ей,  что это правда.
Дамбльдор, тем не менее, нашаривал очередной лимонный шербет и не отвечал.
     --  Вот что  они  говорят, -- настаивала она. --  Говорят, что  прошлой
ночью  Волдеморт вернулся в  Годрикс  Холлоу.  Он собирался  найти Поттеров.
Говорят, что Лили и Джеймс Поттер... они... что они... погибли.
     Дамбльдор поник головой. Профессор МакГонагалл произнесла, задыхаясь:
     --  Лили и  Джеймс... Я  не  могу поверить...Я не хочу  в это верить...
Альбус..
     Дамбльдор  успокаивающе похлопал  ее по плечу. "Я  знаю...  Знаю..." --
сказал он горестно.
     Голос профессора МакГонагалл дрожал, когда она продолжила:
     --  Это не  все. Говорят, он хотел убить сына Поттеров, Гарри. Но -- не
смог. Не смог убить маленького мальчика. Никто не знает  ни как,  ни почему,
но говорят,  что когда он не смог убить Гарри  Поттера,  его  сила  каким-то
образом разбилась -- и поэтому он исчез.
     Дамбльдор угрюмо кивнул.
     -- Это -- это  правда?  --  профессор МакГонагалл запнулась.  --  После
всего, что он сделал... убил стольких людей...  И не  смог  убить маленького
мальчика?  Это так поразительно... Из всего, что могло бы  его остановить...
Но как, во имя всего святого, Гарри уцелел?
     -- Мы  можем только  гадать, --  сказал  Дамбльдор. --  Мы  никогда  не
узнаем.
     Профессор МакГонагалл достала кружевной платочек и промокнула глаза под
очками.  Дамбльдор  шмыгнул  носом,  доставая  из  кармана  золотые  часы  и
рассматривая  их.  Это  были  очень  странные  часы. У них  было  двенадцать
стрелок, но не было цифр. Вместо них  по  краю  двигались маленькие планеты.
Тем  не  менее,  Дамбльдору  было все  понятно,  потому что он  убрал часы в
карман, сказав:
     -- Хагрид  опаздывает. Между прочим, это ведь он сказал вам, что я буду
здесь.
     -- Да, -- ответила профессор МакГонагалл. -- И я не надеюсь, что вы мне
объясните, почему вы находитесь именно здесь.
     --  Я  пришел  отдать  Гарри   его   дяде  и  тетке.  Это  единственные
родственники, которые у него остались.
     -- Вы же не... Вы имеете в виду людей, которые живут здесь? -- возопила
профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и показывая на дом номер четыре. --
Дамбльдор -- это совершенно невозможно.  Я наблюдала за ними  целый день. Вы
не сыщете более чуждой нам  пары. И  у них есть собственный сын -- я видела,
как он пинал свою мать и вопил, выпрашивая конфету, пока они шли по улице. И
Гарри Поттер должен жить здесь!
     -- Это наилучшее  место для него,  --  сказал Дамбльдор твердо.  -- Его
тетка  и  дядя  смогут объяснить ему все,  когда  он вырастет.  Я написал им
письмо.
     -- Письмо?  -- переспросила профессор МакГонагалл слабо, садясь обратно
на стену.  --  Серьезно, Дамбльдор, вы считаете, все  это можно объяснить  в
письме? Эти люди никогда  не будут понимать мальчика! Он будет знаменитым --
легендой  -- я не удивлюсь, если впоследствии этот  день будет известен  как
день  Гарри Поттера -- о Гарри будут написаны книги --  и  каждый  ребенок в
нашем мире будет знать его имя!
     -- Совершенно  верно, -- согласился Дамбльдор, очень серьезно  глядя на
нее  поверх своих  полукруглых очков. --  И  этого  будет  достаточно, чтобы
вскружить голову  любому ребенку. Стать знаменитым,  не  научившись ходить и
говорить!  Стать  знаменитым из-за того, чего  даже  не помнишь! Разве вы не
видите, что ему будет гораздо лучше расти здесь,  вдалеке от всего этого, до
тех пор, пока он не будет готов все принять?
