Помощник беспокойно поглядывал на квартердек; мы все  еще  скользили
мимо, через бухту. Идеальный момент для залпа  был  уже  упущен.  Но  Пирс
стоял  молча,  постукивая  пальцами  по  подбородку,   а   Джип   тихонько
насвистывал сквозь зубы. Вот стояла наша законная добыча, его  порты  были
закрыты, паруса убраны, он был мирно поставлен на мертвый якорь,  и  нигде
ни одного огня, никаких других  признаков  жизни.  А  как  же  такое  было
возможно?
     - Носом и кормой, видите? - вдруг прошептал Пирс. Почему он спрашивал
меня? - Он пришвартован носом и кормой. Если бы только носом,  он  мог  бы
мгновенно сделать поворот оверштаг, верно?  И  таким  образом  привести  в
действие пушки. А так он  не  может.  Кровь  Господня!  Игра  стоит  свеч!
Подойдем и посмотрим на него.
     Он  снова  сделал  жест.   Джип   крутанул   руль,   и   в   том   же
сверхъестественном молчании матросы кинулись  к  фалам  и  стали  травить,
напрягая силы в едином свистящем дыхании.  Даже  боцман  и  его  помощники
свели свои ритуальные проклятия к нескольким хриплым восклицаниям шепотом,
а помощник стоял, задавая  ритм  постукиванием  трости  о  ладонь.  Паруса
повернулись,   палуба   нырнула;   напряженная,   притихшая   "Непокорная"
развернулась и встала носом к берегу.
     Пирс не сводил глаз с черного корабля. Его короткий  кивок  помощнику
отправил поток матросов на ванты  и  нок-реи,  причем  они  действовали  с
небрежной  легкостью,  от  которой  мне  сделалось  несколько  тошно.  Они
безупречно контролировали свои движения; почти без  единого  слова  паруса
были убраны, и "Непокорная" замедлила ход до ровного скольжения. При  этом
мне вспомнилось, сколько же лет, на самом деле, было людям, за которыми  я
наблюдал. Все эти опасные, сложные эволюции они проделывали так же  легко,
так же автоматически, как и дышали. Пожалуй, они могли бы пойти  и  убрать
паруса даже во сне; собственно, почему бы и нет? Они,  во  всяком  случае,
некоторые из них, проделывали это в течение трех-четырех сроков жизни. Или
больше.
     Неожиданно Пирс  снова  поднял  перчатки,  секунду-другую  держал  их
высоко над головой, потом резко опустил руку. Пал  шпиля  был  сброшен,  и
якорь был спущен почти без единого всплеска,  почти  не  потревожив  тихих
вод, а где-то через секунду "Непокорная" мягко остановилась.  Я  вытаращил
глаза. Все рассчитав за какие-то две секунды,  Пирс  сумел  поставить  нас
аккуратно под идеальным углом к черному торговому судну. Здесь мало  какие
из ее пушек могли нас настигнуть, зато, случись  такая  необходимость,  мы
могли разнести их корму бортовым залпом. Сам Пирс считал  это  делом  само
собой разумеющимся: как  только  якорь  коснулся  воды,  он  отвернулся  и
шепотом выдал серию приказов. Джип  уже  был  внизу,  на  главной  палубе,
собирая абордажную группу. Я уже собирался присоединиться к ним, как вдруг
появилась Молл, таща за собой Стрижа, у которого был явно больной вид.  На
меня она даже не взглянула.
     - Ну, колдун? - прогрохотал Пирс.
     Стриж огрызнулся на него. Вид у старика и впрямь был  измученный.  Он
издал скрежещущий кашель, сочно сплюнул на чистую палубу Пирса и  начертил
пальцем ноги сложную  фигуру  в  слюне.  Посмотрел,  как  она  уляжется  и
вздохнул:
     - Я мало что могу вам сказать. Над кораблем по-прежнему висит облако.
Но если она не на борту... - Он кивнул в сторону  острова:  -  Попытайтесь
там.
     - Какая великолепная догадка! - отрезал я. - Ты же  считаешься  таким
могущественным колдуном, и это все, что ты можешь мне сказать?
     - Я выдохся! - пробормотал Стриж. Затем с  отвращением  принюхался  к
густым влажным ароматам, доносившимся с земли. -  И  как  могу  я  достичь
большего в этом месте? Мое место на Севере. Мне подавайте морозный  ночной
воздух, что пахнет смолой и резким дымом от дров. Отвезите  меня  назад  к
соснам Брокена, где встречаются темные силы...
