вожак ли она? Или просто личность, вокруг которой собираются представители новой разновидности бунтарей?
     Она-то считала себя вожаком - и поэтому не сомневалась, что и Ларрхи такой же. Но что думают о ней другие?
     Именно это ей нужно было узнать. И, если удастся, изменить их мнение.
     Она решила, что отправится без своей стаи, одна. К тому же и так известно, что у нее есть стая, но если она явится вместе с ней, то это может быть расценено как силовое давление, как преднамеренная попытка нарушить гармонию власти в родовой стае.
     Итак, она связалась с посланником Белого Цветка и сообщила ему, что прибудет с кратким визитом ко времени главной трапезы, затем объявила на корабле полный аврал - его все равно предстояло устроить в самом ближайшем будущем, а если столкновения в системе участятся, то времени на него уже не будет. Эти работы займут ее подчиненных, так что час-другой ее отсутствия останется незамеченным.
     Выжидая подходящий момент, она сидела в рубке в своем командирском кресле, специально приспособленном для фирекканцев и более похожем на насест, нежели на кресло, наблюдая по мониторам за энергичными действиями своей стаи, которая скоблила, драила, проверяла, заменяла, ремонтировала и красила все, что требовало этого. Когда все с головой ушли в работу, она вышла из рубки, как будто ей понадобилось пройти в какое-то другое помещение на корабле, - а вместо этого вообще ушла, даже не сняв летной формы, и направилась к родовой башне "Белого Цветка".
     Ее встретил отец, что являлось добрым знаком; к семейным насестам помимо отца ее сопровождало большинство молодняка стаи. А разговор во время главной трапезы велся так, словно никакого ее "дезертирства" из "Белого Цветка" не было и в помине.
     Итак, они решили просто игнорировать ее странное поведение, вместо того чтобы пытаться в нем разобраться. В какой-то степени это ободрило ее. По меньшей мере это означало, что стая не считает ее изгоем.
     К'Каи была терпеливой, такой же терпеливой, как и любой другой, кому приходится иметь дело с землянами. Если им нужно время, чтобы примириться с ее поступком, то пусть будет так.
     Но после трапезы она стала объектом внимания всей стаи. Во время последовавшего за трапезой семейного танца, когда она, в соответствии с его порядком, ожидала, сидя на насесте, своего очередного выхода, у каждого из членов стаи появлялась хорошая возможность поговорить с ней.
     Вопрос задавали ей один и тот же: "Все, что нам нужно, есть здесь - так зачем же уходить отсюда куда-то еще? Туда, где нет несущих тебя воздушных потоков, где ты летаешь не на своих крыльях, а внутри стального яйца?"
     Она пыталась отвечать им; пыталась рассказать о своей мечте, родившейся у нее, когда она услышала о Ларрхи, фирекканце, оставившем свою планету, чтобы стать ближе к звездам. Пыталась объяснить им то волнение, которое она испытывала, паря среди звезд на невидимых ветрах, описать ощущение могущества и восторга, которое возникает, когда вверяешь свою жизнь чему-то огромному и неизмеримо более сильному, чем она сама, и подчиняешь его своей воле. Старалась рассказать, какое пережила потрясение, когда своими глазами увидела то, чего прежде не видела ни одна фирекканка. Но она понимала, что все это бесполезно; даже члены экипажа ее корабля не всегда могли разделить ее чувства. Часто в своих суждениях они оставались полнейшими фирекканцами, такими же, как наиболее ортодоксальные члены стаи "Белый Цветок". Иногда ей казалось, что единственное различие между ее стаей и "Белым Цветком" состояло в том, что собранных ею "белых ворон" привлекло что-то такое, чему она сама не смогла бы дать точного определения, - ее обаяние или, может быть, энтузиазм, или они выбрали ее своим вожаком, просто не имея лучшей кандидатуры.
     В конце концов она покинула круг танцующих и уселась на насест в отдалении от остальных. Она наблюдала за своими родичами, кружащимися в причудливом рисунке танца, столь древнем, что его истоки оставались неясны. Быть может, они восходят к тем далеким временам, когда их пращуры еще не были разумными существами.
     - Тетушка? - послышался снизу тоненький нежный щебет. - Можно я поднимусь к тебе, тетушка?
