- композиция света и тени рассказала бы
о ее потере.
   - Экипаж будет  подан  через  час,  -  сказал  Гиаберто,  чтобы  прервать
затянувшееся молчание.
   Платья подшиты и запакованы. Карандаши, мелки, краски и бумага, даже  две
деревянные панели сложены и заперты в сундуке вместе с частью драгоценностей
семьи Грихальва: все, что она и ее мать считали самым ценным, - хотя  им  не
удалось прийти к согласию по поводу того, что же именно следует прежде всего
беречь.
   Элейна встала и, не спрашивая  разрешения  дяди,  подошла  к  картине.  В
дальнем конце комнаты Агустин расписывал стекло, целиком погрузившись в  это
занятие. Гиаберто сделал движение, словно хотел закрыть от  Элейны  творение
своих рук, но, как только взял флакон, Элейна по запаху  определила,  что  в
нем фенхелевое масло.
   Она посмотрела на свое изображение. Лишь  торс  от  горла  до  бедер  был
выписан точно и детально, под белым муслином платья выделялась четкая  линия
живота  и  груди.  Все  остальное  -  голова,  юбка  и  руки,   лежащие   на
подлокотниках кресла, - намечено легкими касаниями кисти.
   Странное ощущение овладело Элейной: семья контролировала только ее  торс.
Все остальное принадлежало ей самой.
   Она холодно кивнула Гиаберто, но  не  могла  по-настоящему  сердиться  на
него. Как и она, Гиаберто имел собственные тайные амбиции. Элейна  вышла  из
студии, спустилась по лестнице и оказалась во внутреннем дворике, вымощенном
каменными плитами.  Здесь  она  и  стала  ждать,  глядя  на  фонтан,  -  вид
струящейся воды всегда успокаивает.
   В полдень слуги спустили вниз четыре сундука -  три  для  нее,  один  для
Беатрис - и дорожные сумки дуэньи Мары. Беатрис выглядела  очень  веселой  и
привлекательной в белом платье  из  муслина,  украшенном  изящным  пурпурным
узором, настолько тонким, что его едва  удавалось  различить.  Мара,  седая,
далеко не первой молодости,  но  весьма  проворная  женщина,  была  одета  в
строгое серое платье - такие носили во времена  Великой  герцогини  Мечеллы;
одна из "сироток Мечеллы", она нашла приют в Палассо Грихальва.
   Наконец прибыл экипаж. Диониса торопливо спустилась вниз - убедиться, что
дочь уедет. Слуги в ливреях семьи Грихальва помогли Элейне сесть  в  карету.
За ней последовали Беатрис и Мара. Захлопнулась дверца. Закрылась  задвижка.
Экипаж рывком тронулся с места и покатил по дороге.
   Путешествие  в  Чассериайо  показалось  Элейне  слишком   коротким.   Они
поднялись в горы, оставив позади болотистую местность. В это время года  все
вокруг было зеленым, лишь  отдельные  лужи  напоминали  об  утреннем  дожде.
Склоны холмов были  покрыты  виноградниками  и  оливковыми  деревьями.  Цепь
кипарисов окружала дворянский дом.
   - Этот особняк принадлежит до'Кастейа, - сказала  Мара.  -  Они  разводят
здесь борзых.
   Было  бы  здорово  рисовать  борзых,  длинноногих,  грациозных,  -   куда
интереснее,  чем  ужасных,  толстых  мопсов,  которых  так   любит   графиня
до'Кастейа. Впрочем, графу Малдонно понравилась ее картина!
   - Ты бывала здесь раньше, Мара? - поинтересовалась Беатрис.
   - На службе у Грихальва мне пришлось немало попутешествовать.  -  Пожилая
женщина собрала пальцы в щепотку, поцеловала их кончики и прижала к  сердцу.
- Я много повидала на своем веку - хорошего и плохого.
   - Что, например? - спросила Беатрис, очень  любившая  истории  о  прежних
временах, к тому же те, что пострашнее.
   - Лучше не вспоминать о  мрачном,  меннина,  -  это  никому  не  принесет
пользы.
   Экипаж  замедлил  ход,  свернул  в  сторону  и  загрохотал   по   дороге,
пролегающей между тополями. Вокруг расстилались луга  с  пасущимися  овцами.
Карета покатила вверх по холму, и вскоре они увидели в низине каменную башню
охотничьего домика. А вот и сад, изобилующий мандаринами, лимонами и фигами.
   Элейна закрыла глаза. К горлу вдруг подкатил комок.
   - Вы только посмотрите на сад! - восхищенно воскликнула Беатрис. - Я буду
здесь счастлива!
