ось красного пятна.
   - Канна! - выругался Сарио.
   От злости он даже стал плеваться. Схватив Элейну за руку, потащил  ее  за
собой по длинному коридору, ведущему в покои Аласаис. Редкие  слуги  спешили
по своим делам в этот утренний час. Они смотрели на них безмолвно  Никто  не
задавал вопросов Верховному иллюстратору Сарио.
   Элейна,  еще  не  оправившаяся  от   потрясения,   шла   за   Сарио,   не
сопротивляясь.  Горячее  масло  сожгло  написанный  кровью  рисунок.  "Матра
Дольча, смилуйся над ним. Ведь он еще  ребенок,  совсем  мальчик,  как  Твой
собственный".
   Аласаис не спала. Она сидела на покрытом шелком диване. Принцесса подняла
глаза, когда они вошли, но никак не отреагировала на крик ужаса, вырвавшийся
из уст Элейны. Просто продолжала спокойно  вышивать.  Сарио  потащил  Элейну
дальше, в комнату с единственной дверью.
   Втолкнул ее внутрь, закрыл за  собой  дверь  на  ключ  и  остановился,  с
ненавистью глядя на нее.
   - Как они научились говорить через рисунки? Почему меня не  поставили  об
этом в известность?
   Да, он настоящее  чудовище  -  его  нисколько  не  беспокоит  только  что
совершенное преступление.
   - Это был Агустин! - Из груди  Элейны  вырвался  короткий  всхлип.  -  Он
мертв?
   - Обожжен наверняка. И скорее всего, мертв. - Сарио пожал плечами.  -  Ты
меня использовала, Элейна. - В его голосе зазвучали  печальные  нотки.  -  Я
предложил тебе знание, но ты ответила мне черной неблагодарностью! А  они!..
Они сохранили такое открытие в тайне от меня, сообщив о  нем  лишенной  Дара
женщине!
   Элейна  не  выдержала.  Она  не  могла  допустить,  чтобы  Вьехос  Фратос
присвоили себе их общее с Агустином открытие.
   - Это не их открытие, - с  триумфом  воскликнула  она  и  по  удивленному
выражению глаз Сарио поняла, что стрела достигла  цели.  -  Мы  с  Агустином
придумали, что таким способом можно разговаривать друг  с  другом.  И  никто
другой. Нам не нужно твое Фолио...
   - Бассда! - Ярость Сарио заставила Элейну умолкнуть. - Ты?  Ты!  Лишенная
Дара и не имеющая подготовки... - Он коснулся  своего  Ключа,  словно  хотел
погладить, и на его лице возникло странное выражение. - Подумать только, мне
удалось найти всего одного подходящего человека, и тот оказался женщиной!
   Однако Сарио взял себя  в  руки  и  показал  в  дальний  конец  маленькой
комнатки,  где  стояла  кровать.  Кроме  того,  тут  были  стол,  стул,  два
мольберта, краски, закрытый ларец и несколько прислоненных к стене полотен.
   - Ты останешься здесь.
   - Что вы собираетесь со мной сделать?  -  На  Элейну  неожиданно  низошло
невероятное спокойствие, гнева и страха как не бывало.
   Сарио подошел к  одному  из  мольбертов  и  снял  с  него  покрывало:  ее
Пейнтраддо. Ему удалось узнать все секреты Элейны: Луса до'Орро в ее  глазах
и на лице, в руке зажата кисть.  Какая  прекрасная  работа!  Во  рту  у  нее
появился  странный  привкус,  напоминающий  пепел  сожженной  бумаги.  Сарио
коснулся своего пальца языком, а потом прижал его к  нарисованным  губам  на
портрете.
   - Он закончен. Я ничего не могу с тобой сделать, эстудо мейа. Тебе больше
не нужно бояться ни  иллюстраторов  Грихальва,  ни  меня.  Я  выполнил  свою
половину договора, несмотря на то, что ты меня предала. - Он  сказал  это  с
обидой, словно мальчишка, жалующийся на какую-то детскую несправедливость. -
Если я сожгу картину, чтобы наказать тебя, то погибну.
   - Ты убил Агустина, - прошептала она.
   Оставалась  надежда,  что  Агустин  лишь  обожжен.  Пергамент  не   успел
загореться по-настоящему. Матра Дольча, помоги ему!
   Сарио больше не обращал на нее внимания, он погрузился в свои  чудовищные
заботы.