     Профессор  МакГонагалл  открыла  рот,  передумала,  сглотнула  и  затем
произнесла:
     --  Да... Да,  вы правы, конечно  же.  Но каково будет здесь  мальчику,
Дамбльдор?.
     Внезапно она оглядела его плащ, как будто подумав, что Гарри может быть
спрятан под ним.
     -- Хагрид его принесет.
     --  Вы  думаете  это... разумно... доверять  Хагриду  настолько  важное
поручение?
     -- Я бы доверил Хагриду собственную жизнь, -- ответил Дамбльдор.
     --  Я  не  говорю,  что  у него  дурное  сердце,  --  сказала профессор
МакГонагалл неохотно, -- но его нельзя не  назвать беззаботным. Он склонен к
-- что это?
     Низкий  рычащий  звук  разбил  окружающую их тишину. По мере  того, как
нарастал, они вглядывались  в конец улицы в поисках луча света; звук перерос
в рев, когда они глянули вверх, на небо -- и огромный мотоцикл  упал с небес
и приземлился на дороге прямо перед ними
     Огромный мотоцикл был ничто в сравнении с человеком, оседлавшим его. Он
был  вдвое  выше нормального человека, и  как  минимум впятеро толще. Он был
неприлично большим, и таким диким -- длинные  пряди спутанных черных волос и
бороды, ладони  величиной с крышку мусорного ящика и ноги в кожаных сапогах,
как дитеныши дельфина. В громадных мускулистых руках  он бережно держал кучу
одеял.
     -- Хагрид, -- сказал  Дамбльдор с облегчением.  -- Наконец-то. А где ты
взял мотоцикл?
     -- Одолжил, Профессор  Дамбльдор, сэр.  -- Сказал великан, одновременно
слезая  с  мотоцикла. -- Молодой Сириус Блэк ссудил его  мне. Я принес  его,
сэр.
     -- Были какие-нибудь сложности?
     -- Нет, сэр  --  дом был  полностью разрушен, но я  нашел  его  как раз
вовремя, перед тем, как магглы  начали шнырять  повсюду. Он  заснул, пока мы
летели над Бристолем.
     Дамбльдор и профессор МакГонагалл наклонились над грудой одеял. Внутри,
еле заметный, лежал спящий младенец, мальчик. Под угольно-черной  челкой  на
лбу можно было заметить шрам причудливой формы, похожий на молнию.
     -- Это когда...? -- прошептала профессор МакГонагалл.
     -- Да, -- сказал Дамбльдор. -- Этот шрам останется навсегда.
     -- Может быть, можно сделать с ним что-нибудь, Дамбльдор?
     --  Даже если бы  я мог, я не  стал бы. Шрамы  бывают  полезны.  У меня
самого  есть один на колене, в точности как карта Лондонского метро.  Ну  --
дай его сюда, Хагрид, -- это надо положить вместе.
     Дамбльдор взял Гарри на руки и направился к дому Дарсли.
     -- Можно мне... Можно попрощаться с ним, сэр? -- попросил Хагрид.
     Он наклонил свою  громадную,  косматую голову над Гарри и поцеловал его
-- должно быть, очень колюче. Затем он неожиданно взвыл, почти по-собачьи.
     -- Ш-ш-ш, -- зашипела профессор МакГонагалл. -- Магглов разбудишь!
     -- П-простите, -- всхлипнул Хагрид,  вынимая большой  грязный  платок и
закрывая им лицо. -- Но я н-не могу удержаться -- Лили и Джеймс погибли -- а
бедняжка Гарри должен жить с магглами...
