Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
казала сюжет, в котором Эйприл стояла рядом с куполом, держа
в руках рулон скотча шириной в два дюйма.
- Это обыкновенная клейкая лента, - проговорила она, отрывая футовый
кусок ленты и наклеивая его на картонную коробку и затем срывая. Лента
потянула за собой изрядный кусок картона. - В отличие от картона наш
элемент крайне слабо взаимодействует с другими веществами. - С этими
словами она оторвала еще кусок скотча, крепко прижала его к стене купола и
отпустила. Скотч медленно отделился и упал на землю. - Ему не страшны ни
снег, ни вода, ни грязь - даже клейкая лента. - Камера сделала наезд на
зеленую поверхность. - Подумайте, какой замечательный получился бы из него
защитный лак для вашего автомобиля.
Комментарии были хоть и осторожными, но не враждебными. Эйприл считала,
что выглядела хорошо - этакий образчик сдержанности и уверенности. Только
факты, мэм!
Атомный номер бог весть где - за углом и напротив, отсюда не видать.
"Этот элемент находится в периодической таблице невероятно далеко.
Вообще-то можно без натяжки сказать, что он находится за ее пределами".
Научный обозреватель "Тайма" побелел как мел. Вот это был славный день!
Сегодня вечером ученые всей страны впервые прочтут эту информацию. Эйприл
пока не публиковалась, но это не беда, потому что у нее есть
доказательства. Отныне она войдет в легенды. Чудесное чувство!
В мотеле "Северная звезда" бара не было. От возбуждения Эйприл не могла
ни спать, ни читать и уже было собралась позвонить Максу, чтобы предложить
пойти отпраздновать событие еще разок (хотя оба они явно перебрали на
радостях во время обеда в Кавалере с Ласкерами), когда зазвонил телефон.
Звонил Берт Кода, заместитель директора Колсоновского института,
работающий там со времен второй мировой войны. Институт давным-давно
заменил этому усталому, издерганному, отчаявшемуся человеку и жену, и
семью, и Бога, и страну.
Без лишних экивоков он с ходу выпалил:
- Эйприл, ты что, из ума выжила?!
Это не могло не пробудить ее от грез.
- В каком это смысле?
- Ты сегодня выступала перед камерами.
- И что?
- Ты даже словом не обмолвилась об институте. Ни единым.
- Берт, это не имеет ни малейшего отношения к институту.
- Что ты городишь?! Насколько я помню, во время нашей последней встречи
ты еще работала на нас. И когда же ты уволилась? Ты что, смотала удочки,
когда я отвернулся?
- Послушайте, я просто старалась не впутывать институт в это дело.
- Почему? С какой стати тебе такое вздумалось?
- Потому что тут идет речь об НЛО, Берт. Может, о зеленых человечках.
Вы хотите, чтобы институт ассоциировался с зелеными человечками? Я
полагаю, что Колсоновскому положено держать марку оплота научной мысли.
- Пожалуйста, перестань юлить.
- Я и не собиралась.
- Еще как собиралась! Это же бесплатная реклама, да притом в безмерных
количествах! Что-то я не слышал сегодня болтовни об НЛО.
- Еще услышите.
- Плевать! - В голосе его зазвучали угрожающие нотки. - Эйприл, тебя
показывают по всем программам. Как я понимаю, завтра ты будешь во всех
газетах. Ты, Эйприл. Не Колсоновский институт, а Кэннон. - Он порывисто
вздохнул. - Ты хоть слышишь, о чем я говорю?
- Но это скверная реклама!
- Скверной рекламы не бывает. Когда репортеры выстроятся к тебе в
очередь, а это уж непременно, будь так любезна, упомяни о своем
работодателе, переплачивавшем тебе не один год. Как ты, сможешь себя
заставить?
Эйприл выдержала паузу. Она с удовольствием бросила бы вызов этому
сукину сыну. Но, откровенно говоря, она страшилась его.
- Ладно, - проронила она наконец. - Если вам так хочется.
- О да, именно этого мне и хочется.
