ейшее обследование планеты. Именно этого требовала  инструкция  -
крайней осторожности при встрече с иным разумом или со следами его...
    Из командирской рубки они видели на экране, как расходились во все
стороны черные роботы, похожие на пауков, как  расставляли  светящиеся
маяки на вершинах скал. Роботы  осторожно  прощупывали  грунт  острыми
наконечниками всех своих шести ног, заботясь о том,  чтобы  не  делать
резких  движений,  не  оттолкнуться  ненароком  от  поверхности  и  не
взлететь. Они переползали расщелины, распластавшись на скалах,  далеко
в  стороны  выдвинув  телескопические  лапы.  А  если  срывались,   то
мгновенно втягивали лапы, включали двигатели и зависали  над  камнями,
сметая ракетными струями быструю пыль.
    Шел час за часом. Роботы уже обследовали другую сторону  планетки,
но ничего нового не нашли, кроме еще нескольких разбросанных в  разных
местах наскальных рисунков.
    Сигнал "Внимание!" прозвучал неожиданно  для  всех.  Главный  мозг
корабля, непрерывно следивший за роботами и обрабатывавший информацию,
тотчас показал на экране неглубокую лощину  и  двух  "пауков",  быстро
бежавших  к  вертикальной   скале,   возвышавшейся   над   местностью.
Прожекторы рисовали черно-белую мозаику теней и световых пятен.  Скала
топорщилась множественными  острыми  разломами,  похожими  на  колючую
шкуру неведомого чудовища. И вдруг лучи выхватили из тьмы  оплавленные
края камней и  чуть  выше  -  большую  гладкую  стену,  сверху  донизу
испещренную непонятными знаками.
    Космонавты молча  смотрели  на  заполнившую  весь  экран  странную
таблицу и не знали, что и подумать. Было очевидно - это  письмена.  Но
зачем они здесь, на  затерянной  планетке?  Почему  разумные  существа
несомненно могучей цивилизаций прибегли к такому примитивному  способу
передачи информации?..
    Кубиков  почувствовал  вдруг,  что  дверь  за  его   спиной   тихо
отворилась и в рубку вошел еще кто-то.
    - Как вам не стыдно! - послышался хрипловатый  после  долгого  сна
голос Маши. - Это не по-товарищески. Такое открытие, а я сплю.
    Все трое посмотрели на нее, словно не узнавая.
    - Свершилось! - громко сказал Иван Сергеевич. - Теперь  мы  знаем:
они есть, братья по разуму.
    - Или были, - задумчиво добавил Димочка. - Может, надписи миллиард
лет.
    - А что тут написано? - спросила Маша.
    Снова все трое посмотрели  на  нее  и  улыбнулись,  снисходительно
прощая ей  такую  наивность.  И  эта  снисходительность,  это  простое
человеческое чувство помогло сделать им еще одно открытие.
    - Ты... проснулась?..
    - А что говорит ПАН?
    - ПАН, видно, сломался. Все просыпаются.
    - Не сломался, - сказал Кубиков. - Это я велел ему  сообщить  вам,
спящим, новую информацию.
    Он  встал,  бесшумно  прошелся  по  мягкому   пластику   пола   и,
остановившись посредине рубки, махнул рукой.
    - Была не была! Пусть думает, на то он и мозг. Ты слышишь меня?
    - Я слушаю, - зазвенел в динамике спокойный голос.
    - Попробуй все же.  Может,  удастся  разгадать  эту...  клинопись.
Отключись от всего. Думай. - И повернулся  к  Димочке:  -  Передай  на
Землю. Все передай.
    Димочка удивленно посмотрел на командира.
    - Так нет же связи.
    - Все равно передай. На всякий случай...
