ла  Ролстру
улыбнуться. Пока не придет время,  это  будет  их  тайной.  Его,  Янте...  и
Рохана.
   Пандсала сделала глоток вина... и вдруг побелела, с ужасом глядя на чашу.
Ролстра чуть не лопнул со смеху.
   - Вот это да! Ты решила, что там дранат? Не будь дурой, Пандсала! У  меня
и времени-то не было, чтобы добавить в вино наркотик! - Он взял у нее из рук
чашу и выпил, хохоча во все горло.
   Пандсала успокоилась, но в глазах ее еще стоял страх. Ролстра наслаждался
этим, зная, что теперь дочь не сможет ни пить, ни есть, пока  не  преодолеет
оцепенение, в которое она  впала  при  одной  мысли  о  дранате.  Постоянная
неуверенность заставит ее быть честной. Впрочем, он все равно не  собирается
доверять ей.
   - Итак, каждый из нас справился с первым испытанием,  -  довольно  сказал
он. - Я не стал пользоваться дранатом, чтобы  сломить  твою  волю,  а  ты  с
помощью солнечного луча подтвердила то, что я уже знал. - Он поднял чашу.  -
Выпьем за взаимное доверие, моя дорогая?

***

   Полуденное солнце пекло непокрытую голову и спину Рохана.  Он  знал,  что
вскоре придется остановиться и найти укрытие от страшного зноя. Утро  прошло
в полной тишине. Они проехали мимо опустевшего гарнизона  у  стен  Феруче  и
углубились в Пустыню, пытаясь держаться поближе к холмам, где еще оставалось
немного тени. Он специально ехал впереди, чтобы не смотреть на Сьонед, и был
благодарен жене за то, что она дала ему такую возможность.
   Обычно он выезжал в Пустыню, когда был  озабочен  или  чем-то  расстроен.
Красота этой земли утешала принца. Там, где другие видели только пустоту, он
видел свободу. Безбрежные золотые пески и  бесконечное  небо  добавляли  ему
уверенности в себе и в том, что  ответы  на  все  вопросы  будут  непременно
найдены; надо только поискать хорошенько, как ищут воду в Пустыне. Здесь  не
было границ ни его землям, ни его  мечтам.  Можно  было  свободно  думать...
чувствовать... жить.
   Но сейчас Пустыня угрожала ему. Долгие Пески были слишком огромными, небо
слишком необъятным. Они  нависали  над  ним  и  то  гневно  кричали,  требуя
защитить их свободу, то пронзительно вопили, что он один, -  один  и  больше
никогда не получит ответа на свои вопросы. Мечты ушли,  как  вода  в  песок.
Черпать силу в Пустыне было отныне бесполезно, а искать опору в Сьонед он не
имел права. Рохан  повернул  лошадь  к  холмам,  разглядывая  их  в  поисках
прохладного убежища. Он слышал позади  мягкий  топот  копыт  и  позвякивание
уздечки, когда конь Сьонед поворачивал голову. Он не мог оглянуться, не  мог
посмотреть в глаза жены. Вместо этого принц взглянул на небо,  где  внезапно
появилась темная тень. Дракон.
   Он перевел дыхание и услышал за спиной удавленный вскрик Сьонед. Одинокий
дракон летел к ближайшим дюнам, рассекая крыльями голубое  небо.  О  Богиня,
подумал Рохан, может ли быть что-нибудь прекраснее?
   Однако когда в небе появился другой дракон и  бросил  вызов  первому,  он
понял, что сейчас произойдет. - Сьонед! Скорее!
   Он быстро направил лошадь к укрытию, образованному низким выступом  бурой
скалы.  Оказавшись  под  навесом,  они  попытались  успокоить   перепуганных
животных. От криков драконов дрожала земля. Сьонед  склонилась  на  гриву  и
натянула поводья так, что голова  коня  прижалась  к  груди.  Рохан  пытался
удержать свою лошадь, схватив уздечку у самой  морды  и  заставляя  животное
крутиться на месте.