     - Ну, в последнее время ты там бывать не мог, - сообщил ему я. -  Там
уже ничего этого нет.  Восточные  немцы  вырубили  леса  и  поставили  там
огромный бетонный блочный дом, черт побери, - вроде Берлинской стены...
     Стриж зловеще оскалил зубы:
     - Где встречаются темные силы,  я  сказал.  Эта  стадия  человеческой
глупости сгодится для шабаша ничуть не хуже.  Может,  даже  лучше.  -  Он,
казалось, приободрился и  снова  уставился  на  бесформенную,  размазанную
слюну. - Может, где-то высоко вверху. На холмах. Это самое большее, что  я
могу сделать. А теперь скажите этой стерве, пусть даст мне поспать!
     Если смотреть почти с уровня моря, то "Сарацин" казался в десять  раз
больше, он нависал над нашими баркасами, когда мы подгребли поближе.  Было
трудно вспомнить, что всего несколько дней назад я влез на эти  выпирающие
борта, да еще под огнем. Двое мушкетеров на носу все время  нервно  водили
оружием по высокому поручню; Джип их  не  останавливал.  Мы  добрались  до
борта, и на нас никто не напал.  Абордажные  топоры  мягко  зацепились  за
черные доски, и под пристальным  наблюдением  мушкетеров  с  баркаса  Молл
матросы взобрались по деревянным  ступенькам  наверх  с  такой  легкостью,
словно по широкой лестнице. Что касается меня, то мысль о том, что я  могу
обнаружить, была так ужасна, что раньше, чем успел сообразить, я  уже  был
на палубе и перепрыгивал через поручень.
     Палуба под моими ногами оглушительно  загрохотала,  но  там  не  было
вахты, которая подняла бы тревогу. На  самом  деле,  там  вообще  не  было
следов  чьего-либо  присутствия.  Пронзительный  скрип,  заставивший  всех
подскочить, был всего лишь  скрипом  двери,  раскачивавшейся  на  ветерке.
Когда мы разделились,  чтобы  обыскать  корабль,  я  направился  к  трапу,
ведущему на корму, и бросился вниз по мрачным  ступенькам,  сопровождаемый
Джипом, шедшим за мной  по  пятам  и  свистящим  шепотом  напоминавшим  об
осторожности.


     Он мог и не трудиться и ничего не говорить. В  ту  же  минуту,  когда
просунул голову в люк, я понял, что там никого нет. Для этого не надо было
быть волшебником или чем-то там еще. Я  просто  знал.  Возможно,  судя  по
тому, как неподвижен был застоявшийся воздух, или по тому, как  отдавались
эхом  звуки,  наши  шаги,  как  плескала  и  билась  о  днище   вода;   но
чувствовалось, что корабль пуст. И повсюду, от палубы до палубы, было одно
и то же: темнота, зловоние, неподвижность. Я старался не думать,  чем  это
должно было быть для Клэр - целыми днями находиться  здесь,  внизу,  среди
этого  запаха  нечистот.  Но  если  бы  только  она  могла  быть  здесь...
Как-нибудь. Дверь лазарета была заперта. Я посмотрел на  нее.  Джип  пожал
плечами и одним выстрелом разнес замок. Но когда Джип распахнул дверь, мое
сердце упало: внутренняя дверь была приоткрыта. Я знал, что внутри  никого
не окажется, но все равно заглянул туда. На куче  лохмотьев,  изображавших
постель, что-то темнело; я поднял этот предмет - и ужаснулся самому  себе,
ударившись в слезы.
     - Ее юбка? - спросил Джип. - Послушай, она же порвалась,  вот  почему
она не могла в ней ходить - та просто свалилась. Это еще не значит, что  с
ней что-то не так...
     Я не стал объяснять. Дело было не только в этом. Дело было в том, что
я  оставил  позади:  свой  упорядоченный  мирок   офиса,   мою   тщательно
спланированную маленькую нормальную жизнь, мою скрупулезно бесполую личную
жизнь - или это был НАШ мир, НАША личная жизнь?  При  виде  этой  когда-то
безупречной юбки мне внезапно  вспомнилось  все,  и  меня  затопила  волна
чувств, которые я не мог даже распознать, а не то что контролировать.  Мне
захотелось спрятать голову и завыть. Но настолько я все же  мог  еще  себя
контролировать, поэтому вместо этого я, по-моему, произнес  все  известные
мне ругательства. Если учитывать, что я  говорил  на  четырех  языках,  их
должно было быть довольно много. Потом я скатал юбку и сунул за ремень.
     Джип рассудительно кивнул, соглашаясь:
     - Пошли наверх. Посмотрим, может, кто еще чего нашел.