   Слова сестры показались Элейне такими странными, что она забыла  о  своих
неприятных ощущениях, открыла глаза и увидела сияющее лицо Беатрис.
   Колеса заскрипели по гравию, когда лошади  подъехали  к  воротам.  Карета
остановилась во дворе Чассериайо, один из слуг распахнул  дверцу,  а  другой
помог гостям выйти.
   Весь двор, кроме западной стены, был залит солнечным светом. Белый гравий
придавал  ему  праздничный  вид,  на  окнах  стояли   горшки   с   цветущими
хризантемами и яркими ноготками.
   Однако во дворе было пусто. Под аркадой их не поджидали слуги. Любопытные
горничные не выглядывали с балконов. Дон  Эдоард  не  спустился  вниз,  дабы
поприветствовать свою новую возлюбленную.
   Наконец дверь распахнулась. Пожилой человек в сопровождении слуг поспешно
направился к ним. Слуги сразу подхватили багаж.
   - Прошу  прощения,  маэсса.  Меня  зовут  Бернадин,  я  управляющий  дона
Эдоарда. Пожалуйста, проходите за мной. - Как и  положено,  он  обращался  к
Маре.  Элейна  почувствовала  раздражение,  сообразив,   что   ей   придется
выслушивать заведомую  ложь,  которая  должна  скрыть  истинные  причины  ее
появления здесь. - Молодые господа приехали вчера, но тут  пришло  известие,
что в Рамо-Трейо - это деревушка  в  горах,  в  двадцати  милях  от  нас,  -
началась ярмарка. - Они прошли под аркадой и  оказались  внутри  охотничьего
домика. В коридоре было темно и  немного  сыро.  -  Все  это  случилось  так
неожиданно, будут петушиные бои - извините, что мне  приходится  говорить  о
таких вещах в присутствии столь прекрасных дам, - скачки и лошадиные  торги.
Эйха! Мы пришли.
   Казалось, Бернадин сбросил с  плеч  непосильную  ношу.  Он  провел  их  в
гостиную, потолок там был сверх меры  расписан  золотом.  Потом  управляющий
удалился, прикрыв за собой дверь. Элейна, проводив его взглядом, не могла не
поразиться  монументальности  мраморных  колонн,  стоявших  по  обе  стороны
дверного  проема  и  украшенных  резным  фризом   с   резвящимися   нимфами.
Создавалось впечатление, будто она попала в мавзолей.
   Хрупкий человек грелся у камина,  стоя  неподалеку  от  громадного  окна,
выходящего на маковое поле. Окно окружала  на  удивление  уродливая  рама  -
золоченые колонны с фронтоном, на котором возлежали две женщины,  вырезанные
из светлого дерева.
   Внезапно мужчина оглянулся. На его лице  промелькнуло  смятение,  которое
тут же скрылось за маской  вежливого  интереса,  -  это  выглядело  довольно
комично. Молодой, светлые  волосы,  приятные  черты  лица.  Однако  внимание
Элейны привлекло не его лицо, а безупречная одежда. Он был  так  хорошо,  со
вкусом одет, что странным образом  контрастировал  с  чудовищным  убранством
гостиной.
   - Это не дон Эдоард, - шепнула Беатрис. Элейна с трудом отвела  глаза  от
идеально завязанного галстука и почувствовала, что краснеет.
   - Это дон Рохарио.
   Молодой человек коснулся галстука, как бы проверяя, все ли в порядке.
   - Так вы приехали, - сказал он.
   "Бессмысленная фраза", - подумала Элейна.
   Пауза затянулась, никто не решался  произнести  хоть  слово.  На  верхнем
этаже ходили слуги. Часы на  маленьком  столике  весело  зазвенели,  отбивая
четверть часа. Наконец Рохарио откашлялся и пошел им навстречу.
   - Получается, я буду вашим хозяином  в  ближайший  день  или  два.  Моего
брата, к сожалению, здесь нет. - Он сделал еще три шага вперед. - Вы  Элейна
Грихальва.
   - Да, кажется, мы с  вами  уже  встречались,  не  так  ли,  дон  Рохарио?
Позвольте представить вам мою сестру, Беатрис, и маэссу Мару. А где  же  ваш
брат?
   Он потер руки, словно ему было холодно, и еще раз откашлялся.
   - Эйха, да, - запинаясь, вымолвил он. - Эдоард узнал, что рядом  проходит
ярмарка...
   - В Рамо-Трейо. Ваш управляющий уже рассказал нам. - Элейна поймала  себя
на том, что происходящее доставляет ей удовольствие.
   Пусть он пытается с достоинством выйти из создавшегося положения.
