т, теперь, когда Думбльдор выказал свою слабость, возмущение Гарри только усилилось. Нечего быть таким жалким, когда Гарри хочется злиться и кричать.
     Думбльдор убрал руки от лица и посмотрел на Гарри сквозь свои необычные очки.
     - Пришло время, Гарри, - произнёс он, - рассказать тебе то, что я должен был рассказать ещё пять лет назад. Пожалуйста, сядь. Я расскажу всё. И прошу только об одном - проявить терпение. Ты ещё сможешь выразить свой гнев - сделать всё что захочешь - когда я закончу. Я не стану тебя останавливать.
     Гарри некоторое время сверлил его ненавидящим взглядом, затем с размаху бросился в кресло перед письменным столом.
     Думбльдор помедлил, глядя в окно, на залитый солнцем двор, потом повернулся к Гарри и сказал:
     - Пять лет назад, Гарри, ты приехал в "Хогварц", целый и невредимый, что полностью соответствовало моим планам. Хорошо, пусть не совсем невредимый. Ты страдал. Оставляя тебя на пороге дома твоих дяди и тёти, я заранее знал, что так будет. Знал, что тебя ждут десять мрачных, трудных лет.
     Он сделал паузу. Гарри молчал.
     - Ты с полным правом можешь спросить, почему я так поступил. Почему не отдал тебя в колдовскую семью? Многие были бы счастливы тебя принять, почли бы за честь воспитывать как родного сына.
     - Отвечу: я сделал это для сохранения твоей жизни. Тебе грозила страшная опасность, но никто, кроме меня, не понимал этого в полной мере. Хотя после исчезновения Вольдеморта прошло всего несколько часов, и его приспешники - из которых многие столь же страшны, как и господин - были ещё в силе, полны злобы и отчаянного желания мстить. Это и повлияло на моё решение относительно предстоящих десяти лет. Верил ли я, что Вольдеморт исчез навсегда? Нет. Я знал, он вернётся, через десять, двадцать, может быть, пятьдесят лет. Я был уверен в этом, как и в том - я слишком хорошо его изучил - что он не успокоится, пока не убьёт тебя.
     - Мне было известно, что познаниями в области магии с Вольдемортом не может сравниться никто из колдунов. Я знал: если он снова наберёт полную силу, его не остановят даже самые сложные защитные заклинания.
     - Но мне были известны и его слабые стороны. Что и утвердило меня в моём решении. Тебе предстояло находиться под защитой древней магии, которую он презирает и, вследствие этого, недооценивает - к собственному несчастью. Как мы знаем, твоя мать умерла, чтобы спасти тебя, и тем самым окружила тебя защитой, которая действует и по сей день. Вольдеморт этого не ожидал. А я доверился магии крови и отдал тебя родной сестре твоей матери, единственной её родственнице.
     - Она меня не любит, - вмешался Гарри. - Ей наплевать...
     - Но она приняла тебя, - оборвал Думбльдор. - Пусть неохотно, с возмущением, но приняла. И этим как бы поставила печать, окончательно закрепила заклятие, которое я наложил на тебя. Жертва, принесённая твоей матерью, сделала узы крови сильнейшей защитой, которую я мог тебе дать.
     - Я всё-таки не...
     - Пока ты можешь называть своим домом место, где живёт женщина, в чьих жилах течёт та же кровь, что и у твоей матери, Вольдеморт не способен причинить тебе вред. Он пролил кровь Лили, но она течёт в тебе и в её сестре. Узы родства - твоё прибежище. Пусть ты бываешь там всего раз в год, но пока ты можешь считать их дом своим, пока ты там, он не смеет тебя тронуть. Твоя тётя об этом знает. Я всё объяснил в письме, которое оставил рядом с тобой на её пороге. Ей известно, что, предоставляя тебе кров, она в течение пятнадцати лет помогала тебе выжить.
     - Подождите, - сказал Гарри. - Постойте.
     Он, не сводя глаз с Думбльдора, ровнее сел в кресле.
     - Это вы тогда прислали Вопиллер. Вы велели вспомнить... это был ваш голос...
     - Я решил, - Думбльдор чуть заметно кивнул, - что неплохо бы напомнить о нашем договоре, который она фактически подписала, приняв тебя в свой дом. Мне подумалось, что нападение дементоров живо напомнит ей об опасностях, сопряжённых с твоим воспитанием.