    Еще некоторое время они сидели у экрана, наблюдая,  как  ходят  по
камням  колченогие  роботы.  Потом,  не  сговариваясь,   поднялись   и
разошлись  по  своим  каютам.  Новость  была  слишком  велика.  К  ней
следовало привыкнуть после нескольких лет парализующей пустоты.
    Но и сидеть в уединении никто уже не  мог.  Гипотезы  одна  другой
фантастичнее роились в голове у каждого. Кубикову было  и  радостно  и
тяжело. Как после сдачи последнего экзамена  в  институте,  когда  им,
группе будущих космонавтов, сказали, что не все трудности позади,  что
предстоит еще один экзамен - на умение пользоваться своими знаниями. В
тот раз они - уже не студенты, но еще и  не  специалисты  -  собрались
было отдохнуть в своем  узком  кругу,  как  они  говорили,  "отпустить
вожжи".  Но  вместо  этого  пришлось  снова  готовиться  к  экзаменам,
запираться в одиночной комнате  самообразования  и  думать,  думать  и
отвечать на бесчисленные вопросы электронных экзаменаторов.
    Кубиков прошел в "прихожую", как на корабле называли герметический
блок выхода в открытый  космос,  и  увидел  там  Машу,  уже  одетую  в
скафандр.
    - Я не буду отвязываться, - виновато сказала Маша.  По  инструкции
никто не мог покидать корабль без разрешения командира.
    Кубиков ничего не ответил. Он знал, что Маша его подождет, что они
вместе пойдут по пыльному бездорожью  планеты,  пойдут  далеко,  чтобы
намолчаться под черным  пологом  бездны,  в  полной  мере  насладиться
одиночеством. Великолепным одиночеством вдвоем.
    Держась за руки, они перелетали  через  глубокие  черные  провалы,
подпрыгивая, словно танцуя, шли по мягкой пыли низин. Позади и чуть  в
стороне следовал за ними  верный  страж  космонавтов  -  светящийся  в
темноте серебристый робот.
    Они не собирались уходить далеко. Но скоро поняли, что  не  смогут
вернуться, не посмотрев таинственной надписи  на  скале,  не  потрогав
опаленных камней.
    Двигаясь от маяка к маяку, они наконец взлетели на острый  гребень
скалы,  с  которой,  казалось,  можно  было  обозреть   всю   планету,
горбившуюся серыми неровными боками,  чуть  заметно  вырисовывавшимися
при свете звезд, и увидели  впереди  ярко  освещенное  пятно.  Включив
индивидуальные ракетные двигатели, Кубиков и Маша устремились к  этому
пятну, проскочили по инерции и, сделав резкий  поворот  через  головы,
опустились  у  подножия  освещенной  скалы.  Закрепленные   по   бокам
прожекторы рельефно  высвечивали  каждый  знак.  Знаки  были  четкими,
словно неведомый резчик только вчера закончил свою работу. Но  похожая
на  шрам  глубокая  борозда   с   краю,   вырвавшая   часть   таблицы,
свидетельствовала о древности надписи. Ведь  метеориты  в  этой  части
вселенной так редки.
    Они стояли перед скалой, как перед огромной  раскрытой  книгой,  и
думали о глубочайшей мудрости, возможно, заложенной в этой таблице.
    - Командир! - послышался в наушниках  голос  Ивана  Сергеевича.  -
Кажется, получается.
    - Что?
    - Расшифровка. Только странное что-то получается.
    - Читай.
    - Читать? - почему-то переспросил Иван Сергеевич. -  Прямо  как  я
понял?
    - Давай как понял.
    - Ну слушай.
    Он  откашлялся,  словно  перед   ним   была   большая   аудитория,
многозначительно  помолчал  и  начал  декламировать  с  выражением,  с
паузами:

