чего не боялась.
   - Сьонед...
   Шепот Тобин заставил принцессу обернуться, и она медленно кивнула.
   - Да... Пришло время закончить дело.
   Она привела их в тень, вне видимости стражников, где так  глупо  попалась
весной. Теперь можно было не волноваться: вся  стража  перепилась,  празднуя
рождение четвертого  сына  Янте,  и  камни  снаружи  крепости  молчали.  Она
повернулась к самой короткой стене, к месту, где та соединялась  со  скалой.
Трещина в камне. Мгновение, когда у Оствеля участилось  дыхание  от  страха,
что механизм слишком стар и слишком долго  пробыл  без  употребления,  чтобы
сработать. Грубо отесанная плита беззвучно скользнула внутрь.  Сьонед  вошла
первой, сосредоточилась, подняла палец и зажгла  Огонь,  чтобы  осмотреться.
Пока следом за ней в  узкий  проход  протискивались  Тобин  и  Оствель,  она
изучала заполнявшие коридор приспособления. К ним не  притрагивались  Богиня
знает сколько лет, но система ловушек и распределения веса  была  рассчитана
так, что до сих пор работала безотказно.
   Тусклый свет освещал их путь по узкому, в ширину плеч, проходу,  в  стены
которого были вбиты давно пустые  кольца  для  факелов.  Пол  приподнимался,
круто поворачивал, а временами и вовсе исчезал: кое-где  планки  сгнили  под
действием просачивавшейся в половодье влаги. Только  эта  вода  и  позволяла
Феруче существовать. Но здесь не было  ни  крыс,  ни  пауков,  ни  признаков
какой-нибудь другой жизни.
   Наконец появилась еще одна тяжелая каменная дверь, и они осторожно  вышли
в место - увы! - слишком хорошо знакомое Сьонед. Ее держали здесь в каменном
мешке, без доступа света. Мурашки побежали по спине Сьонед при  воспоминании
о кошмаре бесцветности, и она попросила Огонь, горевший  вокруг  кончика  ее
указательного пальца, гореть чуть поярче.
   - Кто здесь?
   Тобин затаила дыхание и  переглянулась  с  Оствелем.  Свистнула  сталь  -
Оствель выхватил из ножен меч. Казалось,  Сьонед  этого  даже  не  заметила.
Когда из-за угла появился часовой, она шагнула вперед.
   Страж задохнулся, ослепленный вспышкой Огня "Гонца Солнца".
   - Ты!
   - Да, - пробормотала она. - Я тоже тебя помню. - Сьонед наставила на него
длинный палец без кольца, и новая вспышка огня вонзилась в грудь солдата. Он
прижался к стене, выпучив глаза и открыв рот в беззвучном крике.
   - Сьонед... - Оствель положил руку ей на плечо; принцесса стряхнула ее  и
улыбнулась. В ее глазах горела такая ненависть, что у Оствеля  пересохло  во
рту. Он шагнул вперед и вонзил меч в горло часового. Мертвец сполз по  стене
и остался лежать с широко открытыми от ужаса глазами.
   Сьонед бешено повернулась к  Оствелю.  Он  вытер  клинок  и  выдержал  ее
взгляд, не отводя глаз.
   - Никто не должен знать, что  мы  были  здесь.  Никто,  иначе  ничего  не
выйдет. Тот, кто увидит нас, должен умереть. Но я не позволю  убивать  тебе,
фарадиму.
   Выражение ее глаз испугало Тобин. Этой весной она видела его  во  взгляде
Чейна. Это темное мерцание означало одно - смерть. Она  схватила  Сьонед  за
руку и потащила за собой.
   - Оствель прав, нам нужно спешить.
   Огненно-рыжая голова кивнула. Сьонед молча выдернула руку из руки  Тобин,
позволила Огню сверкнуть и поспешила к  лестнице.  Тобин  бросила  еще  один
встревоженный взгляд на Оствеля, который не стал убирать меч в ножны.
