уешь? - удивилась амеба. - Но вы поглощаете плоть живых существ, сок растений, выделения насекомых... чем хуже эта жидкость? - Ты разумный, - мрачно сказал Мартин. - Это... как-то... что-то каннибальское...
     - Поверь, двести граммов массы я теряю безболезненно, - сообщила амеба. - Кстати, вы же ели суп?
     Мартин вспомнил поданный им на обед суп-пюре. Очень похожий по вкусу на сваренный с хорошей свежей говядиной гороховый, с похрустывающими комочками - то ли сухариками, то ли овощами... И мясо на второе - жирноватый, но мягкий и без жил кусок вырезки...
     - О Господи... - только и сказал он. - Так вы синтезируете пищу из своих тел? - Так проще всего, - признался Павлик. И гулко захохотал. Наверное, этот смех и заставил Мартина поднести фляжку к губам и сделать хороший глоток. "Ахтамар". На зависть лучшим армянским виноделам.
     - Я не смогу синтезировать пищу или еду по твоим описаниям, - сообщила амеба.
     - Но по образцу - легко.
     - Ирина знает, что она ест? - спросил Мартин.
     - Конечно. Она понимает. К тому же только таким образом мы можем обеспечить вам защиту от нашей воды.
     Мартин смирился и еще раз глотнул коньяка. Сказал:
     - Плевать. Завтра я отправляюсь домой. А вы - летите бомбить ключников. - Мы вовсе не намереваемся их бомбить, - возмутился Павлик. - Так... легкая угроза, если потребуется. Вначале надо разобраться в ситуации. - Глупо, - изрек Мартин. - Глупо и безрассудно. Ну с чего вы взяли, будто транспортная сеть уже существовала, была разрушена и это повторится? Ложноручка мягко похлопала его по плечу.
     - Посмотри на наш мир, Мартин.
     Мартин посмотрел и сказал:
     - Я только этим и занимаюсь весь вечер. Что я должен увидеть?
     - Подумай. Что тебе кажется странным и ненормальным?
     - Вы, - не раздумывая ответил Мартин.
     - А еще? А почему?
     - Не бывает разумных одноклеточных! - выпалил Мартин. - Не могли они... вы возникнуть! Тем более на вашей планете есть многоклеточные растения!
     Прозрачный бурдюк покивал верхней частью туловища и сказал:
     - Все верно. Не могли мы возникнуть самостоятельно. Мы были созданы искусственно.
     Мартин отставил флягу, посмотрел на Павлика - словно понимал мимику амеб. И спросил:
     - Это снова шутка?
     - Нет.
     - И кто вас создал? Ключники?
     - Нет. Раса, жившая в нашем мире до катастрофы. До дня, когда небо загорелось и обрушилось огненным дождем. До того дня, когда растаяли полярные льды, осели горы, а вода начала менять свои свойства. Они создали нас, зная, что им не пережить катастрофы... новая среда обитания стала раем для простейших и адом для высших форм жизни.
     - Откуда вы знаете? - воскликнул Мартин.
     - Предания, Мартин, только предания. Это было давно, слишком давно, чтобы сохранились остатки их культуры. Да и шли они тем же путем, которым следуем мы: меняли живое, а не переделывали мертвое. Разве что дома строили из мертвого дерева... почему-то им это нравилось. Но даже мертвое не вечно. Что же говорить о живом? Остались лишь мифы... слова... Слова - прочнее живого и мертвого. Павлик замолчал.
     - Ты ненавидишь тех, кто погубил ваших творцов? - Ненависть к уже случившемуся? - удивился Павлик. - Нет, зачем? Месть, наверное, свойственна лишь многоклеточным формам жизни. А мы не держим обид за прошлое. Мы думаем только о будущем.
     - Какими они были, ваши создатели? - спросил Мартин. - Если предания не врут - не слишком похожими на людей. Выше, тоньше, многорукие и многоногие. Хотя... в нашем языке "много" начинается с двух. Так что точного ответа я не дам. Мы наследовали от них планету, мы какое-то время жили вместе - пока они могли защищаться от изменившихся условий среды. Возможно, остатки их цивилизации вымерли, уступая нам место. Возможно, сумели создать межзвездный транспорт и улететь в поисках новой родины. - Потому вы и поверили Ирине? - спросил Мартин.
