школьной кухни. Шайка Дадли, гоняла его, как обычно, и
вдруг Гарри, удивляясь  ничуть не  менее  всех прочих,  оказался сидящим  на
печной трубе. Дарсли  тогда получили очень гневное письмо  от  директрисы, в
котором она сообщала, что Гарри лазал по школьным строениям. Но все, чего он
хотел (и о чем кричал  дяде Вернону сквозь  запертую дверь чулана),  было --
прыгнуть   за  большие   мусорные  баки  у  дверей  школьной  кухни.   Гарри
предполагал, что его подхватил ветер во время прыжка.
     Но  сегодня  все шло, как  следует.  Даже компания Дадли и Пирса стоила
дня, проведенного  не в школе, не  в  чулане и  не  в  гостиной миссис Фигг,
насквозь провонявшей капустой.
     По  дороге  дядюшка  Вернон  как  обычно,  брюзжал.  Он любил  выражать
недовольство по различным  поводам:  сотрудники  на работе, Гарри, городской
совет,  Гарри,  банк,  Гарри --  это были лишь немногие  из его любимых тем.
Сегодня это были мотоциклы.
     --  ...  И рычат везде, как бешеные, юнцы сумасшедшие, -- произнес  он,
когда их обогнал мотоцикл.
     -- Я видел во  сне мотцикл, --  сказал Гарри, вспомнив свой  сон. -- Он
летал.
     Дядя Вернон едва не врезался в машину спереди. Он обернулся и заорал на
Гарри, лицо его напоминало гигантскую свеклу с усами: "МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!"
     Дадли и Пирс захихикали.
     -- Я знаю, что не летают, -- возразил Гарри. -- Это же только сон.
     Но лучше бы  он ничего не  говорил.  Если  и  было  что-то,  что Дарсли
ненавидели больше, чем вопросы, то это были разговоры о том, чего не  бывает
на  самом деле, неважно, будь то  во сне или в мультфильме --  казалось, они
боятся, что у него могут возникнуть опасные идеи.
     Было  очень солнечно, была суббота,  и  зоопарк был  забит родителями с
детьми. У входа  Дарсли  купили Дадли и Пирсу по огромной порции шоколадного
мороженого, и, так  как веселая  дама за  прилавком  спросила Гарри, что ему
хочется, прежде чем  его успели оттащить, то и ему  купили  дешевое лимонное
эскимо. И  оно было совсем недурно,  думал  Гарри, облизывая его  и глядя на
гориллу, которая скребла у себя в голове и выглядела совсем как Дадли, разве
что не была блондином.
     Гарри провел лучшее за долгое время утро. Он был достаточно  осторожен,
чтобы  держаться на  расстоянии  от Дадли и Пирса, которым  ко времени ланча
поднадоели звери, и они снова вернулись к любимой забаве -- донимать  Гарри.
Они  поели  в кафе при зоопарке, где Дадли закатил истерику из-за того,  что
его  супер-дупер-гамбургер был недостаточно  велик, дядюшка Вернон купил ему
другой, а Гарри позволили доесть первый.
     Гарри  смутно  чувствовал,  что все  слишком  хорошо, чтобы  так было и
дальше.
     После ланча они направились в террариум. Там было темно и  прохладно, а
вдоль  всех  стен  светились  окошки. Всевозможные ящерицы и  змеи  лазали и
ползали  за стеклами  среди веток и обломков  камней. Дадли и  Пирс захотели
посмотреть  огромных  ядовитых  кобр  и толстых могучих  питонов,  способных
раздавить человека. Дадли быстро обнаружил  самую большую змею в террариуме.
Она  могла  бы дважды обмотаться вокруг машины дяди Вернона и раздавить ее в
порошок -- но, похоже,  в данный момент была не в настроении. Строго говоря,
она спала.
     Дадли стоял, расплющив нос об стекло, и пялился на блестящие коричневые
кольца.
