смотревшись, я заметил, что она  похудела  и
загорела. Голубые глаза ее стали совсем прозрачными.
   - Садись, - сказала она, - что ты будешь пить? Мне захотелось  пива.  Энн
пила какую-то жижу лимонного Цвета. Я стал рассказывать. Сжато и точно,  как
сэр Генри.
   - Энн, что с тобой? Ты меня не слушаешь? Где ты сейчас, Энн? - спросил я,
поймав ее отсутствующий взгляд.
   - Ничего, я слушаю и думаю. Продолжай. Я начал говорить ей про де Морана,
но она перебила меня.
   - Все это я уже знаю, мне  рассказали  отец  и  другие...  люди.  Что  ты
собираешься делать дальше?
   Наверное, я все же очень сильно устал.  Раньше  я  никогда  не  испытывал
раздражения, если рядом была она.
   - Ну, если тебя это не интересует...
   - Меня все это, конечно, очень интересует, - неожиданно  ласково  сказала
она. - Но пора подумать о нас. Наше  будущее.  Я  хочу  ясности.  Ты  должен
высказаться определеннее. Это теперь главное... Собираешься ли  ты  оставить
университет и поступить в фирму? Мы же договорились,  но  ты  опять  обманул
меня.
   - Энн, я не обманывал тебя, дорогая, пойми  меня  правильно.  Я  не  могу
бросить работу на полдороге. Это будет зря потраченное время, и только.  Мне
нужно окончить исследование, возможно, придется снова слетать в Бразилию.
   Я осекся. После долгой разлуки нельзя говорить о новом расставании. Да  и
не собирался я в Бразилию! Просто это торчало у меня в подсознании  и  лезло
на язык.
   - Вот как... - губы Энн сжались в тонкую черточку. - И надолго?
   - Не знаю. Месяца на два, на три.
   - Значит, на четыре, на пять, на шесть... Теперь я знаю, что  твои  сроки
надо удваивать.
   Она замолчала и отвернулась к темному стеклу. Происходило непоправимое, и
ничего нельзя было сделать.
   - Ну, наконец, - сказала она и повернулась ко мне, - а если я тебя  очень
попрошу, попрошу так, как я умею просить... ради  меня  оставить  немедленно
университет и никогда, понимаешь, никогда не уезжать  в  Южную  Америку,  ты
сделаешь это? Для меня, понимаешь, для меня, я тебе за это всей жизнью своей
заплачу, понимаешь?
   У меня пересохло в горле.
   - Энн, что с тобой, детка? Энн, успокойся! Она яростно замотала  головой,
золотые волосы пролились сверкающим водопадом.
   - Только "да" или "нет"! И сразу же! - крикнула она.
   - Когда это нужно сделать? - спросил я, глотая сухую пустоту.
   Она подняла на меня полные  слез  глаза.  Только  теперь  я  видел  боль,
которую причинял ей.
   - Завтра.
   Как мне хотелось сказать ей "да"! Но это значило  растянуть  эту  боль  и
обиду на всю жизнь, на те тысячи ночей и дней, которые мы  проведем  вместе.
Это значило положить эту боль в нашу постель и оставить ее нашим детям,  это
значило...
   - Нет, - сказал я.
   Мне показалось, что сейчас она меня ударит.
   - Пойдем, - она встала и пошла к выходу. Я последовал за ней. -  Я  поеду
одна.
   "Откуда эта проклятая машина? - подумал я тогда. - У  сэра  Генри  только
потрепанный "ройс"...
   Стремительные, как космические ракеты, красные оперения  тормозных  огней
долго еще мерещились мне в густой синеве вечера.
   ...Я увидел уносящиеся в вечер огни машины, когда взял в руки  чашечку  с
мутным агар-агаром и посмотрел на свет.  Единственная  чашечка,  которая  не
обманула меня. Чашечка за номером 7-IIа.
   В водянистом круге предметного стекла горели красивые кристаллики. Только
вирусы могли образовать эту крохотную рубиновую друзу! Я отодвинул микроскоп
и вытер глаза. Зажмурился, стараясь прогнать ощущение песка под веками.
   Потом укрепил микротом и, вновь  впившись  в  окуляр,  сделал  поперечный
срез. Осторожно вынул предметное стеклышко и отнес на электрономикроскопию.
   Через два часа у меня на столе уже лежали влажные фотоснимки.  Увеличение
в 150 тысяч раз позволило зафиксировать отдельные вирусные частицы. Это были
шарики, построенные из длинных сложенных и закрученных нитей.