     Павлик тихо засмеялся:
     - Мы знали это всегда. Мы верим своим преданиям - нам не во что больше верить. Но девочка с Земли обратила наше внимание и на другие факты. - К примеру?
     - На предания о глобальной катастрофе, существующие почти во всех мирах. - Первобытные люди склонны были любой локальной трагедии придавать глобальный масштаб, - резко ответил Мартин. - А поскольку локальных катастроф хватало, то весь мир о чем-то таком помнил. И каждое весеннее половодье через поколение называлось Вселенским потопом.
     - На всех планетах были древние культы, поклонявшиеся пришельцам с небес... - не споря, продолжил Павлик.
     - А где еще жить богам? Там, откуда все видно, сверху, - отрезал Мартин. - На всех планетах, куда прилетели ключники, существуют древние руины с исчезнувшими объектами поклонения.
     - Разумеется! - фыркнул Мартин. - Алтарь всегда делался из драгоценных материалов. И грабители уносили не кирпичи из стены, а золото и серебро. - Тебя не смущало разнообразие рас в галактике? - Ясное дело... - начал Мартин. - При чем тут разнообразие рас? Наивно было бы надеяться, что на всех планетах жизнь приняла одинаковые формы. - Ты не совсем прав, - сказала амеба. - Около трети всех рас галактики - гуманоиды. Причем сходство очень сильно, даже на уровне ДНК можно выделить одинаковые участки генетического кода.
     - Ну, положим, это довод в пользу каких-то древних контактов... - признался Мартин.
     - Еще двадцать процентов - это формы жизни, происходящие с планет неземного типа. Иной состав атмосферы, гравитация... - Павлик хрюкнул. - Мы на них внимания обращать не станем. Они и сами-то нами не слишком интересуются... А вот еще половина рас - это бывшие гуманоиды. Вроде нас. - Что? - опешил Мартин.
     - Вроде нас, беззарийцев! - твердо сказала амеба. - Наши создатели были гуманоидами. Наша планета была похожа на твой мир. Потом все изменилось - и появились мы. Другие расы менялись иначе. Ты ведь побывал в мире дио-дао? - Побывал.
     - Как могла развиться естественным путем столь ненормальная форма разумной жизни? - возмущенно спросила амеба. - Скоротечная жизнь, наследственная память, аскетизм и самоограничение при наличии высоких технологий... А ты заметил их болезненное неприятие биологической грязи?
     - Требование справлять нужду только в туалетах? - засмеялся Мартин. - Мало ли... обычная гигиена или брезгливость.
     - Это только внешнее проявление, - изрек Павлик. - У них еще и безотходное производство. И ограничение потребностей - тоже из боязни загрязнить среду обитания. Когда-то мир дио-дао пережил глобальную экологическую катастрофу. Уцелевшие формы жизни - кстати, их очень мало, на всю планету не более пятисот видов живых существ - ускорили метаболизм и обрели наследственную память. Ничего себе эволюция, да?
     Мартин пожал плечами.
     - А если взять Иолл? Двуногие, двурукие, очень похожие на людей... Мимолетно подумав, что только с точки зрения амебы иоллийцы похожи на людей, Мартин все-таки не стал возражать.
     - И при этом - прикованные к матери пуповиной! Всю жизнь! - Амеба возвысила голос. - Это противоречит всем целям сохранения вида! Это ненормально, это отвратительно, это неудобно! Но они с рождения и до смерти живут материнскими семьями! Как возникла такая форма жизни?
     - Не знаю.
     - А я - знаю! - отчеканил Павлик. - Их планету постигла своя, персональная катастрофа. Изменившая условия жизни так, что только коллективные организмы смогли выжить.
     - Ты очень хорошо знаешь чужие расы, - признался Мартин. - Это моя работа. Ведь я - специалист по контактам с гуманоидной группой рас, - скромно призналась амеба. - Так вот, Мартин! Предыдущее разрушение транспортной сети ударило только по цивилизациям, живущим на планетах нашего с тобой типа. Углеродные, дышащие кислородом формы жизни на водной основе были изменены. Кто-то - менее. Аранки, люди, геддары - почти неотличимы друг от друга. Кто-то - более. В нашем случае изначальная раса просто вымерла, успев создать нас...