   - Да, мой брат очень интересуется... - Рохарио снова закашлялся.  Он  был
не просто смущен - он не знал куда деться, - .лошадиными скачками. Я.., я...
   - А вас скачки не занимают? - вежливо поинтересовалась Элейна.
   - Элейна! - едва слышно прошипела Мара.
   - Нет, совсем нет. Эдоард собирается купить пару лошадей, но у  него  это
не очень получается. Если кто-нибудь из конюхов не даст ему совет, он  может
приобрести ужасную старую клячу... - Рохарио запнулся и замолчал.
   С каждой последующей минутой,  по  мере  того  как  абсурдность  ситуации
становилась все более очевидной, настроение Элейны улучшалось.
   - Когда он вернется?
   Рохарио повернул голову и  с  тоской  взглянул  на  сцену  охоты,  крайне
неудачную копию  работы  старых  мастеров,  -  художник  явно  не  отличался
выдающимися способностями.
   - В том-то и дело, - нехотя признался он, - я не знаю.
   - Матра эй Фильхо! - тихонько воскликнула Беатрис. Мара  прижала  руки  к
груди.
   - Неоссо до'Орро!
   Элейна издала смешок. А потом, не в силах сдержаться, расхохоталась.

Глава 63

   Настоящая катастрофа! Рохарио оставалось лишь смириться  с  тем,  что  он
обречен в очередной раз выступать перед Элейной Грихальва в  дурацкой  роли.
Он стал теребить пуговицы на рукавах, но вовремя спохватился, убрал  руку  и
опять откашлялся.
   - Обед будет подан через три часа,  -  наконец  сказал  он.  Сестры  были
похожи, обе красивые, как все женщины  Грихальва  -  так  утверждала  молва.
Элейна рядом с  сестрой  казалась  изящнее,  Беатрис  была  немного  выше  и
плотнее. Однако хрупкость Элейны  не  помешала  ему  заметить  твердость  ее
взгляда; сейчас она вела себя мило, но он уже видел, каким бывает ее лицо во
гневе. Беатрис производила впечатление спокойной и уравновешенной девушки.
   Дуэнья что-то зашептала Элейне.
   - Я не устала. - Глаза ее опасно сверкнули.
   - Почту за честь показать дом и сад, - торопливо предложил Рохарио.
   На самом деле он уже начал скучать.
   - Все  комнаты  здесь  похожи  на  эту?  -  осведомилась  Элейна.  -  Она
напоминает мне Галиерру.
   Матра Дольча! Рохарио с  трудом  скрыл  усмешку,  поскольку  не  пристало
мужчине подшучивать над тем, что связано с именем его матери.
   - Герцогиня Майрия была замечательной женщиной, да будет благословенна ее
память, но они с моим отцом считали, что золотой орнамент  является  главным
признаком хорошего вкуса.
   - "Надежность, удобство и орнамент". Он рассмеялся.
   - Три качества, которые  делают  превосходным  любое  здание.  Вы  читали
монографию Оттонио делла Мариано?
   - Его знание архитектуры восхищает. Но если уж использовать орнамент,  то
он не должен быть таким массивным.
   - Элейна! - Подобные разговоры показались дуэнье слишком дерзкими.
   Но Рохарио был доволен.
   - Вам следует посмотреть банкетный зал. Он не менялся в  течение  трехсот
лет. Большая часть комнат отделана заново двадцать лет назад, когда моя мать
решила переселиться в Чассериайо. Тогда же сменили драпировки  в  помещениях
первого этажа и сделали большие окна.
   - И все в таком же стиле? - На лице Элейны появилось недоумение.
   - Не так монументально, но зато еще больше орнамента, - ответил  Рохарио,
и она засмеялась.
   Наконец-то!  Совершенно  неожиданно  Рохарио  нашел   человека,   который
ненавидит этот стиль не меньше, чем он.
   - А мы можем осмотреть еще и сад? - немного смущенно спросила Беатрис.
   Дуэнья осуждающе нахмурилась, но Рохарио  совсем  не  хотелось  соблюдать
старомодные правила приличия, особенно после того, как  отец  сослал  его  в
этот ужасный старый дом, где всего два камина и такие отвратительные обои.
   - С удовольствием, - энергично кивнул он.
