Чу последнее время плачет почти постоянно, - с непонятным выражением сказала Гермиона. - За едой, в туалетах, везде.
     - Тогда, по идее, от поцелуев она должна была бы повеселеть, - хихикнул Рон.
     - Рон, - с большим достоинством произнесла Гермиона, макая перо в чернильницу, - ты самый бесчувственный болван, каких мне выпадало несчастье встречать.
     - Что ты такое говоришь? - возмутился Рон. - Лучше скажи, кто это плачет, когда их целуют?
     - Вот именно, - с некоторым отчаянием в голосе сказал Гарри, - кто?
     Гермиона сочувственно на них посмотрела.
     - Вы что, совсем не понимаете, что она сейчас чувствует? - спросила она.
     - Совсем, - хором ответили Гарри и Рон.
     Гермиона вздохнула и отложила перо.
     - Прежде всего, дураку понятно, что ей очень грустно из-за Седрика. Потом, насколько я понимаю, она в растерянности - раньше ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может понять, кто больше. Потом, её преследует чувство вины: она думает, что целоваться с Гарри - это оскорбление памяти Седрика, и не знает, что про неё скажут, если она начнёт встречаться с Гарри. А ещё она, скорее всего, не понимает, каковы её чувства по отношению к Гарри, потому что именно Гарри был с Седриком в лабиринте и видел, как тот умер, и от этого всё очень запутанно и страшно. Да, и ещё она боится, что её выгонят из команды, потому что последнее время она так плохо летает.
     После этой речи Гарри и Рон некоторое время оцепенело молчали, затем Рон сказал:
     - Один человек не может столько всего чувствовать, он взорвётся.
     - Если у тебя полторы эмоции, это ещё не значит, что и у остальных тоже, - препротивным тоном заявила Гермиона и снова взялась за перо.
     - Но она первая начала, - сказал Гарри. - Я бы не стал... Она просто подошла и... А через секунду уже рыдала у меня на плече... Я не знал, что делать...
     - А кто бы знал? - было видно, что Рону страшна самая мысль о подобной ситуации.
     - Тебе всего-навсего нужно было её пожалеть, - Гермиона озабоченно подняла глаза от пергамента. - Надеюсь, ты так и сделал?
     - Ну, - сказал Гарри, и его лицо обдало неприятным жаром, - вроде как... похлопал по спине.
     Вид Гермионы ясно говорил о том, каких огромных усилий воли ей стоит не закатывать глаза.
     - Что ж, полагаю, могло быть и хуже, - объявила она. - Ты собираешься с ней встречаться?
     - А куда я денусь? - ответил Гарри. - Д.А. ведь никто не отменял.
     - Ты знаешь, что я имею в виду, - сказала Гермиона.
     Гарри промолчал. Слова Гермионы открыли перед ним абсолютно новую и очень пугающую перспективу. Он попытался представить себе, как идёт куда-то с Чу - в Хогсмёд, например, - и должен пробыть с ней наедине несколько часов. Естественно, теперь, после всего, что произошло, она будет ждать приглашения... От этой мысли у Гарри скрутило живот.
     - Неважно, - равнодушно произнесла Гермиона, возвращаясь к письму, - у тебя ещё будет масса возможностей её пригласить.
     - А если он не хочет? - спросил Рон, необычайно внимательно наблюдавший за Гарри.
     - Что за глупости, - рассеянно отмахнулась Гермиона, - она давным-давно ему нравится, правда, Гарри?
     Он не ответил. Да, она давно ему нравилась, но, представляя себя с ней вдвоём, Гарри всегда видел Чу счастливой, а не безудержно рыдающей у него на плече.
     - А кому, собственно, предназначается этот роман? - спросил Рон у Гермионы, пытаясь прочесть, что написано на пергаменте, который давно уже стелился по полу. Чтобы воспрепятствовать этому, Гермиона поддёрнула письмо к себе.
     - Виктору.
     - Круму?
     - А каких ещё Викторов мы знаем?
     Рон ничего не сказал, но насупился. Потом они минут двадцать сидели молча. Рон, фыркая от нетерпения и постоянно что-то вычёркивая, доделывал работу по превращениям; Гермиона, старательно водя пером, исписала весь пергамент, аккуратно скатала и запечатала его. Гарри отсутствующим взглядом смотрел в огонь, больше всего на свете желая, чтобы там появился Сириус и посоветовал, как надо вести себя с девочками. Но языки пламени становились всё меньше, меньше... Наконец, красные от жара угли превратились в золу, и тогда, оглядевшись, Гарри понял, что они опять остались в общей гостиной одни.