   Сейчас вся лаборатория работала только на меня. Я был король,  настоящий,
обожествляемый  и  любимый  всеми  самодержец.  От  меня  не  ждали  никаких
конституций и биллей. Никто не смел даже заикнуться о  Великой  хартии.  Мои
подданные  метались  между  рентгеновским  аппаратом  и   ультрацентрифугой,
стараясь перещеголять друг друга в  рвении  и  угодливости.  Я  был  щедр  и
великодушен, и ни один из моих подданных не остался без награды.
   Что орден Подвязки, носимый над коленом левой ноги  поверх  белого  трико
орденского костюма, и орден Бани, что  ордена  святых  Андрея,  Патрика  или
Иоанна Иерусалимского,  крест  Виктории  и  даже  крест  красной  эмали  "За
заслуги", которым награждается не более двадцати  четырех  титанов  науки  и
искусства, - что все это по сравнению с Моей Наградой!
   На  дипломе  моего  ордена  было  несколько   строк,   начертанных   моей
авторучкой:
   "...Оболочка  вируса  состоит  из  60  белковых  единиц,  имеющих   почти
шаровидную форму; единицы образуют в пространстве 12 групп  по  5  единиц  в
каждой..." - и далее в том же духе.
   В тот первый нескончаемый и короткий, как жизнь, день  вирус  был  привит
кроликам, морским свинкам, белым мышам, канарейкам  и  обезьяне.  Для  этого
пришлось поехать за город, на небольшую ферму, где содержались животные.
   Неистовый день догорел. Прошел еще один день. И еще два.
   За окном громыхала гроза, озаряя небо нежно-сиреневыми  вспышками.  Дождь
заливал  стекла,  пузырясь  и  неистовствуя.  Огромные  лопухи  дрожали  под
толстыми, как размочаленные веревки, струями и раболепно жались к земле.  Но
я почти не глядел в окно.
   Передо мной тянулись  круглые  глазки  герметических  блоков,  в  которых
содержались зараженные животные. Первой умерла обезьянка. Маленькая макака с
трагическим личиком. Потом, как ни странно, погибла канарейка. Больше  никто
не умер. Кролики, морские свинки и мыши чувствовали себя превосходно.
   Проведенное в  боксе  вскрытие  дало  поразительные  результаты.  Сердце,
печень, почки, легкие и селезенка погибших животных  были  покрыты  каким-то
серебристым налетом. Я попросил сотрудников взять этот налет  и  приготовить
из него препарат для дальнейшего исследования. Но время было уже позднее,  и
мы решили отложить дело на другой день. Теперь уже можно позволить  себе  не
спешить... Даже  термостат  с  великолепной  чашечкой  7  -  Па,  который  я
постоянно таскал с собой, я запер на этот раз в сейф.
   Таинственный убийца, заставивший народ майя  покинуть  свою  родину,  был
пойман. Мы заперли ферму и поехали в Оксфорд.
   В ту же ночь я вызвал Рио  и  рассказал  обо  всем  де  Морану.  Он  даже
задохнулся от восторга и заверил меня, что предназначенная  мне  Нобелевская
медаль уже отлита. Я с трудом вырвал у него обещание хранить некоторое время
тайну серебристого вируса.
   А два часа спустя в крышу фермы ударила молния. Ферма  сгорела  дотла  со
всем содержимым. Нелепейший случай. Забыли поставить громоотвод.
   Я бросился в лабораторию. Но ни в одной из оставшихся  в  биотроне  чашек
Петри серебристой культуры не оказалось. Все было кончено.
   Я увидел два красных огонька, медленно тающих в синем целлофане  вечерних
далей.
   Что мне оставалось делать дальше? Вновь отправиться в  сельву  на  поиски
вируса? Но, насколько я знал,  новых  пирамид  с  нетронутыми  погребальными
камерами не обнаружено. Искать их  самому?  Я  был  к  этому  совершенно  не
подготовлен.
   Но я все же решил ехать в Бразилию... Может быть, потому, что не хотел  и
не мог оставаться в Англии.
   А  дальше  все  более  или  менее   ясно.   Причинно-следственные   связи
прослеживаются с изумительной точностью. Можно даже составить схему:
   1) Цель - серебристый вирус.
   2) Что для этого нужно - найти нетронутую погребальницу.
   3) Где ее можно встретить - в покинутых городах.
   4) Где искать покинутые города - в Шингу, где искал их Фосетт.
   5) Вытекающая отсюда ближайшая задача - проследить путь Фосетта.
   ...Семь лет я потратил на то, чтобы вплотную приблизиться к решению  этой
"ближайшей задачи"...