   Вдруг конь  Сьонед  резко  вскинулся,  и  Сьонед  вскрикнула,  ударившись
затылком о скалу. Рохан попытался подхватить жену, но промахнулся и чуть  не
вылетел из седла. Сьонед упала, неловко подвернув потерявшую стремя ногу,  и
неподвижно застыла на земле. Освободившееся животное галопом вылетело из-под
карниза.
   Рохан выскользнул из седла и накрутил  поводья  на  руку,  поскольку  его
лошадь бешено рвалась вслед за первой.
   - Сьонед... - Он наклонился, прикоснувшись к ее лицу свободной рукой и  в
то же время стараясь удержать лошадь. - Сьонед!
   Крики драконов эхом отразились от скалы, и лошадь дико  заржала,  пытаясь
вырваться на свободу. Рохан застонал от боли и разжал пальцы. Лошадь тут  же
бросилась бежать.
   Когда  руки  Рохана  прикоснулись  к  голове  Сьонед,   женщина   открыла
блестевшие от боли глаза.
   - Спокойно, - сказал он. - У тебя шишка на затылке и подвернута  лодыжка.
Не двигайся.
   Она взяла его за руку, осмотрела след,  оставленный  врезавшейся  в  кожу
уздечкой, а затем уставилась на песок.
   - Это пустяки, - еле слышно проговорила она. Почему-то эти слова  привели
Рохана в дикую ярость. Он вскочил на ноги и бешено уставился на Сьонед.
   - Пустяки! - вскричал он, дрожа от гнева.  -  Все  пустяки,  не  так  ли?
Абсолютно все! Посмотри на нас! -  зарычал  он,  впервые  полностью  утратив
власть над собой. - А мы сами разве не пустяк?
   Она поглядела на мужа со страшным спокойствием и ничего не сказала. Рохан
резко повернулся, прижался дрожащим телом к скале и вперил взгляд в Пустыню.
Распростершие крылья драконы стояли неподалеку, охваченные той  же  яростью,
что и он сам. Они сделали стремительное движение, и битва началась.
   Рохан остолбенел. Снова повторялся его адский  сон,  только  на  сей  раз
драконы были не в пещере. Казалось, ожила сцена, вышитая на  гобелене.  Один
дракон   был   зеленовато-бронзовым,   другой    коричневым,    с    черными
переливающимися пятнами на голове и боках; оба широко открыли пасти,  откуда
капала кровь. Внутренняя сторона расправленных крыльев слабо поблескивала на
солнце. Они снова и снова бросались  друг  на  друга,  проливая  все  больше
крови. В  воздухе  стоял  тяжелый,  приторный  запах.  Они  взмывали  ввысь,
сшибались грудью, возбужденные, первобытно-непристойные... и прекрасные.  Их
крики и яростные броски дрожью  отзывались  в  теле  Рохана,  разгоняли  его
кровь. Он издал негромкий гортанный звук и вцепился в  скалу;  глаза  принца
превратились в щелочки.
   Прикосновение к его руке показалось Рохану  ударом  меча.  Он  пристально
посмотрел в  ее  глаза,  такие  спокойные,  такие  холодные,  и  тут  дрожь,
сотрясавшая его тело, наконец нашла выход. Сьонед испуганно отшатнулась.
   - Рохан...
   Он притиснул Сьонед к груди, она всхлипнула,  на  мгновение  прильнула  к
нему, и что-то дикое, звериное, похожее на бушующий в степи пожар, пробежало
по их телам. Рохан повалил ее навзничь,  заставил  выгнуть  спину,  с  силой
откинул Сьонед голову и  овладел  ее  губами  с  той  же  яростью,  с  какой
собирался овладеть ее телом.
   Тяжело дыша, Сьонед откатилась в сторону.