   Мнение о Феруче как о неприступном замке сделало стражей беспечными. Тех,
кто не принимал участия в пирушке, было легко обойти: Тобин создавала легкие
дуновения ветра, которые отвлекали внимание шорохом гобеленов или  хлопаньем
окон. Сьонед не обращала  на  это  никакого  внимания,  уверенная,  что  тех
стражей, которых не отвлечет Тобин, заставит навсегда замолчать Оствель.  Но
на пути к комнатам Янте меч не отведал новой крови.
   Сьонед задержалась у высокого окна, осматривая двор.  Отблески  горевшего
внизу большого костра отразились на ее лице.  Тобин  судорожно  сжала  плечо
Оствеля, когда Сьонед подняла руки.
   - Сьонед, нет!
   В окнах вспыхнул странный свет-золотой и пурпурный Огонь "Гонцов Солнца".
Тобин в ужасе уставилась на дом впереди: его деревянная крыша горела.  Искры
рассыпались по всему двору, языки пламени жадно  лизали  постройки.  Обычный
пожар не распространился бы так быстро, но  Огонь  фарадима  все  набирал  и
набирал силу. Начались крики, поднялась паника. Сьонед слегка улыбнулась.
   - Будь ты проклята! -  закричал  Оствель.  -  Сейчас  загорится  галерея!
Сьонед, ты дура!
   - Здесь должен был быть пожар, - тихо сказала она, отвернулась от зрелища
в панике метавшихся по двору пьяных солдат и слуг и  уверенно  повела  своих
спутников в покои Янте.
   Дочь Ролстры лежала в кровати с  драконьими  гобеленами,  слишком  слабая
после родов, и рыдала,  взывая  о  помощи.  В  углу  еще  тихо  покачивалась
колыбелька, но сидевшая возле нее женщина ушла, и не без  основания,  потому
что языки пламени уже были видны в окнах седьмого  яруса  башни.  Внутренние
лестницы были охвачены огнем, горел деревянный балкон, располагавшийся тремя
ярусами ниже. В комнату стал просачиваться дым, и ребенок заплакал.
   Мольбы о помощи сменились воплями ярости.  Сьонед,  не  обращая  на  Янте
никакого внимания, подошла к колыбельке, где лежало дитя  с  волосами  цвета
солнца.
   - Богиня милостивая, - выдохнула  она,  боясь  дотронуться  до  младенца.
Затем Сьонед робко и застенчиво провела пальцем по его  щеке.  -  Тс-с...  -
прошептала она. - Я уже здесь, малыш.
   Янте приподнялась и взвизгнула:
   - Убирайся от моего сына!
   - Моего сына, - мягко поправила Сьонед. Она подняла мальчика, прижала его
к себе и прикоснулась губами к  золотым  волосам,  покрывавшим  головку.  Он
перестал плакать и уютно прильнул к ее груди. - Моего сына, отныне и во веки
веков.
   - Ты не посмеешь! - Янте попыталась встать, застонала и упала на подушки.
- Руки прочь от него! Ты не по смеешь украсть его у меня!
   - - Это ты украла ребенка из тела  моего  мужа.  -  Сьонед  обернулась  к
принцессе и крепче прижала к себе малыша, закутывая  его  в  одеяльце.  -  Я
возвращаю лишь то, что принадлежит ему и мне.
   - Я сожгу  тебя  в  твоем  собственном  Огне!  Стража!  -  закричала  она
сорванным голосом. - Стража!
   - - Успокойся, -  рассеянно  бросила  Сьонед,  поглаживая  пальцем  щечку
ребенка. Тобин подошла к ней, глядя на малыша так, словно не могла  поверить
в его существование.
   - Ох, Сьонед, - прошептала женщина, - какой он прекрасный...
   - И мой, - Сьонед держала его так, чтобы мог увидеть Оствель.
   - Дай его мне, - сказал он.
   - Ты, сука! - взвыла Янте. - Я убью тебя своими собственными руками...
   Сьонед отпрянула, когда Оствель попытался взять у нее ребенка.