     Очнувшись от своих раздумий, она посмотрела вниз. Это была ее племянница, Рикик, еще не сменившая своего детского оперения. К'Каи утвердительно свистнула, и Рикик неуклюже вспорхнула на насест и села рядом с .ней.
     - Что я могу сделать для тебя, слеточек ты мой? - спросила она любовно, называя племянницу так, как зовут молодых птиц, готовых вылететь из гнезда.
     Рикик от удовольствия распушила перья, но, тут же смутившись, стала чистить их клювом.
     - Расскажи мне об управлении космическим кораблем, - нетерпеливо чирикнула она. - Расскажи мне о звездах.
     Наконец-то она услышала такую просьбу, выполнить которую доставило ей огромное удовольствие. И она постаралась как можно полнее удовлетворить любопытство своей племянницы, описывала волнение при каждом полете в космос, уподобляя его созданию нового танца, рассказывала ей о своих впечатлениях от общения с землянами и другими разумными существами. Рикик придвинулась ближе, подставляя тетушке свои перышки, чтобы та нежно поглаживала их во время своих повествований.
     Наконец Рикик вздохнула и понурила голову.
     - Мне бы хотелось улететь в космос, как сделала ты, - сказала она задумчиво. - Мне бы хотелось увидеть эти металлические гнезда, сделанные землянами, - взглянуть оттуда на звезды, такие яркие в непроглядной космической тьме. Мне бы хотелось стать такой, как Ларрхи. - Она снова вздохнула. - Но этого никогда не случится...
     К'Каи сочувственно кивнула головой. Мать Рикик уже выбрала этого едва оперившегося птенца своей преемницей, вожаком стаи "Белый Цветок", и, возможно, даже вожаком объединенных стай. К'Каи знала свою сестру слишком хорошо; если бы в то время, когда К'Каи заявила о своем желании получить свободу и летать в космосе, вожаком стаи была Крии'Каи, то теперь не было бы никакого фрахтера с фирекканской командой на борту. Если уж Крии'Каи что-то решила, то заставить ее изменить решение не мог никто, она была самой ортодоксальной фирекканкой из всех известных К'Каи. В будущей жизни Рикик не могло быть места космическим полетам - разве что если ей потребуется лететь куда-нибудь для решения политических вопросов, но и то лишь в качестве пассажира. И даже в этом случае будут приняты все меры, чтобы полет оказался максимально коротким.
     К'Каи увидела в глазах своей племянницы глубокую печаль и принялась тщательно чистить ей перышки, стараясь этим выразить свое молчаливое сочувствие. Но прежде чем она успела что-либо сказать, Крии'Каи заметила, что Рикик разговаривает со своей теткой-ренегаткой, и раздраженным криком приказала дочери вернуться к танцующим.
     А взгляд, которым она одарила К'Каи, мог бы опалить перья. Но К'Каи уже привыкла к таким взглядам и перестала на них обращать внимание. Тем не менее это происшествие ее сильно расстроило, и вскоре она, сухо со всеми попрощавшись, вернулась на свой корабль.
     Взбираясь на корабль, она поняла, что возвращение сюда доставляет ей гораздо больше радости, чем возвращение в гнездовье "Белого Цветка". Для нее домом был скорее корабль, чем гнездо.
     И эта мысль слегка озадачила ее, когда она наконец с чувством облегчения вновь устроилась на своем командирском кресле-насесте и увидела, что ее экипаж все еще усердно трудится, выполняя полученные задания. Интересно, такие же чувства испытывал Ларрхи?
     И будет ли она когда-нибудь снова по-настоящему принята своей стаей, и будет ли чувствовать себя в ней как дома?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     - Корабль готов к завершающему прыжку в систему Фирекки, мой господин, - доложил командир пилотов. - Каковы будут дальнейшие указания?
     - Включайте гипердвигатели, командир, - ровным голосом приказал лорд Ралгха нар Ххаллас. - Как только мы окажемся в системе Фирекки, проведите сенсорами полное сканирование окружающего пространства, но истребители для непосредственной разведки не выпускайте.
     - Мой господин, вы в самом деле не хотите выпускать истребители? - вежливо спросил Кирха прямо со своего рабочего места.
