Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
-то неладное.
Может, подсознательно - или у меня стало развиваться шестое чувство.
Телепатия, например, - я уже почти готов был в это поверить, но... Нет. Я
просто слишком часто засиживался допоздна в этих ночных заведениях в
доках, вот в чем тут дело. Ничего удивительного, что я напридумывал вокруг
него вот таких небылиц и видел их каждый раз во сне, случись мне
задремать. Правда, при моем складе ума я скорее мог бы ожидать, что
выдумаю историю с торговцами оружием или баронами наркомафии, нечто...
более практичное, что ли. Обыденное, если хотите. Это просто лишний раз
доказывает, какая странная штука - подсознание. Я поднял глаза и оглядел
офис. Знакомый, будничный, солидный - книжные шкафы, растения, картины.
Стол Дэйва (а куда это ОН сейчас подевался?). Обычные, повседневные вещи.
Вещи, за которые человек цепляется - да нет, даже больше. Вещи, на которых
я могу стоять твердо и с которыми могу защищаться от всего, что бы ни
бросал мне в лицо мир. Реальные вещи, правда?
Эти причудливые видения, эти неожиданные провалы в темноту,
атаковавшие сразу все чувства, причем постоянно - могли ОНИ быть
реальными? Старый софизм: снится ли философу, что он бабочка, или бабочке
- что она философ?
А новый поворот событий таков, что здесь как раз ответ важен.
Каким бы ни был в действительности мой ответный удар, Питерсу он
ничуточки не понравился - это было очевидно. Он неловко заерзал в своем
кресле и пригладил свои черные с проседью волосы. Так на чем же я все-таки
должен стоять? Где разыгрывалась настоящая битва? Я напрягся. Он
наклонился вперед и резко постучал ручкой по спинке кресла.
- Ваша уверенность вызывает восхищение, однако боюсь, что она
основана на недостаточном опыте. Можно было бы даже сказать - на
невежестве. С грубыми прямыми нападками вы, возможно, и справитесь, однако
предположим, что у нападения слишком широкая база, чтобы вы могли ему
противостоять? Разорение ваших клиентов - поток транспорта по
принудительным ставкам, которые просто проглотят все доступные
перевозки...
ТРОСТЬ УЖЕ СНОВА ДВИГАЛАСЬ - А С НЕЙ И ПРАВЫЙ КОСТЕР. ОН НЕ
ПОДНИМАЛСЯ, НО СКОЛЬЗИЛ, КРАЛСЯ ВПЕРЕД... ПОЛОСОЙ БОЛЕЕ ШИРОКОЙ, ЧЕМ МОЖЕТ
ОХВАТИТЬ ЧЕЛОВЕК, РАСШИРЯЯСЬ ВСЕ БОЛЬШЕ... ПО ХОДУ ЕГО ПРОДВИЖЕНИЯ ЖЕСТКИЕ
КУСТЫ ОХВАТИЛО ПЛАМЯ... ПОКЛОННИКИ КУЛЬТА, КТО НЕ В СОСТОЯНИИ ДОСТАТОЧНО
БЫСТРО ДВИГАТЬСЯ, ЗАХВАЧЕНЫ ПЛАМЕНЕМ. ОНИ СПОТЫКАЮТСЯ, ПАДАЮТ. С ШИПЕНИЕМ
И ПРОНЗИТЕЛЬНЫМИ КРИКАМИ ИСЧЕЗАЮТ В СВЕРКАЮЩЕЙ ПАСТИ...
- Следи за ним! - сказал мне внутренний голос. - Нечего только
защищаться! Отвечай ударом на удар!
Опять ты! Как я могу это сделать? Когда я даже не знаю, где я, в
какой битве сражаюсь на самом деле? Когда я не могу доверять своим
собственным чувствам? Мой разум...
- В чем дело? - спросил мой голос, слишком спокойно.
Что значит - в чем дело?
- Реальная или нет - это ведь одна и та же битва, правда? В обоих
мирах ты должен взять над ним верх! Так ищи способ совладать с ним в том
мире, который лучше знаешь. Найди его, и другой мир тоже победит - тогда
ты будешь знать точно!
Правильно. Что ж, теперь у меня был ответ на софизм. Стань на бабочку
и посмотри, что будет дальше. Если она погибнет, значите это реально. Но в
том мире, который я знал лучше, действительно существовал способ
разделаться с Питерсом.