   - Нет! Он мой!
   - Ты думала, что я отдам его ей? - бросил Оствель, беря ребенка на  руки.
Он ловко и быстро сорвал с ребенка бархатное золотисто-фиолетовое одеяльце и
швырнул его на ковер. - Не сыну Рохана носить цвета Ролстры!
   Дым стал гуще. Страх придал Янте сил  выбраться  из  кровати.  Ее  пальцы
впились в шторы, на лице застыла маска ярости. Придерживаясь за  столб,  она
крикнула:
   - Вы все умрете за это!
   Сьонед подошла к принцессе и оторвала от штор ее пальцы.
   - У тебя есть еще кое-что, принадлежащее мне. - Янте  попыталась  ударить
ее, но Сьонед была быстрее и сильнее. Она поймала запястье Янте и  вывернула
его. Янте застонала и рухнула на кровать, проклиная соперницу, которая сняла
с ее пальца изумруд и вернула перстень на его законное место.
   Янте рванулась из последних сил и гневно прищурилась.
   - Ты смеешь забрать у меня сына? Ну ты, шлюха! Да я зарежу его на  глазах
у тебя и Рохана!
   - Вот она, материнская любовь, - хладнокровно заметил Оствель.
   Янте, шатаясь, поднялась на ноги.
   - Рохан рассказал тебе, как  это  было?  -  крикнула  она  Сьонед.  -  Он
рассказал тебе, как занимался со мной любовью в этой постели? Теперь он мой,
и его сын тоже! Так и должно было быть с самого начала!
   Сьонед внезапно хлестнула ее  по  лицу  тыльной  стороной  руки,  порезав
изумрудом прекрасную щеку. Янте упала на подушки. Теперь  в  ее  глазах  был
страх. Мгновение Сьонед наслаждалась этим  зрелищем,  а  потом  отвернулась.
Тобин взяла ребенка и завернула его в свою тунику. Ребенок  вновь  захныкал:
дым попал ему в нос.
   - Тише, малыш, - успокоила Тобин, качая его. - Маленький принц...
   - Сьонед, надо торопиться, - предупредил Оствель. - Огонь...
   - Да, - сказала она, вновь глядя на Янте.  -  Огонь.  Янте  зашипела  как
кошка.
   - Ты не смогла убить меня раньше, "Гонец Солнца",  не  убьешь  и  теперь!
Ты...
   - Я сделаю то, что  должна  сделать.  Янте,  ты  видела,  как  твой  отец
поджигал постель своей любовницы? - На сей раз Сьонед ударила принцессу так,
что та слетела с кровати. - Но мой Огонь совсем другой.
   Она развела руки так, чтобы Янте могла следить за ними;  изумруд  отражал
полыхавшее за окнами пламя. Сьонед улыбнулась при виде ужаса в темных глазах
Янте. Внутри нее полыхала восхитительная ненависть, дававшая  силу,  Которой
Сьонед никогда не знала раньше. Магия  сладкой,  жаркой,  могучей  ненависти
ткалась из лучей другого, черного  солнца,  соединяя  в  себе  стремление  к
убийству и наслаждение видеть в глазах Янте смертельный страх.
   Однако принцесса все же нашла в себе силы  выпрямиться  и  посмотреть  на
ребенка, которого держала Тобин. Триумф был написан на  ее  лице,  ликование
читалось в глазах. Сьонед захотелось  снова  ударить  Янте,  но  лучше  было
просто убить ее на  месте,  и,  в  ответ  этому  страстному  желанию  внутри
изумруда заполыхал Огонь.  Она  сжалась  в  комок,  чтобы  окутать  пламенем
хихикающую, торжествующую принцессу.
   Коротко сверкнула сталь и тут же погасла,  когда  клинок  вошел  в  грудь
Янте. Принцесса вскрикнула - больше от удивления, чем от боли. На секунду  в
ее глазах вспыхнуло понимание случившегося, а затем они закрылись  навсегда,
и Янте откинулась на спину, вцепившись пальцами в рукоять меча.
