такое. Я был рад,
что надел сегодня костюм от Кальяри - на эту  публику  с  материка  больше
производят впечатление вещи, сшитые по итальянской моде. Я вернулся  назад
и как раз проходил мимо задней двери соседнего с нами офиса, когда услышал
сначала громкие голоса, нарастающий крик  протеста,  ярости  и  настоящего
страха. А затем раздался грохот.
     В наступившей тишине он был ужасающим. Это мог был удар грома, но  от
последовавшего за ним вопля у меня кровь застыла в жилах. Теперь зазвучали
другие голоса, сердитые окрики, вскрики и звуки - что-то ломали, разбивали
вдребезги, что-то падало. И снова вопли.
     Я замер. Каждый нерв во  мне,  казалось,  обнажился  и  трепетал.  До
вчерашней ночи я побежал бы вниз, чтобы посмотреть, что происходит, и  кто
знает, что произошло бы тогда? А теперь мне пришлось собрать в  кулак  всю
свою волю, чтобы начать потихоньку двигаться вперед. Сделав это, я  увидел
сквозь перегородку из ребристого стекла  в  моем  офисе  высокие  силуэты,
расхаживавшие взад-вперед среди нарастающего грохота и  стука  разбиваемых
вещей. Затем неожиданно один из них остановился, с  устрашающей  скоростью
подлетел прямо к стеклу, и  я  увидел,  как  заколыхался  его  причудливый
зубчатый гребень, снова услышал этот хриплый вопль рептилии, зазвучавший в
этот раз с торжеством.
     ВОЛКИ.
     При виде этого зрелища мое оцепенение разом  прошло.  Я  сдвинулся  с
места; я побежал. И правильно сделал - над моей головой стекло  разбилось,
и осколки посыпались наружу. В дожде осколков и  брызнувшей  крови  наружу
высунулся огромный кулак, сжавшийся как раз в том месте, где за секунду до
этого была моя голова. Возврата не было. Я помчался по коридору  и  нырнул
за угол, услышав, как за моей спиной с грохотом распахнулась задняя  дверь
нашего офиса, и в коридоре раздался топот башмаков. Но я  уже  был  далеко
впереди. Я выскочил в передний холл - он представлял собой ужасное месиво,
и никого в нем не было видно.  Отчаянно  скользя  по  мозаичному  полу,  я
увернулся от перевернутого книжного шкафа и ухватился за провисшие  двери.
Одна из них отвалилась прямо  у  меня  в  руке  и  упала.  Я  выпрыгнул  в
образовавшееся отверстие и бросился на лестницу. Здесь были ступеньки,  но
еще четыре этажа - и они настигнут меня.  Лифт...  я  рискнул  драгоценной
секундой, чтобы кинуться к нему и нажать кнопку. Чудо  из  чудес  -  двери
плавно открылись.
     К влетел внутрь, ударившись о стену, как  раз  в  тот  момент,  когда
первый из Волков с грохотом вырвался из офисов. Я ударил пальцем по панели
лифта.  Очевидно,  неожиданное  облегчение,  отразившееся  на  моем  лице,
озадачило Волка, поскольку он и  другие,  следовавшие  за  ним  по  пятам,
остановились разинув рты,  словно  ожидая,  что  что-нибудь  случится.  Но
ничего не случилось. Двери оставались открытыми. И тут я вспомнил в полном
ужасе, что они всегда закрываются с задержкой на несколько секунд...
     Выражение   мрачной    серой    физиономии    неожиданно    сменилось
отвратительным торжеством. Между  зубами,  похожими  на  могильные  камни,
появилась  слюна,  и  он  поспешил  вперед,  протягивая  руки.  С   легким
механическим вздохом двери закрылись прямо  перед  его  носом.  Что-то  со
страшной силой грохнуло в наружную дверь, но лифт двигался. Я снова  обмяк
от облегчения, но все же я  чувствовал,  что  что-то  не  так.  Лифт  стал
замедлять движение, с моих плеч свалился дополнительный вес - и только тут
я сообразил, в чем дело.
     В панике я нажал не на ту кнопку. Лифт пошел  ВВЕРХ.  Надо  мной  был
только один этаж, и ничто не могло  остановить  Волков,  бегущих  за  мной
следом. Я потянулся было к кнопке "вниз", но  вовремя  остановился  -  они
могли перехватить лифт на обратном  пути.  Кабина  мягко  остановилась,  и
двери открылись. Я попятился, думая увидеть  высокие  фигуры,  поджидающие
меня или сыплющиеся с лестницы. Однако здесь  не  было  никого  и  ничего,
кроме стука,  раздававшегося  снизу.  Я  бросился  к  перилам  и  -  очень
осторожно - заглянул вниз.