     - Так и было, - подтвердил Гарри. - Правда... вспомнил скорее дядя. Он хотел выставить меня из дома, но после Вопиллера она сказала, что я... должен остаться.
     Некоторое время Гарри смотрел в пол, затем пробормотал:
     - Но какое отношение это имеет к...
     Но так и не смог себя заставить произнести имя Сириуса.
     - Так вот, пять лет назад, - будто не слыша, заговорил Думбльдор, - ты прибыл в "Хогварц", пусть не такой счастливый и упитанный, как мне бы хотелось, но в то же время живой и здоровый. Ты не был избалованным маменькиным сынком, нет, ты был настолько обычным ребёнком, насколько можно было ожидать, учитывая обстоятельства. Казалось, всё подтверждало, что я поступил правильно.
     - Но потом... мы оба прекрасно помним, что произошло, когда ты был в первом классе. Испытания, которые встали на твоём пути, ты встретил достойно. Скоро - гораздо раньше, чем я предполагал - ты лицом к лицу столкнулся с Вольдемортом. И на этот раз тебе удалось не просто выжить - ты отсрочил его возвращение. Ты победил в сражении, выдержать которое под силу не всякому взрослому. Не могу выразить, как я тобой ... гордился.
     - И всё же в моих гениальных планах относительно тебя было слабое место, - продолжал Думбльдор. - Уже тогда я понимал, что это может всё разрушить. Но я был полон решимости исполнить задуманное и сказал себе, что не допущу подобного. Всё зависело только от меня, но было необходимо проявлять твёрдость. И вот когда ты, обессилевший после битвы с Вольдемортом, лежал в больнице, пришло моё первое испытание.
     - Я не понимаю, о чём вы, - сказал Гарри.
     - Помнишь, ты тогда спросил, почему Вольдеморт пытался убить тебя ещё младенцем?
     Гарри кивнул.
     - Следовало ли мне всё рассказать уже тогда?
     Гарри, напряжённо глядя в голубые глаза Думбльдора, молчал, но его сердце опять забилось часто-часто.
     - Ты ещё не понял, в чём это слабое место, о котором я говорил? Нет... Наверное, нет. Что ж. Если помнишь, я решил не отвечать. Одиннадцать лет, сказал я себе, он слишком мал, чтобы знать правду. Я не думал ничего ему рассказывать в одиннадцать! В столь юном возрасте? Нет, невозможно!
     - Уже тогда мне следовало распознать опасность. Не знаю, почему меня не очень встревожило, что ты так рано задал вопрос, на который, как я знал, в один прекрасный день придётся дать ужасный ответ? Мне следовало лучше разобраться в себе и понять: я слишком обрадовался отсрочке, тому, что пока можно ничего не говорить... Ты был так мал - слишком мал.
     - Ты перешёл во второй класс. И опять тебя ждали испытания, которые по плечу не всякому взрослому, и ты опять превзошёл самые смелые мои ожидания. И ты уже не спрашивал, почему Вольдеморт оставил на тебе отметину. Да, мы говорили о твоём шраме ... и близко, очень близко подошли к роковому вопросу. Почему же я не рассказал тебе всего?
     - Потому, что тогда мне подумалось: чем двенадцать лучше одиннадцати? И я снова решил отложить разговор, отпустил тебя, окровавленного, изнурённого, но такого счастливого. Если подспудно меня и грызла совесть, что нужно, нужно было тебе сказать, то она быстро умолкла. Ты всё ещё был слишком юн, и я не нашёл в себе сил испортить твоё торжество...
     - Теперь понимаешь, Гарри? Видишь слабое место моего великолепного плана? Я попал в ловушку, которую предвидел и которой мог избежать, обязан был избежать.
     - Я не...
     - Я слишком тебя любил, - просто сказал Думбльдор. - Твоё счастье и спокойствие заботили меня куда больше всего остального, я позволил себе на время забыть и о страшной правде и о своих намерениях. Я больше боялся за тебя, чем за тех абстрактных людей, которые могут погибнуть в случае провала моих планов. Другими словами, я вёл себя так, как и ожидает Вольдеморт от нас, дураков, способных любить.