     -- Да, да, это  все  очень печально, но держи себя в руках, Хагрид, или
нас всех обнаружат, -- зашептала профессор МакГонагалл и потянула Хагрида за
собой,  тогда как Дамбльдор, перешагнув низкую садовую ограду, приближался к
входной двери. Он осторожно положил Гарри на порог, достал из  плаща письмо,
вложил его в одеяла  и  вернулся  к  двум остальным.  Целую минуту  все трое
стояли и смотрели на маленькую кучку; у Хагрида вздрагивали плечи, профессор
МакГонагалл яростно моргала, а  обычно сияющие  глаза  Дамбльдора,  казались
потухшими.
     -- Ну, -- сказал наконец  Дамбльдор. -- Это все. Нечего нам тут стоять.
Мы можем пойти и присоединиться к праздненству.
     --  Да, --сказал  Хагрид  сильно сдавленным голосом. -- Я  поеду  верну
мотоцикл  Сириусу.   Доброй   ночи,  профессор  МакГонагалл,   --  Профессор
Дамбльдор, сэр.
     Вытирая  глаза  рукавом куртки,  Хагрид взгромоздился  на  мотоцикл,  и
пинком завел двигатель. Мотоцикл взмыл в воздух с ревом и исчез в ночи.
     --  Надеюсь  скоро  увидеть  вас,   профессор  МакГонагалл,  --  сказал
Дамбльдор, кивая ей. Профессор МакГонагалл в ответ вздохнула.
     Дамбльдор развернулся и пошел вниз по  улице. На углу он остановился  и
достал серебряный Угаситель. Он щелкнул им, и двенадцать электрических шаров
снова  вспыхнули  в фонарях,  так  что  Бузинный  проезд  сразу  окрасился в
оранжевый,  и стало видно,  как серая  кошка шмыгнула за угол в другом конце
улицы. Еще стал виден сверток из одеял на ступеньках дома номер четыре.
     --  Удачи тебе,  Гарри,  --  пробормотал  Дамбльдор.  Он повернулся  на
каблуках, взмахнул плащом и исчез.
     Ветерок  шевелил  ветви  кустов. Бузинный проезд  лежал  такой  тихий и
аккуратный  под темным небом,  что любые удивительные события казались здесь
невероятными. Гарри  Поттер перевернулся,  не просыпаясь,  в  своих одеялах.
Маленькая ручонка вцепилась в письмо, лежащее рядом. и он спал, не зная, что
он особенный, не зная, что он знаменитый, не зная, ни что он проснется через
несколько часов  от  воплей  миссис Дарсли, открывшей  входную дверь,  чтобы
выставить бутылки для молочника, ни что он проведет следующие несколько лет,
получая тычки и щипки от своего кузена Дадли...  Он не мог знать, что в этот
самый  миг  по всей стране  люди, встретившиеся  тайно,  подымали  бокалы  и
говорили приглушенными голосами:
     -- За Гарри Поттера -- мальчика, который выжил!



Глава вторая. ИСЧЕЗНУВШЕЕ СТЕКЛО





     Прошло около десяти лет с того дня, как  семейство Дарсли, проснувшись,
обнаружило  на  пороге   племянника,  но  Бузинный   проезд  практически  не
изменился. Солнце вставало над теми же аккуратными палисадничками и освещало
ту  же  бронзовую  четверку на  парадной двери дома Дарсли; оно проникало  в
гостиную,  которая была в точности, такой же, как и  в ту ночь, когда мистер
Дарсли  увидел в новостях роковой репортаж насчет сов. Только по фотографиям
на  каминной  полке  можно было  определить, сколько  на самом  деле  прошло
времени.  Десять лет  назад  тут было полно  фотографий,  изображающих нечто
вроде розового надувного мяча в разного цвета чепчиках -- но Дадли Дарсли не
был больше младенцем, и теперь на фотографиях был толстый белобрысый мальчик
со своим первым велосипедом, на  ярмарочной  карусели,  играющий  с отцом  в
компьютерные игры, рядом с матерью, обнимающей и целующей его. И ничто здесь
не указывало на наличие в доме еще одного мальчика.