     - Ну всё, спокойной ночи, - Гермиона широко зевнула и направилась к лестнице в спальни девочек.
     - Что она нашла в этом Круме? - возмущённо воскликнул Рон, когда они с Гарри тоже пошли спать.
     - Наверно, - подумав, ответил Гарри, - то, что он старше... к тому же всемирно известный квидишный игрок...
     - Да, но что ещё? - раздражённо спросил Рон. - Это же мрачный тип!
     - Ну да, мрачный, - согласился Гарри, чьи мысли по-прежнему были заняты Чу.
     Они сняли робы и переоделись в пижамы. Гарри положил очки на тумбочку, но не задёрнул полог, а стал смотреть в окно рядом с кроватью Невилля на усыпанное звёздами небо. Думал ли он вчера, ложась спать, что через двадцать четыре часа сможет сказать, что целовался с Чу Чэнг?...
     - Спокойной ночи, - буркнул откуда-то справа Рон.
     - Спокойной ночи, - ответил Гарри.
     Может быть, в следующий раз... если такое случится... она будет немного счастливее. Он должен куда-нибудь её пригласить; она, наверное, рассчитывала на это, а теперь обижается... А может быть, она сейчас лежит в постели и плачет о Седрике? Гарри не знал, что и думать. От объяснений Гермионы всё только больше запуталось.
     Вот чему нас должны здесь учить, подумал он, поворачиваясь набок, что у них, у девочек, в голове... Уж во всяком случае, это было бы полезнее прорицаний...
     Невилль сопел во сне. Где-то в ночи ухнула сова.
     Гарри снилось, что он стоит в Нужной Комнате, а Чу гневно корит его: зачем ты заманил меня сюда? Она говорила, что он обещал, если она придёт, дать ей сто пятьдесят шоколадушных карточек. Гарри возражал... Чу закричала: "Седрик всегда давал мне много-много карточек! Вот, смотри!" И стала пригоршнями вынимать из карманов карточки и кидать их в воздух. Затем она превратилась в Гермиону, которая сказала: "Ты обещал, Гарри... Ты обязательно должен дать ей что-то взамен... Может быть, твой "Всполох"?"... Гарри принялся доказывать, что не может отдать "Всполох", ведь он у Кхембридж, и вообще это смешно, он пришёл в Нужную Комнату развешивать шары, вон они какие, в форме головы Добби...
     Сон внезапно изменился...
     Его тело сделалось гладким, мощным, гибким. Он ловко проскольнул между блестящими прутьями металлической решётки, на животе, по тёмному, холодному полу. Было темно, но он прекрасно видел всё вокруг, правда, в каком-то странном, пульсирующем свете... Он повернул голову. Вроде бы, в коридоре никого нет... Хотя... Там, впереди, на полу, свесив голову на грудь, сидит какой-то человек ... Контуры его тела мерцают в темноте...
     Гарри высунул язык... И почувствовал в воздухе запах этого человека... Он жив, но задремал... Сидит перед дверью в конце коридора...
     Гарри томило желание укусить этого человека... этому надо противостоять... у него другая, очень важная задача...
     Но человек шевельнулся... Он вскочил на ноги, и с его колен упал серебряный плащ; Гарри видел над собой размытые, дрожащие очертания человека... Тот вытащил из-за пояса волшебную палочку... У Гарри не осталось выбора... Он высоко поднялся над полом и нанёс несколько сокрушительных ударов, один, другой, третий, каждый раз глубоко вонзая зубы в человеческую плоть, чувствуя, как ломаются рёбра, ощущая горячий поток крови...
     Человек кричал от боли... потом затих... беспомощно привалился к стене... кровь лилась на пол...
     Лоб так страшно болит... сейчас у него расколется голова...
     - Гарри! ГАРРИ!
     Весь в холодном поту, Гарри открыл глаза. Простыни, как смирительная рубашка, обвивали его тело; ко лбу словно приложили раскалённую кочергу.
     - Гарри!
     Над ним склонялся смертельно перепуганный Рон. В ногах кровати стоял кто-то ещё. Гарри обеими руками схватился за лоб; боль буквально ослепляла... Он перекатился на живот, свесился с постели, и его вырвало.