   - Нет! - прошипела она, пылая гневом, и Рохан ударил жену так сильно, что
у нее дернулась голова, а из губы брызнула кровь.
   - Ты не будешь обращаться со мной так же, как с ней! - вскрикнула Сьонед.
   Предсмертный вопль дракона пронзил его мозг, и Рохан замер.  Лицо  Сьонед
было искажено ненавистью, пальцы скрючились как  когти,  готовые  выцарапать
ему глаза, если он еще раз прикоснется к ней. Задохнувшийся Рохан отшатнулся
и упал на колени. А дракон-победитель взмахнул огромными, обагренными кровью
крыльями и улетел, оставив на песке труп поверженного врага.
   Я хуже варвара.  Я  дикарь.  Все  его  попытки  казаться  цивилизованным,
разумным, честным были тщетными. Он отпустил Янте, когда  должен  был  убить
ее, когда это было совершенно необходимо... и почему? Из-за  сына,  которого
Сьонед  никогда  не  даст  ему.  Он  был  дикарем  со  страстью  к  насилию,
стремящимся любой ценой вернуть то, что у него отобрали.  Похоть,  жадность,
ревность, насилие... Кем он стал? Только тем, кем был всегда. Но ему никогда
не хватало смелости признаться в этом.
   На него упала тень холма, остудив обожженную  солнцем  кожу  на  спине  и
плечах. Он сел, едва понимая, что после полудня прошло всего лишь  несколько
минут и что придется еще долго ждать, прежде чем  можно  будет  выступить  в
поход. Пешком. Ночью. Тогда у них будет шанс выжить.
   Он засмеялся. Грубый, резкий звук вырвался из его горла. Выжить. Отличная
штука. Он мог думать, делать и чувствовать какие угодно гадости,  а  упрямый
мозг продолжал нашептывать, что необходимо  выжить...  Действительно,  очень
смешно. Он прижал колени к груди и рассмеялся,  раскачиваясь  всем  телом  и
закинув голову к небу, словно призывая его разделить с ним веселье.
   Сьонед отодвинулась к дальнему  краю  карниза  и  зажала  уши,  чтобы  не
слышать этого леденящего душу смеха. Нужно было подойти к нему;  она  знала,
что обязана сделать это, но не могла себя заставить. Хохот Рохана бросал  ее
в дрожь.
   Когда снова настала тишина, Сьонед оперлась о скалу и с трудом  выпрямила
ноющее от боли тело. Рохан сидел ссутулившись,  положив  голову  на  колени;
рана  в  плече  вскрылась,  и  тонкая  струйка  крови  стекала  по  спине...
Сгустились и удлинились тени, а она все еще не сводила с него глаз.
   Наконец она поднялась и захромала по песку. Он дрожал, по коже  пробегали
желваки судорожно сжимавшихся мускулов. Сьонед опустилась на  колени,  не  в
силах заговорить или прикоснуться к  нему.  Принц  медленно  поднял  голову.
Глаза его стали темными и пустыми.
   - Знаешь, мы не умрем.
   Она безмолвно кивнула, не понимая, о чем идет речь.
   - Я хотел умереть. Но я слишком большой трус. - Его  тело  сотряс  не  то
тяжелый вздох, не то всхлип. - Я должен жить, чтобы убивать. Ты  никогда  не
поймешь этого парадокса.
   Слезы медленно катились по ее щекам. Рохан подхватил одну из них кончиком
пальца и мгновение внимательно разглядывал ее. Когда принц поднял  глаза,  в
них вновь горела жестокая боль.
   - Я не стою этого, - прошептал он. - Ох, Сьонед, что я наделал?

Глава 26

   Битва, которой так жаждал принц Ястри, состоялась на следующее утро после
прибытия принцессы Пандсалы. Вскоре после рассвета армия  верховного  принца
атаковала войска лорда Чейналя. Ночью она перешла реку по мосту и  вышла  на
главную северную дорогу; второй мост был на  скорую  руку  наведен  ближе  к
расположению армий. Чейн, срочно поднятый по тревоге, удовлетворенно кивнул,
приказал войскам без лишнего шума приготовиться к бою и  стал  ждать  атаки.