     - Ты хочешь сказать, что это было сделано специально? - воскликнул Мартин. - Не просто последствия разрушения межзвездных сообщений, а намеренный эксперимент над разумными расами?
     - Конечно.
     - Бред, - сказал Мартин. - Зачем? Я понимаю - естественный хаос после исчезновения высоких технологий, войны, варварство, эпидемии... Но сознательный эксперимент?
     - Зачем? Миллиарды лет назад волна жизни прокатилась по нашей галактике, - сказал Павлик. - Я не стану гадать, что или кто был тому причиной. Думаю, ты и сам понимаешь: сколько ни облучай теплую грязную водичку, сколько ни пропускай через нее ток - жизнь из неорганики не получишь. Клетка - это слишком сложно для случайности! Но она возникла... и жизнь отправилась в путь. Обзавелась разумом. Стала постигать мир. Зачем?
     - Это естественное стремление разума. Желание постигнуть окружающий мир... - Чушь! - резко ответила амеба. - Единственное естественное стремление разума - максимально долго длить свое существование. Постижение мира - лишь способ обеспечения безопасности. Я спрашиваю тебя о другом - зачем нужен разум? Не примитивный, животный рассудок, а разум? Надеюсь, ты способен различать эти понятия?
     - Способен, - ответил Мартин. - Разум нужен для той же самой безопасности. Существо, способное задаваться абстрактными вопросами, имеет куда больше шансов на выживание.
     - Только в дальней перспективе. Ладно, допустим, что цепочка случайностей сумела закрепить разум в дополнение к рассудку. Но ведь большинству так называемых разумных особей разум в общем-то мешает. Они вполне способны обходиться рассудочной деятельностью. Выполнять несложную работу, соблюдать требования социального общежития, получать удовольствие от пищи, размножения, физиологических удовольствий различного плана. Животные прекрасно существуют в стаях, радуются своему существованию и не испытывают негативных последствий от разума.
     Мартин невесело засмеялся:
     - Что ж, ты прав. Большая часть человечества прекрасно обходится рассудочной деятельностью. Разум дремлет. И так, полагаю, у большинства гуманоидных цивилизаций. Что с того?
     - Зачем нужен разум?
     - Как средство выживания...
     - Зачем нужен разум? - рявкнул Павлик,
     - Чтобы задавать дурацкие вопросы! - заорал в ответ Мартин. - Чтобы терзаться смыслом жизни! Чтобы бояться смерти! Чтобы придумать Бога! - Уже лучше, - мягко сказала амеба. - Если для рассудка хватает первой сигнальной системы, то разум, вынужденный оперировать абстрактными понятиями, создает вторую - речь. Не важно, как мы передаем свои мысли - колебанием воздуха, электронными импульсами, цветным узором на коже. Информация, оторванная от своего носителя, становится главным орудием разума. Средством постижения мира - и средством воздействия на мир. Но сделаем еще шаг, Мартин. Разум... что дальше? Что будет третьим этапом - после рассудка и разума? Какую сигнальную систему обретет над-разумное существо? Останется ли грань между мыслью и поступком, информацией и действием? Сущность над сущностью, что это? Уже Бог? Еще человек? Сколько этапов должна преодолеть жизнь, чтобы окончательно выделиться из косной материи? И что же заставляет нас биться о барьеры гомеостаза, обретая еще ненужные свойства - вначале рассудок, потом разум, потом... потом что-то, еще не имеющее названия. Что выдергивает нас из животного спокойствия, что гонит дальше? И в чьих руках пряник и плеть? Кто он - Великий Экспериментатор, возмутитель спокойствия, созидатель и разрушитель? Бог? Или всего-то над-разумное существо, терзаемое столь же страшной жаждой, как наша? Счастье ли разум? А счастье ли - над-разум? И сколько вообще ступенек в лестнице, начинающейся с рассудка? Звери не жаждут обрести разум, это мы порой пытаемся тянуть их из ласковых и нежных животных снов к своему разумному страданию. А разумные не стремятся сделать новый шаг - в нас еще жив тот древний ужас обретения разума, нежданного и непрошеного подарка свыше. Нам комфортно и сытно на нашем уровне постижения мира. Нам не нужно знание, которое мы не в силах Даже представить.
     Амеба замолчала. Издала смешок.