   - Вчера у меня начали болеть руки, появился жар, но ощущения были такими,
словно это происходило не с моим телом. На миг перед глазами все помутилось,
но затем прошло. И я понял, они попытались  свершить  Чиеву  до'Сангва.  Мне
стало ясно, что кто-то меня предал. Но я и представить себе  не  мог,  чтобы
кто-то научился разговаривать посредством картины! Я сам должен был до этого
додуматься! - Он замолчал, точно  к  чему-то  прислушиваясь,  и  поспешил  к
двери.
   Ключ повернулся в замке, наступила тишина.
   Матра эй Фильхо! Что случилось с Агустином? Элейна бросилась на постель и
дала волю слезам.
   Прошло какое-то  время,  прежде  чем  она  немного  успокоилась.  Ничего.
Никого. Ее охватила слабость, она не  могла  пошевелиться.  Может  быть,  он
заключил ее внутри картины. Может быть, воздух стал таким  тяжелым,  что  не
дает  подняться  с  кровати.  Никакой  скорби,  лишь   краска   и   полотно,
зачарованные границы бытия - навеки и навсегда.

Глава 87

   Было темно. Почему так быстро наступили сумерки? Где  она?  Элейна  села.
Заскрипела  кровать.  Комната  показалась  незнакомой,   смутные   очертания
медленно перемещались на противоположной  стене,  мольберты  вырисовывались,
словно непристойные человеческие фигуры, выставившие ноги и огромные животы.
   Элейна вспомнила. Ей пришлось закрыть глаза, потому что возникшие  образы
ослепили ее, будто кто-то включил в темноте лампу. Она спала, в то время как
умирал Агустин, если смерть не настигла его  раньше.  Матра  эй  Фильхо!  Ее
любимый Агустин. Элейна  с  трудом  сдержала  рвавшееся  из  груди  рыдание.
Услышала, как повернулся в замке ключ.
   Она успела встать, когда дверь распахнулась и в комнату  вошел  Сарио.  В
одной руке он держал лампу, в другой поднос с обедом: баранина, хлеб,  овощи
и рыба в чесночном соусе с таким сильным ароматом, что Элейна  почувствовала
его через всю комнату. А еще он принес бутылку белого вина, дабы утопить  ее
горе.
   Элейна ела, отказываться было глупо. Тишина  окутывала  ее,  как  толстый
слой краски, наложенный на холст, чтобы скрыть нарисованную на нем  картину.
Когда Сарио ушел, забрав лампу и поднос, стало так темно,  что  ей  пришлось
снова лечь.  Он  явно  не  хотел  оставлять  ей  огонь:  ведь  Элейна  могла
попытаться  отомстить  ему  и  сжечь  какое-нибудь  из   его   заколдованных
произведений - в надежде причинить боль.  Если  бы  у  нее  появилась  такая
возможность той ночью, она воспользовалась бы ею не задумываясь.
   Утром Сарио вернулся с булочками, овечьим сыром  и  чаем.  И  смутил  ее,
окинув пристальным взглядом.
   - Я предоставляю тебе выбор, - наконец заговорил он. - Не  могу  спокойно
смотреть, как умирает талант - в тебе, которая должна была родиться с Даром.
Я буду продолжать тебя учить, если ты захочешь.
   - Никогда! Никогда я не соглашусь брать уроки у чудовища, убившего  моего
брата!
   Сарио кротко вздохнул. Теперь, при свете дня, он казался таким  серьезным
и разумным.
   - Я верю в твой талант, Элейна. А кто еще? Кто научит тебя тому,  что  ты
стремишься узнать?
   По правде говоря, никто.
   Сарио принес карандаши и бумагу. Подошел к окну. Внизу, во дворе,  начали
распускаться кровавые цветы. Шесть дней  до  Кануна  Миррафлорес.  Он  начал
рисовать.
   Этот человек разбил ее жизнь и расправился с любимым братом.
   Элейна отвернулась и села на кровать, зажав  ладони  меж  коленей,  чтобы
руки не выдали ее волнения. Через некоторое время, не  проронив  ни  единого
слова извинений или упреков, Сарио ушел и запер за собой дверь.
   Однако днем он явился снова.
   - Только я в состоянии раскрыть перед тобой все секреты иллюстраторов,  -
сказал он.
   - Вы убили Агустина, - прошептала она. Все секреты. Матра Дольча,  защити
меня от искушения! Сарио снова направился к окну  и  стал  рисовать.  Элейна
слегка повернулась в его  сторону,  чтобы  видеть  со  спины  его  фигуру  и
уверенные движения рук. Она встала, но не для того, чтобы смотреть на  него.
Сарио - самое настоящее чудовище. И так много всего знает.
   Элейна приблизилась на два шага. Он продолжал работать, делая вид, что не
замечает ее. Как ему удается положить штрихи  таким  образом,  что  лепестки
принимают столь удивительный оттенок красного?