Его командиры горели желанием ринуться на штурм и сжечь мосты,  но  у  Чейна
были на этот счет свои планы..
   Конники  принца  Ястри,  действовавшие  южнее,  перешли  реку   вброд   и
устремились вперед. Этот маневр был предпринят с целью отвлечь противника от
направления  главного  удара,  который  наносил  Ролстра.   Но   замысел   и
осуществление замысла - совершенно разные вещи.  Ястри  и  его  нерегулярный
кавалерийский отряд, состоявший из юных высокородных, совершенно растерялись
под градом стрел и копий, встретив сопротивление  намного  раньше,  чем  они
рассчитывали.  Как  ни  взбешен  был  молодой  принц,  его  отряду  пришлось
беспорядочно отступить. Под ударами лучников  Пустыни  и  при  переправе  он
потерял тридцать девять человек из сотни  всадников.  Лорд  Давви,  которому
Чейн поручил организовать засаду, почти не понес потерь и вернулся  как  раз
вовремя, чтобы примкнуть к основным силам.
   Но во второй половине дня войска Ролстры заняли плацдарм на левом  берегу
реки и яростно защищали его. Чейн отошел, позволив им оставить за собой этот
клочок земли, так как не хотел нести больших потерь, которых  потребовал  бы
штурм. Он выдвинул на переднюю линию достаточное количество лучников,  чтобы
не дать противнику продвинуться дальше, а тем  временем  призвал  к  себе  в
шатер командиров отрядов, Мааркена и лорда Давви.
   - Итак, наши потери  составляют  восемнадцать  всадников,  тридцать  семь
пехотинцев и четырнадцать лучников, -  подвел  итог  Чейн  после  того,  как
принял рапорты. - Разведчики сообщили, что потери  врага  вдвое  больше,  но
ведь и численность их в два раза превосходит нашу. Война  на  измор  нам  не
подходит. - Он поигрывал столовым ножом, подаренным  Тобин,  и  наблюдал  за
игрой света на рубинах и стали. - Но теперь у нас есть одно преимущество.
   Лорд Давви выразил общее удивление одним словом:
   - Какое?
   Чейн принужденно улыбнулся.
   -  Я  оцениваю  их  численность  самое  большее  в  семьсот  человек.   К
завтрашнему утру половина их будет на этом берегу реки. Мне нужны постоянные
доклады о числе переправившихся ночью людей, лошадей и провианта.
   - Нам давно следовало сжечь эти мосты, милорд...
   - Нет, Грайден, - сказал он командиру охраны Радзина. - Пока  нет.  Когда
половина их будет у нас в руках - вот тогда мы и сожжем  мосты.  -  Он  взял
начерченную на пергаменте карту и провел по ней  кончиком  ножа.  -  Я  хочу
показать Ролстре кое-что новенькое.
   - А почему не сделать это прямо  сейчас,  пока  их  слишком  мало,  чтобы
оказать серьезное сопротивление? - спросил лорд Давви.
   - Дело в  том,  что  я  хочу  разбить  армию  верховного  принца  в  двух
сражениях. Две битвы - это все,  что  мы  можем  себе  позволить.  Когда  мы
уничтожим половину его войска, то перейдем Фаолейн и сделаем то же с  другой
половиной.
   - Но если мосты будут сожжены...
   - На этот счет у  меня  тоже  есть  кое-какие  мысли.  Нет,  Грайден,  не
торопись созывать саперов и начинать валить деревья. Наши мосты будут совсем
другими, чем у Ролстры. Вопросы есть? - Чейн по очереди взглянул на  каждого
и увидел, что люди озадачены. Так и должно было быть.
