тобой потолкует, я реабилитируюсь, и...
     Что кроется за этим "и" объяснять мне было не надо. Неожиданно  Фронт
насторожился.
     - Стой здесь, - он толкнул меня на какую-то непонятную кучу. Я упал и
огляделся.
     Мы находились на территории какого-то загородного домика, если хотите
- большой дачи. Фронт с  пистолетом  в  руке  уже  поднимался  на  крыльцо
здания, сделанного под  большую  деревенскую  избу.  Куча,  на  которой  я
полулежал, на самом деле  оказалась  поленницей.  Со  стороны  машины,  на
которой меня привезли сюда, -  какой-то  иномарки  -  ко  мне  приближался
незнакомый субъект, также с пистолетом в руке, по всей видимости - шофер.
     Фронт скрылся в доме.  Водитель  тоже  двинулся  туда,  лишь  изредка
поглядывая в мою сторону, видимо, справедливо рассудив,  что  далеко  я  в
таком состоянии все равно не убегу. В этот момент ноги мои отошли до такой
степени, что я почувствовал "живую" боль в ступнях.
     Взглянув вниз, я обнаружил, что совершенно бос. Естественно, было  бы
наивно думать, что меня, прежде чем увезти на заклание, еще и обуют, но  я
все равно почему-то здорово обиделся на  Фронта.  До  такой  степени,  что
позволил себе пошевелиться и поискать глазами что-нибудь,  что  необходимо
любому инвалиду, - например, палочку.
     Палочек  было  навалом.  Кто-то,   заготавливавший   дрова,   видимо,
притомился и оставил неразделанными множество суков различного  размера  и
толщины. Я осторожно поднял трехметровый  кол,  кося  взглядом  в  сторону
шофера.
     "Пуля - дура, кол - молодец" - любил говаривать дядя  Вася.  Однажды,
дежурный по части застал его пьяного в  дым  вечером  на  строевом  плацу.
Капитан, вооружившись  стволом  молодого  деревца,  пытался  сбить  с  ног
солдата, который был изображен на металлическом щите под надписью "Встав в
строй, оправься". "Честь, собака, не отдает" - оправдывался инструктор.
     Из "избы" раздались страшные  ругательства.  Водитель  резко  ускорил
темп. Я помчался за ним с максимально возможной скоростью. Ноги  слушались
не очень хорошо, но особенно против моего передвижения не возражали.
     В тот момент, когда шофер достиг крыльца,  я  с  размаху  ударил  его
сзади колом по голове. Он потерял равновесие, развернулся ко мне  боком  и
инстинктивно нажал на курок. Раздался выстрел. Я врезал стрелку  колом  по
переносице и переключил все свое внимание на вход в дом.
     Долго ждать не пришлось. Через мгновение оттуда показался  Фронт.  На
его лице было написано безграничное  удивление,  смешанное  с  ужасом.  Он
ошалело посмотрел на лежавшего шофера. В этот момент я ударил и его.
     Но этот бандюга был стреляным воробьем. Кол  лишь  скользнул  по  его
руке, но к счастью задел пистолет и вырвал его. При  этом  опять  раздался
выстрел - видимо, палец лежал на спусковом крючке, - но пуля ушла в небо.
     Фронт был уже сбоку от крыльца.  Его  правая  рука  стала  опускаться
куда-то вниз, к голени, и он начал приседать, не сводя  при  этом  с  меня
глаз. Я догадался, что там у него спрятано еще какое-то оружие, и круговым
движением палки подсек ему ноги.
     Он среагировал и подпрыгнул. Я,  продолжая  поворачиваться  вместе  с
колом, перенес центр тяжести  на  стоявшую  у  меня  впереди  и  вроде  бы
отошедшую  за  ночь  левую  ногу,  а  правой  совершил  прыжок  вперед,  в
результате чего после поворота на сто восемьдесят градусов оказался на шаг
ближе к сопернику. Удар другим, менее толстым концом сука, завершивший эту
мою довольно хилую "вертушку", пришелся Фронту по шее.
     Тем не менее этого вполне хватило для того, чтобы бандит упал.  Но  и
находясь  в  горизонтальном  положении,  он  не  оставил   своих   попыток
дотянуться рукой до голени. Мне  быстро  надоели  такие  его  однообразные
движения, а потому, скрепя сердце, пришлось  презреть  все  джентльменские
заповеди и ударить лежащего оппонента острым концом своего оружия в живот.