     -- Заставь ее пошевелиться, --  велел  он отцу. Дядя Вернон забарабанил
пальцами по стеклу, но змея не шелохнулась.
     --  Давай  еще, -- велел Дадли.  Дядя  Вернон  настойчивее постучал  по
стеклу костяшками, но змея продолжала дремать.
     -- Скукотища, -- пожаловался Дадли. Он потащился дальше.
     Гарри подвинулся  ближе к стеклу и внимательно посмотрел на змею. Он не
удивился  бы, если бы та сама  померла  от  скуки -- никакой компании, кроме
тупых людей,  долбящих по стеклу пальцами, целый день не  давая покоя.  Даже
хуже, чем в чулане, где единственный посетитель -- тетя Петуния, ломящаяся в
дверь с  криком: "Пора  вставать!" -- по  крайней  мере, оттуда  хоть  выйти
можно.
     Змея   вдруг  открыла  маленькие   и  блестящие,  как  бусины,   глаза.
Медленно-медленно подняла голову  так, что ее глаза оказались на уровне глаз
Гарри.
     И подмигнула ему.
     Гарри  остолбенел.  Он  быстро  обернулся,  не видит ли кто-нибудь еще.
Никого не было. Снова посмотрел на змею и тоже подмигнул ей.
     Змея  качнула головой в сторону дяди Вернона и Дадли  и возвела глаза к
потолку. Ее взгляд отчетливо выражал: "И вот так постоянно".
     "Понимаю", -- пробормотал Гарри  через стекло,  хотя не был уверен, что
змея услышит его. "Это, наверное, страшно утомляет".
     Змея энергично закивала.
     -- Кстати, ты откуда? -- спросил Гарри.
     Змея протянула  хвост к небольшой табличке на  стекле.  Гарри уставился
туда.
     Боа-констриктор, Бразилия.
     -- Там хорошо?
     Боа-констриктор снова протянул  свой хвост к  табличке, и Гарри прочел:
Данный  экземпляр  родился в зоопарке.  "А,  понятно --  так  ты  не бывал в
Бразилии?"
     Змея покачала головой, и  в этот  миг оглушительный  крик  позади Гарри
заставил их  обоих подпрыгнуть.  "ДАДЛИ! МИСТЕР ДАРСЛИ! СМОТРИТЕ, ЧТО ДЕЛАЕТ
ЭТА ЗМЕЯ!! ИДИТЕ СЮДА! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ!"
     Дадли проталкивался сзади так быстро, как только мог.
     -- Эй  ты, с дороги! --  сказал он, пихая Гарри под  ребра. Застигнутый
врасплох,  Гарри  больно  упал  на  бетонный пол.  Все  дальнейшее произошло
настолько стремительно, что никто не понял, что, собственно, случилось:  раз
--  Пирс  и  Дадли рванулись вплотную  к  стеклу, два  -- они  отшатнулись с
криками ужаса.
     Гарри  сел  и сглотнул;  стекло, закрывавшее  клетку  боа-констриктора,
исчезло. Громадная змея быстро раскручивала свои кольца,  сползая  из клетки
на пол -- люди вокруг завизжали и помчались к выходу.
     Когда змея скользила мимо него, Гарри уловил низкий, свистящий голос:
     -- Браз-с-силия, пойду туда... С-с-спас-с-сибо, амиго.
     Смотритель террариума был в шоке.
     -- Но стекло, -- не переставая, повторял он, -- куда девалось стекло?
     Директор  зоопарка, извиняясь  снова  и снова, лично приготовил крепкий
сладкий  чай  для  тети   Петунии.  Пирс  и   Дадли  могли  только  издавать
нечленораздельные звуки.  Насколько Гарри сумел заметить, змея  ничего им не
сделала, только щелкнула игриво по пяткам, проползая  мимо, но по пути домой
в машине дяди Вернона Дадли всем рассказывал, как змея чуть не откусила  ему
ногу, а Пирс клялся, что она пыталась задушить его до смерти. Но хуже всего,
по крайней мере для Гарри, было то, что Пирс, немного успокоившись, заявил:
     -- А Гарри разговаривал со змеей, правда, Гарри?