   Оствель вырвал меч из тела мертвой женщины  и  вытер  клинок  о  расшитый
драконами гобелен, без колебаний встретив яростный взгляд Сьонед.  Его  лицо
казалось высеченным из камня.
   - Все кончено, "Гонец Солнца", - сказал  он.  Сьонед  хотелось  вцепиться
ногтями ему в лицо и расцарапать его в кровь.
   - Это я должна была убить ее. Она была моя!
   - Нет. Не надо убивать. - Он вложил меч в ножны. - Сьонед, ты сделала то,
за чем пришла. Хочешь остаться  и  посмотреть,  как  ее  сожжет  Огонь?  Все
кончено!
   Она  испустила  хриплый  звериный  вой  и  обернулась,  заставив  кровать
вспыхнуть как соломинку. Загорелись длинные волосы Янте, балдахин и шторы  с
изображением драконов, корчащихся в непристойных брачных танцах,  изрыгающих
Огонь, оскаливших зубы и распустивших когти. Сьонед рванула один из столбов,
он треснул, и горящий балдахин упал на  тело  Янте.  Обрушились  карнизы,  и
Сьонед вскрикнула, когда один из них ударил ее  по  плечу,  лизнул  пламенем
лицо и обжег скулу, едва не задев глаз.
   Оствель оттащил рычащую от злобы Сьонед, по лицу которой катились слезы.
   - Сьонед! Прекрати! Ты слышишь меня? Прекрати сейчас же! - Он  ударил  ее
ладонью по больной щеке, и у Сьонед дернулась голова. Сквозь пелену дыма она
увидела открытую дверь и вскрикнула.
   - Мой сын! Где он? Где?
   - Тобин понесла его вниз, и если мы не последуем за ней, то  сами  сгорим
здесь. Сьонед, все кончено! Янте мертва!
   Она судорожно хватала  ртом  воздух,  тщетно  пытаясь  вырваться  из  рук
Оствеля.  Разум  вернулся  к  ней,  и  она  ужаснулась  тому,  что  лишилась
ненависти, придававшей ей такую силу.
   - Пусти меня! Будь ты проклят за то, что убил ее! Это должна была сделать
я!
   - И что бы ты сказала ему,  когда  он  вырастет?  -  горько  спросил  он,
выволакивая Сьонед из комнаты, где запах горелого мяса Янте уже смешивался с
запахом густого дыма.
   Они, кашляя, пробежали по коридору и скатились вниз  по  лестнице.  Пламя
охватило весь нижний ярус; первыми затлели шторы, а затем ветер разнес искры
по всему этажу. Они не могли выйти из Феруче тем же путем, которым  В9шли  в
него: замок горел.
   Стоя на лестничной площадке, Сьонед  яростно  искала  взглядом  маленькую
фигурку Тобин в белой рубашке и наконец увидела, что  она  вместе  с  толпой
бежит к воротам. Сверток с тепло закутанным ребенком был прижат к ее  груда.
Двор крепости был объят пламенм, деревянные постройки рушились. Дым валил из
нижних окон замка. К  утру  в  Феруче  не  останется  ничего,  кроме  голых,
почерневших камней.
   Кто-то с разбегу врезался в Сьонед; на нем горела одежда. Ее  Огонь.  Она
бы с наслаждением сожгла Янте, но этот человек не был  ее  врагом.  В  замке
творился кромешный ад, и тем, кто остался внутри, она  уже  ничем  не  могла
помочь, но этого человека еще можно было спасти. Спасти, чтобы не испытывать
вины за его смерть. Она опрокинула его наземь и навалилась  сверху,  пытаясь
сбить пламя.  Его  каблуки  разбили  ей  голень  и  отдавили  палец,  и  она
заплакала, прижимаясь к его шее, прося у него прощения и  вдыхая  запах  его
обожженной плоти и своих опаленных волос.  Но  мужчина  завозился  под  ней,
застонал и попытался столкнуть ее со своей спины. Сильные руки.  помогли  ей
подняться и обняли за талию.