Несколько раз, пока все его видимые потуги на  сопротивление  окончательно
не сошли на нет. Но не обольщаясь достигнутым результатом, я так же как  и
шоферу на всякий случай врезал ему еще и по носу.
     Теперь вокруг было тихо. Обыскав поверженного противника, я обнаружил
у него  на  правой  ноге  кобуру  с  маленьким  пистолетиком.  Собрав  все
огнестрельное оружие, я поставил  его  на  предохранители  и  рассовал  по
карманам. Затем я осторожно прошел в дом.
     Обстановка в первой комнате дома  была  роскошная.  Ковры,  настоящий
камин, антикварные вещи. Весь этот вид, однако, изрядно портили два трупа.
     У  одного  не  было  рук  и  была  разворочена   грудь.   У   другого
отсутствовала голова. Рядом валялись обгоревшие  обломки  стола.  Один  из
шкафов весь был забрызган кровью и чем-то еще, - вероятно, мозгами. Теперь
мне стало ясно, чему Фронт так сильно удивился. Я с шумом выдохнул  воздух
и принялся осматривать трупы.
     Начал я с того, что имел голову и мог быть идентифицирован. Но узнать
его было трудно. Главным образом потому, что без вечно  дергающейся  левой
половины, его лицо приобрело совершенно другой  вид.  Остекленевшие  глаза
безо всякого выражения смотрели в потолок. Рядом валялся опрокинутый стул.
     Я обыскал труп Гоши Длинного - а это был именно он. В карманах  я  не
обнаружил ничего интересного, кроме двух абсолютно одинаковых зажигалок. Я
узнал их. Точно такую же Гоша отобрал вчера у меня, поинтересовавшись  при
этом, откуда она взялась. Я сунул обе зажигалки к себе  в  карман.  Еще  я
обнаружил связку ключей, также попавших ко мне по ошибке и изъятых  Гошей.
Их я тоже забрал себе.
     Второй покойник был мне незнаком. У него я также не  нашел  чего-либо
такого, что  бы  могло  мне  помочь  и  хоть  как-то  прояснить  ситуацию.
Интересно, что жетона от камеры хранения ни у кого из них не оказалось.
     В доме было еще две комнаты, которые оказались практически пустыми. В
них не было ничего, кроме нескольких шкафов со всякой рухлядью  и  запасом
продуктов.  Видимо,  постоянно  использовалась  только  одно  помещение  -
первое. Обнаружил я также и небольшую кухню с газовой плитой и баллоном.
     Я вернулся во двор. Шофер лежал на  прежнем  месте  и  не  шевелился.
Фронт стонал, закрыв лицо руками. Я  окинул  взглядом  окрестности.  Домик
стоял прямо посреди леса, и вела к нему единственная  дорога,  по  которой
мы, вероятно, и приехали сюда. Слышно было  только  пение  птиц  да  стоны
бандита.
     Я вытащил один из пистолетов и, сняв его с предохранителя, подошел  к
скорчившемуся убийце.
     - Есть разговор, Фронт.
     Он отнял руки от окровавленного лица и злобно посмотрел на меня.
     - Везучий ты, сука!
     - Есть немного, - согласился я. - Но  разговор  не  об  этом.  Давай,
рассказывай все, что знаешь.
     - Ха, фрайер, - попытался рассмеяться тот,  но  лицо  его  перекосила
гримаса боли, и он опять приложил к нему руки.
     Я ударил  его  ногой  по  закрытому  кистями  лицу.  Он  выругался  и
неожиданно попытался вскочить. Успел он, правда, только встать на колени -
в это момент я нанес ему сильный удар пяткой в  нос.  С  криком  раненного
носорога Фронт принялся кататься по земле.
     - Это тебе не с пушкой бегать, мочить всех подряд, - сухо произнес я.
- И не в квартиры к беззащитным женщинам врываться. А ну, снимай ботинки!
     - Чего! - заорал он.
     - Чего слышал! - зло ответил я. - А не то я сейчас  устрою  так,  что
они тебе в жизни больше никогда не понадобятся.
     Бандит повиновался. Сняв обувь, он швырнул ее мне. Я босиком  подошел
к нему и снова двинул ногой в лицо. Он опять заорал  и  дернул  руками.  В
этот момент я опустил рукоятку пистолета ему на башку. Фронт затих.
