ть лысину".
   Если королевское семейство останется довольным, - а именно этого ждал  от
итинераррио Великий герцог Тайра-Вирте, - Арриго встретят здесь с  радостью,
а не заставят томиться в отместку за опоздание. Существуют тысячи предлогов,
чтобы отсрочить венчание: приданое недошито; гости не  собрались;  город  не
украшен  к  празднику;  невеста  стесняется  (впрочем,  последнее  здесь  не
годится) - все это он не единожды видел на протяжении своей долгой  карьеры.
Гхийасцев надо ублажить, чтобы они  осчастливили  Арриго,  который,  в  свою
очередь,  осчастливит  этим  герцога  Коссимио  и  Верховного   иллюстратора
Меквеля... И всего этого не  произойдет,  если  Арриго  оскорбится  ответной
реакцией короля и откажется от невесты.  Если  то,  что  о  нем  болтают,  -
правда, он может отказаться в любом случае.
   "Вот что ты делаешь для до'Веррада, Сарио!"
   Дионисо мысленно вздохнул и начал осторожную  беседу,  которая  продлится
долгие часы, пока он будет писать портрет принцессы Черносливины.

***

   Юноша и девушка стояли неподвижно, прислушиваясь. Дверь  захлопнулась  за
их спинами. Лязгнул задвигаемый засов, щелкнул ключ в  замке.  Затем  те  же
звуки повторились в следующей комнате. Они не касались друг  друга  и  молча
смотрели на большую кровать, дожидаясь, когда упадет последний засов и  звук
шагов стихнет в конце коридора.
   - Ты знаешь, что надо делать? - первой заговорила девушка.
   - Я знаю, что надо делать, - огрызнулся юноша. - В  конце  концов,  ты  у
меня четвертая.
   - Что ровно ничего не гарантирует, - заметила она, подходя к постели.
   Над кроватью, в полукруглой нише, скрывалась икона, две свечи  стояли  по
обе стороны от нее. Девушка потянулась к ним, чтобы зажечь, покуда последний
луч заходящего солнца не погас за высокими окнами.
   - Одна тебе, одна мне, - пробормотала она. - Пусть Мать и Сын смотрят  на
нас, как будто мы послушники  в  монастырской  келье.  Хотела  бы  я  знать,
одобряют ли они то, что видят.
   - Для тебя это что-то значит?
   - Даже если и значит, какая разница?
   Она стала расшнуровьввать корсаж. Ее кожа матово поблескивала в полумраке
и была слишком смуглой даже для  Грихальва,  выдавая  большую,  чем  обычно,
примесь тза'абской крови.
   - Не скажу, что я именно так хотела провести четыре месяца своей жизни. Я
выполню свой священный для всех Грихальва долг, но только  попробуй  сделать
мне ребенка! - Отшвырнув корсет куда-то в угол, она добавила:
   - И никаких странных штучек, понял?
   Он расстегнул рубашку и аккуратно повесил ее на дверной крюк.
   - Понял. Давай наконец покончим с этим.
   - Какой энтузиазм!
   Раздевшись до пояса, она швырнула блузу вслед за  корсетом  и  распустила
шнур, поддерживавший юбки на талии.
   - Честность с первого слова - это прекрасно, особенно для людей,  которых
заперли вдвоем на ближайшие три ночи.
   Комната напоминала монастырскую келью: кровать, умывальник, ни ковра,  ни
даже картины - и это здесь, в Палассо Грихальва! - только  икона  глядит  со
стены. Хорошо еще, что здесь прохладно, несмотря на необычно  жаркую  весну.
Беленые стены в шесть футов  толщиной  открывались  высокими  восьмифутовыми
окнами на север и на юг:
   Слабый ветерок пошевелил шелковые  сетки  на  окнах  и  слегка  взъерошил
волосы молодого человека, когда он выпрямился, сбросив штаны и сандалии.
   - Тебе не о чем беспокоиться - от меня ты не забеременеешь. Я знаю, кто я
такой.
   - Какой умный мальчик - знает то, чего не знают даже Вьехос Фратос!
   - Я не мальчик! - дерзко ответил он, снимая нижнюю рубашку.
   - А вот это ты и должен доказать. Лично для меня сие пока не Очевидно.
   Девушка произнесла эту фразу намеренно оскорбительным тоном. Но он в свои
четырнадцать лет был уже достаточно взрослым, дабы понять,  что  ее  гнев  и
горечь относились не к нему, и не обиделся.