   День быстро перешел в вечер,  пока  Рохарио  показывал  им  дом.  Наконец
женщины поднялись наверх, чтобы переодеться к обеду.  Рохарио,  насвистывая,
завязывал галстук, стараясь сделать это с еще большей  тщательностью.  Стоит
ли расстегнуть по одной пуговице, как это сейчас модно при дворе? Или  лучше
выглядеть строго? После длительных экспериментов перед  зеркалом  он  выбрал
более консервативный вариант. Граццо Матра, его жилет подходит к тону  обоев
- здесь ему просто повезло. А так как Рохарио предпочитал костюмы изысканных
серых тонов - цвет выше любой критики, - у него не могло возникнуть  с  этим
проблем. Он бросил в зеркало еще один придирчивый взгляд и  остался  доволен
своим видом. Даже такая  наблюдательная  особа,  как  Элейна  Грихальва,  не
найдет в его одежде изъяна.
   Впрочем, скоро вернется Эдоард. Рохарио состроил гримасу. Эдоарду так  не
терпелось - заиметь любовницу из рода Грихальва... Но, как и большинство его
желаний, оно было не более постоянным, чем  утренний  ледок  на  лужах.  Как
только солнце появится на небосклоне, ледок растает.
   Но ведь сейчас Эдоарда здесь нет.
   Во время обеда Рохарио и Элейна завели спор о старых мастерах  -  кто  из
них лучше.
   - Нет, я не могу с вами согласиться, - заявил он, когда  подали  филе  из
телятины. - Только из-за того,  что  жизнь  Гуильбарро  Грихальвы  оказалась
столь трагически короткой, нельзя отказать ему в признании: он стоит в  ряду
самых замечательных художников.
   - Я согласна с тем, что его "Рождение Коссимы" - истинный шедевр.
   - А почему не Риобаро? Все признают его одним  из  величайших  живописцев
рода Грихальва.
   Она обдумывала ответ в то время,  как  ей  предложили  кролика  с  острой
приправой.
   - Бесспорно, его работы весьма эффектны, но они вторичны.
   Словно он хотел, чтобы его кисть выражала чьи-то идеи. Я не могу до конца
это объяснить.
   Рохарио рассмеялся.
   - Тогда кто удостоится вашей похвалы?
   -  Сарио  Грихальва,  естественно.  Его  запрестольный   образ,   портрет
Сааведры...
   Наступила неловкая пауза. "Первая Любовница". Рохарио беспокойно  заерзал
на месте, а слуги начали разносить пудинги и омаров в масле.
   Дуэнья кашлянула. Эйха! Что за дурная привычка! Но Рохарио был  рад,  что
она прервала затянувшееся молчание.
   - Любой художник стремится превзойти Сарио Грихальву, - заметила Мара.
   Взмахнув  рукой,  в  которой  была  зажата   серебряная   вилка,   Элейна
продолжала:
   - Многие пытались копировать  стиль  Сарио,  вместо  того  чтобы  создать
собственный. Адальберто и Тасиони рисовали по-своему. Мы можем многому у них
научиться. Серрано был...
   - Элейна! - возмутилась пожилая дуэнья. - Чтобы девушка из рода Грихальва
расточала похвалы человеку, который нарисовал это оскорбительное "Спасение"!
-  Потом  она  сконфузилась,  оттого  что  невольно  напомнила   Рохарио   о
происхождении рода Грихальва.
   - Он был прекрасным мастером, - стояла на своем Элейна. - Теперь не имеет
значения, что Серрано враждовал с нашим семейством. Просто  смешно,  что  мы
ценим только художников из рода Грихальва. Среди других тоже немало  гениев.
Во Фризмарке жил Хьюсандт, он умер пятьдесят лет  назад.  Его  портреты  так
изумительны, кажется, будто он умел проникать во внутреннюю сущность  людей.
И еще один живописец из Фризмарка, Мейсеер. Он великолепно передавал свет. У
него была ученица, ее называли Ветианка. Она бросила семью и мужа  в  Ветии,
чтобы иметь возможность работать с Мейсеером, забыла о своей  прежней  жизни
ради искусства, - страстно произнесла Элейна, ее лицо сияло.
   Это  удивило  и  встревожило  Рохарио.  Во  дворце  его  отца  к   людям,
проявлявшим такой энтузиазм, относились с подозрением. Он  сделал  вид,  что
ничего не замечает.
   - Вы видели репродукции? Работы художников, о которых  я  говорю?  -  Она
наклонилась вперед.
   Ее волосы, украшенные гребешками из слоновой кости, и  простое  жемчужное
ожерелье сияли в неверном свете канделябров.
   Слова Элейны вдруг с удивительной четкостью  напомнили  Рохарио  недавний
бунт: молодые подмастерья набросились на него с такой же  яростью;  а  потом
бессмысленно погиб санкто Лео. Что их спровоцировало? О чем еще он не  знал,
чего не понимал в этом мире, о существовании которого совсем недавно даже не
догадывался?