     Я обулся и по очереди перетащил два тела в  дом.  Ботинки  были  чуть
великоваты, но серьезной  помехой  это  мне  не  служило.  Среди  рухляди,
валявшейся в одном из шкафов, я нашел несколько мотков бельевых веревок. С
их помощью я привязал водителя к кровати, стоявшей  в  комнате,  а  Фронта
просто положил на пол, предварительно связав ему руки и ноги. После  этого
я принялся приводить его в чувство с помощью  холодной  воды  из  чайника,
обнаруженного на кухне.
     - Проснись и пой, - посоветовал я ему, как только он открыл глаза.
     Бандит в ответ плюнул в меня.
     - О-ох, - протянул я. - Тяжелый случай.
     - Иди на ..., гумозник, - злобно прошипел он. - Кореша  из-под  земли
достанут того, кто это все сделал, и тебя заодно...
     - Ты мне надоел, - прервал я его  излияния  и  перевернул  на  живот.
Затем ножом, также принесенным с кухни, распорол пополам всю его одежду  -
от головы до паха.
     - Ты за лошадьми ухаживать умеешь? - поинтересовался я у бандита.
     - Иди ты, козел! - выдавил он.
     - А жаль! -  посочувствовал  я.  -  А  знаешь,  что  барин  с  такими
неумелыми холопами делал?
     Фронт молчал.
     -  Порол,  -  констатировал  я  и,   оторвав   от   торшера   толстый
электрический провод в резиновой оплетке, принялся за дело.
     Дядя Вася считал порку одной  из  самых  действенных  процедур  после
посажения на кол. О еще более  действенных  он  предпочитал  не  упоминать
вообще. В период его службы в Афганистане  на  экзекуцию  обычно,  как  на
вечернее  шоу,  собирали  полюбоваться  всех  полковых  блядей,   которые,
упившись, ржали до колик, что приводило подвергаемых наказанию  моджахедов
в абсолютное неистовство, а тискавших в это время баб офицеров,  наоборот,
в полный восторг.
     Непривычная к таким действиям моя рука устала довольно быстро. Однако
весь тыл Фронта к этому времени уже нельзя было узнать.
     Я присел на корточки перед бандитом. Лицо  его  было  перекошено,  на
губах выступила пена.
     - Чем быстрее мы закончим разговор, тем быстрее я уеду отсюда  и  тем
быстрее  вызову  ментовку  и  скорую,   -   проинформировал   я   его.   -
Следовательно, тем больше у тебя останется шансов не откинуть здесь копыта
от потери крови, а впоследствии не  загнуться  от  ее  заражения.  Кстати,
насколько я понял, ваш покойный шеф ведь  отнюдь  не  являлся  поклонником
пресноедения - я на кухне видел целый коробок соли, -  улыбнулся  я.  -  А
соленое мясо, говорят, лучше сохраняется. Так, может сходить?
     - Что, спрашивай, урод, - просипел он сквозь посиневшие губы.
     - Жить хочется даже убийцам,  -  философски  заметил  я.  -  Ты  убил
Платонова и его телохранителя?
     - Да.
     - Зачем?
     - Пахан приказал.
     - Гоша?
     - Да?
     - А зачем?
     - Не знаю.
     Я подумал, что в подобном положении он вряд ли  будет  запираться,  и
решил не браться за шнур вновь.
     - А яйца зачем резал?
     - Он приказал. И конец тоже...
     - Конец? - переспросил я. Потом до меня дошло. Мне оставалось  только
покачать головой.
     - Он обычно сам такие вещи проделывает, - продолжил я. - А  почему  в
этот раз послал тебя?
     - Не знаю я, -  простонал  бандит.  -  Ну  отстань  ты  с  этим.  Мне
приказали - я сделал.
     - Как ты под трибуну попал? - переключился я на другую тему.
     - Меня тренер Жора вчера утром спрятал. Он там "качалку" ведет, но он
наш человек.
     - Понятно, - протянул я. - Готовит, так сказать, молодую смену.  -  А
ушел ты через склад. Окно и дверь также заранее открыл Жора, так?
     - Да-а, - еле слышно протянул он.
     - А затем? - поинтересовался я.
     - Смотался... Там толпа народу была огромная... Поехал к Костику пиво
пить. Ночью прибежал этот пацан ненормальный, шестерка его, сказал, что их
какой-то хрен побил на их же территории.  Ну  мы  решили  утром  съездить,
разобраться... Квартиру он заметил...
     Я  поразмыслил.  Светкин  дом  действительно  находился  на  западном
берегу. А "газовик" не так уж и хреново,  выходит,  себя  чувствовал,  как
хотел показать, раз проследил квартиру, в которую я прошел.
     - А Длинного не видел?
