кажешь? Дантист предлагал, а я ему: хрен тебе. Своя ноша не тянет.
     - Дела, - озадаченно сказал Артур.
     - Во-во, - Георгий Георгиевич подцепил одну из воробьиных тушек и, прищурясь, вглядывался в тусклый глаз маринованной птахи. - Халтурщики!
     Сверкнув зубами он откусил воробью голову. Похрустел клювом.
     - Вот так всегда. Вроде приличный ресторан, а и тут развести норовят. Знают же, что я всегда самцов заказываю. Ан нет, обязательно хоть одну самочку, да подсунут. Совсем в Москве покормиться нормальному человеку стало негде. Еще немного - по вокзалам пойду беляши жрать. Так что за дело у тебя, Артур?
     - Дело-то...
     Артур посмотрел на уминающего последнего воробья Грека и дело его вдруг показалось ему ничего не стоящим, пустячным и глупым.
     - Георгий Георгиевич...
     - Ну-ну.
     Съеденная воробьиха печально пискнула под пиджаком Грека.
     - Вы помните такого певца, Лекова?
     - Конечно, - ответил Грек.
     - Так вот он...
     - Он же помер, насколько я знаю?
     - Да. В том-то и дело, что помер. Только один мой приятель сказал, что видел его в Москве несколько дней назад. Проверить бы - он или не он... Большой конфуз может выйти, если Леков до сих пор жив. Нет, я, конечно, как и вся фирма наша, только рады будем - человек ведь... Но с правами там, со всей бухгалтерией сложности возникнут. В общем, если он жив, то заранее нужно знать - чего ждать, к чему готовиться. Понимаете меня? Прошу Вас, если есть такая возможность, дайте пару парней, чтобы выяснили - он это, или не он?
     - Регенерация, - понимающе кивнул Грек. - Это мне знакомо.
     Он отодвинул от себя блюдо с гуано.
     - Предупреждал я этих уродов английских - не играйте в клонирование. Опасное это дело. Так нет, Долли, все-таки, вырастили. Ну, я тебя слушаю, продолжай.
     - Да я, собственно, уже все сказал, - Артур пожал плечами. - Поможете?
     - Обязательно. Тебя это серьезно беспокоит?
     - Не только меня, - ответил Артур. Владимира Владимировича тоже.
     - А-а... Ну. если Вовку это задевает, тогда вопрос решим. Где, ты говоришь, его видели?
     - На улице Космонавтов. Он там у ларька болтался. Вот, на всякий случай, фотография.
     - Да что я, в самом деле, Ваську не знаю? И без фото разберемся. У тебя все?
     - Все, - сказал Артур.
     - Тогда - пока.
     - До свидания, Георгий Георгиевич.
     Грек поднял блюдо с круто наперченным гуано и шумно хлебнул через край. Артур Ваганян, чувствуя, что его сейчас вырвет, быстро встал, вышел в зал, миновал пеструю стайку весело щебечущих трансвеститов, сидящих в гардеробе, сунул десять долларов швейцару в сомбреро и, только усевшись в свою машину, почувствовал, что отпустило. Тошнота прошла, зеленые мушки, замелькавшие перед глазами при виде тарелки с гуано рассеялись и руки перестали дрожать.
     Артур неожиданно решил позвонить той самой девчонке - дизайнеру. Предупредить, что он немного задерживается. Глядишь, что и сладиться у них сегодня. Хорошо бы было ее, наконец, трахнуть. Необходимо просто - после "Лебедя", после черных яиц шефа, после Грека с его гуано и поющими в желудке воробьями, после регенерированных зубов - после всего этого просто необходимо трахнуть дизайнера.
     И к чертям эту мексиканскую кухню.
     Телефон не работал. Аккумулятор, как и предупреждал Грек, вылетел.

***

     - Гена, ну что?
     - Что-что, я же сказал, найдите мужика, мешает он нам.
     - Мешает?
     - Ну. Долго объяснять нужно? Мне сам Г.Г. звонил. Понял?
     - Понял. Нет базара.
     - Ну вот. А то, я уж думал, тебе как мальчику все нужно по полочкам...
     - Не-е... Мороженого мне покупать не надо.
     - Вот и я так думаю. Короче, понял, о чем речь?
     - Йес.
     - Ха... Инглиш?
     - Хе... Не-а... Так, просто в базаре в тему легло...
     - В общем, этот мужик нам все сливает. Лишний он, понял? Разберись там, как умеешь, да?
     - Нет проблем, шеф.

