Мелани РОУН, Дженифер РОБЕРСОН и Кейт ЭЛЛИОТ
    ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ


    ТОМ 1



Анонс

   Три королевы фэнтези - в союзе, какого не было еще за всю историю  жанра!
Три автора, собравшиеся, чтобы написать одну из самых  головокружительных  и
изысканных "литературных легенд"! Это -  мир,  в  котором  основой  являются
Высокие  Искусства.  Это  -  мир   аристократических   семей,   исповедующих
могущественную магию,  пугающую  и  прекрасную.  Мир,  в  котором  совершают
невозможное одним движением шпаги, одним мановением  магического  жезла  Мир
интриг и предательства. Мир, где не страшатся платить  за  желаемое  дорогой
ценой...

   С восемнадцатого века художники одержимы мечтой найти  "золотой  ключ"  -
рецепт, формулу или прием, который сорвет покровы  с  тайн  изобразительного
искусства... Увы, "золотой ключ" - не более чем легенда.
   Джонатан Стивенсон. "Материалы и приемы живописи"

ПЕЙНТРАДДОС ХИСТОРРИКОС

(Из "Истории искусства" Фернандаля Грихальвы, 940, изданной на средства автора.)

"Гибель тза'аба, 716"

Гримальдо Серрано, 916. Дерево, масло, Коллекция семьи Серрано.

   Картина типична  для  школы  Серрано.  Историческая  сцена  овеяна  духом
романтизма, и в то  же  время  она  реалистична,  без  каких-либо  признаков
символики. Полотно напоминает о сражении, завершившемся разгромом тзо'абов и
гибелью Пророка Злотого Ветра. Однако Пророк находится не в центре  полотна,
а ближе к левому крою, из чего можно заключить, что не он  является  главной
фигурой картины. Скорее всего, это тза'абы,  с  неистовой  жаждой  мести  но
лицах  бегущие  с  поля  брани;  тем   самым   художник   как   бы   предрек
опустошительные  набеги  Всадников  Златого   Ветра   в   течение   грядущих
десятилетий.
   Весьма примечательны еще две фигуры. Первая  -  это  шагоррский  капитан,
убивающий Пророка, Его поразительное сходство с герцогом Алессио на портрете
кисти того же мастера говорит о несомненной лести. Вторая фигура - умирающий
тза'об, точная копия Бортойина Грихальвы, заклятого врага рода Серрано.

"Битва на Рио Сангва, 818"

Бартойин Грихальва, 918. Дерево, масло, Галиерра Веррада.

   Еще одно мемориальное полотно. Здесь историческая достоверность  выражена
в точной расстановке персонажей, детальной  прорисовке  костюмов  и  оружия.
Сходство  Алессо  до'Веррада  с  реальным  историческим   лицом   достигнуто
благодаря изучению его прижизненных портретов.  Расположение  армий  и  даже
отдельных фигур основано на свидетельствах очевидцев. Угол падения солнечных
лучей точно соответствует времени года, дню и часу битвы.
   При всей своей достоверности картина глубоко  символично.  Стратегический
гений Алессо проявляется не только в построении войск,  но  и  в  узоре  его
мантии (листья дуба и мяты символизируют Отвагу и Добродетель, цветы  люпина
- Воображение и т.п.).  О  богатом  приданом  его  супруги  -  ондолузийской
принцессы - открыто говорит  золото  меча  и  шпор  и  не  столь  открыто  -
вытисненные на седле пшеничные  колосья  и  кукурузные  початки.  Его  номмо
до'гуэрреро, или прозвище "Тень Златого Ветра", - не  что  иное,  как  тьма,
снизошедшая но варвара, гибнущего от его руки. Но в этот миг  взгляд  Алессо
устремлен не на жертву, а на ближайшего  Всадника,  коему  суждено  оборвать
нить жизни Героя. А злая душа поджигательницы войны, императрицы Тзо'аба Ри,
воплощена в упавшей поблизости лиственнице (Надменность) и цветах  водосбора
(Безрассудство), примятых копытами лошади Алессо.
   Река, на которой Алессо снискал слову великого триумфатора,  в  тот  день
окрасилась в алое, за что и было переименована в Рио Сонгва. Позднее  Ренайо
до'Веррада закрепил победу отца, установив южную  границу  Тойра-Вирте.  Его
современник Серрано написал картину в честь провозглашения Ренайо герцогом и
рождения Тайра-Вирте  как  независимого  государства.  Увы,  то  картина  не
сохранилась, но фрагмент наброска находится в запасниках Галиерры Веррада.