Эйприл мысленно увидела, как он откинулся назад с закрытыми глазами и
выражением отчаяния на лице, появляющимся всякий раз, когда он
сталкивается с вездесущей глупостью.
- Да, я очень этого хочу. Кстати, можешь упомянуть, что мы особо хороши
по части экологии. Ах да, еще вот что... Мне было бы любопытно узнать, где
ты была и за чей счет трудилась, когда познакомилась с этим делом впервые.
12
Чуточку блистающего времени между двумя
вечностями; второго шанса у нас не будет
больше никогда!
Томас Карлейль,
"Герои и героическое в истории", т.5
Назавтра температура упала до минус двадцати по Фаренгейту. Земля
закаменела, люди начали обмораживаться, а у Мака Эберли, пожилого фермера,
зазвавшего на гребень половину своего семейства, начались боли в груди. Во
время праздников погода совсем испортилась, и Эйприл неохотно признала,
что придется устроить сезонный перерыв. Уплатив землекопам щедрую премию,
она объявила, что работы будут возобновлены при первой же возможности. И
уточнила: весной. А на следующий день разыгрался буран. В канун Нового
года индекс зависимости обмораживания от скорости ветра достиг ста
градусов ниже нуля.
Рассказ о находке довольно скоро вытеснили из газет более
животрепещущие новости: Суперкубок, банковский скандал, связанный с
жуткими историями о сексе и наркотиках, и судебное разбирательство по
нашумевшему делу об убийце-маньяке.
Эйприл опубликовала результаты своих исследований, и новый элемент по
традиции назвали "кэннонием". Североамериканская коллегия физиков
наградила ее Спингармовской медалью, а Национальная академия наук устроила
банкет в ее честь. Но долгая задержка все равно легла ей на душу тяжким
грузом.
Макс вернулся в Фарго и зажил прежней жизнью, обналичивая свою
новоприобретенную славу. Люди, заинтересованные в покупке, продаже или
восстановлении старых военных самолетов, предпочитали "Закатную авиацию"
другим компаниям. Кроме того, Макса начали постоянно приглашать в качестве
оратора на различные мероприятия. Он никогда не любил говорить перед
аудиторией, но приглашения подкреплялись суммами до тысячи долларов за
полчаса. Так что он прошел краткий курс ораторского искусства и обнаружил,
что с опытом приходят раскованность и даже умение захватить внимание
публики и вызвать смех. Он произносил речи на мероприятиях Ротари-клуба,
на деловых обедах, на вручении университетских наград и на собраниях
"Рыцарей Колумба". Но когда он выяснил, что Эйприл получает в среднем по
шесть тысяч, то поднял свои ставки и очень удивился, когда большинство
заинтересованных лиц охотно пошли на его условия.
Однажды он провел выходные с отцом, и тот пришел в восторг. Впервые на
памяти Макса полковник с гордостью и удовольствием представлял сына своим
друзьям.
Теперь Макс всегда обедал в компании Эйприл и в один прекрасный момент
обнаружил, что в его душе зреет чувство к ней. Ему пришлось сознательно
подавлять это чувство, чтобы поддерживать с ней чисто деловые отношения.
Макс твердил себе, что предприятие на гребне Джонсона сулит чересчур
большие перспективы, чтобы идти на осложнения, вытекающие из романтических
отношений с женщиной, вступившей в дело в роли его партнера. А расовые
предрассудки могли еще более осложнить дело, потому что нельзя сбрасывать
со счетов риск, что его ухаживания приведут к взаимному отчуждению. Тем
более что она не делала никаких шагов ему навстречу. И все же когда Эйприл
познакомила его с лейтенантом полиции и призналась, что питает к тому
искреннюю симпатию. Макс пал духом.
Время от времени они брали "Молнию" и летали над плато. Раскопки совсем
замело, о царившей на гребне лихорадочной деятельности свидетельствовали
лишь конусообразные груды земли. Однажды в морозный январский день Эйприл
попросила приземлиться.
- Не могу, - отозвался Макс.
- Почему? Сейл здесь приземлялась.
