м, почти осязаемым  А  когда  его  дорогая  матушка
умерла и он рыдал во время заупокойной  службы,  даже  в  такой  трагический
момент Матерь его утешила, помогла справиться с горем. И после того как  его
отец  женился  на  красивой  и  совершенно  безмозглой  северной  принцессе,
лишенной музыкального слуха и художественного вкуса и к тому же говорящей  с
чудовищным акцентом, зато принесшей ему в качестве приданого повозки, полные
золота, и торговый флот, - даже в час их  бракосочетания  гнев  и  сожаление
исчезли без следа, лишь стоило ему встретиться глазами с Ней.
   И сейчас на него низошел мир, словно кто-то прошептал на ухо: "Все  будет
хорошо".
   Когда кто-то подтолкнул его  под  локоть,  Рохарио  удивленно  оглянулся.
Странный шум эхом прокатился по собору -  Прошу  прощения,  дон  Рохарио.  -
Белобородый мужчина, которого Рохарио сразу узнал,  был  не  кто  иной,  как
санкто Лео, добрый, старый человек с удивительно мягким голосом. Он проводил
четвертую службу каждый месяц. - Пожалуйста, господин. Мы должны торопиться.
Необходимо снять церемониальное одеяние.
   - Но служба еще не закончилась.
   - Там.., на улицах.., начались беспорядки. Прошу вас, пора возвращаться в
Палассо.
   Постепенно Рохарио сообразил, что, несмотря на  утешительное  присутствие
запрестольного образа, санкто Лео перепуган до смерти.
   - Какие беспорядки? - Он сбросил тяжелое одеяние  на  руки  побледневшего
слуги и сделал несколько шагов в сторону дверей.  В  громадном  нефе  собора
толпились  участники  процессии  Под  высокими  сводами  все  они   казались
маленькими рядом с великолепием Матры эй Фильхо.  Рохарио  потерял  из  виду
хрупких санктос, которые вели службу.
   - Прошу прощения, дон Рохарио, сюда. Мы выйдем через помещение  капитула.
Здесь не... - Лео замолчал, махнул рукой слуге и, схватив Рохарио  за  руку,
потянул за алтарь.
   - Здесь что?.. - переспросил Рохарио.
   Рука санкто оказалась неожиданно сильной, и Рохарио вспомнил свою  старую
няню, Отонну, которая в полдень всегда приходила за ним  в  Галиерру,  чтобы
отвести в классную комнату на занятия. Рохарио ненавидел конфликты,  поэтому
не стал сопротивляться.
   Санкто Лео повел его по лабиринту маленьких комнатушек, где Премио Санкто
готовил свои проповеди. За ними, словно стадо овец, следовали несколько слуг
и молодых санкто.
   - Здесь небезопасно, - ответил старик. - Начался бунт. Номмо Матра!  Куда
катится наш мир? Когда я  был  мальчишкой,  такого  просто  не  могло  быть.
Великая герцогиня Мечелла, да будет  благословенна  ее  память,  выезжала  в
своем экипаже, и толпа падала перед ней на  колени.  Ужасное  дело,  ужасное
дело.
   В задних комнатах не было окон,  поэтому  Рохарио  не  мог  выглянуть  на
улицу. Он никогда не видел никаких волнений, ему и в  голову  не  приходило,
что подобное может случиться в Мейа-Суэрте. Но он слышал, будто толпа сожгла
королевский дворец в Таглисе и грабила продовольственные лавки в  Нипали.  А
вдруг  страсть  к  беспорядкам,  как   чума,   перекинулась   на   население
Тайра-Вирте?
   -  Эйха!  -  неожиданно  воскликнул  Рохарио,  вспомнив   слух,   который
распространился на концерте четыре дня назад. - Это связано  с  Парламентом,
не так ли?
   - Матра эй Фильхо! - воскликнул старик.  -  Что  вы  делали  целый  день,
нинио? Неужели вы не знаете, что происходит в городе?
   - Конечно,  знаю!  Я  помогал  моему  брату  Эдоарду  решить  проблему  с
любовницей из семейства Грихальва.
   Санкто Лео застыл на месте. В комнате было  сумрачно,  ее  освещало  лишь
несколько канделябров. Однако на противоположной  стене  висел  превосходный
портрет Премио Санкто Грегоррио IV во  время  его  вступления  в  должность.
Сколько лет прошло с тех пор? Сто,  наверное.  Рохарио  узнал  кисть  Оакино
Грихальвы. Из-за  вычурного  головного  убора  Премио  Санкто  художнику  не
удалось продемонстрировать свой знаменитый талант изображать волосы.  Вместо
этого с поразительным совершенством он написал плетеную шапку,  изукрашенную
драгоценными камнями.