   - Сьонед! Скорее! С ним все будет в порядке. Обещаю тебе.
   Она не могла перестать плакать. Даже тогда,  когда  она  помогла  мужчине
встать на ноги, подтолкнула его к воротам и  посмотрела;  как  он,  шатаясь,
выбрался наружу, Сьонед все  еще  всхлипывала,  а  потом  вновь  разразилась
слезами.
   - Мне жаль... Мне так жаль...
   - Я знаю, - раздался низкий, скорбный голос  Оствеля.  Его  руки  тут  же
крепко обняли Сьонед. - Пойдем, а не то мы потеряем Тобин и малыша.
   Сьонед прильнула к нему, и Оствель стал прокладывать тропу сквозь  пекло,
которое было делом  ее  рук.  Испуганные  люди  прорывались  сквозь  главные
ворота, охваченные кольцом Огня. Задыхаясь в  дыму  и  следуя  за  Оствелем,
Сьонед  оглянулась  через  плечо.  Пламя  фонтаном  вздымалось  над  замком,
неистовое и смертельно опасное. Она уничтожила не только  Феруче;  наверняка
многие его обитатели погибли в огне.
   Она провела рукавом по потному лбу, по слезящимся  глазам  и  всхлипнула,
когда ткань коснулась обожженной щеки. Что-то не так, подумала она, и  страх
сжал ей грудь. На ее плече должна была остаться отметина от ее  собственного
Огня, да, так оно и вышло. Но в видении у нее были шрамы над  бровью,  а  не
ожог на щеке.
   - Оствель, этого не должно было случиться! Все пошло не так!
   - Рада Богини, а как ты себе это представляла?  -  хрипло  проворчал  он,
волоча Сьонед за собой вдоль горящих стен замка.,
   - Не так! - Она отпрянула и широко открытыми глазами поглядела на пламя и
поднесла руку к опаленной щеке, чувствуя, как ее  разъедает  соль  от  новых
слез. - Да, этот замок должен был сгореть в Огне не таким образом!  Оствель,
скольких я убила?
   Он заставил Сьонед обернуться и сжал ее лицо ладонями.
   - Прекрати, - решительно приказал он. - Я не позволю тебе взять  грех  на
душу. Ты не виновата ни в одной из этих смертей, слышишь меня, Сьонед?
   - Это был мой Огонь! Мой! О Богиня, что я наделала?
   - Спросишь себя об этом, когда мы будем в безопасности! Сьонед,  я  ударю
тебя и понесу, если понадобится! А теперь пошли!
   Пришлось долго добираться до того места, где они  привязали  лошадей,  но
когда они дошли, оказалось, что животных кто-то украл. Там их  ждала  Тобин,
расхаживавшая  взад  и  вперед  и  тщетно  пытавшаяся  успокоить   плачущего
младенца.  Сьонед  взяла  своего  сына  и   принялась   баюкать,   заливаясь
безмолвными слезами.
   Именно Тобин предложила поискать  убежища  в  опустевшем  гарнизоне  ниже
Феруче.  Большинство  беженцев  предпочло  отправиться  по  главной  дороге,
которая через горы Вереш вела в Марку. Горящий замок освещал все вокруг, и в
этом свете Сьонед видела раны куда  более  серьезные,  чем  ее  собственные.
Оствель спросил какую-то служанку, погиб ли кто-нибудь в пламени, но та лишь
пожала плечами.
   - Насколько я знаю, нет. Большинство было  во  дворе,  пило  за  здоровье
принцессы и новорожденного. - Лицо женщины внезапно сморщилось. -  А  теперь
она умерла, и младенец, и три других мальчика тоже...
   Мужчина, шагавший с ней рядом, сказал:
   - Когда об этом узнает верховный принц,  я  и  монеты  не  дам  за  жизнь
каждого, кто в этот день оказался в Феруче.