     - Ему плохо, - сказал чей-то тревожный голос. - Может, надо кого-нибудь позвать?
     - Гарри! Гарри!
     Надо сообщить Рону, это очень важно... Судорожно хватая ртом воздух, Гарри рывком поднялся в кровати, усилием воли подавляя рвоту. От боли он почти ничего не видел.
     - На твоего... - выдохнул он. Его грудь тяжело вздымалась. - На твоего папу... напали...
     - Что? - непонимающе спросил Рон.
     - Твой папа! Его покусала змея! Очень сильно, повсюду кровь!...
     - Я пойду позову кого-нибудь, - сказал всё тот же тревожный голос, и Гарри услышал, как кто-то выбежал из спальни.
     - Гарри, дружище, - неуверенно произнёс Рон, - тебе... приснился кошмар...
     - Нет! - гневно закричал Гарри; было очень важно заставить Рона поверить. - Это не кошмар! Не сон!... Я там был, я видел... Я это сделал!...
     Он слышал бормотание Дина и Симуса, но ему было всё равно. Боль немного утихла, но пот продолжал литься, и Гарри дрожал как в лихорадке. Его ещё раз вырвало - Рон едва успел отскочить в сторону.
     - Гарри, ты заболел, - дрожащим голосом сказал он, - Невилль побежал за помощью.
     - Со мной всё в порядке! - выдохнул Гарри, давясь и вытирая рот пижамой. Его била сильная дрожь. - Со мной ничего страшного, а вот с твоим папой - надо узнать, где он - из него кровь льёт ручьями! Я был... это была огромная змея.
     Он хотел встать, но Рон толкнул его обратно. Дин с Симусом тихо шептались чуть поодаль. Сколько времени прошло, одна минута или десять, Гарри не знал, он просто сидел, дрожал и чувствовал, как боль, очень-очень медленно, отступает... Затем послышались торопливые шаги, и до него донёсся голос Невилля:
     - Сюда, профессор.
     В спальню ворвалась профессор Макгонаголл в клетчатом халате, в очках, косо сидящих на костлявом носу.
     - Что такое, Поттер? Где болит?
     Никогда ещё он не был так рад её видеть - сейчас нужен именно член ордена Феникса, а не врач, который стал бы суетиться, выписывать лекарства...
     - С отцом Рона случилась беда, - снова сев очень прямо, сказал он. - На него напала змея! Он очень серьёзно ранен, я видел это своими глазами!
     - Что значит "своими глазами"? - свела брови профессор Макгонаголл.
     - Не знаю... я спал и вдруг очутился там...
     - Ты хочешь сказать, что это тебе приснилось?
     - Нет! - сердито бросил Гарри; ну почему никто ничего не понимает? - Сначала мне снилось что-то совершенно другое, глупость какая-то... а потом вдруг это. Всё было как наяву, я ничего не выдумал. Мистер Уэсли спал на полу, на него набросилась громадная змея, было очень много крови, он упал... Надо узнать, где он сейчас...
     Профессор Макгонаголл уставилась на него сквозь перекошенные очки, так, словно перед ней было что-то ужасное.
     - Я не вру и я не сумасшедший! - Гарри почти кричал. - Говорю вам, я видел, как это случилось!
     - Я верю тебе, Поттер, - коротко сказала профессор Макгонаголл. - Быстро надевай халат - мы идём к директору.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

БОЛЬНИЦА СВ. ЛОСКУТА - ИНСТИТУТ ПРИЧУДЛИВЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ И ПАТОЛОГИЙ

     Оттого, что Макгонаголл восприняла его слова всерьёз, Гарри почувствовал огромное облегчение. Ни секунды не колеблясь, он вскочил с постели, натянул халат и быстрым движением нацепил на нос очки.
     - Уэсли, тебе придётся пойти с нами, - велела профессор Макгонаголл.
     Следуя за ней, Гарри и Рон прошли мимо безмолвно застывших Невилля, Дина и Симуса, вышли из спальни, спустились по винтовой лестнице в общую гостиную, пролезли в дыру за портретом Толстой Тёти и зашагали по залитому лунным светом коридору. Гарри переполняла паника; ему хотелось бежать, кричать, звать Думбльдора; пока они тут разгуливают, мистер Уэсли истекает кровью, к тому же... вдруг зубы змеи (Гарри изо всех сил старался не думать "мои зубы") были ядовитыми? Внезапно им встретилась миссис Норрис. Она подняла светящиеся глаза-фонари и тихо зашипела, но профессор Макгонаголл сказала: "Брысь!", и кошка скользнула куда-то в тень. Через несколько минут они уже стояли возле каменной горгульи, охранявшей вход в кабинет Думбльдора.
