едователей. А ведь это путеводная звезда, которая навела меня на след...
Впрочем, лучше ознакомьтесь сначала с выдержками из  письма  Фосетта  от  14
апреля:
   "Один мой  знакомый  со  скотоводческого  ранчо  рассказал,  что,  будучи
мальчиком,  он  сидел  как-то  со  своими  родителями   на   веранде   дома,
находящегося в шести днях пути отсюда, и время от  времени  слышал  странные
шумы. доносившиеся из леса на севере. Он говорит, что это было  нечто  вроде
свиста, как от ракеты или  большого  снаряда,  взмывающего  ввысь,  а  затем
падающего в лес с этаким "бумм-буумм". Он не знает, что  это  такое,  и  мне
думается, что речь идет о каком-то метеорологическом феномене,  связанном  с
высокогорными вулканическими областями, подобно тому,  какой  имел  место  в
Дарджилинге; там между порывами муссона слышались звуки, которые принимались
жителями за артиллерийскую канонаду.  В  других  местах  этого  возвышенного
района тоже слышны звуки "бум-бум" и какие-то  всхрапы,  наводящие  ужас  на
тех, кто слышит их.
   Мой знакомый говорит, что неподалеку от его  ранчо  на  реке  Паранатинге
есть  длинная  прямоугольная  скала,  в  которой  проделаны   три   сквозных
отверстия, причем среднее закрыто и вроде как замуровано с обеих сторон.  За
скалой можно увидеть тщательно скрытую  надпись  из  четырнадцати  странного
вида  иероглифов.  Мой   знакомый   обещает   провести   нас   туда,   чтобы
сфотографировать надпись. Индеец с его ранчо знает  другую  скалу,  покрытую
такими же знаками, и мы собираемся обследовать и ее.
   Другой человек, живущий на чападос - высоком плато,  расположенном  прямо
на север отсюда, являвшемся когда-то побережьем древнего острова,  -  сказал
мне, что видел скелеты крупных животных и окаменелые  деревья.  Он  знает  о
надписях и даже фундаментах доисторических построек, находящихся на этой  же
чападос. Несомненно, мы возле той области,  которую  ищем.  В  самом  центре
одной из обширных травянистых равнин поблизости отсюда  возвышается  большой
камень в виде гриба - какой-то таинственный, непонятный монумент.
   То древнее сооружение, которое стоит между "Z" и пунктом, где мы  покинем
цивилизованный мир, по описаниям индейцев, представляет  собой  нечто  вроде
толстой каменной башни. Они очень ее боятся, потому что, по их словам, видят
по  ночам  свет,  льющийся  из  ее  двери  и  окон!  (Опять  эта  башня!)  Я
предполагаю, что это и есть тот  самый  свет,  который  никогда  не  гаснет.
Другим основанием для страха  служит  то,  что  башня  стоит  на  территории
троглодитов морсего - народа, живущего в  ямах,  пещерах,  иногда  в  густой
листве деревьев.
   Не  так  давно  одному  образованному  бразильцу,  жителю  этого  города,
совместно с армейским офицером было поручено нанести на карту одну  из  рек.
Работавшие у них индейцы  рассказали,  что  на  севере  существует  какой-то
город, и вызвались провести их туда, если они не боятся встречи  с  ужасными
дикарями Город, как рассказывали индейцы, состоит из низких каменных  зданий
и имеет много улиц, пересекающихся под прямым углом; там будто бы есть  даже
несколько крупных зданий и огромный храм, в котором находится большой  диск,
высеченный из горного  хрусталя.  На  реке,  которая  протекает  через  лес,
расположенный у самого города, есть большой водопад, и грохот его разносится
на много лиг вокруг, ниже водопада  река  расширяется  и  образует  огромное
озеро, воды которого стекают  неизвестно  куда.  Среди  спокойных  вод  ниже
водопада видна фигура человека, высеченная  из  белого  камня  (может  быть,
кварца или горного хрусталя), которая ходит взад-вперед на месте под напором
течения.
   Это похоже на город постройки 1753 года, но место, указываемое индейцами,
совершенно не совпадает с моими расчетами. Мы сможем посетить  его  по  пути
или, если позволят обстоятельства, пока будем находиться в "Z".
   Мой знакомый, хозяин ранчо, рассказал мне, что однажды он привез в  Куябу
индейца одного отдаленного и своенравного  племени  и  стал  водить  его  по
большим церквам,  думая,  что  они  произведут  на  него  впечатление.  "Это
пустяки, - сказал индеец. - Неподалеку от мест, где я живу, есть здания куда
больше, выше и красивее этих. У них тоже широкие двери и окна,  а  посредине
стоит столб с большим кристаллом,  который  освещает  светом  все  внутри  и
ослепляет глаза!"