     - Нас манят сладкие пряники небес - абсолютная безопасность, вечная жизнь, великие знания. Надо лишь сделать шаг, от разума - выше! Но мы не хотим терять свой покой. Мы подозреваем, и не без оснований, что над-разум принесет нам новые горести, как разум когда-то принес тоску и страдания. И, копошась на поверхности грязных шариков-планет, оперируя лишь своим несовершенным разумом, мы пытаемся вырастить райское Древо Познания. Получить все, не обретая нового. Стать богами, оставаясь людьми. И тогда то, что стоит над нами, прячет пряники и берет кнут. И горит небо, и кипят океаны, и разума становится слишком мало, чтобы обеспечить выживание... За что ваш Бог покарал человечество потопом? За дерзость? Нет, за остановку! За пренебрежение полученным разумом, за торжествующий рассудок. За попытку остаться разумными животными. Подарки богов нельзя отвергать, Мартин! И если разум вновь построил себе уютную норку и решил остановиться - жди беды. Мы обречены бежать выше и выше, из грязи - в небо. - Но... ключники... - начал Мартин.
     - Ключники, как бы привлекательны ни были их дары, искушают нас остановиться. Дают разумным то, что должно принадлежать над-разуму: контроль над пространством, над сознанием, над жизнью и смертью. Как существо разумное, чувствующее себя комфортно и самодостаточно, я был бы рад принять дары ключников и прекратить развитие. Но как к этому отнесется над-разум? Поманит ли нас новыми пряниками, ради которых мы отвергаем дары ключников? Или вновь достанет кнут?
     Амеба поднялась, встряхнулась, будто мокрый пес. Сказала:
     - Вот и все наши претензии к ключникам, несущим галактике мир и процветание. Очень надуманные и необоснованные претензии. Но мы готовы рискнуть и навестить ключников в их доме.
     Мартин еще посидел, следя за гротескной фигурой, с немыслимой грацией уходящей вдаль. У вздыбленной стены воды амеба выпустила ложноручку, помахала ему - и нырнула в синюю субстанцию. Уже стемнело, и беззариец почти сразу исчез из виду.
     - Пряник и кнут, - пробормотал Мартин. - Почему всегда такой скучный выбор? Я не люблю сладкого.
     Он спрятал в карман фляжку коньяка и вошел в деревянную пирамиду. Переплетение лестниц - винтовых, вертикальных стремянок, пандусов и самых обычных - вело на второй этаж, превращая первый не то в декорации к телеигре, не то в выставку достижений лестницестроения. Мартин поднялся на второй этаж по наклонному пандусу, помялся у входа в отведенную ему каморку - мягкий матрас, набитый сушеными водорослями, лежал прямо на полу, рядом - стопка из трех одеял, кувшин с водой и мягко светящийся стеклянный шар - централизованного освещения в пирамиде не было. Дверей внутри пирамиды тоже не водилось, вход в каморку закрывало еще одно одеяло, повешенное на притолоке. Мартин вдруг почувствовал, как ему одиноко.
     И подошел к входу во вторую комнатенку. Из-под одеяла-занавеси пробивался свет - наверное, Ирочка Полушкина еще не спала. Произнести "можно?" было бы самой глупой вещью на свете, и Мартин лишь кашлянул.
     - Я не сплю, - тихо ответила Ирина из-за полога. Когда он вошел, она добавила:
     - Я тебя ждала.
     Девушка сидела на постели, закутавшись в одеяло. Мартин сел рядом на пол, достал из кармана фляжку:
     - Будешь?
     Ирина кивнула.
     - Я лечу с тобой, - сказал Мартин, когда она сделала глоток. - У меня всего одна жизнь, и она мне нравится. Но я полечу с тобой, потому что есть вещи большие, чем жизнь.
     Ирина молча смотрела на него, куталась в одеяло. Неожиданно и очень ясно Мартин понял, что под одеялом Ирочка совершенно обнажена. И вовсе не потому, что любит спать нагишом на голом матрасе.
     - Иди ко мне, - тихо сказала девушка.
     Мартин все же нашел в себе силы повторить:
     - Я лечу с тобой. Вовсе не нужно...