     Ралгха чуть не рассмеялся, но ему все же удалось сохранить серьезный вид. Такова была манера Кирхи. Он всегда очень деликатно указывал своему господину на его ошибку, причем делал это так, как будто никакой ошибки, собственно, и не было. Ралгха даже испытал некоторую гордость за него, словно Кирха являлся одним из его отпрысков. То, что ему предстояло сделать, для Кирхи окажется большим несчастьем. Ведь перед ним открывалась блестящая карьера воина, находящегося на императорской службе.
     Повернувшись в кресле, он потянулся к Кирхе и легонько шлепнул молодого килратха по уху:
     - Уж не подвергаешь ли ты сомнению мои приказы, юнец?
     Кирха опустил глаза. Ралгха заметил, что его живот дрожит от напряжения.
     - Никак нет, мой господин, - покорно пролепетал он.
     - Хорошо, для обеспечения переговоров внутри корабля немедленно подключите к моей каюте управление всеми каналами связи. А теперь, Кирха, мне понадобится твоя помощь.
     Командир связистов поклонился и повернулся к своему пульту, чтобы внести необходимые изменения в программу. Ралгха встал и направился к лифту; Кирха шел сзади, в нескольких шагах от него.
     Оказавшись в своей каюте, Ралгха позволил себе немного расслабиться и удобно устроился в подвесном плетеном кресле, чтобы пожевать листьев аракха. Он жевал кисловатые листья под мерную вибрацию гипердвигателей, ощущая, как от стекающего в желудок сока по всему его телу разливается столь желанное чувство покоя. Примерно через полчаса он почувствовал себя достаточно отдохнувшим, чтобы приняться за выполнение стоящей перед ним задачи.
     Все это время Кирха, как и положено, стоял по стойке "смирно" у двери каюты.
     Впервые в жизни Ралгха пожалел, что не выучил ни одного из языков землян. А теперь все будет зависеть от того, насколько ему предан Кирха. Ралгха не хотел рисковать, передавая свое сообщение на килратхском языке, с одной стороны опасаясь, что его может перехватить и прочитать кто-нибудь из членов его экипажа, а с другой стороны, допуская возможность того, что земляне могут просто не понять содержания.
     Единственным, кроме Кирхи, килратхом на корабле, кто, по данным списка личного состава, мог говорить на языке землян, был новый командир пилотов, но он будет слишком занят своими служебными делами, чтобы услышать сообщение. Во всяком случае, Ралгха на это надеялся.
     Он подключил монитор, установленный в его каюте, к каналу внешней связи, быстро пробежал по всему диапазону, чтобы удостовериться, что его не подслушивают и что на корабле не задействованы никакие другие системы связи.
     Ралгха нар Ххаллас, лорд Империи, вдруг осознал, что нервничает, и это привело его в состояние бешенства; он злился на себя и на те обстоятельства, из-за которых оказался в своем теперешнем положении. Неудивительно, что у него так скрутило живот. То, что он сейчас делал, было его первой настоящей изменой Императору. Он дал клятву руководителям повстанцев на Гхорах Кхаре, что будет оказывать им всемерную помощь в деле ниспровержения Императора, но до сих пор не принимал практического участия в выполнении их планов. То, что он готовился совершить - сдать свой корабль противнику без боя, никак не могло быть названо благородным делом. Но его связывала клятва, данная Совету повстанцев. И нарушить ее теперь означало бы страшное бесчестье. Ему приходилось выбирать из двух зол меньшее. Лишь на какое-то мгновение где- то в глубине своего сознания он удивился тому, как вообще он мог оказаться перед такой постыдной дилеммой, но, как всегда, раздумывать над этим времени уже не оставалось.
     Он глубоко вздохнул и сказал, обращаясь к Кирхе:
     - Кирха, ты переведешь и отправишь это сообщение.
     - Слушаюсь, мой господин, - отчеканил молодой офицер.
     - Командиру авианосца землян "Тигриный коготь", - начал диктовать Ралгха. - Я - Ралгха нар Ххаллас, лорд Империи Килрах и командир крейсера "Рас Ник'хра" класса "Фралтхи". От имени руководителей повстанцев Гхорах Кхара я приветствую вас и свидетельствую свое глубокое уважение. Я уполномочен передать вам их предложение о заключении союза с вашей Конфедерацией против сторонников сохранения Империи в Килрахе, а также свой имперский корабль в качестве дара. Из этой точки "Рас Ник'хра" намерен совершить прыжок в район планеты Фирекка, где вы сможете нас найти в любое время. - Ралгха назвал координаты корабля по килратхской системе счисления, надеясь, что земляне сумеют перевести их в свою.