     - Могло ли быть иначе? Осмелюсь утверждать, что всякий, кто следил бы за твоей жизнью так же пристально, как я - намного более пристально, чем ты можешь себе представить - непременно захотел бы избавить тебя от новых страданий, ведь на твою долю и так выпало больше чем достаточно. Какое мне дело до гибели сотен безымянных, безликих людей в неопределённом будущем, если здесь и сейчас ты можешь быть жив, здоров и счастлив? Я никогда не думал, что столкнусь с подобным.
     - Далее. Третий класс. Я издалека наблюдал, как ты учился не бояться дементоров, как нашёл Сириуса, узнал, кто он, спас его. Следовало ли сказать правду тогда, когда ты столь героически помог своему крёстному отцу скрыться от представителей министерства? Тебе было тринадцать, у меня почти не оставалось оправданий... Возможно, ты и был ещё юн, но давно доказал свою исключительность. Моя совесть была неспокойна, Гарри. Я понимал: пора...
     - Но в прошлом году, когда ты вышел из лабиринта... ты видел смерть Седрика, чуть не погиб сам... и я опять не решился, несмотря на то, что слишком хорошо понимал - теперь, когда Вольдеморт вернулся, я просто обязан рассказать всю правду. А вчера я вдруг осознал: ты давно готов к тому, чтобы узнать то, что я столько времени скрывал, готов к этой тяжкой ноше. Моей нерешительности есть лишь одно оправдание: тебе выпало столько испытаний, что я не мог добавить к ним ещё одно - самое тяжёлое.
     Гарри ждал, но Думбльдор медлил.
     - Я всё равно не понимаю...
     - Вольдеморт хотел убить тебя в младенческом возрасте из-за пророчества, которое было сделано незадолго до твоего рождения. Он знал, что оно существует, но представления не имел, в чём его суть, и убивать тебя отправился в уверенности, что действует в соответствии с предсказанием. Но, к несчастью для самого себя, понял, что ошибался - проклятье не убило тебя, но отрикошетило и ударило по нему. Поэтому, вернувшись в своё тело, он твёрдо решил выяснить, что гласит пророчество. Его решимость подогревало то, что ты поразительным образом избежал гибели при столкновении с ним. Он хотел знать, как тебя уничтожить. Это и есть оружие, которое он столь упорно искал с момента своего возвращения.
     Солнце взошло высоко, и всё вокруг купалось в его лучах. Стекла шкафа, где хранился меч Годрика Гриффиндора, казались белыми, непрозрачными; на полу серебристыми дождевыми каплями сверкали обломки раскиданных инструментов. За спиной Гарри в своём пепельном гнезде тихо курлыкал малыш Янгус.
     - Пророчество разбилось, - без выражения сказал Гарри. - Я тащил Невилля по ступеням... там... в комнате, где арка... его роба порвалась, и оно выпало...
     - Выпала запись, хранившаяся в департаменте тайн. Но пророчество было адресовано некоему лицу, которое прекрасно его помнит.
     - А кто это? - спросил Гарри. Но он уже знал ответ.
     - Я, - ответил Думбльдор. - Это произошло шестнадцать лет назад, холодным, дождливым вечером, в гостиничном номере при "Башке Борова". Я пошёл туда на встречу с претенденткой на должность преподавателя прорицаний, хотя, вообще говоря, не хотел оставлять этот предмет в программе. Но претендентка оказалась праправнучкой одной очень знаменитой и очень одарённой прорицательницы, и я считал, что хотя бы из вежливости должен с ней встретиться. Она разочаровала меня - я не обнаружил и следа дарования. Со всей возможной любезностью я отказал ей и повернулся, чтобы уйти.
     Думбльдор встал, прошёл к чёрному шкафу, рядом с которым стоял шест Янгуса. Наклонился, снял крючок и вытащил полую каменную чашу с выгравированными по краям рунами - ту самую, что показала Гарри, как его отец издевался над Злеем. Потом вернулся к столу, поставил дубльдум, поднёс к виску палочку. Извлёк из головы серебристую паутинку мысли, поместил в чашу. Сел за стол и задумчиво уставился на клубящиеся в дубльдуме мысли. Затем, со вздохом, легонько коснулся их кончиком волшебной палочки.
     Над чашей встала фигура, укутанная в многочисленные шали, в очках, увеличивавших глаза до невероятных размеров, и начала медленно вращаться. Ноги её при этом оставались в чаше. Потом Сибилла Трелани заговорила, не обычным своим загадочным, загробным голосом, а грубо, хрипло -на памяти Гарри так однажды уже было.