     Волки колотили в двери лифта. Один громадный  верзила  со  щетинистой
бритой  головой  пытался  просунуть  между  ними  что-то  наподобие  лома,
упершись огромными башмаками в дверную раму и ударяясь могучими плечами  о
дверь. Я вытаращил глаза и отступил назад. Они даже не смотрели вверх  или
вниз по лестнице. Каким бы диким это ни  казалось,  но  они  не  имели  ни
малейшего представления о том, что такое лифт. Должно  быть,  думали,  что
так и сижу в этой маленькой комнатке за закрытыми дверьми.
     Неожиданно раздался скрежет металла, а затем - еще более громкий вой,
казалось, замиравший где-то вдалеке. А потом тоже издалека донесся так  же
отдававшийся стук, оборвавший крик. Мне пришлось зажать ладонью рот, чтобы
сдержать взрыв истерического смеха. Волки  силой  оттянули  двери,  и  как
минимум один из них - по-видимому, парень с ломом, провалился  в  шахту  с
высоты целых четырех этажей. За моей  спиной  вдруг  пробудилась  к  жизни
аварийная сигнализация лифта, с такой громкостью,  что  могла  обратить  в
бегство все здание. Для ровного счета я выбил стекло пожарной сигнализации
- мне всегда хотелось попробовать  этот  маленький  молоточек  -  и  нажал
кнопку. С нижних этажей послышалось хлопание дверей. Я повернулся и увидел
операционистку из офиса, нервно выглядывавшую из-за двери.
     - Что... что за шум такой?
     Я сгреб ее и затащил назад в офис:
     - Вы еще не вызвали полицию? Нет? Господи, неужели вы не  слышали?  -
Тут я услышал ритмичные  металлические  звуки,  вырывавшиеся  из  плейера,
лежавшего на ее столе. - Ладно, Бог с ним! - Я бросился  к  пульту.  -  Вы
здесь одна?
     Она скорчила гримаску:
     - Ага. Все свалили  пораньше  из-за  погоды,  а  я  дожидаюсь  своего
дружка, он за мной заедет.
     - Тем хуже для вас! Задняя дверь - закрыта? Тогда найдите место,  где
вы сможете  запереться,  хоть  в  женском  туалете...  Оператор?  Полицию,
пожалуйста - БЫСТРО!
     И  они  действительно  приехали  быстро.  Наверное,  поблизости  была
патрульная машина, я услышал  приближающуюся  сирену  через  минуту  после
того, как повесил трубку и все еще боролся с искушением тоже запереться  в
женском туалете. Это придало  мне  достаточно  храбрости,  чтобы  схватить
увесистую пепельницу и осторожно выйти наружу. На этой лестнице,  так  же,
как и на нашей, никого не было видно. На улице тоже ничего не было слышно,
кроме нарастающего шума, - это пожарная тревога охватила нижние  этажи.  Я
прокрался вниз по ступенькам, от души желая, чтобы  сердце  перестало  так
колотиться: по-прежнему ничего. Я добрался до  нашей  лестницы,  с  минуту
заколебался, входить ли внутрь, однако проявил все  же  некоторый  здравый
смысл и скатился вниз по ступенькам. Когда я через минуту  снова  поднялся
наверх, меня сопровождали двое  полицейских  и  трое  форвардов  регби  из
страховой компании, расположенной ниже этажом.
     Не знаю, что я ожидал найти. Одна мысль  об  этом  приводила  меня  в
ужас. Но, к моему большому облегчению, первым, кого мы увидели, был Барри.
Перед его дорогой рубашки был залит кровью, и он  оказывал  первую  помощь
Джуди - нашей операционистке. Она  лежала  на  диване  для  посетителей  с
синяком под глазом и, насколько можно  было  судить  по  первому  взгляду,
сломанной рукой; но, по крайней мере, они оба были живы.
     - Стив! - воскликнул Барри, вскочил и сгреб меня  в  охапку.  У  него
снова пошла носом кровь, но он, казалось, не замечал этого. - Они тебя  не
схватили? Это  ты  поднял  тревогу?  Господи,  надо  же,  как  ты  вовремя
сообразил! Ты спас наши шкуры, черт побери! Ну и ублюдки!  Сначала  кидают
нас по всему офису, как футбольные мячи, а потом один звонок - и  они  уже
смылись, как трусливые кролики, чтоб им пусто было! Видел бы ты,  как  они
рванули! Проклятые трусливые панки-маньяки... - Я дал Барри  свой  носовой
платок. Он осторожно вытер свой  распухший  нос,  и  я  заметил,  что  тот
немного сдвинулся - нос был сломан. -  Она  пыталась  поднять  тревогу,  -
пробормотал Барри. - Так они сбили ее с ног, а  потом  опрокинули  на  нее
стол. Мерзавцы! Настоящие мерзавцы, так их и разэтак...