***

     Тоже - подумаешь, проблема? Отследили мужика на раз - грузчик из овощного. Не шифровался совершенно. А, с другой стороны, хрен его знает, кто такой? Если сам Грек через Витю задание дал - слить мужика. Значит - крутой. Значит - надо так. Значит - серьезно нужно к делу подойти.
     Вышел из магазина своего. В троллейбус сел. Знаем мы таких конспираторов. Подумаешь - на троллейбусе... Некоторые, вообще, под бомжей косят. Вот, как Егор, например. Егору можно только позавидовать. Слился на время, отсидится в подвале своем, а у самого-то - квартира, антиквариатом набитая, да не в Москве этой, загаженной, а в Бангкоке. Портной-то, портной он был, конечно, но дело свое туго знал. Эскадрилья "МИГ"-ов только оперением хвостовым покачала, пролетая мимо портного Егора. Кто же знает сейчас, отчего через три дня после того, как портного Егора выслали из Вьетнама ВВС Таиланда неимоверно усилились? Никто. Я только слышал об этом. И я об этом никому не скажу.
     Стоит рот открыть - тот же Егор, который, как бы, бомж, первым плюнет в лицо. Бритвенным лезвием, как их там учили в портняжном училище. Кладешь на язык лезвие, потом плюешь специальным методом - в горло, например, собеседнику непонравившемуся, или, там, в глаз - в любом случае приятого мало. А Егор эти штуки умеет проделывать. И не только эти. Иначе не было бы у него банковского счета в Швейцарии, грин-карты американской и гражданства Доминиканской Республики. А то, что он бомжом сейчас по Москве гуляет - его личное дело. Трудный период. Кризис личности. С мужчинами всякое бывает. Но - тем не менее, с Егором ссориться я не стану. Сделаю, как приказано. Слить лишнего - значит слить. А Егор - ну его в задницу. Он пока в Юго-Восточной Азии терся с триадами ни одну рощу побегов молодого бамбука схарчил. Теперь к Егору только сунься - тут же уснешь, а когда проснешься - через тело твое побеги молодого бамбука прорастают. И, несмотря на то, что Москва - город кавказский, к звону юаней прислушивается.
     Нет, лучше уж делать и не думать ни о чем. Тем более, что за мужиком, на слив подписанным, вроде, ничего нет. Связи нулевые.
     Хотя - раз нулевые - это уже подозрительно. МОССАД, может быть, ФБР, может быть, шпион из Монако или - упаси господь, Люксембургский резидент, а, возможно, и из Монако щупальца тянутся через грузчика овощного магазина Славика.
     Кто такой этот Славик? Живет, практически, в центре Москвы. Почему? Квартира окнами выходит на улицу Космонавтов. А в доме напротив кто живет? В доме напротив живет, как я разведал, живет шурин космонавта Ерофеева. Тот самый, который сто восемь дней на орбите пробыл. На седьмой день скинул возвращаемую капсулу, а на девятый день вышел в открытый космос, за что и получил орден.
     Я за ним иду. Нет, не за космонавтом Ерофеевым. И не за его шурином. А за Славиком - грузчиком из овощного, за которым такая символика - дух спирает. И я должен его слить. И я его солью. Славика солью, а не дух. Дух слить нельзя. Дух сливается сам. Дух - он вроде электрического заряда. Пока тело-престол его удерживает, он с тобой. А как перестает удерживать (ну, к примеру, духа много становится), он и стекает сам.
     Разливается по земле, испаряется, нарушает все прогнозы погоды - тайфунит, торнадит, ливни и наводнения провоцирует в районах, вовсе и не готовых к ливням и наводнениям.
     Глобальное потепление на горизонте маячит. Ученые всего мира головы ломают - с чего бы это? А я знаю, с чего. Много людей не своей смертью умирает. Вот от этого и потепление. Экстрасенс знакомый в ноосферу выходил. Такое увидел, что даже рассказывать не стал. Напился после выхода в ноосферу, заплакал, как маленький... Потом только, утром, когда пива выпил, сказал - такое видел, сказал, столько их там... Представь себе, говорит, аэропорт Кеннеди. И все, кто там бродит, кто за стойками билетными стоит, кто в барах сидит, кто тележки с багажом таскает, в очередях на таможне, за кассами, в туалетах, на автостоянках - все мертвые. Вот она - современная ноосфера. Хочешь поглядеть, - спросил экстрасенс. Нет, - сказал я.
     Я не буду глядеть на его ноосферу. У меня своих дел по горло. Мне нужно грузчика Славика завалить.