     - Нет, я ему по телефону позвонил, сказал, что дело сделано, но вышла
с одним типом промашка. Описал тебя подробно... Он велел скрыться  с  глаз
долой. Ну а утром случайно...
     - Это я понял, - пробурчал я. - Давай, пиши, - я развязал  ему  руки,
сунул в правую свою ручку и ткнул  под  нос  большой  лист  бумаги,  также
найденный в шкафу.
     - Что? - удивился Фронт.
     - "Это я убил Платонова", - начал диктовать  я.  -  "Арестуйте  меня,
пожалуйста". Крупно и разборчиво. И подпись внизу.
     - Что это тебе даст? - захрипел он. - Признание,  сделанное  в  таких
условиях, никто в расчет не примет.
     - Пиши, пиши, - успокоил его я. - А  мне  это  и  не  надо.  Это  для
интерьера.
     - Какого интерьера? - не понял бандит, заканчивавший свою писанину.
     - Неплохо, - заметил я, разглядывая его каракули. - Если  выживешь  -
узнаешь. Кстати, я вчера с Длинным говорил, - Фронт с удивлением посмотрел
на меня. - Ты действительно очень хорошо меня описал, так что твои коллеги
меня выловили, - я заметил на его лице злорадную улыбку. - Так что,  Червь
теперь тоже инвалид, если не хуже,  -  безразличным  тоном  произнес  я  и
обрушил тяжелый каблук его же собственного ботинка прямо ему на висок.
     Подняв один из уцелевших стульев, я посадил на него неподвижное  тело
Фронта и крепко привязал веревками.  Стул  я  поставил  так,  чтобы  лицом
бандит был обращен к двери. Затем с помощью остатков веревки я соорудил из
полученного признания плакат по типу "Помогите беженцам  из  Швейцарии"  и
повесил его убийце на шею.
     Выйдя из дома, я запалил небольшой костерок  и  бросил  окровавленный
провод  в  него.  Пока  шнур,  испытывая,  по-видимому,  чувство  вины  за
содеянное, корчился в пламени, я тщательно вытер все пистолеты и бросил их
на крыльце. Затем, вытащив  практически  полностью  обгоревший  инструмент
экзекуции, я кинул его в багажник  машины,  использовав  при  этом  ключи,
экспроприированные  у  водителя.  Ну  а  после  этого  и  сам  забрался  в
автомобиль и покатил по единственной  уводившей  из  этого  гиблого  места
дороге.
     Минут через пятнадцать я достиг Дороховицкого шоссе.  Сообразив,  где
нахожусь, я повернул по направлению к городу.  По  пути  я  остановился  и
выкинул обугленные останки провода в заросший кювет.


     Город с этой стороны начинался с  "потаскухи".  Так  у  нас  называли
большой и якобы военный завод, производивший  какую-то  химическую  дрянь.
После института я тоже был распределен туда и проработал на  нем  аж  пять
лет, вплоть до своего перехода на журналистское поприще.
     Столь же  странное  свое  прозвище  завод  получил  согласно  местной
легенде потому, что до  революции  на  этом  месте  располагался  шикарный
загородный бордель госпожи Хвостицкой. Все более или менее заметные  гости
нашего города мужеского полу считали своим долгом  в  каждый  свой  приезд
непременно отметиться в этом заведении. Рассказывали, что здесь бывал  сам
Федор Иванович Шаляпин.
     У меня же, кроме того, имелись смутные подозрения и насчет еще  одной
знаменитости. Согласно моей версии, в один прекрасный  вечер,  положив  на
лопатки  на  арене  местного  цирка  очередную  "черную  маску",  гордость
отечественной борьбы Иван  Максимович  Поддубный  собрал  всю  восхищенную
труппу и залихватски крикнул "В номера!".
     В результате сей непродуманной акции на свет божий появился  ребенок,
которому  мадам  Хвостицкая  и  ее  девочки,  абсолютно  не   знакомые   с
современными генетическими теориями,  не  долго  думая,  присвоили  широко
известную фамилию. Полагаю, что о понятии "реклама"  они  все-таки  что-то
слыхали.
     В том, что реально в этом деле был замешан  какой-нибудь  "рыжий"  из
труппы, я никогда не сомневался. Но иногда мне  вдруг  начинало  казаться,
что академик Трофим Денисович Лысенко все-таки  был  прав,  и  генетика  -
такая же продажная девка, как и сама мадам  Хвостицкая.  Это  случалось  в
моменты, когда главный, грозно возвышаясь над столом,  укладывал  меня  на
лопатки за какую-нибудь  неудавшуюся  статью,  или  же,  наоборот,  когда,
дочитав мое очередное творение до конца, победно восклицал: "В номер!".