"Смерть Верро Грихальвы"

Кабрайо Грихальва, 892. Дерево, масло. Галиерра Веррада.

   В 823 году герцог Ренайо взял в жены Хесминию. После гибели ее  брата  на
Рио Сангва она осталась единственной наследницей Шагарры. Когда  в  костейо,
родовом  замке  ее  отца,  завершилась   свадебная   церемония,   молодожены
отправились в Мейа-Суэрту, где маленькая коса Ренойо постепенно превращалась
в Палоссо Веррада.
   Но в пути случилось непредвиденное. На  кортеж  напала  банда  тза'обских
разбойников, и, хотя  герцог  с  герцогиней  не  пострадали,  погибло  много
придворных, в том числе  лучший  друг  Ренайо  -  доблестный  капитан  Верро
Грихальва.
   Этот эпизод и положен в основу картины. Здесь все пронизано  насилием:  и
композиция, и цвет, и  динамика.  Одной  рукой  герцог  Ренайо  придерживает
голову умирающего друга, другой отчаянно машет лекарю. Рядом  опустилась  на
колени  герцогиня;  ее  лицо  закрыто  ладонями,  а   блеск   драгоценностей
расплывчатый, от чего создается впечатление, будто  воочию  видишь,  как  ее
сотрясают  рыдания.  На  заднем  плане  конные  воины  преследуют  тзо'абов,
похитивших сестер-близнецов Верро Грихальвы  и  еще  дюжину  фрейлин.  Ветер
качает ветви деревьев, треплет полы плащей и распущенные  локоны  герцогини.
Только Верро Грихальва неподвижен, его очи подернуты смертной  поволокой,  а
пальцы сомкнуты на рукояти меча, словно он еще надеется встать  и  броситься
на защиту сестер.
   Эту картину можно сравнить с другой, гораздо меньшей размерами, - "Смерть
Верро Грихольвы", - написанной Пьедро Грихальвой в 732 году. Она хранится  в
Голиерре Грихольва.

"Спасение полонянок"

Миквейан Серрано, 828. Дерево, масло. Коллекция семьи Серрано.

   Картина, безусловно, достойна кисти  талантливейшего  художника  из  рода
Серрано, но здесь его отточенное мастерство послужило отнюдь не самой благой
цели. Недаром это полотно, созданное по заказу герцога Ренайо  и  отразившее
продолжение вышеописанного события, было отвергнуто  горожанами,  осмеявшими
злосчастных фрейлин, похищенных и изнасилованных тза'абами.
   Все без исключения полонянки, высыпавшие из  шатров,  одеты  непристойно,
изумление на их лицах соперничает со  страхом.  Сестры  Ларисса  и  Маргатта
Грихальва (легко узнаваемые по розеткам на шалях, которыми они  прикрываются
без особого старания) изображены с неудовольствием на лицах,  якобы  оттого,
что их оторвали от желанных плотских утех.
   Герцог Ренайо и его солдаты,  гнавшиеся  за  бандитами  двенадцать  дней,
выглядят свежими, как будто только что покинули покои палассо.  Тза'абы  же,
полуодетые и неопрятные, объяты неописуемым  ужасом.  Десятка  два  грязных,
нагих малышей стремглав бегут к холмом, но если приглядеться, можно  сделать
некое странное открытие: у них вовсе не детские лица. Это карлики -  злобные
смуглые дикари, тзо'обы.
   Что  же  касается  подлинной  истории,  то  все  четырнадцать  дом   были
возвращены ко двору, банда истреблена до последнего негодяя, о сокровища (на
картине они грудой лежат в левом шатре) доставлены в Мейа-Суэрту.  Герцогиня
Хесммния пожелала отдать их бывшим пленницам, чтобы спасти  от  нищеты:  кто
возьмет замуж обесчещенную тза'абом женщину, особенно после  того,  как  она
родит младенца? Этих чи'патрос, незаконнорожденных,  ждал,  так  же  как  их
матерей и маленьких полукровок, спасенных в лагере тза'обов, удел презренных
парий. Некоторые из тех женщин, не в силах вынести унижение,  доже  руки  на
себя наложили после родов.
   Эти бандиты похищали женщин и раньше - по слухам, лишь  для  того,  чтобы
бедняжки зачали тза'абских ублюдков; когда же дети переставали  нуждаться  в
материнском молоке, полонянок убивали. Один из спасенных  мальчиков  сказал,
что его отец, патро, прогнал маму, так как хотел воспитать ребенка тза'абом.
Возможно,  разбойники  замышляли  сколотить  банду  полукровок,   чтобы   та
орудовала в тойравиртских городах и селах.
   Но ни один  из  этих  детей  не  вырос  тза'обом.  Они  стали  Грихальва,
поскольку род принял их всех. Вся Мейа-Суэрта была возмущена,  когда  в  859
году герцог Ренайо в награду за великодушие подарил роду Грихальва палоссо и
примыкающий к нему квартал. Но все-таки чи'патрос так и  остались  чужими  в
чужой стране - живыми памятниками тза'обских злодеяний, да и на Грихальва  с
той поры горожане смотрели кок на прокаженных.