     Его речь превратилась в бессвязные ругательства, и я помог ему  сесть
на диван рядом с Джуди. Полиция и все прочие не болтались поблизости,  они
быстро пробежались по офисам, и я  услышал,  как  они  крикнули,  что  эти
подонки сбежали через черный ход. Прибывали  новые  полицейские,  и  стали
появляться сотрудники офиса. Судя по тому, как они выглядели, у всех  были
повреждения, никто не был убит или искалечен, тем не менее, вид у них  был
ужасно жалкий: парад прихрамывающих, с  синяками,  расквашенными  скулами,
разбитыми  губами,  рассеченными  ушами  и  в  ярких  пурпурных  шрамах  и
царапинах. У некоторых были раны на голове, из которых хлестала кровь, как
у недорезанного поросенка, у других - следы рвоты на  одежде.  Впечатление
было такое, что Волки били всех и каждого, словно  это  было  что-то  само
собой разумеющееся, как мужчин,  так  и  женщин,  особенно  по  голове.  Я
слышал, что так поступают грабители, чтобы дезориентировать своих жертв. У
большинства машинисток и младших секретарш одежда была наполовину сорвана,
судя по всему, больше, чтобы унизить, а не  причинить  вред.  Даже  личная
помощница Джеммы, которой оставалось пять  лет  до  пенсии,  стягивала  на
груди  свою  элегантную  блузку,  помогая  одной   из   своих   секретарш,
позеленевшей от шока.
     Секретарши... Были здесь и лица, которых я  не  видел.  Я  вскочил  и
бросился в свой офис.  Добежав  туда,  я  остановился,  как  вкопанный,  у
сорванной дверной рамы. Разрушения предыдущего дня были ничто по сравнению
с  нынешними.  Офис  был  буквально  разнесен  в  клочья,  каждый  предмет
обстановки разбит. Даже перегородка между  приемной  и  внутренним  офисом
была разрушена; что же касается моего компьютера, стола и даже  стула,  то
их трудно было даже распознать.  Они  валялись  расколотыми  и  разбитыми,
растоптанными в  бесформенную  груду.  Один  из  регбистов  помогал  Дэйву
подняться с пола рядом с его столом.
     - Дэйв! - крикнул я. Он бессвязно заморгал своим  нераспухшим  правым
глазом. - Дэйв! С Клэр все в порядке?
     Он только пробормотал:
     - А... Клэр? Забрать Клэр...
     Я схватил его за плечи и стал трясти:
     - ГДЕ ОНА?
     Мужик из страховой компании оттолкнул меня:
     - Оставь его, Стив! Ты что, не видишь - он контужен!
     Я отпустил Дэйва и протолкался дальше. Клэр не было среди обломков ее
собственного кабинета, к счастью, не было ее и под обломками. Если бы  она
казалась где-нибудь в другом месте, когда началось нападение... Я заглянул
во все офисы, но там никого не осталось. С тупым,  свинцовым  ощущением  в
груди я вернулся назад через гудевшую толпу, заглянул в машбюро, в комнату
фотокопирования, в мужской туалет, даже в женский - ни  одна  из  девушек,
приводивших себя в порядок  после  полученных  ранений  на  меня  даже  не
взглянула. И ни одна из них не была Клэр.
     - Клэр! - крикнул я, перекрывая гул толпы. - Никто не видел Клэр?
     Одна из машинисток, жадно глотавшая  воду,  неожиданно  взвизгнула  и
выронила стакан:
     - КЛЭР! Они тащили ее... - И девушка ударилась в истерику.
     Этого было достаточно. Я  вылетел  в  вестибюль,  протолкался  сквозь
толпу, еще больше разбухшую вследствие прибывшей  скорой  помощи,  галопом
помчался вниз по ступенькам. В самом низу стоял Барри с сержантом полиции,
уставившись на кровавый след, тянувшийся через коридор от шахты лифта.
     - Довольно крутые панки, если хотите знать  мое  мнение,  надо  же  -
пролететь четыре этажа и потом просто уползти... а какого черта...
     Барри увидел меня и помахал рукой, чтобы я подошел:
     - Сержант, это Стив...