- Я не знаю, глубок ли снег. У Сейл был дюйм, а у нас, наверное, фут. А
под ним может оказаться лед.
- Жаль.
В феврале совершенно неожиданно стало неестественно тепло, воздух
прогрелся градусов до пятидесяти. Такая погода продержалась подряд
несколько дней, и Эйприл приехала на машине в Форт-Мокси, захватила
Ласкера и вместе с ним осмотрела раскопки. Оба они прекрасно понимали, что
приступать к работам еще рано, но мысль о пассивном ожидании в течение еще
нескольких недель казалась обоим невыносимой.
- Может, нам повезет, - заметила Эйприл, - и, когда чуть подморозит,
можно будет продолжить работы.
Ласкер эту идею не одобрил, но Эйприл уладила дело с Лайзой Ярборо, и
весенняя кампания начала набирать обороты.
Теплая погода продержалась восемь дней. Землекопы вернулись на участок,
и работа закипела. Они выгребли снег из раскопа, высыпали его в каньон и
начали энергично вгрызаться в промерзшую землю, методично очищая дюйм за
дюймом. В результате этих усилий им удалось очистить переднюю часть
купола, все такого же изумрудно-зеленого и напоминающего стекло. Ко
всеобщему разочарованию, двери там не оказалось.
Они предполагали, что вход должен быть спереди, то есть на участке,
обращенном к пропасти, но столкнулись с глухой стеной. Правда, оставалась
еще масса работы, но из-за близости к пропасти продвижение было медленным
и небезопасным.
От обрыва купол отделял трехфутовый карниз, являвший собой землю
вперемешку с камнями, наполнившими канал, отмеченный еще на радарных
распечатках. Быть может, войти через канал и несложно, но близость его к
пропасти влечет немалый риск. Прежде чем решиться раскапывать канал,
Эйприл хотела до конца очистить все строение. Дверь наверняка где-нибудь
да найдется.
Заодно возвели несколько модульных домиков в качестве складских и
штабных помещений.
Землекопы завели обычай брать с собой фонарики, с помощью которых они
время от времени пытались заглянуть сквозь кэннониевую стену. Некоторые
утверждали, что смогли что-то разглядеть, а кое-кто божился, что некто
смотрел на них изнутри. В результате гребень заслужил репутацию, сперва
давшую повод к шуткам, а потом породившую у большинства работников
стремление покинуть плато до сумерек.
Двадцать второго февраля, в день рождения Вашингтона, погода вернулась
к норме. Долина Ред-Ривер промерзла насквозь, и двадцать третьего Макс
справлял собственный день рождения с Эйприл и Ласкерами под завывание
метели. Впрочем, ночью ветер стих, и наступившее утро было солнечным,
ясным и морозным. Настолько морозным, что рабочих пришлось распустить по
домам задолго до заката.
Но к тому времени почти весь купол был освобожден от плена навалившейся
на него земли. Он все еще был местами завален грудами земли и камней, но
уже возвышался отдельным строением, радуя глаз своей элегантной простотой.
Совершенно круглая стена, как и куполообразная крыша, после мытья
засверкала, как новенькая.
Макс уже проводил взглядом первые машины, покатившие вниз с плато,
когда услышал вопли и смех, доносившиеся из-за поворота стены купола.
У задней стороны здания собралась группа людей. Двое землекопов
вытирали стену, а остальные прикрывали глаза от солнца, чтобы лучше
видеть. Несколько человек заметили Макса и возбужденно замахали ему.
Они нашли на стене изображение.
Голова оленя.
Изображение было предельно простым и ясным: одной дугой намечен изгиб
плеча, другой - рога. Здесь точка глаза, там - скобка морды.
Изображение было нанесено белым цветом, контрастно выделяясь на фоне
темной кэннониевой стены. Как и само строение, рисунок отличался
непритязательной, плавной чистотой линий, без росчерков и завитушек.
Сняв фотоаппарат с плеча, Эйприл оглядела купол в начинающихся
сумерках. С пасмурного неба сеял снежок.