"Аллегория материнской любви"

Приписывается Натану Грихальве, 834. Картон, акварель. Галиерра Грихальва.

   Очаровательный портрет  двух  женщин  и  их  десятилетних  сыновей;  одна
вручает своему чаду  корзину  символических  цветов,  другая  учит  отпрыска
чтению  по  молитвеннику.  Принято  считать,  что  это  Ларисса  и  Маргатта
Грихальва со своими чи'патрос Во все времена очень немногие  мастера  писали
миниатюры (эта овальная картина всего лишь три дюйма в  высоту),  из  восьми
миниатюр в коллекции рода Грихальва шесть созданы этим  художником,  младшим
братом Лариссы, Моргатты и Верро Так что вполне возможно, это  действительно
акварель Натана, посвященная его сестрам-близнецам и племянникам.
   Миниатюра буквально дышит уютом и любовью, и все  же  в  ней  угадывается
вызов. Тза'обские черты и  цвет  кожи  сыновей  откровенно  контрастируют  с
серыми глазами и светлой кожей женщин. Чи'патрос всегда страдали за то,  что
в их жилах текла тза'обская кровь их  презирали,  третировали,  обвиняли  во
всех смертных грехах; священники с пеной у рта доказывали, что полукровки не
обладают душой. Художник недвусмысленно дает понять, что  матери  не  только
учат сыновей грамоте, но и пестуют в  них  веру,  искренность,  великодушие,
преданность и  трудолюбие,  о  значит,  вопреки  всяческим  злопыхательством
чи'патрос вырастут достойными гражданами Тайра-Вирте

"Последняя воля герцогини Хесминии"

Лирансо Грихальва, 881. Холст, масло (картина не закончена). Галиерра Веррада.

   Одно из первых полотен документальной живописи.  Кисть  очевидца  события
зарегистрировала   официальное   завещание   герцогини   Хесминии.   До   ее
безвременной кончины от нерро лингвы  осталось  всего  три  дня,  однако  ни
единого признака хвори не видно но прекрасном лице в ореоле света, падающего
из окна за ее спиной. С ласковой улыбкой Хесминия наблюдает за  конфирматтио
юных чи'патрос. Премиа Санкта и Премио Санкто, хоть и  благословляют  детей,
взирают на них отнюдь не  милостиво.  Церковные  иерархи  Тайра-Вирте,  кок,
впрочем, и большинство горожан,  убеждены,  что  в  нашествии  нерро  лингвы
(своим названием - мерный язык" - болезнь обязана наиболее зловещему  из  ее
симптомов),  от  которой  в  Мейа-Суэрте  умер  каждый  четвертый,  виноваты
чи'потрос. Род Грихальва пострадал от мора сильнее всех остальных, но это не
послужило ему оправданием; священники распустили слух, что Матра эй  Фильхо,
Матерь с Сыном, наслали на город мор, стремясь  в  первую  очередь  наказать
Грихальва за то, что те приютили чи'патрос.
   Через сутки  после  смерти  матери  Алессио  I  издал  указ:  отныне  все
Грихальва находятся под защитой герцогов Тайра-Вирте. Увы, охранная  грамота
не защитила их  от  толпы,  собравшейся  на  похороны  любимой  герцогини  и
доведенной подстрекателями до  неистовства.  Прежде  чем  шагаррскому  полку
удалось восстановить в городе порядок, многие погибли, в том числе  Маргатта
Грихальво Хроники утверждают, что в ту ночь был до полусмерти избит  Лирансо
Грихольва, и увечья не позволили ему закончить картину.
   Он был чи'патро, сын Лариссы Грихальво; есть основания полагать,  что  он
изображен на описанной выше миниатюре. Лиронсо можно найти также на одной из
фресок Собора Сияющих Образов - Катедраль Имагос Брийантос; его легко узнать
по кисти. Торчащей из кармана, и Чиеве до'Орро. Золотому Ключу, на шее.

Автопортрет Гарсы Серрано, Верховного иллюстратора, 906.

Дерево, масло. Галиерра Веррада.