     Дядюшка  Вернон выждал, пока Пирс  достаточно  удалится от дома, прежде
чем  занялся  Гарри.  Он  был так разъярен, что почти  не  мог говорить.  Он
выдавил:  " Иди -- чулан --  без -- еды", и рухнул  в кресло, а тете Петунии
пришлось бежать за большой порцией бренди.
     Много позже Гарри лежал в темном чулане и жалел, что у него нет  часов.
Не зная, сколько сейчас времени, он  не мог быть уверен, что  Дарсли спят. А
пока они не заснут, лучше не рисковать выбираться в кухню за едой.
     Он прожил у Дарсли десять лет, десять несчастнейших лет, всю свою жизнь
с тех пор, как  совсем маленьким лишился родителей  в  автокатастрофе. Он не
помнил, был ли он в той  машине.  Иногда, проводя долгие часы  в  чулане, он
напрягал  память и  к  нему приходило  странное  видение:  слепящая  вспышка
зеленого света и обжигающая боль во лбу. Он думал, что  это была катастрофа,
хотя  не мог  понять,  откуда  взялся  зеленый свет.  Он  совсем  не  помнил
родителей. Тетка с  дядей никогда не говорили о них, а задавать вопросы было
строжайше запрещено. В доме не было их фотографий.
     Когда он был младше, Гарри не переставая мечтал о  каком-то неизвестном
родственнике,  который  вдруг явился бы забрать  его  отсюда,  но  этому  не
суждено случиться; Дарсли его единственная родня. И  еще ему иногда казалось
(или хотелось, чтобы казалось), что некоторые прохожие  на улице  знают его.
Это были очень странные прохожие. Крошечный человечек  в фиолетовом капюшоне
вдруг кивнул ему  в магазине, где он был  с тетей  Петунией  и  Дадли.  Тетя
Петуния, разозлившись,  спросила  Гарри,  знает  ли  он  человечка,  а потом
уволокла их из магазина, так ничего и не купив. Однажды из окна автобуса ему
радостно помахала диковатого вида старушка во всем зеленом. Еще как-то лысый
человек в длинном пурпурном пальто пожал ему на улице руку и ушел, не сказав
ни слова. А самым сверхъестественным было  то, что  все эти  люди, казалось,
растворялись   в   воздухе,   как  только   Гарри   пытался  разглядеть   их
попристальнее.
     В  школе у Гарри не было друзей.  Все знали, что шайка  Дадли ненавидит
этого странного Гарри Поттера в мешковатой старой одежде и разбитых очках, а
никому не хотелось связываться с шайкой Дадли.



Глава третья. ПИСЬМА НИОТКУДА





     Освобождение бразильского боа навлекло на Гарри самое длинное наказание
в  жизни. Ко  времени, когда  ему  разрешили  снова выходить  из чулана, уже
начались летние каникулы,  Дадли  успел разбить  новую кинокамеру, разломать
самолет с дистанционным  управлением  и, впервые сев  на гоночный велосипед,
сбить  с ног  старую миссис Фигг, которая ковыляла  по Бузинному  проезду на
своих костылях.
     Гарри был рад, что занятия в  школе кончились, но это не спасало его от
шайки Дадли,  которая каждый день заявлялась к ним в гости в полном составе.
Пирс, Деннис, Малкольм и Гордон, как на подбор, были здоровыми и  тупыми, но
так как Дадли был самым толстым и  тупым, он и был главарем. Всем им страшно
нравилось заниматься любимым спортом Дадли: охотой на Гарри.
     Вот почему Гарри старался проводить как можно  больше времени вне дома,
бродя по окрестностям и ожидая конца каникул, где брезжили  слабые проблески
надежды. В  начале  сентября он пойдет уже в среднюю школу, впервые  в жизни
отдельно от  Дадли. Дадли записали  в Смелтингс,  частную школу, где  в свое
время учился дядюшка Вернон. Пиркс Полкисс тоже  шел туда. Гарри же отдали в
Стоунволл, обыкновенную школу по месту жительства.  Дадли  находил это очень
забавным.