   В этом  отрывке  весь  Фосетт.  Увлекающийся,  непреклонный,  неустрашимо
идущий к намеченной цели, наивный и легковерный, как ребенок
   Где   факты?   -   спросит   кропотливый   исследователь,   знающий   всю
географическую карту от полюса до полюса  и  никогда  не  покидавший  своего
кабинета Действительно,  где  факты?  "Один  человек  сказал...",  "Какой-то
индеец сказал...", "Мне рассказывал какой-то бразильеро, которому индеец  из
дальних мест.."  Где  же  безупречные,  строгие  факты,  на  основе  которых
проводят дискуссии,  собирают  экспедиции,  наконец,  отпускают  необходимые
средства?
   А какие факты были у Колумба, направившего свои утлые каравеллы на поиски
пути в Индию?
   У  Кука,  решившегося  разрушить  академический  миф  о  Южном  материке?
Наконец, у Шлимана, отправившегося на  раскопки  Трои  с  томиком  "Илиады"?
Заветная цель была в сердце. Перед глазами. На расстоянии вытянутой руки.  В
тысячи раз более реальная, чем самые тривиальные и скучные истины мира,  она
сверкала и звала. И  природа  не  могла  обмануть  исследователя,  не  пойти
навстречу его исступленному  воображению,  зовущему  мечту  из  небытия.  Но
кажется, это никому не принесло счастья.
   Фосетт верил в свои города, знал в них  каждую  улочку,  самую  маленькую
трещину на обгрызенных дождями и ветром камнях. Он не искал их, нет. Он  шел
к ним, как спешат навстречу далекой  родине  или  к  любимой  женщине  после
долгой разлуки. Кто мог отдать своей мечте больше, чем это сделал Фосетт?
   То, что  для  многих  звучало  мифом,  для  Фосетта  было  неопровержимым
подтверждением  его  правоты.  Индеец?  Золотоискатель?  Важный  бразильеро?
Солдат? Скотовод? Метис? Какая разница - кто! Главное, что они видели!  Где?
Не имеет значения. Они могли и ошибиться. Все равно он отыщет свою цель "Z".
Она ждет его. Вперед!
   Что же касается средств на экспедицию, то и  здесь  выход  найдется.  Она
будет маленькой, всего три  человека,  своих,  надежных,  которым  не  нужно
платить.  Кое-что  продать,   кое-где   занять,   пообещать   материал   для
Северо-Американского газетного  агентства  -  вот  и  наберется  необходимая
сумма. А казначеи географических  обществ  и  научных  академий  пусть  ждут
безупречных фактов о местонахождении Борнео или Камчатки. Вперед!
   15 мая экспедиция достигла, наконец, поста Бакири. Мулы порядком отощали.
Похоже на то, что  в  том  месте,  куда  их  посылали  откармливаться  перед
походом, животных морили голодом,  стремясь  заработать  на  этом  несколько
лишних мильрейсов. Лошади зато выглядят вполне сносно.
   Все было за эти двадцать пять  дней  перехода:  страшные  муравьи  саубе,
которые чуть не пожрали походное снаряжение, плутание и  возвращение  назад,
падения, ушибы, встреча с разъяренным бушмейстером16.
   Фосетту казалось, что отряд идет слишком медленно. Не  в  силах  сдержать
пожиравшее его душу нетерпение,  он  то  и  дело  вырывался  далеко  вперед.
Однажды он настолько увлекся, что вынужден был ночевать один прямо на земле.
В  непроницаемом  мраке  кружились  мириады  светлячков.   Пахло   гниением,
скользкой, источенной  слизняками  корой.  Фосетт  закурил  трубку  и,  пока
догорала спичка, огляделся.
   Он успел заметить причудливые, как фантазия Сальвадора Дали17,  сплетения
тимбо. Индейцы хорошо знают эту сухую зелено-лиловую лиану. Они бьют  ее  на
камнях, растирают жесткие волокна, превращая  их  в  некое  подобие  мочалы.
Потом они бросают тимбо в воду. Всплывают пузыри, лопается  скользкая  пена,
медленно ползет мыльная муть. А через час уже можно собирать уснувшую  рыбу.