     - Дурак, - сказала Ирина и потянулась к нему. На ее губах еще остался вкус коньяка. Одеяло скользнуло вниз. Несколько мгновений Мартина преследовало навязчивое видение первой Ирочки Полушкиной - обнаженного тела, погружающегося в воду канала, и образ четвертой Ирины - нагой, коленопреклоненной перед служителями ТайГеддара...
     Но это тело было живым и жаждущим жизни - не меньше, чем Мартин.
     И смерти не было вовсе.

4

     Разумеется, Мартину не доводилось бывать в космосе. Посетив семь десятков планет, встретив на своем пути сотню разумных рас, он никогда не прибегал к столь старомодному способу передвижения. Суборбитальный полет на Аранке был максимальным приближением к выходу в космос.
     В детстве, как любой книжный ребенок из интеллигентной семьи, Мартин зачитывался книжками о космонавтике - большей частью переводными, американскими, но иногда попадались и книги отечественных авторов. Из них Мартин узнал, что первым человеком в космосе был Юрий Гагарин, что первый спутник тоже запустили в России - пусть и имевшей тогда другое название. Пару раз ему даже удавалось переспорить одноклассников, уверенных, что первым в космос полетел Нейл Армстронг, причем сразу на Луну и на шаттле.
     Но космонавтом стать Мартин не мечтал. Ребенок он был хоть и книжный, но вдумчивый, что такое современная русская космонавтика - понимал и возить на орбиту грузы для самодовольных американцев не собирался. Так что неожиданная перспектива отправиться на орбиту его вовсе не радовала. Тем более что космический корабль беззарийцев разительно отличался от земных ракет. Это была такая же кисельная платформа, как и местный транспорт, только куда большего размера - метров двадцать диаметром и метров десять толщиной. Под небольшим куполом в центре диска имелись места для экипажа - два углубления в полу по форме человеческих тел и два глубоких колодца, в которые "затекали" беззарийцы.
     - Это Петенька, - представил Павлик второго члена экипажа со стороны Беззара. - Он еще очень юн, но обладает замечательной структурой синего лабиринта, обеспечивающей огромную скорость обработки информации. Юный Петенька - прозрачный бурдюк ростом метра в полтора - сконфуженно произнес:
     - Сочту за честь работать с вами.
     Мартин уже привычно пожал прохладную ложноручку. - Петенька - очень удачный отпрыск руководителя нашего проекта, Андрюшки, - сказал Павлик. - Андрюшка сам хотел возглавить полет, но его деятельность слишком важна, чтобы ею рисковать. Тогда он отпочковал Петеньку и лично воспитал его в подобающем первопроходцу духе. Не правда ли, замечательный выход из положения?
     Он заливисто рассмеялся. Что-то странное чудилось Мартину в поведении Павлика, торопливая говорливость и слишком бурные эмоции... будь перед ним человек, а не амеба, можно было бы заподозрить изрядную дозу горячительного. - А вы умеете делиться своей памятью с отпрысками? - поинтересовался Мартин, вспоминая дио-дао.
     - Нет, разумеется, - с некоторым огорчением сказал Павлик. - Но Петенька, пожалуй, в чем-то превосходит даже своего родителя. Умница, Петенька! Умница! - Павлик, скажите на милость, почему вы используете только уменьшительные имена? - не выдержал Мартин.
     - Чтобы вызвать симпатию, - честно ответил Павлик. - Ведь если бы вы звали меня Пвханнлк, что приблизительно передает истинное звучание имени, отношение ко мне было бы совсем другим. Даже воинственное и строгое имя Павел вызывало бы напряжение. А Павлик... это мило, ласково и невинно. Я искренен с вами? - Вполне, - признался Мартин.
     Сейчас им совершенно нечего было делать. Старт корабля планировался более чем через час, никакой проверки систем от экипажа, а уж тем более от людей, не требовалось. Оставалось лишь ждать - в лежащем на каменистом дне под слоем синей субстанции живом космическом корабле. Ждать и разговаривать... хотя будь на корабле хоть малейшая возможность уединиться - Мартин придумал бы более интересный способ скоротать время.
     Он посмотрел на Ирину, сидящую в своем "ложементе". Девушка улыбалась, Мартин улыбнулся в ответ.
     Все-таки Мартин побаивался дальнейших отношений с Ирочкой... конечно, если авантюра с ключниками о