     Но, как мы  оба  и  предполагали,  никто  ничего  не  нашел.  Корабль
выглядел голым: не убранным и готовым к выходу в море, но буквально голым.
И все лодки исчезли. Здесь напрашивался  только  один  ответ.  Джип  отдал
резкий приказ, и экипаж нашего баркаса посыпался назад, за борт.
     - Пусть лучше твои ребята закончат обыск, - сказал Джип  Молл,  когда
мы вскарабкались вверх по  лестнице.  -  А  потом  идите  за  нами,  когда
закончите. Только дай сигнал кораблю, чтобы нас прикрыли, ладно?
     - Да, сейчас же? - отозвалась Молл. - Однако берегите себя!
     Она не стала терять  времени.  Когда  мы  отчалили  от  поцарапанного
выстрелами  борта,  "Непокорная",  поддерживаемая  упругими  тросами,  уже
величественно  покачивалась  на  своем  причале.  Мы   стали   грести   по
направлению к длинному серпу пляжа.  Завеса  нависшего  над  дюнами  леса,
напоминающего  джунгли,  пугала.  За  ней  могла  спрятаться  целая  армия
снайперов, и я каждую минуту ждал, что она вот-вот  появится.  Как  только
наш киль зарылся в бледный песок, мы бросились на  мелководье  и  побежали
вверх по пляжу, прячась за  песчаными  холмами,  камнями,  корнями  пальм,
пользуясь любым прикрытием, какое попадалось под руку. Но из этой зловещей
темноты  деревьев  не  появилось  ничего,  кроме   поразительно   громкого
перекличья птиц.
     Джип поднял голову и тревожно осмотрелся на пляже:
     - Конечно, нет гарантии, что они высадились  именно  тут;  они  могли
уйти в следующую  бухту  или  в  самую  последнюю.  Но  Стриж,  он...  эй!
Гляди-ка!
     Все, что я мог  разглядеть,  было  странное  веерообразное  пятно  во
влажном песке, сразу за линией прилива.
     - Да, вот об этом я и говорил! Они  причалили  здесь,  это  точно,  а
потом попытались затереть следы киля;  только  вот  когда  делаешь  это  в
спешке, всегда остается след.  Они  припрятали  лодки  где-то  неподалеку.
О'кей, ребята! - бросил он. - Вставайте и начинайте искать! Лодки,  следы,
что угодно! Пока не стемнело!
     Лодки мы обнаружили довольно быстро, они  были  затоплены  в  широкой
запруде ручья на краю леса, а камни и песок играли роль гирь  и  камуфляжа
одновременно. От этого места наши следопыты прошли по слабо отпечатавшимся
следам к казавшимся непроходимыми  зарослям  дикого  maguey  и  алоэ.  Они
приняли меры к тому, чтобы чаща выглядела нетронутой,  но  прямо  у  земли
согнутые стволы и покалеченные листья все еще испускали сок, и было  ясно,
что вся команда проходила здесь, причем  не  более,  чем  несколько  часов
назад. А за зарослями было видно начало узкой тропы, уходившей вверх.
     Джип взглянул на меня:
     - Вверх по холму, а? Никогда не следует  игнорировать  этого  старого
ублюдка.
     Он вынул карманную подзорную трубу, и мы  стали  осматривать  склоны,
лежавшие над нами. Отсюда они  казались  необъятными,  полными  складок  и
изгибов. Высоко на холмах еще маячило солнце, но свет  его  был  слабым  и
неясным.
     - Ничего не вижу, кроме верхушек  деревьев,  черт  бы  их  побрал,  -
пожаловался я.
     - Я тоже, - признался Джип. - Разве что... как ты думаешь, что это? -
Он передал мне трубу. - Не на этом склоне, а дальше, прямо на этой стороне
холма. С корабля его не видно. Вон там, где  что-то  вроде  выступа  перед
гребнем.
     Сумерки в тропиках коротки. Я слишком  долго  возился  и  едва  успел
засечь его. Но порыв ветра раздвинул деревья как  раз  на  столько,  чтобы
можно было увидеть что-то белое, а после этого очертания приняли уже более
отчетливую форму:
     - Засек!
     - Да. Впечатляющая штука, верно?
     Это был замок.  Вернее,  усадьба  безошибочно  в  испанском  стиле  -
огромная - пережиток старых колониальных  времен;  однако  окружавшие  его
элегантные белостенные террасы были увенчаны бойницами и  амбразурами  для
пушек.
     - Похоже, здесь кто-то чего-то побаивался.
     - Пари держу, что да! Они так обращались с черными, эти испанцы,  что
всегда до смерти боялись восстания. Правда, когда случались мятежи, спасти
их не могли никакие стены.