     Когда Кирха закончил переводить сообщение, Ралгха заметил, что молодой килратх весь дрожит. Нажав кнопку, Кирха отправил сообщение в эфир и повернулся к командиру:
     - Разрешите быть свободным, мой господин?
     Ралгха кивнул, и Кирха быстро вышел из каюты, прижав хвост к ногам. "Похоже, это наихудший момент в жизни Кирхи. Впрочем, и у меня настроение далеко не радужное, - подумал Ралгха. - Я все понимаю, сынок. С этого момента мы действительно летим в неизвестность. К землянам, чтобы сдать им мой корабль. Еще ни одному килратху не доводилось идти этим путем".
     Он хотел было вернуть Кирху назад, но потом решил не делать этого. Сейчас не время проявлять слабость. Кирха оставался всего лишь пешкой в этой игре империй. Но скоро он станет военнопленным и выйдет из этой игры. Трудно сказать, что с ними всеми станет. Ралгха откинулся в кресле, ощущая, как напряглись мышцы его тела и живот.
     "Уже скоро, - подумал он, - скоро я встречусь лицом к лицу с землянами, и встреча эта не принесет мне победы".

***

     - Мы собрались здесь сегодня для того, чтобы почтить память молодого пилота, погибшего при исполнении своих обязанностей. Лейтенант Питер Янгблад храбро сражался...
     Хантер стоял, вытянувшись по стойке "смирно" на наружной палубе корабля; магнитные присоски башмаков космического костюма надежно удерживали его на металлической поверхности. Как всегда, находясь в открытом космосе, он чувствовал необъяснимый холод. Капитан понимал, что это ему только кажется, что если бы космический холод действительно проник внутрь скафандра, то он через полсекунды был бы уже мертв. И тем не менее отделаться от этого ощущения холода Хантер не мог. "Может, это потому, что я выхожу наружу лишь только для участия в этих проклятых похоронах, - подумал он. - Все это чертовски грустно. Мне противна сама мысль о том, что полковник Хэлсиен будет вот так же стоять здесь и произносить хвалебные речи в мой адрес, когда я погибну в одном из боевых вылетов... Я бы предпочел, чтобы они просто выпихнули мое тело из воздушного шлюза и устроили грандиозную пирушку. Хорошая развеселая панихида - вот, что мне понравилось бы. И чтобы все мои друзья от души напились, в то время как мои бренные останки будут медленно дрейфовать в космосе..."
     - ...Вопреки крайне неблагоприятным обстоятельствам, презирая опасность, он стремился к победе...
     "Он стремился к славе, а нарвался на снаряд - вот что было на самом деле..."
     Справа от Хантера стоял пилот-истребитель Кьен Чен и, похоже, внимательно слушал полковника. По другую сторону от него неподвижно застыла Марико Танака. В бледном свете лампочки ее шлема Хантеру были видны неестественно блестевшие глаза и стекающие по щекам слезы.
     Хантер наклонился к ней и коснулся ее шлема своим. Он говорил тихо, зная, что звуковые колебания передадутся в ее шлем:
     - Ты ни в чем не виновата, голубка. Ты сделала все, что могла, для спасения парнишки.
     Он не услышал в ответ ни слова, хотя тихое дыхание Марико явственно доносилось до него сквозь шлем.
     - Марико? Ну давай же поговори со мной! Послушай, ведь парень старался вовсю, но этого ведь мало. Если бы он слушался тебя и подчинялся, как полагается, то, возможно, остался бы в живых. Твоей вины в этом нет. Черт побери, ведь ты и сама-то еле вырвалась оттуда живой!
     И опять ни слова в ответ. Он подождал немного, потом медленно отстранился от нее и выпрямился. В шлемофоне голос полковника заканчивал свою надгробную речь, затем прозвучал прощальный салют почетного караула из двадцати одного лазерного ружья, и пустой гроб, освобожденный от магнитных присосок, медленно поплыл прочь от "Тигриного когтя".