   - Какой чудесный портрет! -  воскликнул  Рохарио.  -  Как  жаль,  что  он
скрывается здесь.
   Рохарио вопросительно взглянул на санкто, и последующие слова  замерли  у
него на губах. Старик, нахмурившись, смотрел на... Да, вне всякого сомнения,
в его глазах Рохарио прочитал отвращение. На  стене  за  спиной  санкто  Лео
висело зеркало в золотой раме, и Рохарио увидел свое неясное отражение.  Нет
ничего удивительного в том, что санкто Лео так возмущен!  Кружевные  манжеты
перекосились,  а   накрахмаленный   белый   шейный   платок   смят   тяжелым
церемониальным одеянием. Рохарио поспешил привести себя в порядок, чувствуя,
что санкто не сводит с него глаз.
   - И вы считаетесь самым разумным в семье? Матра! Нечего  удивляться,  что
люди вышли на улицы. Во что превратились некогда великие до'Веррада?
   Рохарио, забыв о манжетах, с изумлением уставился на старика.
   Снаружи донеслись, приглушенные мушкетные выстрелы.
   - Мы должны отвести дона Рохарио в безопасное место, -  пробормотал  один
из слуг.
   Раздался необычный звук. Хотя Рохарио никогда раньше не слышал  настоящих
воплей - за исключением пронзительного визга лошади брата, когда та  сломала
ногу после прыжка через изгородь, - он сразу все понял и содрогнулся.
   - Пора, - сказал санкто Лео. - Нужно уходить отсюда. Остается  надеяться,
что авенидо Шагарра свободна.
   Рохарио покорно последовал за стариком. Однако,  когда  они  вышли  через
боковую дверь поперечного нефа на авенидо,  возле  стены  собора  уже  кипел
людской поток. Его рокот напоминал  рев  Рио  Сангва  во  время  наводнения.
Рохарио с  удивлением  заметил,  как  группа  бедно  одетых  молодых  мужчин
продирается против течения в сторону сокало. В  руках  они  держали  ножи  и
горлышки разбитых бутылок. Толпа  спешила  вперед,  ни  на  что  не  обращая
внимания, - вокруг царила паника.
   - Идемте, господин. - Санкто Лео потащил его вперед.
   - Бедняки вышли на улицы? Почему? - Рохарио посмотрел на  группу  молодых
парней.
   В какие лохмотья они одеты! Санкто Лео проследил за его взглядом.
   - Это совсем не бедные мальчики, дон Рохарио. Судя по их виду, они вполне
уважаемые подмастерья.
   - Но как они одеты...
   - Медлить нельзя ни минуты! - прошептал один из слуг.
   Крепкий малый, отставший от остальных подмастерьев, обернулся и посмотрел
прямо на Рохарио. На его лице промелькнуло странное выражение, оно напомнило
Рохарио усмешку старой няни Отонны, когда его  маленькая  сестричка  Тимарра
просила показать ей волшебную книгу о любви их дедушки и  бабушки.  Великого
герцога Арриго и несравненной Великой герцогини Мечеллы, и рассказать о том,
как они всегда заботились друг о друге.
   Только на сей раз усмешка была обращена на него.
   Санкто Лео подтолкнул его в спину.
   - Идемте!
   Шестеро парней повернули и устремились сквозь толпу к Рохарио. Со стороны
сокало послышались мушкетные залпы. Закричали люди.
   Слуга дернул Рохарио за  руку.  Ему  хотелось  бежать;  он  понимал,  что
означает появившееся на лицах подмастерьев выражение.  Когда  они  были  еще
мальчишками, Эдоард частенько бил его. Однако Рохарио не мог  поверить,  что
эти люди причинят ему вред. К тому же он не мог бросить старика.
   - А вот и вонючий ублюдок! - закричал, приближаясь, крепыш,  который  шел
последним.
   Хотя люди продолжали заполнять улицы, Рохарио вдруг почувствовал, что  он
и его скромный эскорт остались наедине с  полудюжиной  подмастерьев.  Он  не
ответил на оскорбление, но и не отступил.
   Крепыш отшвырнул санкто Лео в сторону, встал перед Рохарио  и  пристально
на него посмотрел. Они оказались примерно одного роста, но плечи парня  были
почти в два раза шире.
   - Куда идешь, чи'патро? - дерзко спросил он.
   - Ты не смеешь так говорить  о  моей  благословенной  матери!  -  Рохарио
почувствовал, как в нем закипает гнев, и толкнул крепыша в грудь.