- Идеально! - Она щелкнула затвором, чуть сместила точку съемки и
сделала еще один снимок. Снег с шорохом осыпался вдоль стен. - Он
очарователен в снегопад, - промолвила она, вместе с Максом шагая вдоль
периметра строения и делая снимок за снимком. - Такое может случиться
один-единственный раз за всю историю человечества! - Она снимала купол,
голову оленя, окружающие холмы и стоянку. И Макса. - Встань-ка вон туда,
Макс, - распорядилась она, а когда Макс замялся, засмеялась и за руку
отвела его на нужное место, как маленького, велела стоять смирно и сделала
еще несколько снимков. - Ты будешь помнить этот момент всю свою жизнь. А
порой будешь готов пойти на убийство, только бы вернуть этот миг обратно.
Макс знал, что это правда.
Он тоже сфотографировал ее на фоне громадного строения, приникшего к
земле, будто изготовившееся к прыжку доисторическое чудище.
- Здорово, - сказала Эйприл. - Это здорово!
И вдруг, когда Макс меньше всего этого ждал, бросилась к нему в объятия
и поцеловала его.
Назавтра армия телевизионщиков вернулась с подкреплением. Они
интервьюировали всех и каждого и проявляли особенный интерес к оленьей
голове. В тот вечер работа задержала Макса на гребне допоздна. На плато
еще не совсем стемнело, когда Том Брокау открыл финальный сюжет вечерних
новостей, по традиции призванный пробудить у зрителя положительные эмоции.
- В Северной Дакоте группа исследователей возобновила раскопки
чрезвычайно таинственного объекта, - сообщил он. Одновременно на экране
появились общие планы участка раскопок, снятые и с земли, и с воздуха. -
Вы видите объект, найденный менее полугода назад в нескольких километрах
от канадской границы. Руководство раскопок разговорчивостью не отличается,
но люди, имеющие к ним отношение, не исключают возможности того, что
объект оставлен тут инопланетными гостями. Так ли это? - Брокау улыбнулся.
- Посмотрите репортаж Кэрол Дженсен из нашего филиала КЛМР-ТВ в
Гранд-Форкс.
Крупный план Дженсен, одетой в модное пальто, на фоне выпуклой стены.
Ветер треплет ее непокрытые волосы, а она старается не подавать виду, что
замерзла. (Трудно даже поверить, что в других областях страны бейсболисты
уже выбежали на стадионы для весенних тренировок.)
- Том, нам довелось услышать массу кривотолков об этой находке со
времени ее обнаружения в ноябре прошлого года. Эксперты всей страны в один
голос утверждают, что образцы материала, взятые с объекта, называемого
куполом, просто не должны существовать. Кроме того, они заявляют, что не
имеют представления, как подобный материал мог быть произведен. Однако он
существует. И небольшая группа археологов-любителей возобновила раскопки.
И уже до их окончания мы получили первые убедительные доказательства
посещения Земли инопланетянами.
"Ага, - подумал Макс, - отлично. Пока что нам не пришлось говорить
этого самим".
Остальные каналы подошли к делу примерно так же - не без опаски, но с
энтузиазмом. Убедившись, что все чисто, пресса не могла упустить столь
грандиозную новость, не раструбив о ней на весь мир.
Натянув куртку, Макс вышел на улицу. Уже взошла луна, озарив купол и
отбросив резкие тени на круглое углубление, в котором он выстроен. Теория
Пегги Мур о том, что углубление сделано намеренно, чтобы дать место для
купола, теперь казалась не подлежащей сомнению. Скалистый берег находился
слишком высоко над уровнем воды, прикинул Макс, вообразив древнее озеро.
Поэтому пришельцы сделали в скале котлован, поставили на его дне свою
верфь и пробили канал в последних футах скалы, преграждавших судну путь к
воде.
Со временем внутреннее море отступило, оставив строение высоко над
землей, а за десять тысяч лет ветер занес углубление землей.
Быть может, удастся найти кусок скалы, вынутый отсюда? Макс подошел к
обрыву и вгляделся вниз.