     Чего проще.
     Двоих поставил у его парадняка - эти ребята не промахнутся. Витек и Рыба. Если что - сольются оба в "Матросскую Тишину". Забаксаем за них, понятное дело, ребята молодые, горячие, нужные. Первая проба у них. Мокруха, как они сами говорят. Я это слово давно забыл. Вспоминаю только тогда, когда вот такие пацаны шепелявят - "На мокруху нас подписываешь, командир?"...
     Какая вам разница, пацаны, убивать, или просто морду бить - один черт. Черт - он за нас...
     Я сижу в машине - говно машина, не моя, вишневая "девятка", которую я взял сегодня - из Петропавловска-Камчатского угнала братва, специально для меня. Смотрю на них.
     Объект к парадной подошел. Витек первым выстрелил - молодец, будет толк из него, не мандражирует, держит себя. Рыба контрольный сделал - тоже, соображает... Ну, садитесь, парни в машину, быстрей, быстрей...
     Хорошо. Молодцы. Поехали.

***

     hand on the arm, seal on the wing
     in barracks of doubt they are washing
     my notebook is wet
     I know what for I walk on this earth:
     be easy to fly away
     A. Bashlachev. Translated by A. Rodimsev.

     Ранним утром переходить Садовое кольцо - одно удовольствие. Иди где хочешь. Ментам это давно по фигу. Вот если под машину попадешь - тогда для них головная боль и начнется. Но в это время суток такое вряд ли возможно. Если только специально подловить бедолагу-водилу. Подкараулить и нырнуть неожиданно под бампер. Или на капот. По желанию.
     Но водитель нынче ушлый пошел. Без тренировки, с первого раза вот так, на таран пойти - не каждый сдюжит. Да и машины не те, что прежде. Юркие падлы, руля слушаются, тормоза держат - это вам не "лохматки" семидесятых - под те только ленивый не попал бы.
     Да и водители - трусливые стали, берегут свои тачки. Головой ведь можно так капот срубить, что одного ремонту будет на месячную зарплату банковского клерка. Да еще штрафы, да подмазать там кого... В общем, сплошной геморрой. Так что под машину - дохлый номер. Особенно, в это время суток. Когда дорога пустая, когда все видно за версту. Днем - еще куда ни шло, но в это время суток - хрена лысого.
     В это время суток можно под автобус. Можно. Попробовать, то есть, можно. Но тоже шансов мало. А вот под троллейбус - это да. Под троллейбус - самое то. Ползет он, ползет, можно рядом с ним пешочком, пешочком, а потом - р-р-раз! Спрут! Бросок вперед, потом прыжок в сторону, да с разворотом, этаким чертом, двойным тулупом, короче, загляденье.
     Собственно, Анне Карениной, к примеру, в наши дни разве только под рогатого. Она же старенькая уже совсем старенькая была бы. Да и не в этом дело. Приличный вокзал сразу скажет - "отказать". На перрон без билета не пустят. А старенькой Анне в очередях маяться... Нет, не пошла бы Анна на приличный вокзал. А на неприличный, туда, где без билета можно под поезд - дворянская кровь не пустила бы.
     Нет, только к троллейбусу пошла бы Анна. Есть в этом некий вызов. Вот вам, мол. Эпатаж, мать его.
     Мысли о старенькой Анне разметавшей юбки, залихватским "двойным тулупом" уходящей из жизни под старый троллейбус заставили Огурца непроизвольно улыбнуться.
     А почему, собственно, старый? Лужков следит за общественным транспортом столицы, машинный парк обновляет регулярно. Да нет, конечно же старый должен быть. Есть в этом стиль. Есть литература. Да и живопись, наверное. Пост-фактум.
     Огурцов ступил на тротуар. Теперь от клуба "Флажолет" его отделяла двойная асфальтовая граница. И хорошо, что отделяла. Он и так уже давно отделился. Все отделились. По-настоящему. А сейчас Кольцо, выступив неким асфальтовым символом пролегло запретной полосой и обозначило это отделение визуально.
     Мимо Огурцова прошуршал "Мерседес". Не бог весть, что, но, все-таки... "Трехсоточка". Огурцу такого в жизни уже не купить. Это вам любой скажет - до сорока хорошей машины не купил - забудь. Так и будет на своем "Форде" битом рассекать под "Кобелиную Любовь" из старых динамиков и воевать с долбаным замком левой дверцы.