   К сожалению, долгие годы уроков фехтования и тренировок не принесли  дону
Рохарио  никакой  пользы.  Эдоард  ненавидел  проигрывать,   и   Рохарио   с
удовольствием шел на уступки или вовсе пропускал занятия.
   Он понял, что дело плохо, когда подмастерье больно стукнул его кулаком по
голове. Рохарио зашатался. Следующий удар заставил его отступить еще на шаг,
и теперь он упирался спиной в стену. Сквозь звон в ушах он услышал умоляющий
голос санкто Лео:
   - Это дон Рохарио, не причиняйте ему вреда! В ответ подмастерья принялись
изрыгать проклятия. Рохарио закрыл руками голову, и они начали  бить  его  в
живот. Боль обожгла внутренности. За что они его ненавидят? Ведь он даже  их
не знает.
   Рохарио услышал крик санкто  Лео.  С  яростью,  рожденной  отчаянием,  он
вырвался из рук парней, чтобы броситься на помощь  старику.  Двое  слуг  уже
лежали на земле, какой-то санкто мчался без задних ног.
   - Прекратите! - заорал Рохарио, бешено размахивая кулаками,  и  попытался
пробиться к санкто Лео. Тот упал на колени. - Он  ведь  старик,  неужели  вы
сами не видите!
   Кто-то ударил Рохарио сзади ногой, и он упал на одно колено,  но  тут  же
вскочил. Если он окажется на земле, все будет кончено.
   Прогрохотали выстрелы. Санкто Лео вскрикнул и содрогнулся. Кровь фонтаном
хлынула из раны на шее. Рохарио успел подхватить старика  и  приготовился  к
новому нападению, но подмастерья, выкрикивая напоследок злобные оскорбления,
умчались прочь вместе с перепуганной толпой.
   В ухо Рохарио попал камень. Он осмотрелся. Со стороны площади, как ангелы
мщения, надвигались солдаты шагаррского полка.
   - Господин! Господин! - закричал  последний  слуга,  прячась  у  него  за
спиной. - Они стреляют во всех подряд. Мы должны бежать.
   - Я не оставлю санкто. - Рохарио опустился на  землю,  продолжая  держать
Лео, по его рукам текла кровь старика.
   Солдаты снова выстрелили. Женщина споткнулась и упала, ее рот был  широко
открыт от удивления и ужаса; она поползла вслед за разбегающимися людьми, ее
руки царапали камни мостовой. И вмиг была растоптана толпой.  Рохарио  отвел
глаза.
   Солдаты продолжали беспощадно наступать. Он осторожно положил старика  на
землю, выпрямился и поднял руку. Как ни странно, она даже не дрожала.
   - Стойте! Во имя Матры эй  Фильхо!  Помогите  мне,  этот  святой  человек
ранен.
   И тут случилось чудо. Солдаты остановились.  Ехавший  на  лошади  капитан
прорезал толпу и спешился рядом с Рохарио.
   - Матра Дольча! Дон  Рохарио!  Что  вы  здесь  делаете?  Сержант  Риввас,
доставьте дона Рохарио  в  Палассо.  Возьмите  десять  человек  для  охраны.
Немедленно!
   Сильные руки подхватили Рохарио.
   - Но санкто Лео! - запротестовал он.
   - Ваш отец оторвет мне голову,  если  с  вами  что-нибудь  произойдет,  -
устало сказал капитан. - Садитесь!
   Рохарио помогли взобраться на лошадь, ему  пришлось  опереться  на  плечо
сержанта, словно он был малым ребенком, хотя  ему  уже  исполнился  двадцать
один год.
   Теперь его окружали конные солдаты. Рохарио бросил  последний  взгляд  на
неподвижно  лежавшего  на  холодных  камнях  санкто  Лео,  но  сержант   уже
нетерпеливо дергал лошадь за повод. Они понеслись по улицам города в Палассо
Веррада. Повсюду валялись тела убитых мужчин и  женщин,  стонали  раненые  -
многие умрут еще сегодня от потери крови. Вдруг  Рохарио  увидел  ребенка  -
ребенка! Он лежал на мостовой с раскинутыми в стороны  рукгсми,  совсем  как
забытая кем-то кукла. Неужели такое возможно? Что происходит в Мейа-Суэрте?
   К тому времени, когда они добрались до Палассо, Рохарио был уже ни на что
не способен, поэтому молча  покорился  семейному  врачу,  который,  впрочем,
заявил, что с ним все  в  порядке,  -  лишь  несколько  синяков  и  царапин.
Дворецкий и личный слуга отвели Рохарио в его покои. Там оставили одного, но
он слышал, как они шепчутся за дверью.