     Я вырвался:
     - Черт побери, Барри, потом! ОНИ ЗАБРАЛИ КЛЭР!
     Сержант схватил меня за локоть тяжелой уверенной рукой.  Я  попытался
высвободиться, но это усилие чуть не  сбило  меня  с  ног.  Неожиданно,  в
приступе отчаянного бешенства я развернулся ударил его  кулаком  по  лицу.
Еще днем раньше я ни за что бы такого не сделал, и мне не могло  прийти  в
голову, что я могу ударить с  такой  силой.  Он  буквально  полетел  вверх
тормашками, ударился о стену и остался лежать, скорчившись.
     Я повернулся и побежал, слыша за спиной громовой голос Барри:
     - Какого черта... и потом, более настойчиво: - СТИВ!
     Я был многим обязан Барри, но не  отваживался  прислушиваться.  Я  не
собирался ждать его или полицию; я не решался. Я побежал. На  улицу,  мимо
зевак с одутловатыми физиономиями; один из них сделал  робкий  шаг,  чтобы
загородить мне дорогу, передумал и отскочил назад. Я добежал  до  стоянки,
нашаривая  ключи,  распахнул  дверцу  машины  и  прыгнул  на  водительское
сидение. Я с ревом круто развернул машину, она присела  на  подвеске,  как
кошка, готовящаяся к прыжку, и вылетела вон.  В  зеркале  заднего  вида  я
увидел высыпавших из здания  людей  в  синей  униформе,  но  они  меня  не
волновали. Въезд на улочку был так загроможден зеваками и машинами  скорой
помощи, что они  ни  за  что  не  могли  догнать  меня,  а  улица  била  с
односторонним движением, значит, ее дальний  конец  будет  свободен.  Они,
конечно, поднимут тревогу, но все местные машины, по-видимому, были здесь,
и как только я выеду отсюда, вычислить мою машину  в  потоке  ее  безликих
двойников в вечерние часы пик - это один шанс из тысячи.
     При условии, разумеется, что я буду вести ее разумно и не  привлекать
к себе внимания. Тут мне надо было действовать осторожно. Игра  в  беглеца
была странно возбуждающей, невзирая на гнетущую тревогу в сердце. Странно,
поскольку это было  совсем  непохоже  на  человека,  которого  я  видел  в
зеркале, когда брился. По натуре я всегда  был  законопослушным,  и,  если
разобраться, оставался таковым и  теперь.  Я  ничего  не  замышлял  против
полиции, совсем ничего, и не желал затруднять их работу. Рано  или  поздно
мне придется отвечать за последствия того, что я сделал. Не  было  никаких
сомнений по поводу того, как все это  выглядело:  я  ударил  полицейского,
удрал с места происшествия. Они решат, что я что-то знаю,  и  уж  всячески
постараются сделать так, чтобы я им об этом  сообщил.  Хорошо,  я  мог  бы
попробовать, как бы дико ни звучала вся моя история, но я не мог позволить
им помешать мне. Только не сейчас. Сейчас  я  повиновался  другому,  более
древнему закону.
     Возможно, это был закон инстинктов. Мысль  о  том,  что  какое-нибудь
невинное создание попало в руки этих существ, была  достаточно  неприятна,
но Клэр... Чем она была для меня? Младшей  коллегой.  Даже  не  другом.  Я
тщательно старался, чтобы так оно и оставалось: почти  не  виделся  с  ней
после работы, мало что знал о ее жизни. И все же она была моим  секретарем
четыре года. За это время у меня волей-неволей составилось представление о
ее личности, о сущности Клэр. Может быть, я даже  лучше  понимал,  что  ею
движет,  чем  ее  приходящие  и  уходящие  кавалеры.  Перефразируя  старую
поговорку, нельзя быть героем в  глазах  собственной  секретарши.  Тем  не
менее, она всегда держала мою сторону, и у меня  были  причины  сознавать,
что она всегда пылко поддерживала меня, когда речь  заходила  о  серьезных
вещах. Меня слегка удивило мое страстное желание отплатить ей  тем  же.  Я
говорил себе, что это просто чувство вины. Я был в ответе за нее, и все же
я навлек на нее беду своим безумным стремлением проникнуть в вещи, которые
следовало оставить в покое, забыть, как велел мне Джип. Но  было  здесь  и
нечто большее, чем чувство вины, чем желание помочь, которое  я  испытывал
ко всем людям, попавшим в эту передрягу. Она все время стояла  перед  моим
мысленным взором, и мне  приходилось  прилагать  серьезные  усилия,  чтобы
ехать медленно, соблюдая осторожность, двигаться в потоке и  следить,  как
впереди, под медленно краснеющим небом, собираются тени.