   Очень давно Зехава научил его как  можно  дольше  держать  в  тайне  план
предстоящего сражения, И дело тут было не  в  боязни  измены,  а  в  простой
осторожности. - Отлично. Все свободны.
   Мааркен остался в шатре и принялся чистить амуницию отца. Чейн  наблюдал,
как мальчик сел на ковер около оправленной в  стекло  лампы.  Умелые  пальцы
взялись за работу и принялись счищать со стали тонкий слой пыли.
   - Тебе давно пора спать, - сказал он.
   - Оруженосец не спит до тех пор, пока не уснет его господин.  Или  вообще
не спит, - ответил Маркен. Чейн улыбнулся.
   -  Интересно  было  бы  попробовать...  А  сейчас  выкладывай,  что  тебя
беспокоит.
   Мальчик поднял глаза, а затем снова поглядел на свою работу.
   - Отец, чтобы поджечь мосты, тебе не понадобятся ни лучники, ни стрелы. У
тебя есть я.
   У Чейна голова пошла кругом. Он никогда не обращал внимания на то, что  у
"Гонцов Солнца" есть различные ступени обучения, да и вообще узнал о наличии
определенной иерархии лишь тогда, когда Сьонед начала обучать Тобин.  Десять
колец имел только  лорд  или  леди  Крепости  Богини,  семь  колец  означали
мастера-фарадима...
   - Мой Огонь не причинит большого вреда мостам, потому  что  если  я  буду
осторожен, то смогу мысленно  остановить  его.  ...  Пять  для  закончившего
обучение фарадима, три для ученика...
   - Мне даже не нужно будет к ним приближаться. Достаточно видеть то место,
где ты прикажешь зажечь  Огонь.  ...  И  одно  кольцо,  дающееся  за  умение
вызывать Огонь. Чейн внимательно посмотрел  на  лишенные  колец  руки  сына,
которые усердно оттирали воображаемое пятно на мече.
   - Не будет никакой опасности,  отец.  Никакого  отряда,  который  мог  бы
встревожить Ролстру. Я справлюсь.
   - Когда мосты загорятся, на них будут люди. Эти люди умрут. - Он дождался
того, что Мааркен посмотрел на него, и выдержал взгляд ярко-голубых глаз.  -
Я не хочу, чтобы ты отвечал за это.
   - Андраде -  союзница  Пустыни.  Она  тоже  против  Ролстры,  -  напомнил
Мааркен.
   - Но не для того, чтобы убивать.
   - Но ведь ты убиваешь, - последовал спокойный ответ. - Вот твое оружие. -
Он поднял меч. - А моим оружием станет Огонь.
   - Нет! - закричал на сына испуганный Чейн. - Если ты не  видишь  разницы,
то вообще не воспользуешься ни тем, ни другим, пока я могу остановить  тебя!
Я хочу, чтобы ты вырос и в один прекрасный день стал лордом  Радзина,  а  не
человеком вне закона, осужденным за злоупотребление даром фарадима,  который
вовсе не должен быть для тебя главным!
   Меч вырвался из рук Мааркена и с серебряным звоном ударился о лежавший на
ковре щит.
   - Значит, вот как ты считаешь, - прошептал сын. Щеки его побелели. - Так,
да?
   - Да. И  мне  понадобилось  много  времени,  чтобы  понять  это.  -  Чейн
сокрушенно покачал головой. - Ты  понимаешь,  что  наделала  Андраде,  когда
устроила свадьбу своей сестры с твоим дедом?
   - Я думал об этом.  Меат,  Эоли  и  принц  Ллейн  сделали  все,  чтобы  я
хорошенько задумался. Я родился таким как есть и не  могу  измениться,  даже
если бы и захотел. Но ведь я не один такой, правда? Когда у Сьонед  появятся
дети, они тоже будут наделены даром. Принц и  "Гонец  Солнца"  одновременно.
Как ты думаешь, кем мы будем, отец?  Безумно  сильными  и  готовыми  убивать
каждого встречного? Ты так думаешь обо мне? - горько спросил он.