К берегу возвращаются перегруженные челноки. Добротные челноки, выдолбленные
из цельных  стволов  араукарии.  В  них  груды  влажно  блестящих  сокровищ:
лазоревые пиау, серо-зеленые пикуды,  огромные  жирные  трирао,  толстенькие
пинтадо,  острозубые  пираро  и  голубоватые,   напоминающие   бронированные
крейсера туканаре. И пираньи, чьи зубастые  пасти  никогда  не  закрываются,
пираньи, отсвечивающие грязным золотом и свернувшейся кровью, тоже всплывают
брюхом вверх, когда до них добирается яд тимбо. Только царственные арапаймы,
огромные, как левиафаны, с крупной зеленовато-жемчужной чешуей, не попадут в
долбленый челнок. Шалея от отравы, они ловят воздух большущей круглой пастью
и уходят в чистые воды. Даже  пущенной  тугим  индейским  луком  стрелой  не
добыть арапайму.  Только  тяжелому  копью  и  сильной  руке  уступает  порой
благородная рыба Амазонки.
   Я настолько увлекся тимбо, что забыл о Фосетте.
   Какой незаметной властью покоряют нас внезапные ассоциации,  отвлекая  от
цели и уводя в смутные омуты прошлого!
   Фосетт достал тесак и, нарубив тимбо, соорудил  себе  ложе.  Сухое  и  не
очень удобное ложе. Он заснул сразу же, глубоко и крепко,  как  умеют  спать
только путешественники.
   Джек и Рэли не знали, что и подумать. Где-то  сонно  кричали  обезьяны  и
плакала птица жакубим, а полковника все не было. Стреляли в  воздух.  Фосетт
не отвечал. Как только первые лучи загнали в черные дупла мечущихся  в  небе
кровососов,  маленький  отряд  снялся  с  места.  Искать  Фосетта  было   бы
бесполезно. Оставалось надеяться, что он найдется сам.
   Они двигались строго по маршруту,  разработанному  полковником  в  начале
путешествия. Если Фосетт остался жив, он должен был присоединиться к  ним  в
каком-либо пункте их следования. Так и случилось, но эта  встреча  произошла
лишь на берегу реки Смерти.
   Прежде чем пересечь границу цивилизации, решили дать отдых животным. Да и
у людей после тревожной ночи упрямо смыкались глаза.  Зеленая  трава  манила
свежестью и покоем. Сонно бормотала желтая  река.  Но  стоило  только  людям
опуститься на землю, как их сразу же  облепили  полчища  беспощадных  клещей
гарапата. Пришлось жечь костры и купать одежду в жирном от  орехов  масляной
пальмы дыме. Больше всех в этом переходе пострадал Рэли. Его  натертая  нога
распухла  от  укусов  насекомых  и  приобрела  фиолетово-жемчужный  оттенок.
Пришлось отложить отдых до поста Бакири...
   Сразу же за холмами поста Бакири  начиналась  совершенно  неисследованная
местность. Пришедшие на пост низкорослые индейцы мехинаку рассказали, что  в
четырех днях тяжелого пути на  север  живет  племя  макахири.  "Рост  их  не
превышает  пяти  футов.  Они  совершенно  голые.  У  них  нет  даже   жалких
набедренных повязок - гуайюко. Берегитесь макахири!
   Они людоеды".
   Все это мехинаку объяснили жестами. Что ж, все  в  порядке  вещей.  Отряд
Фосетта перешел  роковой  рубикон  -  реку  Смерти.  Теперь  предостережение
"берегись" будет звучать чаще и чаще. Пока не настанет  день,  когда  некому
уже станет произнести его...
   Но как бы там ни было, а отдохнуть все же не мешает.  Тем  более  что  на
ногу  Рэли  страшно  смотреть.  Бедняга  морщится  от  боли   и   почти   не
разговаривает. К счастью, его мрачное настроение не отражается на  аппетите.
Часы трапез в походе соблюдаются так же свято, как  и  в  Лондоне.  Ровно  в
половине седьмого утра путешественники получают традиционную овсянку  и  чай
со сгущенным молоком.
   Время обеда и меню подвержены известным отклонениям от  нормы,  зависящим
от  местных  условий.  Но  весь  зеленый  ад  Шингу   не   сможет   помешать
файф-о-клоку. Ровно в половине шестого следует неизбежная чашка чаю. Два-три
бисквита, гойябада, сардины. Иногда маниоковые лепешки и сладкий  картофель.