     -- В вашем Стоунволле они в самый  первый  день суют учеников башкой  в
унитаз, -- говорил он Гарри. -- Хочешь, пойдем вниз и потренируемся?
     -- Нет  уж, спасибо, --  отвечал  Гарри. --  Бедняга унитаз  в жизни не
видел такой гадости, как твоя голова  -- он и заболеть может.  --  И удирал,
прежде чем до Дадли доходило, что он сказал.
     Как-то в июле тетя Петуния поехала с Дадли в Лондон, покупать форму для
Смелтингса, а Гарри  оставила с миссис  Фиггс.  Миссис Фиггс была милее, чем
обычно. Выяснилось, что она  сломала ногу,  споткнувшись  об  одну  из своих
кошек, и почему-то  не  любила их  теперь  с  той  же силой, что раньше. Она
позволила Гарри смотреть телевизор, и даже угостила его кусочком шоколадного
кекса, которому, судя по вкусу, было несколько лет.
     Вечером  Дадли  расхаживал по  гостиной  в своей новенькой  с  иголочки
форме.  В  Смелтингсе  форма  включала  свекольного  цвета  фрак,  оранжевые
панталоны до колен и плоскую соломенную шляпу-канотье. Еще полагалась трость
с набалдашником, чтобы лупить других, пока учитель не  видит. Считалось, что
это неплохая подготовка к дальнейшей жизни.
     Глядя на  Дадли в его коротких  штанах,  Дядюшка Вернон  сказал  севшим
голосом,  что это величайший момент в  его жизни. Тетя  Петуния  разразилась
слезами, и сказала,  что она не может поверить, что это ее масечка Дадличка,
такой  взрослый  и прекрасный. Гарри предпочел воздержаться от комментариев,
так как опасался, что от сдерживаемого хохота у него треснет пара ребер.
     Когда он  следующим  утром  пришел позавтракать,  в кухне  стоял жуткий
запах.  Вонь исходила  от  большой  цинковой  лохани  на плите.  Он  подошел
посмотреть. Лохань  была полна чем-то походящим на грязные тряпки, плавающие
в серой воде.
     --  Что это такое? -- спросил он у тети Петунии. Она  поджала губы, как
всегда, когда он обращался к ней с вопросом.
     -- Твоя новая школьная форма, -- процедила она.
     --  А-а,  --сказал  Гарри.  -- Я и  не знал,  что она должна быть такой
мокрой.
     --  Не  будь  идиотом, --  раздраженно  ответила  тетя  Петуния.  --  Я
перекрашиваю  для  тебя кое-что из вещей Дадли.  Когда я закончу, твоя форма
будет такой же, как у всех.
     Гарри сильно сомневался в  этом, но счел  за лучшее не вступать в спор.
Он  сел за  стол и попытался не думать о своем первом дне  в  Стоунволльской
школе -- как он придет в этом старье, похожем на шкуру слона...
     Вошли  Дадли  и  дядя  Вернон, оба морщась от запаха новой формы Гарри.
Дядя  Вернон,  как  всегда,  раскрыл  газету,  а Дадли положил  на стол свою
трость, с которой не расставался.
     Все услышали, как щелкнула заслонка щели для писем  во входной двери, и
почта шлепнулась на коврик.
     -- Принеси почту, Дадли, -- сказал дадя Вернон из-за газеты.
     -- Пусть Гарри несет.
     -- Принеси почту, Гарри.
     -- Пусть Дадли несет.
     -- Ткни его Смелтингской тростью, Дадли.
     Гарри увернулся от Смелтингской трости  и пошел за  почтой.  На коврике
лежали  три  пакета:  открытка  от  сестры дяди Вернона Мардж, отдыхающей на
острове Уайт, коричневый конверт, наверное, счет, и -- письмо для Гарри.