     - Ну, и как ты считаешь?
     - Ночь и день похода, вот что я считаю.
     - Так долго? Он не так уж далеко.
     - Пешком? Вверх по этому холму, дальше - долина или две, потом  вверх
по тому склону - и все это через густой лес, почти что джунгли,  будь  они
прокляты. Далековато, а? Нам понадобятся припасы.  Слушай-ка,  тебе  лучше
бежать назад на берег, встретить Молл и ее ребят.  Пусть  тащат  сюда  все
припасы из лодок.
     - А как насчет подкрепления? Они никого не оставили на  корабле.  Нас
шестьдесят человек - и это против трех сотен или даже больше?
     - Это лучший расклад, чем тогда, при абордаже. Даже  если  бы  мы  не
оставили на "Непокорной" ни одного человека - а на это мы пойти не можем -
нас все равно было бы меньше.
     - Тогда, Стриж! Впрочем, нет, он сейчас еле жив. Но его создания...
     - НЕТ! У нас есть отрава для Волков получше. Ты  ведь  еще  не  видел
Молл в деле, по-настоящему. Она... у нее есть  опыт.  Только  вот  она  не
может вызывать это в обязательном порядке, по всяком случае, не  часто.  -
Джип криво усмехнулся. - Был момент, еще на корабле, когда я было подумал,
что ты нашел некий фокус. Как бы там ни было, у нас все равно нет времени,
чтобы привести еще людей. Вся наша надежда - на внезапность... и быстроту.
Вспомни, они ведь прошли через эти кусты всего несколько часов назад. Они,
конечно, направляются в замок, но они еще не там!
     Спустилась ночь, и вместе с ней затих  ветер;  воздух  был  жарким  и
неподвижным. Негромкий рокот  прибоя  стал  тоже  звучать  приглушенно.  В
рябившем  небе  вокруг  сердитой  луны  танцевали   звезды.   Лодка   Молл
направлялась  к  берегу:  я  прохаживался  вдоль  пляжа,  встречая  ее   и
развлекаясь гротескными выпадами крабов, разбросанных по линии прилива.  Я
заметил, как зашевелился песок, и присел на  корточки  рядом  с  маленьким
провалившимся кратером черепашьего гнезда, где почти  все  черепашата  уже
вылупились. Оглядевшись, я заметил только одного  крошечного  черепашонка,
покрытого песком и решительно доковылявшего уже почти  до  линии  воды.  Я
встал  и  подошел,  чтобы  помочь  ему,  но  меня  опередил   стремительно
атаковавший  краб,  который  схватил  крошечное  существо  своей  огромной
клешней и утащил его в свою нору. Я бросил ногой в нору  песком:  чувствуя
себя бесполезным,  но  вовремя  остановился;  это  ведь  часть  процессов,
происходящих в природе, правильно? Скажите это черепашке.
     Приближающийся баркас оставил в неподвижной воде след холодного огня.
Фосфоресцирующий свет капал с весел, кружился вокруг наших  ног,  пока  мы
втаскивали баркас  в  бухту.  Молл  выпрыгнула  на  берег,  и,  когда  она
проходила мимо меня, я коснулся ее руки:
     - Послушай... извини, если я тебя  обидел!  Мне  правда  очень  жаль!
Но... пусть все думают, что это была просто грубая шутка, Молл.  Для  меня
это что-то значило. Для тебя тоже.
     Она тут же вскипела и быстро отошла от остальных:
     - Так пусть "что-то" означает "ничего", ибо более  ничего  не  будет!
Ступай,  не   смей   следовать   за   мной,   ступай   похвастайся   своей
мужественностью  перед  собратьями-мужчинами!  Теперь  в  ней   никто   не
усомнится! Но прошу тебя, выбери себе кого-нибудь другого для упражнений!
     Теперь настала моя очередь почувствовать себя уязвленным:
     - Это же несправедливо, черт возьми! Скажи на милость, что дает  тебе
право думать, что я стал бы так выставляться? Я бы не стал  этого  делать,
так же, как и ты! Ты мне нравишься! Я восхищаюсь тобой  -  я  тебе  обязан
жизнью! Я даже немножко люблю тебя - по-твоему, это невозможно?
     Молл тяжело осела в песок.