   Матра эй Фильхо, наверное, она сама чудовище. В этот миг  Элейна  поняла,
что не может противиться Сарио,  и  ненавидела  себя  за  это.  И  попросила
карандаш и бумагу.
   Он провел с ней весь день до самого вечера. Видимо, Ренайо находился  под
его полным контролем, и Сарио не нужно было  постоянно  следить  за  Великим
герцогом.  Слуга  принес  ужин.  Сарио  удалился,  только  когда  сгустились
сумерки. Он закрыл все краски и кисти и оставил Элейну без лампы. Однако еще
не совсем стемнело.
   И  она  принялась  исследовать  свою  темницу.  На  одном  из  мольбертов
по-прежнему стоял ее портрет, светотени играли на черных волосах  и  зрачках
глаз. Простая красота картины вызвала слезы,  они  полились  сильнее,  когда
Элейна заметила, что по краю Пейнтрадцо  идет  изысканный  узор  из  Золотых
Ключей. Они оба чудовища. Ей не следует об этом забывать!  Элейна  с  трудом
отвела взгляд.
   На  другом  мольберте  она  увидела  портрет  Ренайо.  Множество  этюдов,
сделанных с придворных и слуг, устилали пол -  ненужные  отходы,  и  все  же
каждый из них  кричал  о  гении  Сарио.  Элейна  приложила  ухо  к  замочной
скважине,  но  ничего  не  услышала.  Тогда  она  стала   изучать   полотна,
прислоненные к стене. Нашла наполовину законченный портрет Эдоарда. И  почти
завершенный портрет Беатрис. Несколько пейзажей, старая усадьба - Элейна  не
смогла ее узнать, и трогательная акварель в светлых тонах,  на  которой  был
изображен умытый дождем двор.
   В самом темном углу лицом к стене  стояли  три  большие  картины.  Элейна
осторожно перевернула их.
   Матра Дольча! Первая -  великолепный  портрет  Андрее  Грихальвы.  Элейна
разглядела искусно наложенные тайные письмена - впрочем, прочитать их она не
сумела. Сарио еще не успел ее этому научить.  Но  она  догадалась,  что  они
означали.
   Кипарисы символизируют Смерть.
   Рядом Элейна обнаружила портрет Никойо Грихальвы. На нем  почти  не  было
тайнописи, но на груди виднелось кроваво-красное пятнышко, похожее  на  след
от булавочного укола.
   Последнее полотно оказалось самым большим. Элейна отодвинула остальные  в
сторону и развернула свою последнюю  находку.  Уже  почти  совсем  стемнело.
Сначала она не могла ничего разобрать из-за того, что центр картины занимала
какая-то странная клякса.
   Комната, бедная, практически голая, возможно, на верхнем этаже, поскольку
потолок чуть скошен, дощатый пол.  Несколько  скромных  предметов  мебели  и
кровать, вроде той, что стоит в ее темнице. Клякса  при  более  внимательном
осмотре оказалась вовсе не кляксой, а серой человеческой фигурой.
   Элейна наклонилась пониже. И  почувствовала  запах  мирта.  "Говорящий  с
мертвыми". Фигура была "женская.
   С отчаянно бьющимся сердцем Элейна отступила на шаг. Неужели  именно  так
Сарио прячет людей в свои картины? Сначала рисует комнату, а потом заключает
в ней тело жертвы? И с ней он намеревается поступить таким же образом?
   Моронна! Портрету Сааведры более трехсот лет. Нынешний Сарио не  мог  его
написать. Это так  же  невозможно,  как  синие  розы.  Однако..,  два  Сарио
Грихальва стали Верховными  иллюстраторами  -  этот  и  тот.  Элейна  видела
автопортрет первого Сарио - красивый, с темными глазами и смуглой кожей.  Он
совсем не походил на этого Сарио, типичного Грихальва, кровь чи'патро уже не
была столь густой.
   И все же.., если этот Сарио узнал о существовании  подобного  заклинания,
почему бы ему не попробовать его в деле?
   Если  бы  только  у  нее  была  лампа!  Элейна  снова  начала  пристально
всматриваться в картину. Кажется, она заметила золотую прядь волос? А вот  и
еще одна. У этой женщины светлые волосы. Во веем дворце только две блондинки
- принцесса Аласаис и ее горничная из Гхийаса.
   Смешно.
   Однако Элейна аккуратно  поставила  картины  на  место,  чтобы  Сарио  не
догадался, что она их трогала.
   На следующий день, когда он пришел на очередной урок, Элейна задавала ему
лишь очевидные вопросы.