     - Близится тот, кто сумеет победить Чёрного лорда... он будет рождён на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал ему вызов... Чёрный лорд отметит его как равного себе... но ему дарована сила, о которой неведомо Чёрному лорду... один из них умрёт от руки другого, выжить в схватке суждено лишь одному... тот, кто сумеет победить Чёрного лорда, родится на исходе седьмого месяца...
     Медленно вращавшаяся Трелани тихо опустилась и растворилась в клубящемся веществе.
     В кабинете стояло гробовое молчание. Ни профессор Думбльдор, ни Гарри, ни портреты не издавали ни звука. Даже Янгус затих.
     - Профессор Думбльдор? - еле слышно позвал Гарри: Думбльдор, не отрывая глаз от дубльдума, погрузился в глубокие раздумья. - Это... это значит... что это значит?
     - Это значит, - ответил Думбльдор, - что примерно шестнадцать лет назад, в конце июля, родился некто, у кого есть шанс убить лорда Вольдеморта. А до этого родители мальчика трижды бросали Вольдеморту вызов.
     Гарри показалось, что над его головой вот-вот сомкнётся чёрная пучина. Снова стало трудно дышать.
     - То есть, это... я?
     Думбльдор внимательно посмотрел на него сквозь очки.
     - Знаешь, что странно, Гарри, - очень тихо заговорил он. - Пророчество Сибиллы могло касаться вовсе не тебя. В том году в конце июля родилось двое детей. Родители обоих были членами Ордена Феникса, причём и те и другие трижды чудом избежали гибели от рук Вольдеморта. Один из мальчиков, разумеется, ты. Второй - Невилль Длиннопопп.
     - Но тогда... почему на пророчестве моё имя, а не Невилля?
     - Официальная запись была изменена примерно через год после нападения на тебя Вольдеморта, - пояснил Думбльдор. - Хранителю Зала Пророчеств дело показалось очевидным. Он был уверен: Вольдеморт хотел убить именно тебя, потому что твёрдо знал, о ком говорится в пророчестве.
     - То есть... это могу быть и не я? - спросил Гарри.
     - Боюсь, теперь уже нет сомнений, что это ты, - проговорил Думбльдор. Было видно, что каждое слово даётся ему с огромным трудом.
     - Но вы сказали... Невилль тоже родился в конце июля... и его мама с папой...
     - Ты забываешь о второй части пророчества... То, что Вольдеморт сам отметит этого мальчика как равного себе. Он это сделал, Гарри. Он выбрал тебя, а не Невилля, и отметил шрамом, который стал и твоим благословением, и твоим проклятием.
     - Но он мог выбрать не того! - воскликнул Гарри. - Отметить неправильно!
     - Он выбрал ребёнка, который, по его мнению, представлял большую опасность, - сказал Думбльдор. - Кстати, заметь: он выбрал не чистокровного колдуна - а только такие, в соответствии с его воззрениями, достойны существовать в нашем мире. Вольдеморт выбрал полукровку, такого же, как он сам. Ещё не зная тебя, он видел в тебе себя. Но не убил, как хотел, а лишь отметил шрамом, подарил тебе силу, будущее. И ты не один, а уже четыре раза ускользал от него - это не удалось ни твоим родителям, ни родителям Невилля.
     - Но зачем он это сделал? - спросил Гарри. Всё его тело онемело, заледенело. - Зачем было пытаться убить меня тогда? Надо было подождать, когда мы с Невиллем станем постарше, и посмотреть, кто окажется более опасным, его и убить...
     - Пожалуй, с практической точки зрения это было бы разумнее, - согласился Думбльдор, - но Вольдеморт не всё знал о пророчестве. В гостинице при "Башке борова", которую Сибилла Трелани выбрала из-за дешевизны, всегда проживала более, скажем так, занятная клиентура, чем в "Трёх метлах". В чём ты и твои друзья, да и я сам тоже, убедились ценою больших неприятностей. Я, разумеется, знал, что это не место для приватной беседы. Но, назначая там встречу с Сибиллой Трелани, я никак не предполагал, что услышу нечто достойное постороннего внимания. Моей - нашей - единственной удачей было то, что подслушивающего обнаружили в самом начале пророчества и вышвырнули вон из гостиницы.