     - Шипучая шмелька, - произнесла профессор Макгонаголл.
     Горгулья ожила и отпрыгнула; стена за ней расступилась, обнаружив винтовую каменную лестницу, которая, как эскалатор, непрерывно двигалась вверх. Они шагнули на ступеньки; стена с глухим стуком закрылась, лестница по спирали повезла их наверх, и вскоре они оказались перед полированной дубовой дверью с медным молоточком в форме гриффона.
     Было глубоко за полночь, но из-за двери доносилось ровное журчание голосов; похоже, Думбльдор принимал гостей.
     Профессор Макгонаголл трижды стукнула в дверь молоточком, и рокот голосов прекратился - так внезапно, точно кто-то взял и выключил их. Дверь сама по себе отворилась, и Макгонаголл провела Гарри и Рона внутрь кабинета.
     Там царил полумрак; загадочные серебряные приборы на столе стояли неподвижно, вопреки обыкновению не вращаясь и не выпуская клубов дыма; на многочисленных портретах, почти полностью скрывавших стены, тихо дремали бывшие директора и директрисы "Хогварца". За дверью, на шесте, сунув голову под крыло, спала птица с роскошным малиново-золотым оперением.
     - Ах, это вы, профессор Макгонаголл... и...о!
     Думбльдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой; перед ним лежали какие-то бумаги, горела свеча. Он чуть подался вперёд и попал в круг света: белоснежная ночная рубашка, красиво расшитый малиново-золотой халат. Впрочем, на лице - ни тени сна. Пронзительные светло-голубые глаза неотрывно смотрели на профессора Макгонаголл.
     - Профессор Думбльдор, Поттеру... скажем так, приснился кошмар, - доложила профессор Макгонаголл. - Он говорит...
     - Это не был кошмар, - тут же перебил Гарри.
     Профессор Макгонаголл, чуть нахмурившись, повернулась к Гарри.
     - Хорошо, Поттер, расскажи сам.
     - Я... я, конечно, спал... - начал Гарри и, несмотря на владевший им ужас и отчаянное желание быть понятым, всё же испытал лёгкое раздражение: почему директор смотрит не на него, а на свои переплетённые пальцы? - Но это был не обычный сон... Это было как наяву... Я видел, как всё произошло... - Он сделал глубокий вдох. - Папу Рона - мистера Уэсли - искусала гигантская змея.
     Он замолчал, но его слова, казалось, некоторое время звенели в воздухе. Они прозвучали смешно, нелепо. Повисла пауза. Думбльдор, откинувшись в кресле, внимательно изучал потолок. Рон, с белым от потрясения лицом, смотрел то на Гарри, то на Думбльдора.
     - Как ты это видел? - спокойно спросил Думбльдор, по-прежнему не глядя на Гарри.
     - Я не знаю, - ответил Гарри, чуть сердито: да какая разница? - В голове, кажется...
     - Ты неправильно меня понял, - всё тем же спокойным тоном проговорил Думбльдор. - Я хотел спросить... помнишь ли ты... э-э... где ты находился, когда видел нападение? Ты стоял рядом с жертвой или, может быть, смотрел на происходящее сверху?
     Вопрос был настолько странный, что Гарри потрясённо уставился на Думбльдора; он всё знает...
     - Я сам был змеёй, - сказал он. - Я видел всё глазами змеи.
     Какое-то время все молчали; затем Думбльдор перевёл взгляд на Рона, чьё лицо оставалось совершенно бескровным, и спросил другим, более резким тоном:
     - Артур серьёзно ранен?
     - Да, - выразительно ответил Гарри. Да что же они все такие тупые, неужели непонятно, сколько крови можно потерять после того, как твоё тело пронзят такие огромные зубы? И неужели Думбльдору трудно хотя бы из вежливости разочек на него взглянуть?
     Но Думбльдор стремительно встал - Гарри даже подскочил от неожиданности - и обратился к одному из старинных портретов, который висел почти под самым потолком.
     - Эверард! - громко позвал он. - И вы, Дилис!
     Колдун с желтоватым лицом и короткой чёрной чёлкой и пожилая ведьма с длинными серебристыми локонами с соседнего портрета сразу открыли глаза - хотя за секунду до этого, казалось, очень крепко спали.