     Приходилось смотреть правде  в  глаза.  Мне  нравилась  эта  девушка,
нравилась больше, чем кто-либо. В течение всего этого времени  зарождалось
какое-то чувство, проникало сквозь мою тщательно созданную броню, в  такие
места, где, как я  считал,  все  щели  были  забиты.  Все  это  время  мои
инстинкты предавали меня. А  теперь  они  подстегивали  меня,  и  я  почти
неистовствовал. Господи, должно быть, она сейчас страдает! Что она  должна
думать? Если она еще жива и вообще может думать...
     Я должен был помочь ей, любой ценой, куда бы мне ни пришлось поехать.
     Я знал, что это значит. Мне придется открыть закрытые ворота,  пройти
снова по забытой тропе, переступить запретный  порог.  Пройти  тем  путем,
которого  не  могли  открыть  ни  рассудок,  ни  память,  -   единственной
путеводной нитью на нем были  мои  инстинкты.  И  с  того  момента,  когда
полицейский  положил  толстую  лапу  на  мой  локоть,   инстинкты   громко
предостерегли меня. Полицейский и власть,  которую  он  представлял,  были
частью более узкого мира. С ними или с кем-либо другим  на  буксире  я  бы
никогда не нашел этот  путь,  даже  кружа  по  этим  темным  улицам  целую
вечность. То место, куда я направлялся, было для меня одного.
     Но дорога туда казалась нескончаемой. Я влетал в пробку за пробкой, и
все светофоры, казалось, нарочно загорались красным при моем  приближении.
Сегодня вечером я вполне был готов проскочить их на красный, но я  не  мог
позволить себе, чтобы меня остановили, ради Клэр. Хуже всего было,  когда,
подъезжая к круговому движению, я услышал позади вой сирены, но  это  было
где-то далеко, и два тяжелых грузовика загораживали  меня  от  нее.  Я  не
слишком беспокоился. Вполне возможно, что они и гнались-то не за  мной,  а
если и за мной, вряд ли они успели бы настичь меня до поворота. Я подъехал
к участку с круговым движением и как раз давал сигнал поворота, когда  мое
боковое зеркало заполнила машина, с ревом вылетевшая  откуда-то  прямо  на
меня. Один удар вытолкнул бы  меня  в  другой  ряд,  что  почти  неизбежно
завершилось бы крупной аварией. Я вывернул руль как раз вовремя, но вокруг
раздался шквал сигналов и  криков.  Все  это  -  в  мой  адрес,  поскольку
настоящего виновника никто не  видел.  Я  только  мельком  успел  заметить
блестящую красную спортивную машину и смуглое лицо, желтоватое  и  зловеще
ухмыляющееся, человека, сидевшего за рулем, а потом  он  спокойно  проплыл
мимо и скрылся в направлении Харбор-уок. А мне пришлось еще раз  объезжать
круговое движение,  чтобы  достигнуть  развилки  и  наконец  услышать  под
колесами стук булыжника.  Высокие  стены  сомкнулись  надо  мной,  и  звук
сирены, казалось, замер вдали.
     За исключением одного-двух грузовиков, Дунайская улица была пуста и я
смог снять ногу со сцепления. Но тут меня стали одолевать новые  сомнения:
не будет проблем с самой машиной? Может, мне поставить ее и пойти  пешком?
Но с Джипом я справлялся нормально, к тому же, рисковать не было  времени.
Передо мной открылась похожая боковая улочка,  и,  не  останавливаясь  для
раздумий, я свернул туда и зигзагами поехал  туда,  куда  она  вела,  мимо
задних стен складов с крышами, предостерегающе  усыпанными  рядами  острых
шипов или битым стеклом, холодно поблескивавшим в тусклом свете. Оттуда  я
выехал  на  другую  улицу,  вдоль  которой  тянулись   заколоченные   окна
заброшенной фабрики, похожие на слепых часовых, а потом - на развилку, где
мои инстинкты на минуту заколебались. По обе стороны  во  все  направления
тянулись улицы, вдоль них простирались длинные тени, ленивые и загадочные.
Я опустил стекло и почувствовал запах моря в ветре,  услышал  крики  чаек;
подняв глаза, я увидел, как они  кружат  на  фоне  грозного  неба.  Затем,
посмотрев налево,  я  увидел  самые  длинные  тени,  увенчанные  зубчатыми
гребнями, настоящее тесное переплетение