     - Так что он слышал только...?
     - Начало, ту часть, где предсказывается рождение мальчика в конце июля и то, что его родители трижды бросали вызов Вольдеморту. Таким образом, Вольдеморт не мог знать, что, попытавшись убить тебя, рискует передать тебе свою силу, отметить как равного. Поэтому ему не пришло в голову, что, возможно, следует подождать и выяснить побольше. Он не знал, что ты будешь обладать силой, о которой ему неведомо...
     - Но я ей не обладаю! - сдавленно закричал Гарри. - У меня нет ничего такого, чего не было бы у него, я не умею сражаться так, как он сегодня, не могу завладевать людьми, не могу... убивать...
     - В департаменте тайн есть комната, - перебил Думбльдор, - её всегда держат закрытой. Там хранится некая сила, более чудесная и одновременно более страшная, чем смерть, человеческий интеллект или природные стихии. Это, вероятно, самое загадочное из того, что там изучают. Сила, которая хранится в той комнате и которая дана тебе в таком количестве, совершенно неподвластна Вольдеморту. Эта сила заставила тебя броситься на помощь Сириусу. Она же не дала Вольдеморту завладеть тобой - в тебе так много того, что он презирает. В конечном итоге, оказалось неважно, что ты не умеешь блокировать сознание. Тебя спасло твоё сердце.
     Гарри закрыл глаза. Если бы он не бросился спасать Сириуса, тот был бы жив... И, больше для того, чтобы не думать о Сириусе, Гарри спросил, не слишком интересуясь ответом:
     - А в конце пророчества... там что-то такое... выжить в схватке...
     - ...суждено лишь одному, - сказал Думбльдор.
     - То есть, - произнёс Гарри, страшась своих слов и постепенно погружаясь в пучину отчаяния, - это означает, что... один из нас... в конце концов... должен убить другого?
     - Да, - кивнул Думбльдор.
     Долгое время они молчали. Откуда-то далеко, из-за стен кабинета, доносился шум голосов - видимо, школьники уже шли в Большой зал на завтрак. Поразительно, что в мире остались люди, которые хотят есть, смеются, которые не знают и не переживают, что Сириус Блэк навсегда ушёл из этого мира. Частью сознания Гарри ещё верил: отдёрни он завесу, и навстречу шагнул бы Сириус со своим обычным, похожим на лай, смешком... Но, несмотря на это, Сириус уже был чем-то очень-очень далёким...
     - Гарри, я хочу ещё кое-что объяснить, - неуверенно пробормотал Думбльдор. - Ты, наверно, недоумевал, почему я не назначил тебя старостой? Должен признаться... я решил... что на тебе и так лежит слишком большая ответственность.
     Гарри поднял глаза и увидел, что по щеке Думбльдора стекает слеза.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ВТОРАЯ ВОЙНА НАЧИНАЕТСЯ

     ТОТ-КТО-НЕ-ДОЛЖЕН-БЫТЬ-ПОМЯНУТ ВЕРНУЛСЯ
     В кратком заявлении в пятницу вечером министр магии Корнелиус Фудж подтвердил, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся в страну и возобновил свою преступную деятельность.
     "С глубоким сожалением вынужден подтвердить, что колдун, именующий себя лордом... в общем, все знают, кого я имею в виду, жив и вновь находится среди нас", - сказал репортёрам усталый и встревоженный министр. - "С не менее глубоким сожалением должен сообщить, что дементоры в массовом порядке покинули Азкабан, выразив нежелание продолжать работать на министерство магии. Мы полагаем, что в настоящее время они подчиняются лорду... Тому Самому.
     Мы призываем колдовскую общественность проявлять бдительность. Министерство магии спешно издаёт памятки об элементарных правилах самозащиты и охраны жилищ, которые в текущем месяце начнут бесплатно рассылать по всем колдовским семьям".
     Колдовская общественность с ужасом и волнением встретила это заявление - ведь вплоть до прошлой среды министерство заверяло всех в том, что "настойчивые слухи о возвращении Сами-Знаете-Кого не имеют под собой никаких оснований".
     Обстоятельства, которые вынудили министерство столь резко сменить точку зрения, пока не ясны, но нам известно, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут и некоторые из его сторонников (так называемые Упивающиеся Смертью) в четверг ночью сумели пробраться в здание министерства маги