     Проехав километра три вдоль высокого бетонного забора,  я  выехал  на
площадь  перед  главной  проходной.  Часы   на   здании   заводоуправления
показывали пол-девятого, и площадь была совершенно пуста,  за  исключением
небольшой группки людей, столпившихся неподалеку от широкого ряда  входных
дверей.
     Моей главной целью был телефон-автомат, но журналистское  любопытство
взяло вверх, и я подкатил к этой компании. В руках  у  них  были  какие-то
плакаты, на которые я по началу не  обратил  внимания.  Ближайшим  ко  мне
оказался тип в белой футболке с  зеленой  повязкой  на  голове.  Я  открыл
дверь, высунулся из машины и окликнул его.
     - Эй, земляк, что за демонстрация?
     - Атомное оружие привезли, - охотно откликнулся он.
     У меня глаза полезли на лоб. Я осмотрелся. Стражей порядка поблизости
видно не было, и можно было рискнуть и вылезти из  автомобиля.  Я  подошел
поближе к собеседнику.
     - Какое оружие?
     -  Украина  согласилась  подписать  последний  договор  о  сокращении
вооружений только если ей  будет  оказана  помощь  в  уничтожении  ядерных
зарядов, слыхал?
     -  Нет,  -  сознался  я.  Международные  дела  меня   совершенно   не
интересовали.
     - Эх ты, газеты читать надо, - покровительственно протянул он.
     - Я их, к сожалению, вынужден писать, - пробурчал я.
     У него округлились глаза.
     - Стой, ты - Соколов, да? - возбужденно сказал парень.
     - Не, ты ошибся, друг, - я попятился к машине.
     - Куда ты, балда, - он потянул меня за рукав. -  Тебе  ментовка  дело
шьет, да? Что ты этого придурка пришил и  двух  ихних  искалечил,  так?  -
хрипло зашептал он мне.
     - Откуда ты знаешь? - удивленно поинтересовался я.
     - Я же говорю, газеты читать надо! Сволочи они все, да! -  неожиданно
произнес   мой   собеседник.   -   Так   вот,   представляешь,   поскольку
зарегистрированных заводов, на которых можно  уничтожать  эти  заряды,  на
Украину явно не хватает, да, а  деньги  платить  не  охота,  то  эти  гады
сляпали на "потаскухе" какую-то самопальную хреновину, да, и сегодня ночью
втихаря привезли сюда десять боеголовок от самостийщиков. И  все  было  бы
шито-крыто, да, если бы только наши ребята из  Москвы  обо  всем  этом  не
пронюхали.
     - Какие ребята? - поинтересовался я.
     - "Зеленые", балда! - он ткнул пальцем в повязку на голове. Я перевел
взгляд с повязки на плакаты. На  самом  большом  из  них  были  изображены
стоявшие "раком" и целующиеся взасос два президента - наш и украинский.  У
последнего были спущены штаны, и  здоровенный  парень  в  зеленом  костюме
большим молотком заколачивал  ему  в  зад  ракету.  Надпись  под  рисунком
гласила: "Пан Быдло, забирай свое ядерное дерьмо обратно".
     Содержание плаката на мой взгляд более подходило для  "голубых",  чем
для  "зеленых",  но  в  этой  части  критических  замечаний  я  решил   не
высказывать.
     - По-моему, у него другая фамилия, - осторожно заметил я парню,  имея
в виду "пана Быдло".
     - Это  такой  художественный  прием,  забыл  как  называется.  Ты  же
журналист, должен знать.
     Я к стыду своему не знал. От позора меня спасло только то, что в этот
момент толпа зашумела и бросилась к проходной.
     - Во! Главный хохол приехал! - радостно заорал "зеленый" и побежал за
всеми.
     Я пустился вслед за ним.
     - Кто, президент, что ли? - выкрикнул я на ходу.
     - Нет, полковник Хмелько, тот, который их сопровождает. Во наши парни
там как работают, да, у нас даже его фотка есть и номер машины!
     Из остановившегося у проходной УАЗика с московскими номерами как  раз
в это время начал выбираться невысокий полный человек  в  штатском.  Толпа
защитников природы мгновенно окружила его. Тот, видимо, этого не ожидал  и
несколько растерялся. Я остановился поодаль и  с  высоты  своего  роста  с
любопытством стал наблюдать за этой картиной.
     -