     "Чертовски грустно все это", - снова подумал Хантер и, переключив свой космический костюм в режим ходьбы, последовал за всеми к воздушному шлюзу. Шлемофон молчал; единственный звук, который доносился до него, было тихое пощелкивание переключающихся при ходьбе магнитных присосок башмаков. Оказавшись вместе со всеми в шлюзовой камере, он дождался, пока помещение снова заполнит воздух, быстро сбросил космический костюм и переоделся в летную форму.
     Застегивая сапоги, он заметил выходящую из гардеробной Марико: ее лицо казалось таким спокойным и безмятежным, как небо после снежного бурана, - глядя на ее тонкие восточные черты, ни за что нельзя было догадаться о недавно пролитых слезах.
     - Марико! - Хантер быстро управился со вторым сапогом и бросился за ней вдогонку. - Эй, Марико!
     Она продолжала идти вдоль коридора и даже не обернулась на его голос.
     - Пожалуйста, Иэн. Я хочу сейчас побыть одна.
     - Ну перестань, Марико, давай поговорим!
     Она остановилась, повернулась и яростно выпалила:
     - Ты хочешь поговорить об этом? Прекрасно! Давай поговорим. Янгблад мертв. Он не выполнил моего приказа выйти из боя. Почему? Потому что он не доверял мне как ведущему. Вот в чем моя вина - он не верил в меня настолько, чтобы беспрекословно подчиняться моим приказам.
     Хантер изумленно посмотрел на нее:
     - Марико, это не так! Я очень не люблю говорить плохо о мертвых, но этот парень всегда был полнейшим идиотом! Он стал бы добычей котов раньше или позже, независимо от того, кто оказался бы его ведущим. Послушай, сравни его хотя бы с Джазом Колсоном. Когда я приказал ему развернуться и отправляться назад на "Коготь", он тотчас же подчинился, хотя я видел, как ему хотелось поучаствовать в бою! И с Джазом будет все в порядке, я о нем не беспокоюсь. Но Янгблад... не стоило питать надежд, что он когда-нибудь образумится. Ни единого шанса.
     - Тебе, наверное, следовало сказать об этом до того, как парень погиб, Иэн! - Марико, зло смахнув слезы с глаз, уставилась на Хантера. - Что толку говорить мне это сейчас, когда он уже мертв!
     Внезапно до Хантера дошло, что они стоят в коридоре у выхода из шлюзовой камеры и кричат друг на друга, не обращая внимания на других летчиков истребительной эскадрильи вокруг. Он понизил голос:
     - Ну хватит, Марико, не принимай это так близко к сердцу. Я буду до тех пор повторять тебе, что твоей вины в его смерти нет, пока ты сама не уверишься в этом. Послушай-ка, сегодня на "Остине" играет этот парень, Колсон. Давай поймаем шаттл, слетаем туда, пропустим по паре стаканчиков и просто побеседуем. Ну, как тебе это, леди?
     Марико покачала головой; слезы все еще продолжали катиться из ее глаз.
     Жаннет Деверо, еще один из пилотов с "Когтя", мягко обняла Марико за плечи.
     - Марико, я провожу тебя в каюту, хорошо? - Жаннет говорила с легким, очень милым французским акцентом. - Завтра ты почувствуешь себя гораздо лучше, дорогая, я в этом уверена.
     "Сегодня Жаннет явно заслуживает свое прозвище "Ангел", - подумал Хантер, глядя вслед удаляющимся девушкам. - Они словно сестры. Может быть, Марико даже лучше излить свою душу Ангел".
     Кнайт, Маньяк и Боссмэн наблюдали за ним, стоя у противоположной стены коридора. Тодд Маршалл но прозвищу "Маньяк", самый молодой из нилотов "Когтя", широко улыбнулся Хантеру.
     - Хочу заметить, Хантер, что ты испытываешь судьбу, приставая к девушке, только что потерявшей своего ведомого, - съязвил он.
     - Иди к черту. Тодд, - огрызнулся Хантер, отворачиваясь.
     - Ладно, Иэн, пошли отсюда, - сказал Боссмэн, бросив неодобрительный взгляд в сторону Маньяка. - Как насчет пива? Или ты сегодня опять на дежу