   Юбки упали к ее ногам. Она пинком отправила их вслед за блузой и корсетом
и вытянулась на кровати, опираясь  на  локти.  У  нее  оказалась  прекрасная
фигура:  высокая  грудь,  тонкая  талия,  крутой   изгиб   бедер.   Впрочем,
большинство женщин в семье Грихальва выглядели не хуже. Она  склонила  набок
голову на длинной шее, бывшей, бесспорно, предметом ее гордости, и спросила:
   - Ты действительно так в себе уверен?
   - Я знаю это всю жизнь.
   - Ну, раз ты так говоришь, - пожав плечами, она легла на спину,  -  тогда
вперед. Они просматривают простыни каждое утро. От  тебя  в  твоем  возрасте
потребуется не меньше двух раз за ночь. Считается, что так лучше  всего  для
женщины.
   Когда звуки страсти стали проникать  сквозь  окна  и  отдаваться  эхом  в
коридоре, он попытался умерить свой пыл.
   Потом девушка встала, подошла к умывальнику, намочила полотенце и обтерла
им тело.
   - Да, ты не новичок, - заметила она. - Но тебе это как будто не нравится.
Я все-таки не настолько страшная.
   - По-моему, ты очень красивая.
   Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на нее, и подпер голову рукой. Она
хмыкнула.
   - Один совет, амико. Иллюстраторы должны рисовать все - и  прекрасное,  и
безобразное, так что учись льстить, особенно женщинам.  Начни  с  того,  чем
женщина гордится. Попрактикуешься немного и научишься узнавать это с первого
взгляда. Потом переходи к тому, что она считает своим недостатком.  Если  ты
умен, то сразу поймешь, что это, - и уж тут можешь врать как сивый мерин.
   Он ухмыльнулся, принимая вызов.
   - У тебя красивая шея.
   - Откуда ты...
   - По тому, как ты ее держишь. А еще ты носишь маленькую золотую  цепочку,
чтобы подчеркнуть ее длину. - Он рассмеялся. - А что касается "недостатков",
то тут мне и врать не придется. Твои груди само совершенство.
   - У тебя, видно, большой опыт по части грудей, - парировала она.
   - У первой моей девушки они были как перезрелые дыни. А у последней их не
было вовсе.
   - Неплохо, - уступила она. - Но помни, сравнения опасны.  Если  ты  не  в
курсе местных интриг, то легко можешь попасть впросак.
   Прополоскав полотенце, она протянула его юноше.
   - Возьми, очень приятная вещь в такую жару. Откуда-то донеслись  крики  -
низкий мужской голос срывался на дискант.
   - Не так, конечно, приятно, как это. Кансальвио отлично  проводит  время,
узнаю его голос.
   Он протер себе грудь и подмышки.
   - Вот будет обидно, если именно он станет  иллюстратором!  В  одном  моем
ногте больше таланта, чем у него.
   - Матра Дольча! Ты и в этом уверен? Откуда ты знаешь так много?
   - Сразу видно, что ты живешь не в Палассо.
   - Нет, - нахмурилась она. - Мы с матерью и отчимом живем  за  городом.  А
при чем тут...
   - Жила бы ты здесь, ты бы слышала, что обо мне говорят.
   - Ах, как трудно быть гением! - насмешливо пропела  она,  широко  раскрыв
глаза.
   Он вспыхнул, но не от стыда за свое высокомерие, а  от  раздражения.  Она
еще увидит, все они еще увидят, когда конфирматтио закончится  и  он  станет
одним из настоящих иллюстраторов - подлинным Грихальва.
   Девушка бросила полотенце рядом с простыней на пол. Завтра слуги  заберут
все это и постирают. Она устроилась в подножье кровати  и,  обхватив  руками
колени, продолжала:
   - Еще один совет. Думай о себе что хочешь - быть может, ты имеешь на  это
полное право, - но не показывай этого Фратос. Они очень ревностно  относятся
к таким  вещам.  Когда  им  попадается  истинный  талант,  они  одновременно
трепещут и злятся.
   - Это мне уже известно, - признался он. - Но ты-то откуда знаешь о  таких
вещах?
   - У меня есть брат. На самом деле он мой сводный  брат.  Мы  оба  -  дети
конфирматтио. Маме было шестнадцать, когда она родила Кабрала, и двадцать  -
когда появилась на свет я. Потом она вышла за мастера Хонино - у него медные
рудники в Эллеоне - и взяла нас с  собой.  Я  всю  жизнь  прожила  вдали  от
Палассо и надеялась, что они забыли обо мне. А  брат  вернулся  сюда,  чтобы
получить образование. Кабрал не иллюстратор - где-то здесь должна  жить  моя
племянница, - но он все равно великий художник.