              - Белые чудовища ловили нас
              длинными руками протуберанцев.
              Черные карлики завораживали
              невидящим глазом смерти.
              Но мы, обманув пространства,
              на зыбкой границе огня и льда
              нашли "Голубой цветок"...

    - Все? - спросил Кубиков, выждав паузу.
    - Продолжения пока нет.
    - Опять стихи? -  Ему  подумалось,  что  старый  космонавт  не  по
возрасту и неуместно дурачится.
    - Это я так изложил для ясности. Но за точность ручаюсь.
    - Сейчас я буду...
    Пользуясь своими ракетными двигателями, они с Машей  взлетели  над
планеткой и, описав параболу,  опустились  неподалеку  от  корабля.  И
увидели Димочку с каким-то аппаратом в руках. Димочка оглянулся на них
и почему-то торопливо, словно нашкодивший  мальчишка,  нырнул  в  ярко
освещенный люк "прихожей".
    Когда Кубиков с  Машей  вошли  в  командирскую  рубку,  там  перед
экраном уже сидели Иван Сергеевич, Димочка и еще  один  член  экипажа,
видимо, только что освобожденный ПАНом, биолог Нина Панкина. Никто  не
обернулся к ним. И Кубиков,  взглянув  на  экран,  тоже  оцепенел:  по
экрану, пульсируя и толкаясь, ползли буквы, сбивались в слова. Главный
корабельный мозг уже заканчивал расшифровку, и на экране, тихо гудящем
в мертвой тишине, мелькали последние фразы о теплых волнах, о какой-то
насмешке и вечно враждующих силах.
    - Неужели больше ничего? - удивился Кубиков.
    - Расшифровка окончена, - тотчас откликнулся звенящий голос.
    Все посмотрели на командира, словно он знал больше других.  Только
Иван Сергеевич не поднимал головы, сидел и торопливо писал что-то.
    - Вот! - радостно сказал он, вставая во весь свой большой рост.  -
Имею честь предложить первый перевод первого образца  межгалактической
поэзии.
    Он  откинул  голову,  сверху  вниз  посмотрел   в   поблескивающий
розоватой  фольгой  раскрытый  блокнот  и  стал  читать  уже  знакомые
Кубикову строки о длинных руках протуберанцев, загораживавших  путь  к
чудному  "Голубому  цветку".  Затем  Иван  Сергеевич   сделал   паузу,
внимательно посмотрел на командира, словно персонально приглашая его в
слушатели, и продолжал:

              - ...На "Голубом цветке" -
              этом чуде вселенной -
              живое не прячется в недра
              от мертвых объятий космоса,
              не убегает
              от всепожирающего огня звезд.
              Качают теплые волны
              живое на пенных гривах
              и пеленают радуги
              всеми цветами галактик,
              словно в насмешку
              над вечно враждующими
              слепыми и злыми силами...