Я потер руки:
- Ну, что же, в таком случае я бы привлек больше наших собственных
перевозок - и большую поддержку, если потребуется. И того, и другого
хватает, м-р Питерс, в других местах по всему миру, и в этом не будет
отказано людям, имеющим солидную репутацию. И потом мы можем сыграть более
широкий гамбит; грязные политические штучки не могут нас поколебать, тем
более, если нам помогут наши конкуренты. Когда начинается такая травля,
агентства держатся друг за друга, и банки их поддерживают. Мы помогали
пресечь такие попытки раньше, и теперь другие агентства помогут нам
победить вас! Я обернул бы вашу собственную тактику против вас, черт
побери...
ГДЕ-ТО ПОЗАДИ МЕНЯ - С ОГРОМНОГО НЕМЫСЛИМОГО РАССТОЯНИЯ - НАСТОЙЧИВО
ХРИПЕЛ ГОЛОС:
OU FAIS KATAOU Z'ECLAI'!
Я не обратил на него внимания. Я уже знал, как мне надо поступить. Я
обнаружил, что крепко сжимаю металлическую линейку, и...
Я ЗАТКНУЛ МЕЧ ЗА ПОЯС... ХЛОПНУЛ В ЛАДОШИ, С СИЛОЙ. ССУТУЛИЛСЯ...
СНОВА СХВАТИЛ ЦЕПИ... РАСКРУТИЛ ИХ, ПО ОДНОЙ В КАЖДОЙ РУКЕ... УСЛЫШАЛ, КАК
ОНИ ПОЮТ!
СВИСТ... НА ТОЙ ЖЕ НОТЕ... ГРОМКИЙ... ЕЩЕ ГРОМЧЕ...
МОЩНЫЙ ТРЕСК НАПОЛНИЛ ВОЗДУХ. И ЦЕПИ БЫЛИ ВЫБРОШЕНЫ, ЖЕСТКИЕ, КАК
ЖЕЛЕЗНЫЕ ПРУТЬЯ. КАЖДОЕ ЗВЕНО, КАЖДАЯ ЧАСТЬ ЦЕПИ ДРОЖАЛА - НЕ НА
ПОДКАТЫВАЮЩЕЕСЯ ПЛАМЯ, А ВЫСОКО НАД НИМ. ВСЕ ПОЛЕ ОСВЕТИЛОСЬ БУЙНОЙ
ГОЛУБОЙ ВСПЫШКОЙ ПЛАМЕНИ...
Мой призыв был услышан.
Мой...
Мой...
Мой...
Черная ночь с грохотом сомкнулась надо мной. Мощный, как удар
барабана, раскат грома расколол тучи. С каждой цепи, окруженной короной с
шипением посыпались голубые искры, когда ужасающий заряд молнии прошел
сквозь меня по цепям и ударил зазубренной трещиной в саму ночь, прямо в
Дона Педро.
Железные цепи расплавились у меня в руках, когда сквозь них прошла
мощная волна. Они упали и рассыпались шипящими и брызгающими каплями и
благодарно погрузились в землю, из которой их когда-то вырвали. Но и сила
Дона Педро была поистине устрашающей. Он не сгорел, его не поглотило
пламя. Удар попал только в его простертую трость с серебряным
набалдашником, выбил ее из руки, и она отлетела назад.
И по его команде огонь последовал за тростью.
Огонь поднялся, как кобра, сворачивая свои кольца, и ударил. Он
выплеснулся на вершину высокого камня, и я увидел Дона Педро в тот момент,
когда огонь упал, увидел, как он потерял равновесие под ливнем сверкающих
обломков, соскользнул вперед - и вниз, вместе с этой разрушительной
огненной лавиной упав на свой собственный алтарь. Толпа взвыла и
отхлынула, но я ринулся вверх, на самый краешек камня, жаждая увериться в
своем триумфе.
И остановился. Весь алтарь был в сверкающих руинах, все еще пылала
кучка разбитого дерева, по его краю запекалась и чернела пролитая кровь,
начавшая шипеть, когда упали первые капли дождя. И все же в центре алтаря
неожиданно что-то рванулось вверх, что-то посыпалось в сторону - и Дон
Педро восстал. Одежда на нем висела лохмотьями и дымилась, трость исчезла,
лицо было обожжено, волосы и борода - в ореоле огня; тем не менее, он,
казалось, этого не замечал. Он скользнул ко мне, прямо к краю камня над
моей головой - и тут я увидел, что даже брови у него горят. Но темнота
позади него была глубокой как никогда, и она устремилась ко мне...