   Прошло несколько минут, и Рохарио вдруг почувствовал, что больше не может
этого выносить. Он задыхался в своей спальне, чего раньше никогда не бывало;
Роскошная комната вполне удовлетворяла его вкусам. Он  посмотрел  на  двери,
украшенные орнаментом, на камин с золотыми листьями, на пол маркетри и стены
с изящными медальонами, расписанными цветами. И на картину, доставленную  по
его  приказу  из  Галиерры:  шедевр  кисти  Гуильбарро  Грихальвы  "Рождение
Коссимы". Конечно, он хотел заполучить другое полотно,  но  бабушка  Мечелла
очень любила портрет Сааведры, и отец отказался снять его с почетного места.
   Теперь, глядя  на  крошечную  девочку,  чья  трагическая,  ранняя  смерть
наполняла скорбью комнату, Рохарио вспомнил о мертвом ребенке, оставшемся на
мостовой. И еще одна мысль пришла ему в голову: Коссима  сидела  на  коленях
матери в такой же позе, что и младенец на запрестольном образе в соборе.
   Кому все это нужно? Словно кто-то сорвал занавес, окутывавший  стены  его
комнаты, и он увидел уродливые улицы  города.  Все  изменилось.  Он  не  мог
больше  получать  удовольствие  от  пронзительного  полотна  давно  умершего
Гуильбарро.
   Рохарио вскочил с постели и прохромал мимо слуг, жестом отослав их прочь.
Он  шел  в  то  единственное  место  во   дворце,   где   всегда   испытывал
умиротворение, - в Галиерру. Сейчас она была закрыта, в ней находились  лишь
он сам и двое сопровождавших его на почтительном расстоянии слуг.
   Он добрел до конца Галиерры; здесь, на самом видном месте, во всем  своем
великолепии висел портрет Сааведры Грихальва - "Первая  Любовница".  Рохарио
устало присел на скамью. Он бы преклонил перед ней  колени  -  картина  того
заслуживала, но на него смотрели  слуги.  А  ободранные  о  мостовую  колени
нещадно болели.
   Рохарио с  восхищением  взирал  на  Сааведру.  Первая  Любовница  стояла,
положив одну руку  на  щеколду  массивной,  окованной  железом  двери  своих
покоев. Слегка повернув голову, она смотрела  в  зеркало,  установленное  на
мольберте. Ее профиль, и тонко переданное  отражение  в  зеркале,  и  умные,
выразительные глаза казались  более  живыми,  чем  у  многих  придворных,  с
которыми Рохарио  встречался  каждый  день.  Рохарио  хотелось  верить,  что
Сааведра ждет возвращения своего возлюбленного, герцога Алехандро.
   В отличие  от  Матери,  главной  чертой  которой  была  умиротворенность,
Сааведра излучала такую  неистовую  силу,  что  невольно  возникало  желание
коснуться ее рукой. Рохарио восхищался этим произведением великого живописца
с тех самых пор, как был маленьким мальчиком. Его няня и даже родители часто
повторяли, что в  детстве  его  переполняла  безудержная  энергия  и  только
Галиерра могла его успокоить. Здесь,  перед  портретом  Сааведры,  его  душа
отдыхала.
   - В Мейа-Суэрте что-то происходит,  -  прошептал  Рохарио.  Ему  отчаянно
хотелось, чтобы она услышала, и одновременно он боялся, что слуги сочтут его
безумцем, - ведь ни один человек в , здравом уме не станет  разговаривать  с
картиной.
   - Я больше не понимаю мир, в котором живу. Старик, чья единственная  вина
заключалась в том, что он пытался спасти меня,  убит.  Конечно  же,  она  не
могла ему ответить - он лишь представил себе ее слова:
   "Все так изменилось. Почему?"
   Рохарио попытался объяснить, рассказал о беспорядках в соседних странах -
Гхийасе, Таглисе и Нипали, о простых людях, стремящихся принимать участие  в
управлении государством. Но его слова звучали абсурдно,  к  тому  же  он  не
обращал особого внимания на мир за стенами Палассо, а потому  и  не  понимал
его.
   Он сдался, замолчал. Сааведра не может его  слышать:  она  умерла  триста
пятьдесят лет назад. Рохарио вздохнул, поправил манжеты и снова посмотрел на
портрет. Придворные дамы казались ему бледным отражением  Сааведры  -  стоит
взмахнуть рукой, и они исчезнут, не оставив после себя ни памяти, ни следа.