   - Я уверен в этом, - вежливо сказал юноша. Слова не обманули ее.
   - Ты, конечно, думаешь, что талантом обладают исключительно стерильные. В
любом случае я надеялась, что его вклада в семью окажется достаточно.  Но  в
этом году не хватило подходящих девушек, кто-то вспомнил про меня - и вот  я
здесь. Не повезло.
   Он кивнул, понимая, что она и сейчас не хотела его обидеть.
   - Нужны были четыре девушки, а  подходящих  здесь  -  только  три.  Мать,
бабушка и тетка Тринии умерли в родах - вряд ли она сможет  родить.  В  роду
Филиппин уже три поколения не  появилось  ни  одного  иллюстратора.  Что  же
касается Полии - эйха, скажем так: она рисует воображаемой кистью.
   - Видишь, каким ты можешь быть тактичным? - поддразнила она.
   - Граццо, - поблагодарил он, чувствуя, что  она  понемногу  начинает  ему
нравиться. - В итоге ты здесь, выполняешь свой долг.
   - Это их идея, а не моя.
   Она тряхнула головой, черные волосы рассыпались по плечам.
   - Если ты и впрямь так уверен в себе, как говоришь, - мне повезло. Я хочу
детей только от любимого мужа, когда он у меня будет.
   - Ты хочешь влюбиться, выйти замуж и только потом заводить  детей?  -  Он
поднял брови, изображая  удивление.  -  Никогда  не  слыхал  о  Грихальва  с
моральными устоями торговцев!
   - Можешь смеяться над чем хочешь! - отмахнулась она. - Я  вынуждена  была
переспать с четырьмя маленькими глупыми художниками, потратить четыре месяца
собственной жизни, то кувыркаясь здесь с одним из вас,  то  дожидаясь,  пока
мне подсунут следующего, и все это время они ждали затаив дыхание: а вдруг я
беременна! А забеременей я, пришлось бы потерять еще  год,  дожидаясь,  пока
родится ребенок.
   Он пожал плечами.
   - Но так поступают все женщины Грихальва.
   - А я не хочу! Не можешь понять меня - подумай сам. Ты знаешь,  кто  твоя
мать, а что до отца - Фратос, конечно, знают, кто он, но ты мог бы  с  таким
же успехом быть одним из первых чи'патрос. Здесь, в Палассо, это  не  важно,
но когда-нибудь ты выйдешь отсюда в большой мир. Санктос и  санктас  смотрят
на нас так, будто мы фиолетовые чудища с пятью глазами.
   - Кого это волнует? - усмехнулся он.
   - Нас не волнует, а остальных людей - очень. Они  тоже  косятся  на  нас,
дабы всем показать, что они разделяют отвращение екклезии к нашему мерзкому,
аморальному, неестественному существованию.
   - Эйха, понятно, что ты имеешь в виду. Но  иллюстраторов  это  не  должно
волновать. Мы слишком значительны.
   - Ты хоть когда-нибудь был за стенами Палассо? Иллюстраторов это касается
больше всего. Поговори с моим братом Кабралом, пока мы здесь. Ты узнаешь  от
него многое, хоть он и не принадлежит к вашей возвышенной братии, - добавила
она едко.
   - Ты что, жалеешь меня? Эта мысль его поразила.
   - Да, - ответила она просто, - мне всех вас жаль. У нас с  Кабралом  хоть
семья была. Одна мать, один отец  вместо  тысячи  сводных  братьев,  сестер,
кузенов, не говоря уже об остальных родственниках - их просто не  сосчитать!
И всем им на вас наплевать, если у вас  не  окажется  Дара.  Что  у  вас  за
детство - кроватка в общей комнате, одна кормилица на несколько человек... А
это ваше так  называемое  образование?  -  Она  все  больше  распалялась.  -
Искусство, искусство, искусство - и ничего больше. Что ты знаешь,  например,
о естественных науках?
   - Достаточно, чтобы не вызвать взрыва, смешивая растворители. - Он сделал
серьезное лицо.
   - Не смешно! Они учат вас только самому необходимому, ничуть не  заботясь
о глубине ваших знаний. История -  лишь  в  том  объеме,  которого  было  бы
достаточно, чтобы вы не оскорбили чужеземцев своим невежеством. Литература -
не больше, чем умение развлечь каким-нибудь стишком титулованных особ,  пока
они скучают, позируя для портрета. Верховая езда  -  вам  положено  знать  о
лошадях ровно столько, сколько надо, чтобы случайно  не  выпасть  из  седла.
Прекрати смеяться! Разве ты сам не видишь, в какой клетке вас держат?