Питерс покачал головой с печальной мудростью, обретенной с возрастом
и опытом:
- Я вижу, что для того, чтобы иметь хоть какую-то надежду убедить
вас, мне придется выложить карты на стол, - вздохнул он, - и раскрыть
полный размах нашей операции. - Он щелкнул посеребренными замками
атташе-кейса, открыл его и протянул вперед, держа обеими руками. - Эта
документация говорит сама за себя...
Я машинально поднялся и наклонился вперед. Однако в этот момент
что-то всколыхнулось в моей памяти и вцепилось в меня. Карты на стол?
Катькины карты - туз червей, двойка пик - два пустых озера черноты,
слившиеся в одно. И валет с его холодными темными глазами...
Мое колебание спасло меня. Из открытого дипломата - ИЗ ЕГО СЛОЖЕННЫХ
ГОРСТЬЮ ЛАДОНЕЙ вверх метнулся язык желтого пламени. Словно для того,
чтобы пронзить звезду - и как раз в том месте, где, если бы я не
заколебался, находились бы сейчас мои глаза. Зарычав от ярости, я схватил
первое, что попалось под руку - это оказалась линейка - вскочил,
перепрыгнул через стол и бросился на него.
ЧЕРНОТА ВЗРЕВЕЛА...
Снова свет. Его стул отлетел назад, мы с грохотом сцепились, кусаясь
и щелкая зубами, как звери, катаясь из стороны в сторону. Моя рука на его
горле... его трость, удерживавшая мой меч... его свободная рука,
пытающаяся выцарапать мне глаза... Господи, ну и силен же он! И весь этот
шум, что мы подняли, почему же никто не войдет...
ОБЖИГАЮЩИЙ ЖАР...
Какого черта? Что-то сгорело - мои волосы дымились... мы скатились в
огонь. Какой еще огонь? Свет сияет... пол раскален...
То включаясь, то выключаясь - от света к тьме - вперед-назад, два
мира мелькали вокруг нас, когда мы падали из одного в другой и обратно. Я
был прав, прав был мой другой голос!
- Прав! Прав! Это ничего не значит, черт побери! Здесь или там, ты
гнусный маленький подонок, но я буду терзать тебя до тех пор, пока ты не
протянешь ноги...
- Грязный сукин сын, - задыхаясь, прошипел маленький человечек
по-испански.
Питерс-Педро изо всех сил старался вывернуть свою трость и ударить
меня - вырвав из моих рук меч. Я нажал посильнее - и меч, и трость
вырвались из наших рук и отлетели в сторону. Наши руки устремились к горлу
друг друга...
Мои руки были длиннее... они сомкнулись, сжались, крепче. В вакууме
его глаз вспыхнула искра, взорвалась, пошла вверх. Нити зеленого огня
затрещали и побежали по его рукавам, встретившись с моими руками - и сноп
красных искр вспыхнул в ответ. Его глаза уже не были больше черными, они
были сверкающими зелеными зеркалами, и я видел в них свое отражение.
Отражение, которое я трудом узнавал - рычащая свирепая маска с глазами,
полыхающими красным...
Крепче...
КРЕПЧЕ...
Его хватка ослабла. Одна рука отпустила мое горло и, хотя он не
видел, где лежит его трость, рванулась прямо к ней, схватила и ударила
меня по голове. Однако каким-то образом мой меч оказался под моими
растопыренными пальцами, и когда Дон Педро рванулся вверх, я стиснул
обеими руками рукоятку и нанес удар.
Классический смэш справа. Удар попал прямо в гладкую верхушку его
головы, сбил его с ног, он полетел и распростерся навзничь на своем
алтаре. Меч зазвенел в моих пальцах, словно я ударил по твердому камню.
Дон Педро лежал и стонал, извивался и слабо дрыгал ногами, его пальцы
скребли по черной рваной ране. Такая рана должна была быть смертельной, но
он ведь не был обычным человеком. Тяжело дыша, шатаясь, я подошел,
склонился над ним и занес меч, чтобы нанести новый удар. Его рот
открылся...
Я отскочил с воплем отвращения. И как раз вовремя, чтобы увернуться
от фонтана черноты, который он изрыгнул.
- Ах, ты, грязный ублюдок... - зарычал я и, кажется, собирался
нанести ему еще один дикий удар. Однако кто-то схватил меня за руку, я
обернулся и оказался лицом к лицу с Джипом. И только тогда ко мне стала
возвращаться память.
- Нет, - устало сказал Джип. - Не подходи к нему. Это была не атака.