   Чейн закусил губу, а затем промолвил:
   - Я думаю, что у меня есть сын, которым я  могу  гордиться.  Маркен,  мир
меняется, и меняют его такие люди, как ты. Одни рождаются  для  одного  вида
власти, другие - для другого.
   - Но только не мы с Андри. Мы вырастем и будем управлять землями, которые
ты дашь нам, или будем под началом у Андраде? - Его глаза стали задумчивыми.
- Так кем же я должен стать, отец?
   Рохан понял бы его, внезапно подумал - Чейн. Рохан любил драконов, но был
вынужден убить одного из них, и после этого решил  жить,  руководствуясь  не
правом меча, но правом закона. Рохан бы понял  метания  Мааркена.  А  Сьонед
поняла  бы  его  еще  лучше,  потому  что   каждый   день   сталкивалась   с
необходимостью выбирать...
   Чейн имел право сделать этот выбор за сына, и он его сделал.
   - Я твой отец и твой командир. Ты вдвойне обязан подчиняться мне.  Ты  не
зажжешь Огонь, Мааркен. Я запрещаю. Понял?
   Какое-то  мгновение  в  Мааркене  шла  борьба  между   сопротивлением   и
облегчением, однако вскоре он послушно склонил голову.
   - Да, отец...
   Однако оба они знали, что это только отсрочка.  Выбор  был  неизбежен,  и
однажды Мааркен сделает его сам.
   - Пойдем, - сказал Чейн. - Пора ложиться, даже если мы и не уснем. Первое
правило войны: солдатам должно  казаться,  что  у  их  командира  не  бывает
бессонницы...
   В Стронгхолде не было лучшего места, чтобы следить за приближением врага,
чем Пламенная башня. Тобин и Маэта стояли у окон, наблюдая за сотней  конных
меридов. Боевая упряжь сверкала в последних лучах заходящего солнца. Женщины
обменялись взглядами.
   - Они начнут штурм ночью или отложат его на утро? - спросила Тобин.
   - На рассвете, -  ответила  женщина-воин.  -  Погляди-ка,  они  разбивают
лагерь прямо в тени крепостных стен! Самодовольные кретины. Они  ведут  себя
так,  словно  уже  подняли  над  Стронгхолдом  свой  флаг.  -  Она   зловеще
улыбнулась. -Добрая будет битва!
   Они начали спускаться вниз, и Тобин сказала:
   - Чейн тоже порадовался бы их беспечности. Между прочим, Маэта, я неплохо
стреляю. Там у ворот есть прекрасная маленькая ниша. Мне в ней будет удобно,
как в собственной перчатке.
   - Если ты хочешь спросить, не боюсь ли я твоего мужа, то  так  и  спроси.
Нет, не боюсь. Пусть кричит сколько угодно  за  то,  что  я  позволила  тебе
принять участие в бою. Это место твое, как и те мериды, которых  ты  сумеешь
уложить. - Она засмеялась. - Неужели я забыла, что стрелять тебя  учила  моя
мать?
   Очевидно,  школа  Мирдаль  была  достаточной  рекомендацией,  чтобы  тебя
приняли в любой отряд.
   - Я подыщу себе лук нужного веса и к рассвету буду готова.
   - А как насчет твоих мальчишек? Знаешь, запереть их в комнате не удастся.
Может, разрешишь  им  подносить  стрелы?  Я  поставлю  их  первыми  номерами
эстафеты, они встанут на внутреннем дворе и будут там в безопасности.
   - Спасибо. Я понятия не имела, что с ними делать. А  так  они  будут  при
деле и не полезут на стены.
   Задолго до рассвета Стронгхолд безмолвно изготовился к отражению  штурма.
Тобин  в  костюме  для  верховой  езды,  украшенном  драгоценными   камнями,
устроилась в узкой нише у ворот, предназначенной  как  раз  для  этой