   Причиной создания этого воинственного  автопортрета  стала  обострившаяся
вражда между семьями Серрано и  Грихальва  Верховный  иллюстратор  изобразил
себя при всех церемониальных регалиях; на коричневой мантии  вышито  золотом
перо - фамильный герб Серрано; ноги попирают расколотые  плиты  с  розетками
Грихальва Скептики полагают,  что  таланты  не  передаются  из  поколения  в
поколение, и природа, рождая гениев, отыгрывается  на  их  потомках  Имеется
немало тому подтверждений, но хватает и доказательств  обратного:  в  музыке
(род Баков  в  течение  двух  веков  дарил  миру  выдающихся  композиторов),
медицине (потомки до'Майо) и литературе (Дума-отец, двое его сыновей и  пять
внучек). Серрано были верны живописи больше века. И все-таки  род  Грихальва
уникален, поскольку мало кто из его мужчин не обладал талантом художника.
   Брачные узы Грихольво и чи'потрос (поскольку больше никто не видел в этих
девушках невест, а в юношах - женихов) доли страшный и загадочный результат:
почти половина мужчин во  втором  поколении  оказались  стерильными.  Многие
винили в этом инбридинг,  кровосмешение,  иные  нерро  лингву,  но  истинной
причины не знал никто.

"Женитьба Алессио II на Эльсеве до'Эллеон"

Саабасто Грихальва, 894. Дерево, масло. Галиерра Веррада.

"Помолвка Хоао до'Веррады и Майари до Варривы"

Иберро Грихальва, 921. Дерево, масло. Галиерра Веррада.

   Обычай дарить невесте портрет жениха возник в 875 году. Он-то и  послужил
фундаментом  для  растущего  авторитета  и  везения   Серрано.   Хотя   идея
документальной  живописи,  то  есть  регистрации   событий   государственной
значимости  посредством   изобразительных   приемов,   принадлежит   Лирансо
Грихальве.  Именно  благодаря  ему  живопись  в  сочетании  с   общепринятой
иконографией со временем вытеснила письменные официальные свидетельства

"Смерть Хоао" Иберро Грихальва, 924

Холст, масло. Галчерра Грихальва.

   На этих трех картинах,  созданных  всего  лишь  за  тридцать  лет,  можно
увидеть эволюцию документальной  живописи  и  неразрывно  связанного  с  ней
символизма.  Сюжет  "Женитьбы"  совершенно  очарователен   благодаря   своей
простоте, но и она не обошлась без символов. Букет в руках невесты  означает
традиционно добрые пожелания (розы - Любовь, плющ - Верность,  чертополох  -
Сыновья).  О  том,  что  свадьба  красавца  Алессио  и  прелестной   Эльсевы
равносильна заключению союза между Тайра-Вирте и  Эллеоном,  свидетельствуют
соединенные гербы этих стран, изящно  вышитые  золотом  на  занавесе,  перед
которым стоят молодожены.
   Кажущейся  безыскусностью  эта  работа   контрастирует   с   "Помолвкой",
исполненной глубокого смысла. На платье невесты вышиты  эмблемы  ее  рода  -
белые  хризантемы  (слова  "верро"  -  правда  и  "Воррива"  созвучны).  Она
приближается к Хоао, сыну Алессио и Эльсевы,  по  широкой  лужайке;  зеленая
трава - это Покорность, а золотые  розы  -  Совершенство;  они  распускаются
рядом с цветами лимона, символом Неизбывной Любви. Хоао, стоя  на  мраморной
лестнице и улыбаясь суженой, протягивает букетик цветов Но помолвка  Хооо  и
Майари - это еще и выгодная сделка, потому на заднем плане изображен Кастейо
Варрива, а  под  его  стенами  через  кукурузное  поле  (кукуруза  -  символ
Богатство) идет караван.
   Увы, счастливый брак Хоао и Майари оказался недолговечным. Несколько  лет
спустя этот же мастер, Иберро Грихальва, написал "Смерть Хоао"  Если  верить
легенде, создавая две первые картины, он разбавлял краски слезами радости, и
слезами горя - когда писал третью. Ибо он любил молодого герцога как родного
брата.
   Мало-помалу документальная живопись взяла  верх  над  деловыми  бумагами.
Нередко случалось, когда один и тот же договор, написанный на разных языках,
каждая из сторон  понимала  по-своему,  но  язык  картины  исключает  разные
толкования. Художники стали  не  только  регистрировать  браки,  рождения  и
смерти, но и  оформлять  торговые  сделки,  завещания,  дарственные  и  тому
подобное.
   Традиции  живописи  Тайра-Вирте  славились  своей  живучестью,  это  была
единственная страна, не испытывавшая в ту пору недостатка  в  иллюстраторах.
Им приходилось трудиться не покладая рук,  чтобы  обеспечить  всех  желающих
документами и копиями. За последние пятьдесят  лет  Грихальва  и  Серрано  -
семейные артели художников - снискали мировую известность.
   Без их содействия не обходился ни купец, ни чиновник, ни  государственный
деятель.