   Двор... Как они  заискивают  перед  каждым  новым  членом  семьи.  Эдоард
выставил себя полнейшим дураком. Красоту  новой  жены  своего  отца  Рохарио
находил безжизненной, а в лице не видел света и силы - голубые глаза, черное
сердце. Конечно, вряд ли Хоанна из Фризмарка, ныне Великая герцогиня Хоанна,
настолько умна, чтобы сознательно причинить  кому-нибудь  зло.  Ей  нравятся
наряды, драгоценности, миниатюрные борзые  и  сплетни.  Но  даже  ей  хватит
сообразительности держаться подальше от старшего сына своего  мужа  -  зачем
рисковать тем, что у нее уже есть?!
   Однако Эдоард не нашел ничего лучшего, как внушить себе,  что  он  в  нее
влюблен.  Рохарио  выпало  сомнительное  удовольствие   присутствовать   при
скандале.
   "Тебе пора завести любовницу!" - кричал отец.
   "Тогда она должна быть из рода Грихальва!"
   "Ты не уважаешь память своей бабушки Мечеллы! И страдания, через  которые
ей пришлось пройти!"
   Но Эдоард, холодный словно камень, не  отступал  перед  яростью  Великого
герцога Ренайо и получил то, что хотел. Как и всегда.
   Рохарио улыбнулся, вспомнив о порученной ему миссии. Отец нашел  красивую
вдову Грихальва. Она была внучкой Лейлы Грихальва, доверенного лица  Великой
герцогини Мечеллы.
   - Эта вдова безупречна во всех отношениях, -  заверил  Эдоарда  Верховный
иллюстратор Андрее.
   И Эдоард, незаметно наблюдавший во время службы за молодой женщиной через
потайное отверстие в стене Храма Священных Фонтанов, как-то сразу решил, что
она и в самом деле совершенна. Точно так же он покупал лошадей.
   Эйха! Во время визита Рохарио молодая вдова устроила скандал, чем  ужасно
смутила своих родителей. Сейчас, уже в который  раз  вглядываясь  в  портрет
Сааведры, Рохарио пытался понять, есть ли в  этих  женщинах  нечто  большее,
нежели  типичное  внешнее  сходство.  Или,  может  быть,   дело   в   бурном
темпераменте молодой вдовы? В конце смутившей всех встречи отец назвал  дочь
строптивой. Возможно, дает о себе знать кровь Грихальва, которой уже  четыре
сотни лет, - вот откуда эти черные как вороново крыло  локоны,  прямой  нос,
скошенные брови, такие же, как у ее давно умершей родственницы Сааведры.
   Женщина на картине ждала, такая живая, что Рохарио порой казалось:  стоит
только протянуть руку, и она, опершись на нее, сойдет с полотна. Ее  платье,
модное   триста   лет   назад,   выглядело   как   настоящее,   реальное   -
пепельно-розовый бархат излучал  мягкое  сияние.  Временами,  когда  Рохарио
оставался в  Галиерре  один,  -  а  может,  это  зависело  от  определенного
освещения, - у него возникало чувство, будто  Сааведра  слегка  поворачивает
голову или что ее руки чуть-чуть смещаются, пальчик с кольцом  сдвигается  в
сторону, а лучи солнца падают из окон спальни под другим углом.
   Но это, конечно же, невозможно.
   Он вздохнул и, подперев  ладонью  подбородок,  буквально  впился  в  лицо
Сааведры.
   И сделал неожиданное открытие.
   Сааведра служила моделью для Матери на запрестольном образе в соборе. Как
он раньше этого не заметил? Естественно, внесены небольшие изменения: другой
цвет волос, одеяние Матери намного древнее платья Сааведры; ее  не  украшают
никакие драгоценности - лишь освещает сияние святости.  А  в  руке  Сааведры
зажата  золотая  цепочка,  с   которой   свисает   изящный   Золотой   Ключ,
символизирующий богатство и традиции ее семьи.
   Портрет сделан с натуры,  а  Матерь  писалась  по  воспоминаниям,  слегка
потускневшим за долгие годы. Автор обоих полотен - великий Сарио  Грихальва;
одно создано в начале его удивительной карьеры, другое - в конце.
   Рохарио услышал шаги, оглянулся, поморщился от боли в плече  и  ребрах  и
увидел  Эрмальдо,  графа  до'Альва,   министра   и   дальнего   родственника
до'Веррада. Эрмальдо остановился в нескольких шагах от Рохарио,  всем  своим
видом выказывая нетерпение.
   - Его светлость хочет немедленно с вами  переговорить,  дон  Рохарио.  Он
глубоко скорбит из-за  смерти  нашего  святого  брата  санкто  Лео,  бывшего
учителем его светлости.
   Рохарио встал с искаженным гримасой лицом - на этот раз причиной  явилась
не только