Он больше не станет нападать.
- Но...
- Никаких "но". Ты разбил его. Ты встретил его здесь, на Спирали, где
он получил всю свою силу, и выпустил из него кишки. Ты победил его,
заклинание на заклинание...
Я смущенно покачал головой:
- Заклинания?.. Все было совсем не так. Я ведь не пользовался никакой
магией. Что-то происходило здесь, но я... я это не контролировал. Он
заставил меня думать, что мы... просто говорили о делах, и так до самого
конца. В моем офисе... просто препирались по поводу сделки...
- Твои знания. Твоя магия. О, сила, что стояла за ними, была,
конечно... чья-то еще. Но ее использование, воля - это было твое, целиком
и полностью. Тебе приходилось делать шаги. Дон Педро, он, наверное,
увидел, что случилось, подумал, что ты слабое звено в товариществе, что в
этом мире он сможет побить тебя. Вот так ты это и увидел, но ты обернул
это против него. И, по-моему, то, что делал там, ты делал и здесь. Не
важно, как ты победил его - ты победил, и только это идет в счет. Ты
разгромил его власть, разбил его тело. А сейчас он попытался спастись от
тебя. Сбежать.
- Сбежать? Но он...
- Во времени. Он удрал из этого более широкого мира, где был
побежден. Бежал куда глаза гладят! Помнишь, я говорил, что некоторые люди
просто ломаются и бросаются прочь, когда Спираль становится слишком
непереносимой для них, - бегут назад, в тот момент, когда впервые ступили
на нее? И смотри, куда его это привело. Назад, на ложе его болезни. Он
умирает от vomito negro - желтой лихорадки. Как и должен был с самого
начала.
И, глядя на извивающуюся фигуру своего врага, я увидел, что в нем
что-то неуловимо изменилось, что белые камни позади него действительно
приняли форму, напоминавшую высокие оштукатуренные стены, а судорожное
пламя умирающего костра отбрасывало на них отблески, похожие на свет
мигающей лампы - или на образ лихорадки, сжигающей больного человека.
Богатые одежды, которые сжимали и рвали его руки в горячечной агонии,
расстилались вышитыми покрывалами, а испещренный пятнами алтарный камень
напоминал грязные простыни величественного ложа больного. Тошнота
подступила мне к горлу и неожиданная страшная жалость, я мог только
стоять, не говоря ни слова.
- Ты не прав только в одном, мастер штурман, - негромко сказала Молл.
- Да, у него желтая лихорадка. Но не это убивает его. Видишь почерневший и
распухший язык, он почти душит его! Слишком много мне приходилось видеть,
как люди умирали именно так. Беспомощный в своем плачевном состояния, он
не может ухаживать за собой, и нет у него никого, кто любил бы его
настолько, чтобы рискнуть приблизиться. Чем подхватить заразу, они скорее
позволят ему умереть самой жалкой смертью - от жажды.
Последовавшее за ее словами короткое молчание нарушил еще один голос:
- Что ж! Надеюсь, он получает от этого удовольствие, маленький
мерзавец! Я бы сказала, что это как раз соответствует его представлениям о
том, как следует развлекаться, а вы? - Рот Клэр сурово сжался, когда она
созерцала извивающуюся фигуру. - Ох, не смотрите так возмущенно! Когда они
приковали меня в этой его темнице, с клеткой, костями и всем прочим, они
смеялись, эти Волки. А потом они унесли лампу. Так что у меня было
несколько часов, чтобы поразмышлять о том, какого рода забавы он любит.
- Держу пари, что так оно и было, - сочувственно произнес Джип. - Но
с этим покончено. И, судя по его виду, с ним тоже.
И однако он снова ошибся. Сотрясаясь в последних судорогах горячки.
Дон Педро пронзительно вскрикнул и сел, хватаясь за рану на голове, его
пальцы скребли в агонии, разрывая, как когти, саму плоть. Пока неожиданно
она не лопнула, потом соскользнула и опала, бледное лицо обвисло, как
мятая тряпка...
Крови не было. Под плотью не обнажилась белая кость. Черепа тоже не
было. И вообще не было ничего, кроме силуэта, формы, оболочки той самой
твердой черноты, что лежала за его глазами, и эта чернота сияла в свете
костра костра, как самый черный из опалов.