Жаль только, что масло в Бразилии красное. Но в конце концов краска уруку  в
масле - тоже. традиция. Чужая, но все же традиция. Нужно же делать скидку на
местный колорит. Тем более что запеченное в листьях мясо  тапира  отнюдь  не
уступает британской яичнице с ветчиной. Даже индейку с брусничным вареньем с
успехом заменяют жареные жакубим18  и  сочная  кремообразная  мякоть  плодов
чиримойа с ароматом земляники и ананаса.
   Ночь  в  Амазонии  наступает  сразу  же.  Без  мучительного  противоречия
сумерек. Желтым огнем пылает  сухой  кустарник  с  какого-нибудь  безводного
чападос. Огонь тороплив и  жаден.  Он  мешает  сосредоточиться.  Не  то  что
мерцающие угли камина. Нужно спать. Однажды утром на остывающем пепле  будет
греться только свернувшийся  бушмейстер.  Подняв  треугольную  голову,  змея
проводит уходящих в небытие людей. Знает ли она, что им предстоит,  или  это
солнце переливается в ее изменчивых, как александриты, глазках...
   Через три недели пути от поста Бакири Фосетт предполагал выйти к большому
водопаду. Об этом водопаде ему рассказал некто Эрменежилду Гальван, который,
в свою очередь, узнал о нем  от  индейца  бакаири,  по  имени  Роберто.  Сам
Роберто тоже никогда не видел этого не известного  никому  водопада.  Но  он
слышал о нем от отца, жившего в тех местах, когда бакаири были еще дикими!
   Шум низвергающейся воды можно различить за пять лиг.  Радуга  никогда  не
уходит из долины тумана и рева. Не просыхает влага на листьях и камнях. Лишь
одна вертикальная, как стена, черная скала сумела  укрыться  от  воды.  Глаз
сразу найдет эту сухую скалу среди мокро-блестящих камней. На  ней  высечены
таинственные знаки, изображения людей и лошадей...
   Это Роберто узнал от отца, дон Гальван  -  от  Роберто,  а  Фосетт  -  от
Гальвана. Фосетт оставался верным себе. Впрочем, хорошо, что сам Роберто  не
миф. В этом можно будет убедиться  завтра,  когда  Роберто  придет  на  пост
Бакири.
   Вот что писал в одном из последних писем Джек:
   "Пришел Роберто и, после того  как  мы  поднесли  ему  Vinho  de  Cajo19,
рассказал нам интересные вещи. Он говорил, что считал делом чести всей своей
жизни достигнуть большого  водопада  и  обосноваться  возле  него  со  своим
племенем, но сейчас уже слишком поздно. К тому же в тех местах живут племена
морсего и каксиби, а он их боится. Мы получили от него описание местности  и
местоположения водопада.  Сначала  идет  безводная  пустыня,  которую  можно
пересечь из конца в конец за  день  пути,  потом  мы  попадем  в  местность,
покрытую травой, где совершенно отсутствует лес. Его дядя говорил о городах,
и он утверждает, что  они  построены  его  далекими  предками.  Мы  выступим
послезавтра и через пять дней окажемся в неведомом краю..."
   Итак, у Роберто,  кроме  отца,  есть  еще  и  дядя,  который  знает  даже
местонахождение городов. Какая необыкновенная удача! Зверь  бежит  прямо  на
ловца... Но вот что говорит об этом сам Фосетт:
   "Виделся с вождем индейцев Роберто и разговаривал с ним.  Вино  развязало
ему язык, и он подтвердил все, что сообщил мой приятель  из  Куябы,  и  даже
кое-что добавил. Памятуя о том, что рассказывал  ему  дед  (так  и  остается
неясным, кто рассказывал Роберто о водопаде и городах: отец, дядя или  дед),
он всегда хотел отправиться к водопаду, но сейчас уже стал слишком стар..."
   Поразительная, прямо-таки  царственная  наивность!  "Вино  развязало  ему
язык!" А не вернее ли будет предположить, что вино заставило его  рассказать
именно то, что так хотелось услышать Фосетту? Чем больше было вина, тем ярче
были подробности. В итоге Фосетт узнает  и  то,  что  Роберто  "добавил".  А
добавил он некоторые уточнения к маршруту. Противоречия и несуразности  мало
смущали Фосетта.
   Он был в совершеннейшем восторге. Беседа с Роберто  стала  той  последней
каплей, которая до краев наполняет чашу. И Фосетт  спешит  поделиться  своей
непоколебимой уверенностью:
   "Рассчитываю войти в соприкосновение с древней цивилизацией через месяц и
достичь главной цели в августе. С этой минуты всецело поручаем себя богам!"
   Фосетт исправил свой маршрут после разговора с Роберто.