     Тем не менее Гарри Поттер жил  здесь. В данный  момент он спал, но  это
длилось недолго. Его  тетка Петуния уже встала, и утро началось со звуков ее
пронзительного голоса.
     -- Подъем! Вставай! Сейчас же!
     От  ее первого вопля  Гарри подбросило на кровати. Тетка забарабанила в
дверь.
     --  Подъем! -- провизжала  она. Потом Гарри услышал удаляющиеся  шаги и
звук  сковороды,  которую  ставят  на плиту.  Он  перевернулся  на  спину  и
попытался вспомнить свой  сон. Хороший был сон. Про летающий  мотоцикл. Было
странное чувство, что раньше он уже видел этот сон.
     Его тетка снова была под дверью.
     -- Ты встал наконец? -- требовательно спросила она.
     -- Почти, -- ответил Гарри.
     -- Давай, пошевеливайся,  мне нужно, чтоб ты присмотрел за  беконом. Да
гляди, чтоб  не подгорел,  я хочу, чтоб  в день  рождения Дадли все было как
следует.
     Гарри издал протяжный стон.
     -- Что ты сказал? -- тут же переспросила тетка сквозь дверь.
     -- Ничего, ничего...
     День  рождения Дадли  --  и  как только он  мог забыть? Гарри  медленно
выполз из  кровати и  занялся поиском носков. Он отыскал пару под кроватью и
надел ее,  предварительно  выгнав  из  одного носка  паука.  Гарри привык  к
паукам, потому что в чулане под лестницей, где он спал, их было полно.
     Одевшись, он прошел через  холл  на кухню. Стола был погребен под кучей
подарков ко  дню  рождениия  Дадли.  Похоже,  Дадли получил  желанный  новый
компьютер, не говоря  уже о втором телевизоре и  гоночном велосипеде.  Зачем
Дадли  понадобился гоночный велосипед, было для  Гарри  загадкой,  поскольку
толстый  Дадли ненавидел любые упражнения --  если, конечно, речь  не шла об
избиении слабых. Любимой боксерской грушей Дадли был Гарри, хотя поймать его
удавалось не часто. Гарри был очень проворным, хотя с виду таким не казался.
     Может  быть, оттого, что жил  в темном чулане, Гарри всегда был слишком
маленьким  и тощим  для  своих лет.  Он  выглядел  еще  меньше  оттого,  что
донашивал старую одежду Дадли, а Дадли был раза в четыре толще. У Гарри было
худое лицо,  узловатые коленки, черные волосы и ярко-зеленые глаза. Он носил
круглые очки, многократно сломанные и замотанные изолентой, потому что Дадли
всегда норовил  ударить  его  в  нос.  Единственное,  что нравилось  Гарри в
собственном облике, был очень тонкий шрам в форме зигзага молнии  на лбу. Он
был там всегда, сколько Гарри  себя помнил, и первым вопросом, заданным тете
Петунии, было, как он его получил.
     -- В автокатастрофе, когда погибли твои родители, -- сказала  она. -- И
не задавай больше вопросов.
     Не задавать вопросов  -- было первейшим правилом в  размеренной жизни с
Дарсли.
     Когда Гарри переворачивал бекон, в кухню вошел дядюшка Вернон.
     "Причешись," -- гавкнул он в качестве утреннего приветствия.
     Примерно раз в неделю дядюшка Вернон отрывал взгляд от газеты и кричал,
что  Гарри  неоходимо  остричь. Гарри пережил  больше стрижек, чем  все  его
одноклассники,  вместе взятые, но это ничего  не меняло,  его волосы  просто
росли себе и росли -- во все стороны.
     Гарри  жарил  яичницу, когда  на  кухню прибыл  Дадли  в  сопровождении
матери. Дадли был очень похож не дядю Вернона. Большое розовое лицо, немного
шеи, маленькие водянистые голубые  глазки и густые светлые волосы, аккуратно
лежащие  на  толстой  голове.  Тетя  Петуния частенько говорила,  что  Дадли
выглядит, как ангелочек -- а Гарри считал, что тот больше походит  на свинью
в парике.