   - Извини, - сказал он, потому что, несмотря на дурацкие рассуждения,  она
ему нравилась. - Я просто вспомнил свои уроки верховой езды.
   - Ага, но ты - счастливое исключение или по крайней  мере  считаешь  себя
таковым. У тебя есть Дар - и пусть Милосердная Матра позаботится  о  тех,  у
кого его нет! Всю жизнь они обречены копировать чужие шедевры...
   - Хватит, - сказал он примирительно. - Все, что ты говоришь, - правда, но
ты не заставишь меня ни на миг пожалеть о том, кто я есть. Хочешь,  я  скажу
тебе, почему на меня никто никогда не будет коситься и почему я  никогда  не
попаду в унылую комнатушку копииста? - Он улыбнулся,  смакуя  минуту  своего
торжества. - Я - сын Тасии.
   - Тасии! - Она моргнула и продолжала уже совсем другим тоном:
   - Любовницы Арриго! Матра эй Фильхо!
   Но тут же его гордость получила хороший щелчок: девушка расхохоталась  во
все горло. Громко, язвительно, обидно.
   - Ты и вправду думаешь, что твои амбиции переживут женитьбу Арриго?
   Его больно уязвило оскорбление в адрес Тасии.
   - Арриго обожает мою мать. Может, он и отошлет  ее  от  двора  ненадолго,
чтобы успокоить гхийасскую принцессу, пока та не родит ему нескольких детей.
Но Тасия вернется. И я буду на ее стороне.
   - Двадцатилетний, полностью обученный, готовый принять  кисть  Верховного
иллюстратора Меквеля из его слабеющих рук?
   Девушка пристально посмотрела на него. Ее лицо сейчас уже никто не назвал
бы хорошеньким.
   - А что, если Арриго влюбится в свою молодую жену? Он пожал плечами.
   - Лиссина же  осталась  при  дворе.  Они  с  Великой  герцогиней  близкие
подруги.
   - Кто бы смог не полюбить Лиссину! Все знают, какая она чудесная.
   - Тем не менее ясе были шокированы, когда Гизелла  назвала  свою  дочь  в
честь бывшей любовницы мужа и даже попросила Лиссину быть  крестной  матерью
Лиссии.
   - И  ты  думаешь,  в  детской  Мечеллы  когда-нибудь  появится  маленькая
Тасита?
   Она не стала дожидаться ответа.
   - Эйха, все сейчас ужасно милые при дворе, не  спорю.  Но  это  необычная
ситуация, а Гизелла - необычная женщина, я встречалась с ней. Она славная  и
добрая и искренне любит Лиссину. Что,  если  принцесса  Мечелла  не  полюбит
Тасию?
   Он ничего не ответил - и  так  уже  много  лишнего  наговорил.  Кого  там
принцесса любит или не любит, не имеет никакого значения. Откровенно говоря,
взглянув на ее портрет, он засомневался,  хватит  ли  у  нее  мозгов,  чтобы
оценить ситуацию. В  ее  огромных  голубых  глазах  не  было  ни  намека  на
интеллект. Где ей тягаться с такой умной женщиной, как Тасия! Да, она  мила,
если, конечно, вы любите светлокожих блондинок, но ее  красота  ни  в  какое
сравнение не идет с живой смуглой красотой Тасии.
   -  Твое  будущее,  -  сказала  наконец  девушка,  -   станет,   возможно,
ошеломляющим. Но сейчас, мой Верховный иллюстратор, если ты не возражаешь, я
посплю немного.
   - Ладно.
   Он испытал облегчение. Ему не хотелось  задевать  ее  чувства.  Если  она
знакома с Великой герцогиней, у нее могут быть  полезные  связи  при  дворе.
Когда-нибудь это может пригодиться. Кроме того, она  оказалась  первой,  кто
назвал его Верховным иллюстратором. Он запомнит это  -  может,  когда-нибудь
напишет ей что-нибудь в подарок. Эта мысль вызвала у него улыбку.
   - Поспать - это то, что мне нужно, - сказала она. -  Я  долго  занималась
прошлой ночью и...
   Ей пришлось прерваться, чтобы переждать новую  порцию  стонов,  воплей  и
хрюканья, доносившихся извне.
   - И я сомневаюсь, что этой ночью нам удастся выспаться! Почему  некоторым
надо делать это так громко?
   - Трубит, как герцогский герольд, - согласился он, и оба рассмеялись.
   Они легли рядом, не касаясь друг друга. Ветерок стих, было  очень  жарко,
да и странно спать в обнимку с человеком, с которым познакомился  всего  три
часа назад.