    Прочитав это, он торжествующе оглядел  всех.  И  вдруг  глаза  его
заметались в растерянности от какой-то  мысли,  которая,  по-видимому,
только что пришла ему в голову.
    - Товарищи, дорогие мои, я-то, старый, думал, что "Голубой цветок"
- это некая чудо-планета в далеком космосе, вечная легенда, которую не
обошел ни один фантаст. А ведь  это...  это,  наверное,  наша...  наша
Земля?! Чудо вселенной!
    - Точно! - вскинулся Димочка. - И живем мы на поверхности планеты,
и волны у нас, и радуги...
    - Послушать вас... Что же получается?.. - сказала Нина.
    Она не договорила, но все поняли, что будет,  если  развивать  эту
мысль. Если Земля  единственная  и  неповторимая,  то  чего  искать  в
космосе? Мысль, вроде бы  радующая  самолюбие,  обернется  для  землян
ослаблением интереса к далеким мирам. Эта идея несла  в  себе  зародыш
самопогибели, способность парализовать дерзания, те самые, на  которых
и вознесся к звездам род человеческий.
    - От добра добра не ищут? - то ли  спросил,  то  ли  утвердительно
заявил Димочка.
    - Ищут, - решительно сказал Кубиков. - Не  поиски  лучшего  движут
людьми, а поиски разного. Даже если  мы  убедимся,  что  нет  планеты,
равной Земле, все равно надо исследовать космос.  Хотя  бы  для  того,
чтобы  знать,  какие  опасности  могут  угрожать  нашей...   нашему...
"Голубому цветку".
    Командир не говорил ничего нового, но его  слушали  со  вниманием.
Бывают моменты, когда напоминание общеизвестного важней новизны, когда
оно наводит порядок во  взбаламученных  чувствах,  все  расставляя  по
местам.
    - Нет, мы не помчимся обратно на  крыльях  нового  самомнения.  Мы
продолжим экспедицию, даже если пустота будет убивать нас. Это задание
Земли, единственной и неповторимой  планеты.  И  я  приказываю,  -  он
оглядел своих товарищей, никогда за  весь  полет  не  слышавших  этого
резкого слова, - приказываю в течение ближайших десяти часов закончить
исследования на Надежде. Жду докладов. Через десять часов мы  стартуем
на маршрут.
    Никто не возразил, не улыбнулся. Люди  молча  разошлись  по  своим
местам, и Кубиков остался один в  командирской  рубке.  Перед  ним  на
большом  экране  суетились  роботы,  собирая  с  поверхности   планеты
расставленные маяки, несли к кораблю приборы, контейнеры  с  образцами
пород.
    Кубиков принимал доклады о готовности, отдавал распоряжения, а сам
все это  время  думал  о  странной  надписи  на  камне.  Что  побудило
неведомых  разумных  существ  к  такому  поступку?  Добро   бы   какая
информация, конкретное сообщение, указание дороги к братьям по разуму.
Он говорил себе, что в найденных стихах тоже немало интересного, но не
успокаивался: не эмоций  ждал  он  от  космических  посылок,  а  цифр,
фактов, формул.
    Однако было что-то такое, что заставляло снова и  снова  повторять
про  себя  стихи  о  "Голубом  цветке".  Что-то  волновало   Кубикова,
возвращало мысли  к  тем  и  радостным  и  грустным  дням,  когда  они
последний раз обнимали на Земле родных и близких, когда  стартовали  с
Плутона...
    Через десять часов последний оставшийся на Надежде робот извлек из
грунта наконечник причального линя и на нем был втянут внутрь корабля.
И поползли  в  лучах  прожекторов  острые  выступы  скал.  Видны  были
многочисленные точки - следы  роботов,  и  овальные  вмятины  -  следы
башмаков. Блеснул в пыли какой-то мелкий предмет,  видимо,  оброненный
роботами. И вдруг на весь экран выплыла люминисцентно горящая надпись:
"Олег + Маша =". Две черты знака равенства были едва заметны, видно, у
того, кто писал, кончилась краска.
    Кубиков встал,  взволнованный  и  сердитый,  шагнул  к  экрану.  И
вспомнил непонятную настороженность Димочки, когда он торопливо нырнул
в "прихожую" с каким-то аппаратом в руках. Теперь  Кубиков  знал,  что
это был за аппарат, - пистолет для разбрызгивания краски.
    - Твоя работа? - спросил он, вызвав Димочку  на  экран  внутренней
связи.
    Димочка ничуть не растерялся, воодушевленно  принялся  говорить  о
том, что это единственное, что он  мог  придумать  за  короткое  время
пребывания на Надежде, что надпись на века, что и  через  миллион  лет
планета будет нести на своих камнях это свидетельство любви...
    - Какой любви?! - сердито оборвал его Кубиков.
    - Все знают, какой...
    Он отключился от Димочки, ничего не выговорив ему. Сел и уставился
на удаляющуюся, тонущую в черноте космоса надпись. И вдруг  неожиданно
для самого себя улыбнулся. А что,  собственно,  случилось?  Космос  не
обидится. А космонавты, которые  когда-нибудь  попадут  сюда?..  Свои,
может, поймут. А инопланетяне? Вот поломают головы над решением  этого
уравнения?! Хотя кто их знает.  Может,  они  все  будут  понимать,  те
инопланетяне. Может, они будут знать, что высшая  мудрость  космоса  -
жизнь, а высшая мудрость жизни - чувства...
    Кубиков с нежностью подумал о Маше, вспомнил  ее  слова  о  детях,
необходимых в дальних космических экспедициях. Нет, не о детях  вообще
она тогда говорила. Сказала: "Нужен ребенок". Один. Ее ребенок. И его?
    Теплая волна  нежности  охватила  Кубикова.  Остро  захотелось  на
Землю. В тихий домик у синей речки где-нибудь в верховьях Волги. Чтобы
проснуться на рассвете, поцеловать спящую Машу, сварить кофе. А  потом
выйти на крыльцо и слушать шорох  раннего  грибного  дождя  в  листьях
осины...
    Он  закрыл   глаза   и   долго   сидел   неподвижно,   наслаждаясь
захлестнувшей его новой печалью. Когда очнулся, первое, что увидел,  -
светящееся табло психоанализатора. Обычно  темное,  оно  теперь  слабо
пульсировало, словно где-то в его  глубине  пробегали  первые  зарницы
приближающейся грозы.
    - Но, но! - сказал Кубиков и погрозил  ПАНу  пальцем.  -  Со  мной
этого не выйдет.
    Он встал, прошелся по рубке, постоял в задумчивости. И  решительно
направился к двери. Он уже знал, как бороться с черным стрессом. Пусть
роботы делают свое дело, пусть докладывают. Все равно он будет  каждый
день, по примеру древних капитанов, обходить весь корабль. Осматривать
блоки, швы, самих роботов. Каждый день.