     - Вы слышали? - спросил Думбльдор.
     Колдун кивнул; ведьма сказала: "Естественно".
     - У этого человека рыжие волосы, и он носит очки, - сообщил Думбльдор. - Эверард, вы должны поднять тревогу, пожалуйста, сделайте так, чтобы его нашли те, кто нужно...
     Оба кивнули, скрылись за рамами своих портретов и, не появившись на соседних (как обычно бывало в "Хогварце"), исчезли. На одной картине остался лишь занавес, служивший фоном, а на другой - красивое кожаное кресло. Тут Гарри заметил, что многие директора и директрисы - хотя они весьма убедительно похрапывали и даже пускали слюни во сне - украдкой бросают на визитёров любопытные взгляды, и наконец-то понял, кто разговаривал в кабинете, когда они подошли к двери.
     - Эверард и Дилис относятся к числу самых знаменитых людей, стоявших во главе "Хогварца", - Думбльдор стремительно обогнул Гарри, Рона и профессора Макгонаголл и подошёл к великолепной птице, спящей на шесте у двери. - Их известность такова, что портреты обоих имеются во всех важных колдовских учреждениях. А поскольку они вправе свободно перемещаться по собственным изображениям, то всегда могут разузнать, что где происходит...
     - Но мистер Уэсли может быть где угодно! - воскликнул Гарри.
     - Прошу вас, сядьте, - будто не слыша Гарри, обратился к своим гостям Думбльдор, - возможно, пройдёт несколько минут, прежде чем Эверард и Дилис вернутся. Профессор Макгонаголл, не сообразите ли пару стульев?
     Профессор Макгонаголл достала из кармана халата волшебную палочку, взмахнула ею, и из воздуха появились три стула - деревянные, с прямыми спинками, совершенно непохожие на те удобные, обитые ситцем кресла, которые Думбльдор создал на дисциплинарном слушании. Гарри сел и через плечо покосился на Думбльдора. Тот нежно погладил Янгуса пальцем по золотому хохолку. Феникс мгновенно проснулся. Он высоко поднял свою прекрасную голову и посмотрел на Думбльдора блестящими тёмными глазами.
     - Нужно будет, - очень тихо сказал Думбльдор птице, - предупредить.
     Вспыхнуло пламя, и феникс исчез.
     Думбльдор взял один из хрупких серебряных приборов, предназначение которых было Гарри неизвестно, перенёс на письменный стол, сел и легонько постучал по нему волшебной палочкой.
     Прибор, звякнув, ожил и принялся издавать равномерное пощёлкивание. Из миниатюрной трубочки на самом верху повалили крохотные клубы бледно-зелёного пара. Думбльдор, хмуря брови, внимательно в него всматривался. Через несколько секунд клубы превратились в ровную струю; та всё утолщалась, вилась кольцами... На конце образовалась змеиная голова и широко распахнула пасть. "Интересно, это подтверждение моей истории?" - подумал Гарри и с ожиданием посмотрел на Думбльдора, надеясь получить какой-то знак, свидетельство своей правоты. Но Думбльдор не поднимал глаз от прибора.
     - Разумеется, разумеется, - пробормотал Думбльдор, как видно, сам себе, не отводя глаз от пара и не выказывая ни малейшего удивления. - Но, по сути, разделены?
     Гарри не мог взять в толк, к чему относится вопрос директора. Змея, между тем, разделилась на две отдельные змеи, которые принялись извиваться, сворачиваться кольцами. В темноте их было отчётливо видно. Думбльдор, с мрачным удовлетворением во взгляде, ещё раз коснулся прибора. Пощёлкивание постепенно прекратилось, змеи стали бледнеть, превратились в бесформенную дымку и скоро растворились в воздухе.
     Думбльдор возвратил прибор на тонконогий столик. Многие портреты следили за его действиями, но, заметив взгляд Гарри, поспешно притворялись спящими. Гарри хотел спросить, что это за странный прибор, но не успел, потому что со стены справа, с самого верху, послышался крик: это вернулся слегка запыхавшийся Эверард.
     - Думбльдор!
     - Какие новости? - тут же спросил Думбльдор.
     - Я кричал, пока не сбежались люди, - колдун промокнул брови висевшим у него за спиной занавесом, - сказал им, что слышал, как внизу что-то двигается. Они сомневались, верить мне и