Гарри Эрнест был единственным на весь Форт-Мокси правонарушителем. В
Чикаго он проникся страстью к настенным росписям при помощи аэрозольных
красок. После смерти матери он перебрался жить к родственникам в Северную
Дакоту (отца своего он не знал).
Главной проблемой Гарри было то, что в захолустье типа Форт-Мокси
свободолюбивой натуре вроде него просто негде скрыться. Он единственный
вандал к северу от Гранд-Форкс, и потому, стоит только какой-нибудь
разухабистой надписи появиться на стене водонапорной башни, церкви или
концертного зала "Олень", как помощник шерифа уже знает, где искать
виновного.
К чести Гарри и к огорчению его родни, он не предал своего искусства
даже в столь неблагоприятной обстановке. Но поскольку он не сомневался,
что расплата неминуема, то научился выбирать в качестве полотен такие
здания, где его труды принесут самые обильные плоды. И когда по телевизору
показали купол, на Гарри снизошло вдохновение.
Том Брокау еще не успел попрощаться с телезрителями, как Гарри уже
собирал баллончики с краской, припрятанные на чердаке. "Пожалуй, золотая и
белая будут отлично выделяться на фоне темной стены", - подумал он.
Он всерьез пораскинул умом над выбором достойного послания миру и
наконец решил, что чем проще, тем лучше. Он просто выразит те же мысли,
которые запечатлел на бесчисленных кирпичных стенах в самом Чикаго и его
окрестностях.
Около одиннадцати, когда весь дом затих, Гарри взял из верхнего ящика
дядиного бюро ключи от машины, вылез из окна своей спальни и потихоньку
вывел семейный "форд" из гаража. Полчаса спустя он обнаружил, что
подъездную дорогу перекрыла полиция, из-за чего ему пришлось проехать мимо
и остановиться в полумиле дальше. Оттуда он двинулся прямиком через лес,
пока не наткнулся на дорогу, и преспокойненько прошел по ней пешком.
Купол возвышался над долиной округлой тенью на фоне мерцающих звезд, и
Гарри решил, что надпись будет прекрасно видна с шоссе N_32, когда солнце
озарит ее.
Вокруг виднелось несколько времянок, в одной из которых горел свет и
кто-то расхаживал внутри. Больше на всем плато не оказалось ни души.
Гарри зашагал по плато, негромко насвистывая и вовсю наслаждаясь собой.
В тени купола он остановился, чтобы проверить баллончики. Снова
похолодало, но краска разбрызгивалась отлично. Вполне удовлетворившись,
Гарри постоял минуточку, подставив лицо ветру. Ага, именно ради этого и
стоит жить - ветер в волосах, предчувствие снегопада... И вызов, брошенный
миру в лицо.
Гарри улыбнулся и прошел по узкому карнизу перед куполом, ничуть не
опасаясь разверзшейся рядом бездны. Дойдя до середины, он повернулся,
чтобы оглядеть свой холст, и попятился, пока каблуки не оказались за
краем. К счастью, ветер дул с запада, так что строение защищало его. А это
важно, если имеешь дело с аэрозольными красками.
Гарри обрадовался, обнаружив, что купол сделан из стекла - по телеку на
этот счет были разногласия. Но о стекле что-то толковали, так что Гарри
взял эмаль.
Направив на стену луч фонарика, Гарри обнаружил, что она просвечивает,
и подошел поближе, пытаясь заглянуть внутрь, но тут же подумал, что
никакой внутренности вовсе нет, что эта штука может быть сплошной.
Пожав плечами, он достал баллончик.
Первое слово будет написано золотом. Задрав голову, Гарри смерил стену
взглядом. Угол невыгодный, но тут уж ничего не попишешь - стена слишком
близко.
Ночную тишину нарушал лишь посвист ветра да гул самолета где-то вдали.
Гарри примерился и нажал на головку распылителя. Краска вырвалась из
сопла узким веером мельчайших капелек, и ладонь ощутила приятное давление
реактивной струи аэрозоля.
Но в отличие от водонапорных башен и церквей купол воспротивился
взаимодействию с окружающим миром. Капли не удержали