Несколько Волков, караибов и других почитателей культа, кто еще не
был повержен и не убежал с поля, бросили на нее единственный взгляд. А
потом, издав хором страшный воющий крик, повернулись и бросились бежать,
спотыкаясь о камни, налетая на деревья, топча друг друга в последнем
паническом бегстве, когда рука, державшая их, опустилась и они увидели
тайный источник ее силы. Я увидел единственного аколита, оставшегося из
десятков, бывших там - высокого мулата, который пятился, вцепившись
пальцами в свое засыпанное золой одеяние. А потом он прижал руки к глазам
и с криком бросился во все еще пылавший костер. Плоть полностью
соскользнула с фигуры, которая, шатаясь, выпрямилась передо мной,
сбрасывая лохмотья, а потом упала вместе с остатками платья.
Но там, где она только что была, встало нечто. Странная штука -
скелетообразный сияющий силуэт, черный на фоне прыгающего огня -
глянцевитый хитиновый щиток жука, трясущаяся, с тонкими, как у насекомого,
конечностями, пародия на человека. Она стояла, слегка покачиваясь, - на
голову выше меня, гораздо выше Дона Педро. Она действительно вытягивала и
распрямляла свои искривленные паукообразные конечности, словно они слишком
долго находились в согнутом положении, словно ей надо было накачать в них
кровь после того, как прорвалась оболочка куколки в новом рождении. И как
новорожденный, фигура качала из стороны в сторону ониксовым черепом,
заменявшим ей голову, и издавала неуверенные чирикающие звуки, как будто
робко и тревожно оглядывала то, что могло оказаться враждебным миром.
Фигура выглядела гротескной, ужасной, противной, однако ни в коем
случае не угрожающей. Вид у нее был почти жалобный, когда я стал кружить
вокруг нее с мечом наготове, схватив с алтаря горящую головню. Я
приблизился, и она, защищаясь, согнула руки, запищала, заверещала и
попятилась широкими неуверенными шагами. Оно выглядело таким несчастным,
это страшилище, лишенное всех своих атрибутов, что мне стало почти весело.
Я не смог удержаться. Я расхохотался громким, сочным смехом, от всей души,
смехом, который прозвучал в воздухе, как гром над головой. Рядом я
услышал, как расхохоталась Молл, так же, как смеялась тогда в замке. Ее
высокий чистый смех смешался с моим, и Вдвоем мы потрясли небеса, словно с
покрытого тучами Олимпа раздался смех богов.
Джип смеялся; я видел это, хотя и не слышал его. Клэр, пошатываясь,
подошла к нам, осторожно выбирая дорогу по каменистой земле, и беспомощно
повисла на наших плечах, согнувшись пополам от смеха. Пирс бросил
окровавленный топор и гоготал до тех пор, пока его физиономия не
побагровела, а с ним и все оставшиеся в живых члены команды - они
насмешничали, показывали пальцами, гримасничали и делали грубые жесты в
сторону дрожащей фигуры, прыгавшей перед нами то на одной ноге, то на
другой. Хэндз-оружейник хихикал, показывал пальцем и плевался, и даже Ле
Стриж, стоявший сложив руки на своем грязном пальто, улыбнулся ледяной
улыбкой и фыркнул. Наконец, не ради того, чтобы напасть, а просто чтобы
прогнать страшилище, я поднял головню и бросил в него. Она отскочила от
черного черепа, издав всего лишь музыкальный звон, не причинив никакого
вреда; но темная фигура в панике пронзительно заверещала и, развернувшись,
помчалась прочь в темноту огромными прыжками длинных ног; она тут же
совершенно растворилась в ночи, в моросящем дожде.
Наш смех преследовал ее, но в конце концов замер. Великое молчание
воцарилось над этим полем с его ужасным урожаем сожженных тел,
разбросанных повсюду, тлевших и начинавших дымиться, как только их касался
мягкий дождь. Я медленно заткнул меч за пояс. Пнул ногой лежавшие вокруг
бутылки с ромом, но большинство из них были разбиты или пролились. Джип
поднял одну полную и даже неоткупоренную и протянул мне. Я посмотрел на
молчаливые барабаны, лежавшие в развороченном туннеле, перевернутые и
разбитые, с изрезанными расписными шкурами, и когда я направился к ним, я
запутался в одеянии ярко-красного цвета, порванном и брошенном. Я поднял
его, обернул вокруг плеча и завязал вокруг талии наподобие пояса. Рядом с
барабанами я поднял ОГАН - железный гонг и молоток, которым в него били.
Ударил однажды, просто ради эксперимента, выбивая более спокойный, веселый
ритм, чем тот, что играли на нем прежде, а потом на минуту прервался,