   Я не знаю вас. Должно быть, вы приехали  с  лордом  из  Кунаксы,  который
прискакал несколько дней назад. Посоветуйте своему хозяину как можно  скорее
исчезнуть. Я и сам собираюсь сделать то же.
   Выслушав это, Сьонед слегка поколебалась, а потом потянулась к Оствелю  и
взяла его за руку.
   - Оставь все как есть, - прошептала она. - Наверно, я  никогда  этого  не
узнаю. - Сьонед прошла еще несколько шагов, а потом горько добавила:
   - По крайней мере я знаю, что  собиралась  убить  Янте,  и  несу  за  это
ответственность.  -  Она  крепко  прижала  к  себе  ребенка.  -  Ниже  моего
достоинства делать вид, что это был несчастный случай.
   Вскоре они отделились от толпы, незаметно скользнув в придорожные  скалы.
Когда последние беженцы прошли мимо, они вылезли и принялись  спускаться  по
каменистой тропе, которая вела  в  гарнизон.  Близился  рассвет,  когда  они
достигли намеченной цели. Укрывшись внутри, они  стояли  у  выбитых  окон  и
следили за  тем,  как  высоко  на  скалах  догорает  Феруче.  Сьонед  качала
испуганного младенца и не отдавала его ни  Тобин,  ни  Оствелю  даже  тогда,
когда принцесса предложила заняться ее ожогами на плече и щеке.
   - Нет. Мне не больно. Оставьте меня одну.
   У Тобин хватило мудрости не докучать ей. Сьонед, скрестив ноги, сидела  в
дверном проеме, держа в объятиях наконец-то уснувшего сына,  и  смотрела  на
горящий замок. Пока ребенок находился у нее на руках, можно было  не  думать
ни о прошлом, ни о будущем. Пусть Тобин и Оствель заботятся о  том,  как  им
вернуться в Стронгхолд. А у нее на это не было сил.
   Она опустила глаза на изумруд, снова занявший место на  ее  руке.  Пламя,
горевшее на вершине скалы, отражалось в глубинах  камня,  смешиваясь  с  его
собственным огнем и собственной  таинственной  жизнью.  Как-то  давным-давно
Андраде сказала ей, что если очень захотеть и как  следует  постараться,  то
видение станет явью. Да, она захотела и постаралась, и теперь на руках у нее
бил ребенок и ожог на плече, который превратится в глубокий, широкий шрам.
   Но другой ожог был у нее на щеке; ожог, которого не должно было  быть,  и
пульсирующая, саднящая боль стала жгучим напоминанием о том, что сила делать
видения реальностью - это еще не мудрость...

***

   Над  Речным  Потоком  вставал  рассвет,  такой  же  чистый,  как   бивший
неподалеку  родник,  и  Уриваль,  начавший  было  сплетать  солнечные  лучи,
задержался,   чтобы   насладиться   красками   утра.   Они   были   нежными,
розовато-серыми  и  кое-где  зеленовато-золотистыми,  смешанными  с  хрупкой
голубизной неба, напоминавшей фиронский хрусталь. Пока  сенешаль  летел  над
Сиром, Луговиной и холмами Вере, усиливавшийся свет делал эти  краски  более
яркими. И все же в них еще оставалось что-то туманное, неуверенное  в  себе,
робкое, застенчивое и прекрасное.
   Но цвета, встававшие над скалами Пустыни, были резкими и грубыми: в  небо
поднимались спирали черно-серого  холодного  дыма.  Он  увидел  обуглившиеся
руины того, что недавно было замком, и испытал такое потрясение, что тут  же
забыл о прекрасном рассвете. Уриваль искал признаки жизни и нигде не находил
их. Тут и там язычки пламени долизывали остатки стропил,  но  все  остальное
казалось мертвым и черным. Отдалившись от крепости,  фарадим  заметил  кучки
людей с ввалившимися глазами, пробиравшихся  через  горы  на  запад.  Их  на
несколько мер опередила группа - всадников; трое из них, нет,