   - Нет, - негромко сказал Рохарио, сдерживаясь. -  Мне  не  попадались  их
работы. Мой  отец  хочет,  чтобы  в  Галиерре  выставлялись  только  полотна
живописцев  из  Тайра-Вирте,  а  Великая   герцогиня   Хоанна   не   слишком
интересуется искусством. - Потом, надеясь, что ее  лицо  снова  засияет,  он
добавил:
   - Однако вы, может быть, расскажете мне об этих художниках?

***

   Назавтра Рохарио, как обычно, проснулся в полдень, но  обнаружил,  что  в
гостиной, где  подавали  завтрак,  уже  пусто.  Он  едва  попробовал  свежие
рогалики и чай и сразу вышел из дома.
   Сады располагались за стеной внутреннего  дворика.  Когда-то  стена  была
частью крепости, а теперь представляла собой  живописные  развалины.  Сквозь
бреши виднелись петляющие тропинки,  подстриженные  кусты  и  деревья,  ряды
белых цветов, распускающихся во время дождей. Последние  капельки  утреннего
ливня еще дрожали на траве и листьях, хотя небо уже очистилось и на нем ярко
сияло солнце.
   Там, среди цветов, он увидел Беатрис.  Она  аккуратно  срезала  стебли  и
бережно укладывала цветы в  длинную  корзинку.  Женщина  показалась  Рохарио
невероятно привлекательной. На ней была красивая шляпка и  утреннее  платье,
открывающее изящную шею.
   Она весело и без тени смущения с ним поздоровалась.
   - Какой прелестный сад, дон Рохарио. Ваш садовник сказал, что было решено
не заниматься лекарственными растениями, и они заросли сорняками. -  Беатрис
умолкла, но на ее лице ясно читалась просьба.
   Он вежливо улыбнулся.
   - Я уверен, Эдоард не  станет  возражать,  если  вы  займетесь  садом.  -
Рохарио осмотрелся. - А где ваша сестра?
   - Она уже взялась за кисть, - ответила Беатрис.  Тут  Рохарио  заприметил
угол мольберта, который торчал из зарослей рододендрона.
   - Граццо.
   Взялась за кисть! Конечно. Она ведь  Грихальва,  а  Матра  даровала  всем
Грихальва талант. Рохарио так  и  не  научился  лгать,  когда  речь  шла  об
искусстве.   Никогда.   Даже   если   приходилось   оценивать    собственные
произведения.
   Элейна, целиком погруженная в работу, не  заметила,  как  он  подошел.  В
отличие от дуэньи, конечно: Мара вежливо кивнула ему и  снова  принялась  за
свою вышивку. Рохарио ее не  интересовал.  Он  остановился  на  почтительном
расстоянии и наблюдал за возникающим на холсте рисунком.
   Элейна использовала палитру из шести красок, работала быстро и  уверенно.
Прямо у него на глазах вырастал  сад,  рухнувшая  стена,  поникшие  деревья,
ярким световым пятном выделялись цветы и среди  них,  на  коленях,  Беатрис.
Вероятно, она стояла так примерно час назад - теперь девушка переместилась в
сторону. Каким-то непостижимым образом тучи, башня,  сад  -  все  заставляло
перевести взгляд на Беатрис, которая, в  своем  белом  платье,  с  волосами,
выбившимися из-под  шляпки,  казалась  олицетворением  утра.  В  отличие  от
художников,  которые  придерживались  модного  в  последнее   время   стиля,
добиваясь, чтобы поверхность картины была гладкой  и  блестящей,  почти  без
следов кисти, Элейна такой задачи перед собой не ставила. В результате мазки
стали неотъемлемой частью фактуры холста.
   Рохарио, стараясь  не  мешать,  молча  стоял  в  стороне.  Когда  к  нему
торопливо подошел слуга, жестом  попросил  принести  стул.  Теперь  он  сидя
продолжал наблюдать за  Элейной  и  так  увлекся,  что  совершенно  забыл  о
времени. Кисть Элейны была неустанной.
   Матра Дольча! Она знает свое дело! Даже при одновременной передаче  формы
и цвета и выборе композиции Элейна писала с такой легкостью и  уверенностью,
какая не снилась  самому  Верховному  иллюстратору  Андрео.  Конечно,  в  ее
картине есть недостатки, но композиция пейзажа необычайно интересна.
   Слуга принес кофе и пирожные с изюмом,  поставил  их  на  столик.  Только
теперь Элейна почувствовала  движение  у  себя  за  спиной  и  взглянула  на
Рохарио. Улыбнулась, осознав, что он любуется ее картино