   Де Моран сделал из меня специалиста по древней культуре Бразилии;  с  его
помощью я изучил португальский язык и несколько индейских диалектов. Орландо
Вильяс  Боас  раскрыл  для  меня  сельву.  Ортего  Миранда   помог   достать
необходимые средства для снаряжения нескольких экспедиций. Сэр Генри завещал
свое маленькое состояние на организацию биохимической  лаборатории.  Летчики
бразильской авиации не жалели своих "дакот", чтобы доставить меня в тот  или
иной район недоступной сельвы.
   Что же оставалось делать мне?
   И я пошел по следам полковника Перси Гаррисона Фосетта.
   Каков бы ни был  конец  этого  исчезнувшего  в  зеленом  безмолвии  Шингу
человека, он прожил славную жизнь.
   "Из двадцати четырех лет супружеской жизни, - писал Фосетт - лишь  десять
мы с женой провели вместе. Не говоря о четырех годах, проведенных на  войне,
десять лет я прожил в лесах, но ни разу не слышал жалоб от жены".
   Он умел выбирать трудные, но интересные дороги, и я последовал за ним.
   Прежде всего я проследил путешествие Фосетта по документам. Ворох фактов,
мыслей, идей, часто мало связанных  и  почти  всегда  противоречивых,  -  он
слегка ошеломил меня. Я понял, что до истины нужно доискиваться там, где она
была утеряна. Я выехал на Амазонку и в течение нескольких  лет  предпринимал
одну за другой вылазки в те места, где проходил Фосетт. Я трижды проходил до
Куябы, я дважды добирался  до  Бакири,  но  в  первый  раз  я  был  в  таком
состоянии, что не стоило и думать о продолжении пути. Мне потребовалось семь
лет, чтобы из кабинетного ученого превратиться в путешественника.
   "Тебе нечего опасаться неудачи..."
   Итак, о последней экспедиции полковника Фосетта. Обратимся к  документам.
"Случались у меня разочарования,  -  писал  Фосетт  в  1925  году,  -  после
экспедиции в Гонгужи я некоторое время сомневался  в  существовании  древних
городов, но затем я увидел руины, свидетельствующие об  истинности  хотя  бы
части рассказов. Все еще представляется возможным, что моя главная цель  "Z"
с остатками исконного населения не что иное, как город в лесу,  обнаруженный
Рапозо в 1753 году. Он находится не на реке Шингу и не в  Мату-Гроссу.  Если
нам суждено когда-нибудь  достичь  "Z",  мы,  вероятно,  задержимся  там  на
значительное время, ведь только безуспешные путешествия кончаются быстро".
   Последние строчки отчеркнуты мною. Я и далее буду  подчеркивать  наиболее
важные места цитируемых документов. Как жаль, что эти строки своевременно не
привлекли внимания исследователей! Но об этом позже...
   Полковник Фосетт предполагал начать свой маршрут от Лагеря мертвой лошади
(11ё 43' южной широты, 54ё35' западной долготы). Двигаясь к  северо-востоку,
он намеревался в кратчайший срок выйти к реке Шингу. "По пути  мы  обследуем
древнюю каменную башню, - писал Фосетт, - наводящую ужас на  живущих  окрест
индейцев, так как ночью ее двери и окна ярко освещены".
   Форсировав Шингу, экспедиция должна была углубиться в сельву (на  полпути
между Шингу и Арагуаей), чтобы, повернув к северу, достичь по водоразделу  9
-  10ё  южной  широты.  Далее  путь  лежал  к  Санта-Мария-ду-Арагуая,   где
начиналась тропа к реке Токантинс. Таким образом, маршрут пролегал между 10ё
30' и 11ё южной широты до высокогорья между штатами Гояс и Байя к совершенно
неисследованному и, по слухам, густо заселенному дикими племенами району.  В
этой высокогорной стране Фосетт и надеялся отыскать следы обитаемых городов.
Оттуда экспедиция должна была выйти к реке Сан-Франсиску.
   "...пересечем ее (Сан-Франсиску) где-то около Шики-Шики  и,  если  хватит
сил, посетим старый, покинутый город 1753 года, который  лежит  примерно  на
11ё 30' южной широты и 42ё 30' западной долготы.  На  этом  наша  экспедиция
закончится, и, выйдя к железной дороге, мы поездом доедем до Байи".
   Но Фосетту не суждено было выйти к берегам Сан-Франсиску... Где оборвался
его маршрут? Достиг ли он заветной цели? Недвижной стеной  стоит  молчаливая
сельва. Она глушит зовы о помощи, собирая на дне горячих  болот  несбывшиеся
надежды.