     - Пять веков! - хрипло произнесла она и тихонько засмеялась.  У  меня
по  коже  побежали  мурашки  -   настолько   этот   смех   показался   мне
нечеловеческим. - И я все еще тяну эту лямку!  Ах,  какая  ирония  -  быть
любимой тем, кому не решишься  дать  отпор,  чтобы  не  убить  те  обрывки
чувства, что он себе оставил. - Я хотел протянуть руку;  сам  я  этого  не
осознал, зато Молл поняла: - Нет, не смей  меня  больше  лапать!  Я  редко
пользуюсь услугами жеребцов! - Затем, слегка оттаяв, неловко потерла рукой
мое колено. - Даже таких горячих. Ну,  будет  тебе,  господин  хороший!  -
мягко прибавила она. - Я с тобой не лягу, но проживи я еще тысячу  лет,  я
тебя  не  забуду.  -  Большим  и  указательным   пальцами   она   ущипнула
чувствительный нерв на моей ноге с такой силой, что я с визгом вскочил  на
ноги. - Совсем. Довольно тебе этого?
     - Проклятие! Это очень много, - смиренно согласился я.
     - Не проклятие! - очень серьезно воскликнула  она.  -  Благословение,
мой друг! Благословение!
     В  тени  ветвей  джунгли  казались  зловещим  местом,  где  возникало
ощущение  клаустрофобии.  Воздух  здесь  был  жарче,  тяжелее,  невероятно
влажный, как тяжелый выдох, притом из скверно пахнущего  рта,  потому  что
был наполнен зловонием. Он пульсировал  металлическим  стрекотом  цикад  и
отвратительным кваканьем древесных лягушек. Несколько наших  фонарей  мало
что могли здесь  сделать,  разве  что  привлекали  внимание  разнообразной
ночной фауны, слепо натыкавшейся на них. Мой ранец, казалось, застревал  в
каждой веточке, мимо которой  мы  проходили.  Я  начинал  разделять  точку
зрения Ле Стрижа насчет юга, а мы ведь еще не прошли через заросли.
     Абордажные сабли рассекали спутанную массу, здесь их короткие тяжелые
клинки были более эффективны, чем  мечи.  Мы  не  соблюдали  осторожности,
оставляя за собой след;  даже  напротив.  Пока  мы  прорубали  себе  путь,
отовсюду с испуганным чириканьем взлетали маленькие птички.
     - Наверное, бананки, - ухмыльнулся Джип. - Яркие штучки. Только жаль,
что так громко верещат.
     Я знал, что он имеет в виду. Не было смысла  давать  Волкам  услышать
наше приближение. Или увидеть нас; как только мы вышли из зарослей, фонари
один за другим были погашены. Тропа была узкой, и Волки намеренно не стали
ее сильно расчищать. Она вела нас меж высокими папоротниками, под  петлями
висячих лиан, невидимых в темноте, зато всегда готовых  нас  подвесить,  в
мрачную тень  королевских  пальм  и  манговых  деревьев,  где  почва  была
осклизлой от их перезрелых плодов. Нас окружал веселый  говорок  маленьких
ручейков. Довольно часто один из  ручейков  пересекал  нашу  тропу,  и  мы
скользили, с плеском и бранью  идя  по  грязи,  разгоняя  во  все  стороны
маленьких лягушек. Когда луна поднялась достаточно высоко, чтобы  ее  свет
стал проникать сквозь деревья, казалось, стало полегче, но  при  этом  она
отбрасывала странные тени, испещренные пятнами, двусмысленные,  наполовину
живые, и мы не могли удержаться, чтобы не протыкать их по пути мечами.
     Время шло, а с ним и мы с трудом продвигались вперед,  исходя  потом,
стирая ноги. Воздух стал чище, наполнился  сладкими  пьянящими  ароматами.
Благодатный бриз, примчавшийся с прибоем, освежил влажный шепот леса.  Там
и тут раздавались крики сов, больше похожие на уханье,  чем  те,  что  мне
когда-либо доводилось слышать дома. А некоторые другие звуки, доносившиеся
до нашего слуха, пугали нас  до  смерти  -  пронзительные  вопли  и  дикий
невнятный  хохот.  Однако  меня  гораздо  больше   беспокоили   молчаливые
препятствия, которые было невозможно обойти. Тропа была  крутой,  и  когда
подо мной начинал крошиться и осыпаться мягкий суглинок, я ловил  себя  на
мысли, что завидую когтистым лапам  Волков.  На  верхних  склонах  заросли
стали реже, зато более цепкими: в основном,  сизаль  и  другие  украшенные
шипами ужасы. Матросы шли, как автоматы, у которых не  было  возраста,  но
что до меня, то я начинал уставать все сильнее и  сильнее.  Наконец,  Джип
приказал остановиться, и я налетел на него раньше,  чем  приказ  дошел  до
моего сознания. Краснеющая, разбухшая луна висела на одном