     Гарри  подобрал его  и замер, его  сердце  стучало, как паровой  молот.
Никто,  ни  разу в жизни, не писал  ему.  Да и кто  мог? У него  не было  ни
друзей, ни родственников -- он даже не был записан  в  библиотеку, и не  мог
получать оттуда грубые требования о  возврате книг.  И  вот  оно, письмо,  с
таким точным адресом, что никаких сомнений быть не может:
     Мистеру Г. Поттеру
      Чулан под лестницей
      Бузинный проезд, 4
      Малый Вайнинг
      Суррей
     Конверт был толстый и  тяжелый, из желтоватого  пергамента, а адрес был
написан изумрудно-зелеными чернилами. Марки не было.
     Перевернув конверт трясущимися руками, Гарри увидел на стыке печать  из
пурпурного воска, с гербом: лев,  орел, барсук и змея окружали большую букву
"Х".
     -- Парень, давай быстрей! -- заорал дядя Вернон из кухни. -- Что ты там
делаешь, ищешь в письмах бомбу? -- И он захихикал над собственной шуткой.
     Гарри  вернулся  в  кухню, не  отрывая глаз  от  письма.  Он отдал дяде
Вернону открытку и счет, сел и начал медленно открывать желтый конверт.
     Дядя Вернон вскрыл счет, недовольно поморщился и щелкнул по открытке.
     -- Мардж болеет, -- сообщил он тете Петунии. -- Съела что-то не то...
     -- Пап, -- вдруг сказал Дадли. -- Пап, Гарри тоже что-то получил!
     Гарри как раз разворачивал письмо, которое  было написано  на  таком же
плотном пергаменте, когда Дядя Вернон вдруг выдернул его прямо из рук Гарри.
     -- Это мое! -- запротестовал Гарри, пытаясь схватить письмо обратно.
     --  Кто это  мог  бы тебе написать? --  презрительно  ухмыльнулся  дядя
Вернон,  встряхивая письмо другой рукой, чтобы оно развернулось. Он взглянул
на письмо. Его лицо из красного стало  зеленым, причем быстрее, чем меняются
огни на светофоре. И на этом дело не кончилось. Спустя секунду лицо было уже
серовато-бледным, как стухшая овсянка.
     -- П-П-Петуния, -- проговорил он, задыхаясь.
     Дадли попытался цапнуть письмо,  но  дядя Вернон  отстранил его.  Тетка
Петуния  с  любопытством  взяла  письмо  и  прочла первую  строчку. Какое-то
мгновение казалось, будто сейчас  она хлопнется в обморок. Она схватилась за
горло и издала жуткий вопль:
     -- Вернон! Боже мой -- Вернон!
     Они пристально смотрели друг на друга, словно забыв, что Гарри и  Дадли
были  здесь  же. Дадли не привык, чтобы его игнорировали. Он больно  стукнул
отца по голове смелтингской тростью.
     -- Я хочу прочесть письмо, -- громко заявил он.
     -- Я хочу прочесть его, -- сердито сказал Гарри. --Потому что оно мое.
       -- Убирайтесь отсюда оба, --  гаркнул  дядя Вернон,  запихивая письмо
обратно в конверт.
     Гарри не тронулся с места.
     -- ОТДАЙТЕ МОЕ ПИСЬМО! -- закричал он.
     -- Дайте мне посмотреть! -- требовал Дадли.
     -- ВОН!!! -- проревел дядя Вернон. Он схватил Гарри и Дадли за загривки
и вышвырнул в холл,  захлопнув за  ними дверь кухни.  Гарри  и  Дадли тут же
сцепились в молчаливой,  но яростной схватке за то, кто будет подслушивать в
замочную скважину. Победил Дадли, и Гарри,  с очками, болтающимися  на одном
ухе, растянулся на полу на животе, пытаясь услышать что-нибудь  сквозь  щель
под дверью.