     Гарри разложил яичницу с беконом по тарелкам, что было не так-то просто
из-за тесноты на столе. Между тем Дадли пересчитывал свои подарки. Вдруг  он
сделал кислую морду.
     -- Тридцать шесть, -- произнес он, обернувшись к родителям.  --  На два
меньше, чем в прошлом году.
     -- Милый, ты не заметил  подарка от тети Мардж, смотри, вот он, под тем
большим от мамочки с папочкой.
     --  Ладно,  тридцать  семь,  все  равно,  --  сказал  Дадли.  Его  лицо
покраснело. Гарри,  предвидя,  что близится  великая истерика  Дадли,  начал
заглатывать  свой бекон  с  максимальной  скоростью, на случай,  если  Дадли
опрокинет стол.
     Тетя Петуния тоже явно почуяла опасность, так как быстро сказала:
     -- И мы  купим тебе еще два подарка,  когда  будем сегодня гулять.  Как
насчет этого, пупсик? Еще два подарка. Хорошо?
     Дадли  на  секунду  задумался. В его  голове  явно шла тяжелая  работа.
Наконец он медленно сказал:
     -- Тогда у меня будет тридцать... тридцать...
     -- Тридцать девять, сладкопусечка, -- встряла тетя Петуния.
     -- Угу. -- Дадли тяжело сел и хапнул ближайший сверток. -- Тогда ладно.
     Дядюшка Вернон довольно закудахтал.
     -- Маленький негодник своего не упустит,  прямо как папочка. Молодчина,
Дадли! --
     Он потрепал сына по голове.
     В этот момент зазвонил телефон и тетя Петуния пошла отвечать, а Гарри и
дядя  Вернон  наблюдали, как Дадли разворачивает гоночный велик, кинокамеру,
самолет  с дистанционным управлением,  шестнадцать новых компьютерных  игр и
видео.  Он сдирал упаковку с  золотых  наручных часов, когда  вернулась тетя
Петуния, сердитая и озабоченная одновременно.
     -- Плохие новости, Вернон, -- сказала она. -- Миссис Фигг сломала ногу.
Она не сможет забрать его, -- она мотнула головой сторону Гарри.
     Дадли в ужасе разинул рот, но  сердце Гарри  подпрыгнуло. Каждый год  в
день  рождения  Дадли  его  родители  ездили  с  ним   куда-нибудь,  в  парк
аттракционов, в  кино или в кафе.  Каждый год Гарри оставался с миссис Фигг,
старой  сумасшедшей дамой, живущей  на соседней улице. Гарри ненавидел  это.
Весь  ее дом провонял капустой, и миссис Фигг заставляла  его  рассматривать
фотографии всех когда-либо живших у нее кошек.
     -- И что теперь? -- вопросила тетя Петуния, яростно глядя на Гарри, как
будто это он подстроил. Гарри понимал, что надо бы пожалеть миссис Фигг с ее
сломанной  ногой, но  это  было  не так-то просто при мысли  о том, что  ему
теперь целый год не придется смотреть на всех  этих  Тибби, Тафти, Снежков и
Пусиков.
     -- Можно позвонить Мардж, -- предположил дядя Вернон.
     -- Не говори глупостей, Вернон, она терпеть не может мальчишку.
     Дарсли  часто  говорили  о   Гарри   подобным  образом,   будто  бы  он
отсутствовал -- или, точнее, будто бы он был чем-то гадким и  бессмысленным,
как слизень.
     -- А как насчет этой твоей подруги, как ее -- Ивонн?
     -- В отпуске на Майорке, -- отрезала тетка Петуния.
     -- Вы можете просто оставить меня  тут,  -- вставил Гарри услужливо (он
мог бы тогда смотреть по  телевизору в кои веки все, что захочется,  и может
быть, даже поиграть на компьютере Дадли).