     Вот, тоже - едет куда-то, ни свет ни заря. На "Трехсоточке". А Огурец - на обочине. Как символично, блин.
     - Слышь, мужчина.
     Был во "Флажолете". Слушал рок. Понравилось? Понравилось. Что самое паскудное-то - понравилось. Молодые парни, один - просто теленок, тут и про молоко на губах вспоминать нечего, и так видно, что портвейну не нюхал в жизни, одно это молоко сраное да шипучку ядовитую жрет с утра до ночи. Точнее - с ночи до утра. А так давал, такого джазу, что мама, не горюй.
     - Слышь, друг...
     А вот интересно, если сейчас в "Пекин" зарулить - дадут пожрать? Во "Флажолете" тоже можно было пожрать, но жрать там не хотелось. Там слушать хотелось. Там необычно было. Интересно. А в "Пекине" - там только жрать. Место для жранья. Самое то. Как всегда было - захотел жрать - идешь в "Пекин"... Как двадцать лет назад, с Кудрявцевым, с Лековым. Черт бы его взял. Да, собственно, и взял, ведь... А во "Флажолете" выть хотелось. Где ты, урод, Василек, где ты, мудак, просравший все, что имел и чуть-чуть еще у товарищей прихвативший, когда во вкус просиранья вошел? Что бы ты сказал, когда этих сосунков, этого теленка, этого в жопу трезвого рокера послушал?
     Нет, должны же в "Пекине" круглосуточно кормить, Москва это или не Москва? Обязательно должны.
     А этот сосунок, как он легко все, как правильно... Именно так, гаденыш, играл, как они тогда хотели. Ну, положим, у Лекова получалось. Когда не очень пьяный был. А если бы он чаще был не пьяный - был бы он Лековым? Хер знает, кем бы он был, но только не Васильком. Пан или пропал, короче. Панк или пропалк. Получается, что пропалк.
     А ни хрена бы ты, Леков, ни хрена бы не сказал. Либо понты кинул, либо просто нажрался мгновенно, как только ты умел. А, скорее всего - и то и другое бы, в комплекте, в твоей, всем известной фирменной упаковке - с матюгами, с битьем посуды и товарищеских лиц, с разрывание в клочья платьев интересных дам. С лековщиной, короче. Что тебя сгубило? Лековщина? Очень может быть. А может - нет.
     Нет, конечно, конечно в "Пекине" накормят. Или - ну его? Вот, та же Анна - если бы она все-таки решила под троллейбус тулупом - пошла бы она сначала в "Пекин" зажевать чего-нибудь напоследок? Схарчить лангет-другой? Жульенчик навернуть? Или по-плебейски, с нищенски пустым желудком дала бы на Садовом акробата-камикадзе? Нет, дворянская кровь непременно бы ее сначала в "Пекин" погнала. Бламанже, Дом Периньон, бекасов по-нормандски, устриц, икорочки, нет, икорочка - это для купцов, да под троллейбус с икорочкой в животе как-то не очень эстетично. То ли дело - с бекасами по-нормандски. Сразу увидят люди - аристократа задавили. А то - икорочка... Тьфу, скажут люди, совсем зажралась. С жиру бесится. А про бекасов такого не скажут. Они незаметные, ну птица и птица, только знающий человек оценит. "Бекас", - подумает знающий человек. Значит, причины у бабки серьезные были... С бекасами-то под троллейбус.
     Постоит такой человек с минуту, поглядит на бекасов, опечалится да и пойдет домой Тургенева читать. И спросит себя - чего же старуха в Баден-Баден умирать не поехала, как все приличные люди, а на Садовом кольце кеды выставила...
     - Оглох, что ли, товарищ?
     Низкий, хрипловатый, со скрытой визгливостью, однако, с неуловимыми обертонами, присущими только слабому полу.
     Огурцов вдруг понял, что он стоит прямо перед неопрятно одетой дамой неопределенного возраста и что эта самая дама уже в третий (подсознание зафиксировало) раз обращается к нему не то с вопросом, не то с предложением.
     "Нашла себе товарища...".
     - Курить есть?
     "Нашла себе товарища..."
     Огурцов никак не успевал додумать фразу до конца, все время останавливаясь на "товарище".
     - Я вижу, ты удолбан, мужчина.
     Не вопрос, а констатация.
     "Нашла себе това...".
     - МАРИКИЗА?!!
     Женщина неопределенного возраста, неопрятно одетая открыла рот и замолчала. Зубы в неопрятном, неопределенного возраста рту были, как успел заметить Огурец, вполне респектабельные. Чуть ли не фарфоровые.