     -- Вернон, --  говорила тетя Петуния дрожащим голосом,  -- посмотри  на
адрес -- как они могли узнать, где он спит? Ты думаешь, они следят за домом?
     --  Следят  --  шпионят  --  преследуют нас, -- яростно  бормотал  дядя
Вернон.
     -- Но что нам теперь делать, Вернон? Написать им ответ? Сказать, что мы
не хотим...
     Гарри видел  лаковые  черные туфли дяди Вернона, расхаживающие  взад  и
вперед по кухне.
     -- Нет, -- сказал он наконец. -- Нет, оставим это.  Если они не получат
ответа... Да, так лучше всего... Не будем ничего делать...
     -- Но...
     -- Я  не потерплю этого в своем доме,  Петуния! Разве мы  не поклялись,
беря его, что уничтожим эту опасную чушь?
     Этим вечером, вернувшись домой с работы, дядя Вернон сделал нечто, чего
не делал никогда: он зашел к Гарри в чулан.
     --  Где  мое  письмо?  --  спросил Гарри, как  только дяде  показался в
дверях. -- Кто мне писал?
     -- Никто. Оно попало к тебе по ошибке, -- ответил дядюшка коротко. -- Я
его сжег.
     -- Нет никакой ошибки, -- сердито возразил Гарри. -- Там был указан мой
чулан.
     -- ТИХО!  -- завопил дядя Вернон так,  что  с потолка свалилась парочка
пауков. Он сделал несколько глубоких вдохов и усилием воли изобразил на лице
улыбку, впрочем, довольно жалкую.
     -- Э-э...  так  вот, Гарри  -- насчет этого чулана.  Мы с  твоей  тетей
подумали... Ты уже немного великоват  для него... Мы подумали, будет славно,
если ты переберешься во вторую спальню Дадли.
     -- Зачем? -- спросил Гарри.
     -- Не задавай вопросов! -- рявкнул дядя. -- Собирай вещи, живо.
     В  доме Дарсли было четыре спальни: одна дяди Вернона с тетей Петунией,
одна для  гостей (как правило, это была Мардж, сестра дяди Вернона), одна --
где Дадли спал,  и еще одна  --  где он хранил  те игрушки и прочее барахло,
которое не влезало в первую. Чтобы  перенести все свое имущество из чулана в
эту комнату, Гарри пришлось только один раз подняться по лестнице. Он присел
на  кровать  и  огляделся.  Почти  все  здесь  было  сломанным.  Кинокамера,
подаренная месяц назад, лежала на маленьком самоходном танке, которым  Дадли
однажды переехал соседскую  собаку;  в углу  стоял  самый  первый  телевизор
Дадли, который он разбил ногой, когда отменили его любимую телепередачу; тут
же стояла большая  птичья клетка, в ней когда-то жил попугай, которого Дадли
обменял  в школе на духовое  ружье; оно тоже лежало на полке,  все  помятое,
потому что Дадли умудрился сесть на него. На остальных полках  стояли книги.
В комнате только они и выглядели так, словно до них никто не дотрагивался.
     Снизу слышалось, как Дадли орет на свою  мать:  "Я не хочу, чтоб он там
жил... Мне нужна эта комната... Пусть он убирается..."
     Гарри вздохнул  и вытянулся  на кровати. Вчера он  отдал бы все  за эту
комнату. Сегодня он предпочел  бы оказаться  в чулане с письмом, чем тут без
него.
     Следующим утром во  время завтрака все  были  притихшими.  Дадли  был в
шоке. Он визжал, лупил отца смелтингской тростью, притворялся больным, пинал
мать и зашвырнул ее черепаху на крышу парника,  и все-таки  не получил назад
свою комнату. Гарри думал  о том,  что было вчера в это же  время, и  горько
жалел,  что не раскрыл письмо еще  в холле. Дядя  Вернон  с  тетей  Петунией
мрачно переглядывались.
     Когда принесли почту, дядя  Вернон,