   Мать отчаянья и туманов! Призрачный золотой блеск Эльдорадо манил к  себе
тысячи мотыльков. Где они теперь? Даже имена их высосали туманы. Амброзио де
Альфингер, Бартоломе Сайлер, Георг  фон  Шнайер,  Себастьян  де  Балалкасар,
Николас Федериани, Филипп фон Гутен, Педро де Урсуа, братья Кессадо, Беррио,
Николас Мартинес, Висенте де ла Фуэнте и еще десять тысяч безымянных.
   "Если намеченное путешествие окажется безрезультатным, это будет означать
конец всем моим трудам, ибо  большего  я  уже  не  совершу.  Меня  неизбежно
объявят фантазером и  заклеймят  стяжателем,  стремившимся  лишь  к  личному
обогащению. Кто поверит, что не ищу для себя ни славы, ни  денег  и  в  моих
начинаниях нет корыстного расчета, а одна лишь надежда, что в конечном счете
они  принесут  человечеству  пользу,  которой  будут  оправданы  многолетние
поиски?"
   Великий исследователь  с  сердцем  Дон-Кихота  ошибся.  Никто  не  посмел
обвинить в стяжательстве бескорыстнейшего  подвижника  и  фантаста,  который
всей жизнью своей заплатил за прекрасную  мечту.  Но  что  до  того  сельве?
Конкистадор или авантюрист,  ученый  или  пророк,  поверивший  в  затерянные
города Атлантиды, - ее хватит на всех. Безмолвие... Безмолвие и отрешенность
океана ничто перед зеленой тьмой Амазонки. Вот она, граница цивилизации, вот
она, черта молчания и безвременности. Вот она, река Смерти, На другом берегу
ее неприступная сельва Шингу.
   В январе 1925 года Фосетт, его старший сын Джек и товарищ сына Рэли, взяв
билеты до  Рио-де-Жанейро,  поднялись  на  борт  парохода  "Вобан"  компании
"Лэмпорт и Хольт". После нескольких дней плавания по спокойному, как озерная
гладь, океану пароход благополучно пришвартовался к причалам  Рио.  Короткий
отдых в отеле "Интернасиональ" (кстати сказать, в саду  отеля  было  впервые
опробовано закупленное  в  Нью-Йорке  снаряжение),  и  маленькая  экспедиция
выступила  в  путь  Путешествие   началось   великолепно.   Англичанам   был
предоставлен отдельный вагон президента дороги.
   Пастбища, болота у речных  излук,  низкорослые  леса.  В  общем  это  был
спокойный и ничем не примечательный путь: Рио, Сан-Паулу, Корумба.
   Я уверен, что и теперь, почти через сорок лет после Фосетта,  эта  дорога
мало изменилась. Бесконечный и однообразный пейзаж тропической Америки. Если
вам повезет, вы увидите несколько страусов,  стаю  попугаев  или  громадного
паука-птицееда. Впрочем, не исключено, что паук Migale устроит гнездо  прямо
в вагоне над вашей головой и вам не придется разыскивать его на деревьях  во
время остановок...
   Дальнейший путь экспедиции пролегал по реке Парагвай. Болотистые  берега,
стада аллигаторов и тучи комаров.  Впрочем,  точно  так  же  можно  было  бы
охарактеризовать  и  любую  другую  реку  Амазонского  бассейна.  Тихоходный
грязный  баркас  "Игуатеми",  который,  кстати,  до  сих  пор  курсирует  по
Парагваю, тоже без всяких приключений  доставил  путешественников  в  Куябу.
Возможно,  мое  описание  страдает  излишней  сухостью.  Молодым   спутникам
Фосетта, наверное,  запомнилась  и  ночь  в  Порту-Эсперанса  и  бразильское
фейжоадо11 из черной фасоли, превосходный кофе с джемом гойябада12, банкет в
английском посольстве в Сан-Паулу, знаменитая змеиная ферма в  Бунтантане  и
огни ночного карнавала. Но меня интересует лишь та часть  маршрута  Фосетта,
которая осталась неизвестной для географов и историков. Если же вам  хочется
узнать  больше  подробностей  о  пути  из  Рио   в   Куябу,   обратитесь   к
соответствующей литературе или проделайте этот путь сами. Это обойдется  вам
в какую-нибудь тысячу крузейро. Я же спешу скорее довести  повествование  до
Лагеря мертвой лошади.
