   голову   шлем
приемопередатчика, откинулся на кушетку и  полностью  расслабился.  Прошло
несколько секунд, и ободок шлема мягко засветился.
   - Ну, если это все, что от нас требуется... - решительно произнесла Ная
Табб и тоже натянула на голову шлем.
   Остальные почти одновременно последовали ее примеру, и вскоре на  борту
остались только Шадресс и Хельва.
   - Проверь, как там Прейн, - попросила она.
   - Насколько я могу судить, с ним  все  в  порядке.  До  встречи  внизу,
Хельва.
   Он исчез.  И  тут  Хельву  охватил  страх:  ей  показалось,  что  новые
синапсовые вводы раскалились докрасна. Но этого не может быть. Собрав  всю
волю, она приказала себе спуститься вслед за остальными. При мысли о  том,
что она впервые в жизни покидает свою капсулу, ее обуял первобытный ужас и
вдруг...
   Мгновенный переход!
   Первым  отличием,  которое  она  ощутила,   было   давление...   что-то
сдавливало ее со всех  сторон.  Но  корвики  обещали  предоставить  членам
труппы пустые оболочки. А  она  чувствовала,  что  находится  в  оболочке,
которую снаружи облекает  что-то  еще.  Хельва  попробовала  пошевелиться,
надеясь избавиться  от  этого  постороннего  ощущения.  В  ней  заговорила
брезгливость - что за противное чувство, как будто к тебе со  всех  сторон
что-то прикасается. Нет,  ее  ничто  не  удерживало,  и  все  же  давление
оставалось. Причем оно  не  вызывалось  гравитацией,  а  принадлежало  той
среде, в которой она находилась и двигалась. Что ж, давление  для  нее  не
новость - ведь она привыкла летать. Хельва снова пошевелилась, и откуда-то
снизу, из-под нее, выплыли непонятные предметы, как  оказалось,  части  ее
нового тела. Но рассмотреть их как следует она не успела, потому  что  они
тут же скрылись из вида. Раньше,  когда  она  была  кораблем,  можно  было
воспользоваться наружными камерами, чтобы увидеть любую  свою  часть.  Вот
цена, которую приходится платить за обретенную подвижность.  Что  ж,  пора
оглядеться...  насколько  это  возможно.  Она  устремила  взгляд  вниз,  в
бездонную глубину, и, наконец, различила бурлящую и  клокочущую  рыжеватую
массу, в которой  узнала  "землю".  Вокруг  покачивались  перистые  ветви,
вдыхая и выдыхая богатейший спектр невероятно  ярких  цветов;  иногда  эти
цвета  отличались  запахом  и  звуком.  Правда,  для  Хельвы  запахи  были
совершенно  новым  ощущением:  ведь  она   всю   жизнь   вместо   обоняния
пользовалась датчиками.
   - Ну что, Хельва, осваиваешься? - вторглось в ее мысли чье-то  знакомое
присутствие. Она инстинктивно  повернулась  на  "звук",  который  не  имел
ничего общего с тем звуком, который она знала раньше, и представлял  собой
ритмичное колебание обволакивавшего ее давления.
   - Как-то странно испытывать физические ощущения, - ответила она.
   - Для тебя это конечно кажется странным.
   -  А  ты  как  себя  чувствуешь,  Шадресс?  -  Хельва  сразу  узнала  в
постороннем присутствии своего напарника.
   - На редкость приятное чувство - будто  тебя  окружает  что-то  мягкое,
бархатистое. И еще я  чувствую  безграничную  силу.  -  Шадресс  был  явно
восхищен. - Я снова молод и полон энергии.  -  В  его  мыслях  преобладали
восторг  и  недоверчивое  изумления.  -  Похоже,  нам  выдали   свеженькие
оболочки, новенькие, с иголочки.
   - Интересно, где они их взяли.
   Тут к ним приблизилось еще одно существо, и оба они сразу  поняли,  что
это настоящий корвик. Его воздействие было очень глубоким, и у Шадресса  с
Хельвой возникло одинаковое ощущение - он  несомненно  стар  и  мудр  и  в
совершенстве владеет энергетическими процессами.
   - Я ваш  администратор,  -  представился  он.  Все  ваши  спутники  уже
облеклись. Можно приступать к энергетическому выражению.
   - То, что мы называем розой, будет благоухать,  как  ее  ни  назови,  -
размышляла Хельва, пока они приближались  к  шаровидному  объему,  который
окружали свободно висящие сгустки матовой черной  субстанции,  окаймленные
дышащими лианами. И вдруг она узнала всех  своих  спутников:  несмотря  на
внешне одинаковую форму, их воздействия отличались цветовыми  оттенками  и
силой давления.
   Прейн показался ей таким  же  глубоким,  как  администратор,  и  Хельва
догадалась,  что  ощущение  глубины  связано  с  возрастом  и   мудростью.
"Интересно, а как остальные воспринимают меня?" - подумала она.  Поскольку
Хельва исполняла роль хора, Прейн попросил ее начать репетицию.
   На миг Хельва  растерялась:  как  же  она  изобразит  хор  -  ведь  все
акустическое оборудование осталось на борту... Ей ужасно захотелось  снова
укрыться в своей капсуле.  Но  Прейн  -  режиссер,  а  режиссера  положено
слушаться.
   - В двух семьях, равных  знатностью  и  славой,  -  начала  она,  и  ее
воздействие потемнело и углубилось: она снова была собой.
   Вот из-за колышущихся ветвей появились Самсон и Грегори. Их воздействия
создавали ощущение легкости, поверхностности, и незначительности. Так,  то
сгущая, то рассеивая излучение энергии, труппа дошла до четвертого акта, и
постепенно  актеры  привыкли  и  к  новому  окружению,   и   к   необычным
выразительным средствам.
   Поэтому, когда сработало реле времени  и  они  перенеслись  обратно  на
корабль, все  ощутили  почти  болезненное  разочарование,  обнаружив