   - Откуда вы столько знаете, мастер Сарио? Он мягко улыбнулся.
   - Я прожил долгую жизнь.
   От его тихих слов по телу Элейны пробежала дрожь, хотя двор под ними  был
залит яркими лучами солнца. Ожившая, сошедшая с  холста  принцесса.  Молодой
человек, который прожил долгие столетия. Эти фантазии казались абсурдными  в
ясном свете дня.
   Но даже солнце не смогло прогнать из ее сердца холод.
   Как и Сааведра, она стала пленницей. Один день сменялся другим. Ничего не
происходило. Сарио проводил с ней долгие часы. Матра Дольча, он удивительный
художник. Он так много знает.
   "Сарио - убийца, а я ничуть не лучше, потому что не смогла отвергнуть его
предложение. Агустин, прости меня".
   И Агустин простил бы Элейну. Она плакала и молилась, чтобы он выжил.
   Наступило утро Миррафлорес, и  неожиданно  распустились  цветы  -  белые,
пенные на кустах и кроваво-красные на клумбах.  Служанки  в  свежих  платьях
разбрасывают лепестки по дорожкам, а Тимарра до'Веррада провела все  утро  с
принцессой Аласаис, выбирая растения и молодые листики, а потом смешивая  их
с пряностями, чтобы приготовить сухие ароматические вещества.
   Сарио появился сразу после того, как прозвучал обеденный гонг.
   - Любопытные новости, - весело сообщил он, словно в очередной раз  принес
последние сплетни. - Ассамблея Временного  Парламента  приняла  конституцию,
которая будет в течение ближайших двух или трех дней  представлена  Великому
герцогу Ренайо как  высочайшее  достижение  вместе  с  заявлением,  что  они
собираются объявить выборы в Парламент.
   Под мышкой он держал свернутую бумагу для рисования. Элейна взяла  листы,
разгладила и положила на стол.
   - Что это такое?
   - Рохарио до'Веррада. Наконец-то я его увидел. Теперь он влиятельный член
Парламента. Если выборы в  следующем  месяце  действительно  состоятся,  его
почти наверняка изберут. - Сарио рассмеялся. - До'Веррада заседает вместе  с
простолюдинами!
   - А что вы собираетесь делать? - дерзко  спросила  Элейна.  Потом,  не  в
силах справиться с собой, схватила карандаш и добавила несколько  штрихов  к
рисунку. - Это не правильно. Вот так, неужели вы сами не видите? В нем  есть
сила, которую вы не сумели показать.
   Наступило молчание. Она подняла  глаза  на  Сарио"  -  вдруг  поняв,  что
впервые поправила своего учителя.
   Он вырвал карандаш из ее руки, склонился над  наброском  и..,  ничего  не
сделал. Просто молча смотрел на рисунок.
   Наконец он выпрямился.
   - Я вижу. - Его лицо сохраняло непроницаемое выражение. - Матра Дольча! -
воскликнул он так, словно забыл о присутствии Элейны. -  Чтобы  за  все  эти
годы я нашел только одного, и тот оказался лишенной Дара женщиной!  Тебе,  я
полагаю, это покажется забавным, милая.
   Элейна покраснела, но тут же поняла, что он обращался не к ней.  Тогда  к
кому? При каких обстоятельствах она слышала такой же голос?
   "Еще не пришло время освободить тебя, любимая". Любимая... Сааведра.
   Конечно.
   Сарио прислушался к чему-то и быстро ушел, но дверь за собой запереть  не
забыл. Весь этот долгий день Элейна провела одна, размышляя о живой женщине,
заключенной внутри картины.
   Когда на двор опустились сумерки, а в ее комнате начали  сгущаться  тени,
Элейна услышала далекое пение - нежными голосами санктас пели Гимн Цветению,
пели для девочек, ставших девушками.
   "Матра Дольча, смилуйся над  Агустином.  Ведь  каждая  девушка  рано  или
поздно становится женщиной, пожалуйста, он тоже имеет  право  на  жизнь,  на
жизнь мужчины... Какой бы она ни была... Иллюстратор не может  иметь  детей,
да и умереть ему суждено молодым... Не все равно,  пожалуйста,  сжалься  над
ним, Матра Дольча!"
   В замке повернулся ключ. Слегка приоткрылась дверь.
   - Нет! - закричал Сарио. -  Нет!  Я  запрещаю!  Послышался  слабый  голос
Великого герцога Ренайо:
   - Я.., я думаю, вам следует послушать Верховного иллюстратора Сарио.  Да,
я так считаю. Но, по правде говоря, Сарио, вы должны признать.., традиции..,
для молодой женщины сидеть взаперти..,  как  мы  можем  отказать  в  просьбе
достойным санктас?