   Дыхание Шингу вы почувствуете еще за три дня до  прибытия  в  Куябу,  как
только  ваш  баркас  войдет  в  приток  Парагвая  Сан-Лоренсу.   Берегов   у
Сан-Лоренсу нет. Вокруг насколько хватает глаз  сплошные  болота.  Днем  они
обрушивают на вас несметные эскадрильи комаров, а после захода солнца армады
"ночных  бомбардировщиков"   -   термитов.   Они   крутятся   вокруг   ламп,
загипнотизированные светом, и с  обожженными  крыльями,  шурша,  опадают  на
палубу, на голову, за воротник.
   Иногда к воде  подходят  капибары13.  Пьют,  запрокидывая  после  каждого
глотка голову, и медленно исчезают в перепутанных зарослях ползучего вьюнка.
И лишь по едва заметному качанию широких, как опахала, листьев дикого щавеля
можно проследить их путь  до  узкой  полосы  деревьев.  Дальше  -  болота  с
небольшими островками мангровы и зловонными разводьями, кишащими  анакондами
и малярийными комарами. А небо над головой бездонное и синее.  И  неподвижно
парит в этом небе черно-белый гриф, готовый  кануть  с  огромной  высоты  на
какую-нибудь окровавленную падаль. Вот каков путь до Куябы.
   Где-то там "Z". Покинутые города из красного  камня.  Оплетенные  лианами
ступенчатые пирамиды, растрескавшиеся мраморные плиты,  циклопические  арки,
скрытые  зеленью  наступающей  сельвы.  Красный  город.   Горячечный   бред,
прихлынувший в знойный полдень к вискам Рапозо, когда  солнце  плави-лось  в
зените, а ящерицы забились в черные трещины. Последний островок мечты...
   4 марта экспедиция прибыла в  Куябу.  "Мы  зашли  к  Фредерику,  -  писал
Фосетт-младший, - человеку, который должен  обеспечить  нас  мулами,  но  он
куда-то  ушел  до   воскресенья...   Seretanista14   (нечто   вроде   нашего
проводника), которого папа хотел взять  с  собой,  умер.  Вагабундо  ушел  с
кем-то в сертаны, и это очень жаль..."
   Счастье начало изменять  Фосетту.  Еще  ничего  не  произошло.  На  ясном
небосклоне появилось  только  крохотное  облачко.  Откуда  же  эта  тревога,
щемящая тоска? Может быть, предчувствие?
   Нелепое предчувствие! Вперед!  Сразу  же  за  Куябой  путникам  предстоит
пересечь местность, покрытую кустарником. Пять лиг15  и  безводное  плато  -
чападос, за которым потянутся бесконечные поля сухих кустарников и выжженных
на солнце трав. И так до самого поста Бакири. Только через два дня  пути  от
поста начнет попадаться первая дичь Нужно точно рассчитать  провиант,  чтобы
не взвалить на себя лишней тяжести и, с другой стороны, не умереть с  голоду
среди бескрайней сертаны.
   Первый раз я еле добрался до Бакири. К счастью, там  были  люди,  которые
накормили меня и дали на дорогу мешок  тапиоковой  муки  и  копченый  окорок
капибары. Иначе... Но вернемся к Фосетту.
   14 апреля путешественники получили почту. Это  были  последние  вести  из
Англии. На двадцатое назначено выступление, а мулов все еще нет. А  тут  еще
скверное происшествие в Кошину, всего в одной лиге от  Куябы.  На  парня  по
имени Реджиналду и его товарищей набросилась из засады  шайка.  Обычный  для
здешних мест способ  сведения  личных  счетов.  Когда-то  где-то  по  пьянке
произошла ссора,  и  вот  теперь  случайная  встреча  в  Кошину  закончилась
трагедией. Реджиналду и один из нападавших были сразу же убиты, двое  других
получили опасные ранения. Полицейский  комиссар  приступил  к  расследованию
только через несколько дней. За чашечкой кофе он отечески пожурил убийц.
   - Зачем вы это сделали, ребята?
   Тем и ограничилось. Дело привычное. Здесь  у  каждого  в  заднем  кармане
кольт. Положение и  теперь  почти  не  изменилось.  Чуть  что  -  начинается
стрельба. Иногда без всякого повода. От избытка чувств или восторга во время
праздника. Жертвами, как правило, становятся совершенно посторонние люди.
   Наконец мулы доставлены. Восемь мулов, две лошади и две собаки. Наняты  и
проводники:  "очень  учтивый  человек  по  имени  Гирдения"  и  трудолюбивый
темнокожий парень, который "отзывается на любое имя".
   Буквально накануне выступления Фосетту сообщают интереснейшие сведения. И
опять  по  какой-то  странной  игре  случая  они  ускользают   от   внимания
иссл