ГАЛИЕРРА

943

   Сарио Грихальва тотчас понял, что с ней происходит.  Догадался,  куда  ее
занесло, хоть она и оставалась рядом с ним физически. Ему был знаком и  этот
неподвижный,  невидящий  взор,   и   окаменевшие   черты   лица.   Выражение
обреченности... Он знал это по собственным ощущениям. Да  и  как  не  знать,
ведь он тоже из тех, кого многие считают жертвой. Но сам он такие вот  уходы
связывал с подъемом  творческих  сил,  вдохновением.  Как  не  походили  его
высказывания на отзывы  других,  в  том  числе  и  муалимов  -  наставников,
помыкающих им в ученических мастерских.
   До чего же мелочный народ.., даже Одаренные. Они говорят о  таких  вещах,
как способности, вдохновение, призвание. И даже упоминают о силе. Но что они
в этом смыслят?
   А он понимает. Да и как иначе?! Ведь это все - в нем.
   - Ведра, - сказал он.
   Зачарованная картиной, возникшей  перед  ее  внутренним  взором,  она  не
ответила. Даже не шелохнулась.
   - Ведра, - повторил он громче. И вновь не дождался отклика.
   - Сааведра!
   Она вздрогнула. Глаза были  черным-черны.  Помаленьку  мгла  съежилась  и
уступила другому цвету, прозрачно-серому, без малейшей мути, без  слабейшего
оттенка, без единого вкрапления  пигмента  на  радужках.  Этим  и  была  она
приметна помимо всего  прочего.  Серые  очи  Грихальва.  Необыкновенные  очи
тза'абов, предков. А Сарио Грихальву природа наделила обликом попроще: карие
глаза,   темно-каштановые   волосы,   смуглая   кожа   пустынника.    Ничего
впечатляющего. Ровным счетом ничегощеньки.
   Но это - если смотреть извне. А изнутри никому, кроме  самого  Сарио,  не
взглянуть. Для чужих глаз его душа - потемки, если что  и  можно  уловить  в
глазах, то это лишь  тонкий  лучик  целеустремленности,  а  может,  лампадка
задумчивости и отрешенности.
   Он окинул взглядом Сааведру. Она и летами старше, и ростом  выше,  а  вот
сейчас сгорбилась меж колонн на скамье, точно  просительница  или  служанка.
Всем своим видом предлагает главную роль в этой  сцене,  и  уж  его  дело  -
принять, не принять...
   Ее лицо в снопе утренних лучей повернуто к точному раскладу светотени  на
грубой крапчатой бумаге, распяленной на доске. К  умелым  и  красивым  рукам
художника. Левая машинально отбросила с глаз нечесаную черную  прядь.  Серые
глаза остановились на Сарио, мозг зафиксировал присутствие  постороннего,  а
когда опознал, голос откликнулся. Неужто стоило ради этого вырывать сознание
из безбрежных просторов иного мира, тащить его вспять  по  пути,  озаренному
Луса до'Орро?
   - Подожди... - прозвучало раздраженно и властно. Теперь он - слуга, он  -
проситель. Все они, Грихальва, слуги. И  просто  одаренные,  и  Одаренные  с
большой буквы.
   - Подожди, - повторила она мягче, словно умоляя понять и простить,  но  в
мольбе этой присутствовал оттенок нетерпения.
   И лихорадочно забегал по бумаге уголек.
   Он понял. Ибо сочувствовал ей, сопереживал, не  кривя  душой  даже  перед
самим собою. И тоже,  хоть  и  по  другим  причинам,  испытывал  нетерпение.
Нетерпение и обиду. С какой это стати он  должен  ждать?  Или  она  надеется
стать Одаренной? Или у нее есть шанс когда-нибудь сравняться с ним?
   И он решительно ответил:
   - Некогда, Ведра. Надо идти, если хотим успеть.
   Воцарилась тишина. Только грубая бумага шуршала под угольком.
   - Ведра...
   - Мне нужно доделать.
   И - невысказанное: "Пока оно живо, пока свежо, пока я вижу". Все ясно, но
нельзя же потакать.
   - Пора идти.
   - Еще одну секундочку... Моментита, граццо.
   Точные