   Чья-то уверенная рука решительно распахнула дверь. Конечно! Грихальва  не
имеют власти над екклезией. На пороге появилась  Беатрис  и  три  санктас  в
мантильях, источавших аромат розовой воды. За ними стояли энергичный Сарио и
бледный,  потерявший  всякую  уверенность  в   себе   Великий   герцог.   Их
сопровождала стража, но никто из  солдат  не  осмеливался  поднять  руку  на
пожилых санктас, чьи лица и руки были покрыты глубокими морщинами, а с  плеч
ниспадали накрахмаленные белые одежды.
   - Пойдем, ниниа, - сказала одна из них.
   Другая взяла Элейну за руку и вывела  из  комнаты,  словно  она  была  не
взрослой женщиной, а малым ребенком. Сарио ругался. Улыбка Беатрис стала еще
прелестнее. И она шла за ними, а санктас сильными чистыми голосами пели гимн
"Кровь Матери дает нам жизнь". Во дворе их ждала карета с  кучером.  Беатрис
помогла санктас занять задние сиденья.
   - Портрет... - воскликнула Элейна, приходя  в  себя.  Только  сейчас  она
сообразила, что и в самом деле спасена.
   - Он здесь.
   - Не копия...
   - То, что тебе нужно, - здесь. Элейна, садись! Нам надо  спешить.  Элейна
села в экипаж, но никак не могла прийти в себя. Карета с  грохотом  покатила
по скрытому аркой туннелю, ведущему к задним воротам. Благодаря  присутствию
санктас им разрешили выехать из Палассо, а потом пропустили через баррикады,
превратившие улицы Мейа-Суэрты в настоящий лабиринт. Впрочем,  настроение  в
этот день у всех было радостным и праздничным.
   -  Нового  цветения  вам,  благословенные  санктас!  -  закричала  стайка
девушек, когда карета проезжала мимо.
   Санктас благословили их. Карета двинулась дальше.  Из  гостиниц  и  домов
доносились пение и смех.
   - Почему все так счастливы? - спросила Элейна. От  обретенной  свободы  у
нее слегка кружилась голова. Перед глазами все еще стояли  выбеленные  стены
комнатки, в которой ее держал Сарио, и бесконечные портреты в Галиерре.
   - Скоро снова соберется Парламент, -  сказала  старейшая  санкта.  -  Они
счастливы, потому что Матра благословила их.
   - Вы так думаете? - проявила любопытство  Беатрис.  -  Нас  ждут  большие
перемены.
   - Так говорит Матра: все,  чего  касается  ее  рука,  расцветает  под  ее
благостью.
   - Даже Сарио Грихальва? -  пробормотала  Элейна.  Беатрис  наклонилась  к
Элейне и прошептала ей на ухо:
   - Вы любовники?
   Элейна содрогнулась. Разве их не связывает нечто большее, чем узы  плоти?
Но об этом она не могла говорить даже с Беатрис - ей было невыносимо стыдно.
   - Почему санктас решили нам помочь? - спросила она, не ответив на  вопрос
сестры. - Они  не  жалуют  Грихальва,  а  ты  -  любовница.  Они  же  всегда
восставали против такого положения вещей.
   -  Я  их  попросила.  Что  бы  они  обо  мне  ни  думали,  санктас  полны
сострадания.
   Наконец они подъехали к освещенным факелами воротам Палассо Грихальва. Им
навстречу выбежали слуги, под руководством Беатрис забрали огромный портрет,
завернутый в покрывало, и  унесли  внутрь.  Беатрис  искренне  поблагодарила
санктас. Они благословили ее, и карета укатила в ночь.
   Элейна и Беатрис торопливо зашагали к центральному двору. Впереди  пылали
факелы, их мерцающее пламя разгоняло мрак. У  входа  в  большой  зал  стояла
женщина. Она взглянула на них и стремительно шагнула навстречу.
   - Беатрис! Благодарение Матре, ты приехала! - Это была  их  мать.  Элейна
собралась с силами. - Элейна! Матра эй Фильхо, наши  молитвы  услышаны.  Мой
несчастный малыш спрашивал о тебе. - Диониса взяла Элейну за руку  и  повела
за собой.
   Мать выглядела уставшей и измученной. Элейна покорно последовала за  ней,
пораженная изменениями, происшедшими с Дионисой. Беатрис  чуть-чуть  от  них
отстала.
   Вскоре они  вошли  в  небольшую  боковую  комнату.  Отвратительный  запах
гниющей плоти перебивал все остальные. Не говоря ни слова, Диониса протянула
до