   - А что ты изучаешь? - спросил он, внезапно заинтересовавшись, не одна ли
она  из  тех  девочек  Грихальва,  которые  воображают,  будто  у  них  есть
способности к живописи.
   - М-мм? А-а, растения.
   - Лекарственные?
   - Нет, для духов.
   - В самом деле?
   Он решил извлечь пользу из ее маленького скучного  увлечения.  Она  может
потом пригодиться, она была хороша в постели и просто нравилась ему. И  есть
еще ее брат, Кабрал. Надо иметь много союзников среди Грихальва, пусть  даже
не Одаренных, если хочешь стать Верховным иллюстратором.
   - Звучит сложно и непонятно.
   - Я смешиваю запахи, так же как  ты  краски.  Так  я  и  познакомилась  с
Великой герцогиней. Я сделала для нее духи.
   - Из роз, наверно. Говорят, она их любит.
   - Да, я их сделала на основе  роз.  Белых,  конечно  же,  других  она  не
признает. И прибавила туда всяких травок, немного валерианы...
   Как истинный живописец, он тут же перевел названия в символы: Я  достойна
вас. Смирение, Приспосабливающийся характер. Судя по тому,  что  он  слышал,
получалась Гизелла как живая.
   - Тебе надо сделать духи для принцессы, - сказал он вдруг.
   - Свадебный подарок? Прекрасная идея! Может, когда-нибудь и твоей  матери
понадобятся особые духи.
   Он проигнорировал намек, сказав только: "М-мм, ей бы понравилось",  -  но
сам подумал, что Тасия не была бы Тасией, если б ее не  сопровождали  запахи
желтых жасминов (Элегантность), мирры (Радость) и яблок  (Сладкий  соблазн).
Повернувшись на другой бок, он притворился спящим. Ему пришло в голову, -  и
он улыбнулся этой мысли,  -  что  духи  принцессы  должны  состоять  главным
образом из миндального  масла  -  в  знак  ее  Глупости,  глупости  женщины,
выходящей  замуж  за  человека,   который   принадлежит   Тасии   Грихальва,
Некоронованной, матери будущего Верховного иллюстратора.

Глава 35

   К вящему изумлению  Дионисо,  принцесса  Мечелла  приказала  написать  ее
портрет в подвенечном наряде  и  соответственно  оставить  рядом  место  для
Арриго.
   - Все равно ведь эту картину придется писать, -  сказала  она.  -  И  чем
быстрее  она  будет  закончена,  тем  быстрее  мы  сможем  поехать  домой  в
Мейа-Суэрту.
   Одно то, что она им командовала, было уже само по себе поразительно  (им,
иллюстратором Грихальва,  можно  даже  сказать  -  тем  самым  иллюстратором
Грихальва), но у нее было свое мнение по поводу каждой детали.  Какие  цветы
надо использовать и какое они имеют символическое значение,  как  она  хочет
стоять, как держать голову и руки, каким должен быть фон и даже время суток.
Очевидно, она обдумывала это уже не один год.  Под  ее  невинной  внешностью
скрывалась сталь. Дионисо грациозно поклонился, пряча усмешку. Арриго  будет
потрясен.
   "Повеселюсь я в следующей жизни, - сказал себе  Дионисо,  -  когда  стану
Верховным иллюстратором при Великой герцогине Мечелле".
   В своем белоснежном свадебном уборе Мечелла была великолепна с головы  до
пят, от алмазной диадемы  до  расшитых  жемчугом  туфель.  Мили  прозрачного
белого шелка ниспадали с ее талии к изящным ножкам, словно лепестки розы,  и
каждый лепесток украшало тончайшее  кружево.  Невесомый  наряд  поддерживала
накрахмаленная нижняя юбка. Лиф был выполнен в форме розового  бутона:  туго
скрученные у талии слои шелка поднимались лепестками кверху, чтобы  прикрыть
на  удивление  чувственную  грудь  и  закончиться   на   плечах   маленькими
рукавчиками, украшенными свисающими слезками жемчужин.  На  том  месте,  где
лепестки, расходясь, приоткрывали грудь, были вышиты  золотом  переплетенные
инициалы А и М.
   Платье она тоже придумывала не один год.
   Иллюстратор, в течение трех  веков  наблюдавший  за  аристократией  шести
стран, был ошеломлен, увидев эту высокую золотоволосую красавицу принцессу в
подвенечном наряде.  Когда  он  склонился  перед  ней,  это  было  искреннее
смирение  художника  в  присутствии  красоты,  которую  ему  посчастливилось
увидеть и перенести на холст.
   Долгие часы, понадобившиеся на то, чтобы набросать, а затем  отделать  ее
портр