______________________________________________________________________

    Текст подготовил Еpшов В.Г. Дата последней редакции: 07/04/99




                            Владимир Рыбин

                             ЗЕМЛЯ ЗОВЕТ

                               рассказ



    Ужасающи бездны космоса. Суперкорабль  "Актур-12"  сто  тысяч  лет
носился по межгалактическим параболам,  без  конца  фиксируя  звездные
облака, то свитые в  спирали,  то  рассеянные  неведомыми  силами,  то
сдвинутые в плотные молочные  сгустки.  Иногда  приборы  нащупывали  в
глубинах галактик планеты, похожие на Землю. Тогда корабль вонзался  в
звездную кашу, находил планету, и  люди  долго  жили  там  среди  иных
существ как среди себе подобных.
    Каждые сорок лет  космолетчики  запирались  в  антианнигиляционные
капсулы,  переводили  корабль  на  субсветовую  скорость  и   там,   в
беззвездном  и  бесцветном  засветовом  антимире,  где  все  наоборот,
возвращали  себе  молодость.  А  тем  временем   корабль   проскакивал
очередной межгалактический вакуум, и перед глазами  обновленных  людей
вспыхивали новые звезды, возникали новые миры, ждущие исследователей.
    Сто тысяч лет прошли как один год. Люди по-прежнему  были  молоды,
неистово жаждали нового. Нов был  и  корабль,  по  частям  многократно
перестроенный, переконструированный. Но на нем уже не оставалось места
для новой информации: панели с кристаллами  памяти,  на  которых  были
записаны собранные знания, стояли во всех переходах и жилых отсеках.
    Пора, давно было  пора  возвращаться  с  этим  уникальным  грузом,
способным обогатить тысячу цивилизаций. Но и  на  обратном  пути  тоже
попадались неведомые миры, и исследователи опять задерживались.
    Командир был немолод. Седина на висках, которую он унес в  космос,
еще больше увеличилась, не от возраста - от  усталости,  от  тоски  по
глубокому небу родной Земли, по неровному шуму морских волн и даже  по
исступленному галдежу мальчишек под окнами.
    Это пришло к нему совсем недавно - всего  семь  лет  назад,  после
того, как они побывали  у  странных  существ  тройного  двухсолнечного
мира.
    Сколько было исследованных ими миров? Тысяча?  Или  больше?  Этого
командир точно не помнил. Зато он  умел  безошибочно  находить  нужные
кристаллы памяти. И как старец, мучимый воспоминаниями, много  времени
проводил в объемной камере видений, перебирая  эти  кристаллы,  заново
переживая пережитое. Он снова ходил по ледяным куполам комет,  собирал
коллекции минералов на "диких" межгалактических астероидах. И тонул  в
живом океане загадочной  планеты  926-Б-719.  И  умирал  в  заражающей
беспричинным   восторгом   розовой    атмосфере    третьего    гиганта
четырнадцатой галактики. И отбивался от всепожирающих сгустков хищного
тумана...
    Но  в  последние  семь  лет  командир  редко  возвращался  в   эти
экзотические миры. Их вытеснил из памяти мир тройной планеты под двумя
солнцами, где так хотелось остаться навсегда  и  откуда  они  улетели,
гонимые программой экспедиции и острой тоской по родной Земле.
    Это был мир невообразимо, сказочно развитой цивилизации.
    Они даже не сразу поверили в ее существование, так непонятна  была
там жизнь. Космонавты не нашли на тройной планете ни  сети  дорог,  ни
россыпей городов. Зато поминутно встречали загадочное, необъяснимое...
    Это началось задолго до того, как была обнаружена тройная планета.
"Актур-12" пересекал окраину очередной галактики, делая первый  зондаж
звездной спирали. Как-то,  проходя  через  боковые  отсеки  реакторной
секции, историк корабля Войл заметил в конце коридора голого человека.
То есть он был не совсем гол: на ногах,  бедрах,  груди  и  на  голове
незнакомца были какие-то светло-серые серебристые полосы.
    - Здравствуй, Войл! - сказал человек, приветливо улыбаясь.
    - Кто ты? - недоуменно спросил историк.
    - Неважно.
    "Хорошенькое дело", - подумал Войл, прижимаясь спиной к переборке.
У него закружилась голова. Он пересилил себя, оттолкнулся от переборки
и пошел навстречу  странному  человеку.  И  чем  ближе  подходил,  тем
расплывчатее становились  контуры  незнакомца,  и  наконец  он  совсем
исчез, словно растворился.
    Случившееся было настолько  необъяснимо,  что  товарищи  приписали
видение неумеренному воображению историка.
    Но вскоре таинственный  человек  появился  вновь.  Была  объявлена
общая тревога, первая за сто тысяч лет полета. В тот раз командир