     Тетка Петуния скривилась так, будто лимон невзначай проглотила.
     -- А потом вернуться и обнаружить дом в руинах? -- огрызнулась она.
     -- Я не буду взрывать дом, -- сказал Гарри, но его никто не слушал.
     --  Допустим, мы  могли бы взять его в зоопарк,  -- медленно размышляла
тетка Петуния, -- ...И оставить в машине...
     -- Это новая машина, и если он будет сидеть там один...
     Дадли  начал  громко  реветь.  Он   не  плакал  по-настоящему,  он  уже
давным-давно не плакал взаправду, но он  прекрасно знал, что если сморщиться
и начать хныкать, мать сделает все, что он хочет.
     --  Дадлипушечка,  лапушечка,  не плачь,  мамочка не даст ему испортить
твой чудный день! -- закричала она, обхватив его руками.
     -- Я....не хочу-у... чтоб он... ше-ол...  -- завывал Дадли между  двумя
притворными всхлипами.  -- Он  всегда-а все-о  портит!  --  И скорчил  Гарри
мерзкую гримасу из-под материнской руки.
     И тут прозвенел звонок. "О  Боже,  они уже здесь!"  -- воскликнула тетя
Петуния -- и спустя мгновение вошли лучший  друг Дадли, Пиркс Полкисс, и его
мать. Пиркс  был сухопарый  мальчик с  крысиной мордочкой.  Обычно именно он
заворачивал за спину руки тем, кого лупил  Дадли. Дадли моментально перестал
притворяться плачущим.
     Полчаса спустя Гарри, не веря  своему  счастью, сидел на заднем сиденье
машины вместе  с Пирсом и  Дадли, на пути в зоопарк --  первый  раз в жизни.
Тетка и  дядя  так и не смогли придумать, куда его девать, но перед отъездом
дядюшка Вернон отвел Гарри в сторонку:
     -- Я тебя  предупреждаю, -- сказал он,  приблизив  свое большое красное
лицо близко к Гарри, -- Я тебя предупреждаю, парень, никаких фокусов, вообще
никаких -- а иначе будешь сидеть в чулане до самого Рождества.
     -- Я и не собираюсь ничего делать, -- ответил Гарри, -- честно...
     Но дядюшка Вернон не поверил ему. Никто никогда не верил.
     Дело  было в том,  что вокруг Гарри часто  происходили разные  странные
события, и было  совершенно  бесполезно  убеждать Дарсли, что он  тут ни при
чем.
     Однажды  тетка  Петуния, которой надоело,  что  Гарри  возвращается  из
парикмахерской  в  прежнем  лохматом виде,  схватила пару кухонных  ножниц и
обкарнала его так коротко, что  он стал практически лысым,  если  не считать
челки, которую она оставила, чтобы "скрыть  этот ужасный  шрам". Дадли ржал,
как идиот, а Гарри провел бессонную ночь, представляя себе завтрашний день в
школе,  где над ним  и так потешались  из-за  его старой  одежды и сломанных
очков. Однако на  следующее утро он обнаружил свои волосы такими же, как они
были до  того,  как тетка  Петуния сбрила их. Он  просидел  за  это неделю в
чулане, несмотря на  все  попытки  объяснить, что  понятия не  имеет, почему
волосы отрасли так быстро.
     В другой раз тетка  Петуния пыталась заставить его надеть старый свитер
Дадли  (коричневый с оранжевыми разводами).  Чем пуще она старалась натянуть
этот свитер  ему  через  голову,  тем меньше  он становился, пока  не достиг
размера,  подходящего  разве что кукле  Барби, но уж никак не  Гарри.  Тетка
Петуния  решила,  что свитер  сел  во время  стирки,  и,  к  своему большому
облегчению, Гарри не был наказан.
     С  другой  стороны,  однажды  он попал  в  неприятную  историю,  будучи
обнаруженным на крыше