     - Ты кто, мужчина?
     Маркиза отошла на шаг, прищурилась.
     - Етит твою мать! Огурец! Ты-то здесь как? Ты же теперь крутой, говорят? Икрой рыгаешь!
     Грязное троллейбусное колесо переезжающее сухонькое тельце увядшей Анны Карениной и красная икра в последней предсмертной отрыжке.
     Коньяк "Хеннеси" поднялся из глубин желудка к альвеолам.
     - Тебя тошнит, что ли, Огурцов? - забеспокоилась Маркиза.
     - Старик "Хеннеси", - просипел Огурец.
     - Кто? - не поняла Маркиза. - Ты поблюй, поблюй как человек, покашляй макаронами, легче станет... Ой, Огурцов, тебя просто не узнать... А что за старик-то? Знакомый твой? - затараторила Маркиза.
     - Более чем, - с трудом проглотив наполовину переваренный коньяк просипел Огурец.
     - Иностранец?
     - Угу.
     - Ну, я всегда говорила, что иностранцы до добра не доведут. Помнишь, как я с ирландцами нажралась? Мне три ночи потом всякие Конаны снились, морды эти красные, ирландские, зеленые, блин, рукава... Причем, что интересно - во сне ориентируюсь нормально. Конан и Конан. А очухаюсь - что за Конан, какой Конан - откуда я знаю. Потом только сообразила - книжка такая. А как сообразила - враз мне полегчало. Потеть по ночам перестала, сон нормальный, мужики стали нормальные сниться, бабы тоже... Ну, ты знаешь. А потом мне Лео эту книжку принес - там на обложке этот Конан - ну вылитый, как тот, что ко мне во снах являлся. С чудищем каким-то пехтерится.. Красочно так все, целофанированная обложка, 7БЦ, офсет, ну, все дела. Конан этот на обложке от крутости лопался под целлофаном. А чудище - тоже лопалось. От анатомических противоречий. Помнишь?
     - А ты не изменилась. Ни на и'...
     Слово "йоту" Огурцу произнести не удалось. Снова подкатила тошнота, он икнул, прикрыл рот ладонью.
     - Желудок не держит, - тихо вымолвил он, потея и трясясь.
     - Ты тоже. Только лицом раздался. Знаешь, ты так стоял, я думала, ты под троллейбус сейчас сиганешь.
     - Да? А я про Анну Каренину думал.
     - Я же говорю - не изменился. В хламину пьяный - а про Анну Каренину. Или про Ленина. Курить-то есть у тебя?
     - Есть. На. А ты чего, в Москве теперь живешь?
     - Я где только не живу.
     Маркиза сунула в рот сигарету и вытащила из кармана бордового, с вытканными на груди желудями пальтишка - обшлага кармана были сильно потрепаны - зажигалку "Зиппо". Эта "Зиппа", по мгновенной, на уровне рефлекса, оценке Огурца должна была стоить, минимум, долларов двести. А то и все триста. Огурец чуял подлинность дорогих вещей нутром, как хороший "ломщик" или банковский служащий определяет наощупь подлинность, достоинство и номинал любой купюры.
     "Ну, пальтишко и "Зиппо" - это ее стиль. Наркотой. что ли, она торгует?".
     - Наркотой торгуешь? - спросил Огурец.
     Последняя информация, которую он имел о Маркизе была более чем печальна. Маркиза, по слухам, сторчалась вконец и, в этой связи, собиралась заняться курьерством. Товар возить.
     - Да не-е...
     Маркиза глубоко затянулась огурцовским "Мальборо".
     - О! Настоящие! А то я подумала, было, что ты, как лох - с "Мальборо" ларечным рассекаешь. Крутые-то, они "Мальборо" не курят.
     - Это смотря какое "Мальборо", - ответил Огурец.
     - Переломалась я, Саша, - сказал Маркиза очень серьезно. - Веришь?
     - Верю, - неопределенно повел плечами Огурец. - Конечно верю.
     - Не веришь, - убеждено сказала Маркиза. - Никто почти не верит. Ну и хрен с тобой. А я квартиру продала питерскую, замуж вышла. Теперь вот здесь обитаю.
     - А он кто?
     - А какая тебе разница? Я с ним уже развелась.
     - И что теперь?
     - В Теплом Стане у меня квартира. Однокомнатная, так мне больше и не надо. Знаешь, кайф такой - лес из окна видно. Настоящий. Воздух, озон. Только, все равно, спать не могу. Дурь