   Это было нечто большее, чем легкомыслие. Это было легковерие,  доведенное
до абсурда,  смыкающееся  в  темных,  неведомых  высях  с  неким  абсолютным
знанием. Фосетт шел сквозь сельву,  влекомый  зовом  рока,  оглушительным  и
всепокоряющим, как любовный призыв.
   Последнее письмо Фосетта жене было написано 29 мая 1925 года и  переслано
пеонами. С этого момента Фосетт, Джек и больной Рэли остались  одни.  Темная
завеса  сельвы  закрылась  за  ними  навеки.  Вместе  с  людьми   канули   в
безвестность и животные. Проводники не смогли превозмочь суеверного ужаса  и
остановились перед гранью неведомого.
   "Я рассчитываю войти в соприкосновение с индейцами примерно через  неделю
или десять дней, когда появится возможность достигнуть водопада,  о  котором
мне так много говорили.
   Сейчас мы находимся в лагере Мертвой лошади, в пункте с координатами  11ё
43' южной широты и 54ё 31' западной долготы, где в 1920  году  у  меня  пала
лошадь. Теперь от нее остались лишь белые  кости.  Здесь  можно  искупаться,
только  насекомые  заставляют  проделать  это  с  величайшей   поспешностью.
Несмотря ни на что, сейчас прекрасное время года. По ночам очень холодно, по
утрам свежо, насекомые и жара начинают наседать с полудня, и с этого момента
до шести часов вечера мы терпим настоящее бедствие.
   Тебе нечего опасаться неудачи..."
   Мучительная истина мерещится за смутной сутью этой последней фразы. За ее
гранями остаются слухи, легенды, цветастые и непрочные, как мыльные  пузыри,
сенсации и открытия, не стоящие позеленевшего фартинга. Все дальше во  время
уходят от нас эти события. Нам не угнаться за ними. Острым углом  расходится
след на желтой воде реки Смерти. Смутным  шепотом  достигает  он  болотистых
берегов, и мы не можем различить этот шепот. Что же случилось  там,  в  этой
зеленой дали? Слышите, как тихо? Только  в  ушах  шумит.  Думаете,  это  шум
крови? Нет. Это побулькивают пузыри в горячих и смрадных  разводьях,  шуршат
колонны саубе, плачут анаконды и бьются в паутине колибри. Это  птица  тукан
чистит о ствол нежно-зеленый и лилово-розовый клюв и  клокочет  в  горшочках
кипящий кураре.
   Где-то в небе летят спутники, под  землей  рвутся  атомные  бомбы,  шумят
города и плывут корабли,  ревут  реактивные  истребители  и  кто-то  пробует
ногтем микрофон в зале Генеральной Ассамблеи. А здесь  тишина,  как  двести,
как тысячу лет назад. Тишина. Только ток крови  тихим  шелестом  отдается  в
ушах.
   Вот и покраснела вода в реке  Смерти.  Сейчас  придет  ночь.  Неподвижные
звезды неба и летучие звезды сельвы сейчас затеют свою нескончаемую игру...
   За лагерем Мертвой лошади - неизвестность.
   Многие пошли по следам Фосетта. И я был  одним  из  многих.  Мне  удалось
проникнуть туда,  где,  как  принято  писать  в  романах,  не  ступала  нога
человека. Но это не совсем  так.  Я  видел  тропинки,  истоптанные  морсего,
намазанные кураре колышки, поставленные кулуэни, слышал посвист авети20.
   Если вяло свисающая с ветвей змея неожиданно падает вам на шею,  тело  ее
сразу же приобретает  упругость  и  крепость  стали.  Исход  встречи  решают
мгновения. Я научился хватать змею за горло до того, как  она  захлестнет  в
тугие кольца. Но,  скажи  мне  кто-нибудь  раньше,  я  бы  не  поверил,  что
нападение змеи может обрадовать, как встреча с другом в безлюдной пустыне...
Все-таки змеи тоже живые существа, которым нужно что-то есть и где-то спать.
На Черном плато не было даже змей...
   Сельва отпустила меня однажды. Зачем же  я  опять,  как  отколовшийся  от
надежной кладки камешек, падаю в глубокий зеленый  колодец  Шингу?  Как  мне
объяснить это вам, живущим в больших городах и читающим умные книги?
   Мы с детства привыкаем к  мысли,  что  человек  властвует  над  природой.
Цунами, выбрасывающие океанские лайнеры далеко на сушу, и  землетрясения,  в
секунду уничтожающие целые острова, опустошительные ураганы и  наводнения  -
все это мы в